Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Если в Лондоне было тепло и солнечно (что не было типичной погодой для столицы Альбиона, но скорее нормой для середины июля), то в куда как более северном Лидсе было пасмурно и свежо. Низкие, клубящиеся облака стремительно двигались на запад, отодвигая с Северного моря грозовой фронт.

— Почему каждый сраный раз, когда мы оказываемся в этом городишке, — прошипел Гэмп, злой после «Вальпургиевой ночи», как Моргана на Мерлина, — и я каждый сраный раз наступаю в эту сраную грязь новым кроссом!

— Экскуро, — спокойно произнёс Тео. — Не благодари. Не нужно так переживать, видишь, у Перкс всё будет хорошо.

— Это тебе не нужно переживать, не ты же ей отправлял портреты на Рождество, — Артур зло сплюнул в лужу. — Какой-то пакистанец, надо же. Мать продала её просто, вот и всё.

Теодору пришло в голову, что он не знает, какой правовой статус у магов-иммигрантов, как те же Патил, что обучались в Хогвартсе как британцы, но сами вели себя как индусы. Бут рассказывал, что та из них, которая райвенкловка, и вовсе развела в женской спальне хиромантию и вонь.

— Не твоя проблема, Арчи, найдёшь новую невесту. С образованием.

Из-за угла на ребят вышли аж четверо авроров с палочками в руках. Они не проявляли агрессии, лишь скользнули по мальчишкам взглядом, и прошли мимо, но Тео едва сдержал страх.

— Больше не колдуй, а то копы запалят, — шепнул ему Дин. Нотт кивнул и убрал палочку в карман.

— Подарю тебе кобуру на Рождество, — заметив это, буркнул Гэмп. — Ты ещё в задний карман запихни, чтобы сесть и сломать. Придурок.

Он вырвался вперёд, зашагав прямо по лужам, и первый добрался до знакомого дома. Покачав головой, друзья ускорили шаг, и тоже остановились перед крыльцом. В отличие от предыдущего года, на фасаде не было никаких упоминаний о «мастерской Донован» или хотя бы «мастерской Яксли», хотя судя по виду крыльца, по нему часто ходили ногами.

Гэмп нервно сбросил руку темнокожего приятеля, что попытался что-то шепнуть ему на ухо, и поднялся наверх. Дверь оказалась не заперта, и сначала Артур, а затем и переглянувшиеся друзья проскользнули внутрь.

В «рабочей» зоне, которая прошла пару лет назад ремонт, царило запустение. Кто-то будто бы в ярости прошёлся, обрушая то, до чего дотянулся, и ломая то, что нельзя было забрать. Кассовый аппарат, стоявший на прилавке, за которым были полочки с рубашками и сорочками, был на месте, почерневший и вогнутый. Где-то во внутренних помещениях играла какая-то музыка.

— De vu shkamechti vtotvchr nedsmnoy o sta lasty, — вдруг раздалось оттуда пение на непонятном языке. — Yatebanariso val yatebanariso val tolkotak inepoznal tvo ey lub vy…

Грустная мелодия, явно исполненная не самым трезвым человеком, оборвалась, но игра фортепиано продолжалась. Теодор зажёг шарик Люмоса на ладони без палочки (Дин шумно выдохнул, явно впечатлённый) и шагнул в коридор. Невежливо было вторгаться в частную собственность так, но это уже был не первый раз для него в этом доме.

Ступая так, чтобы их было неслышно, ребята, под продолжающееся пение, прерывающееся шумными глотками, шли вперёд. В первой комнате направо по коридору, откуда когда-то торчали две пары ног (тогда Теодор ничего не понял — он и сейчас не до конца понимал анатомию того, что там происходило, но хотя бы понимал смысл), на полу лежал какой-то матрас, а на тумбочке стояла пустая бутылка маггловского пива. В некотором отдалении валялась опрокинутая детская кроватка, а рядом с ней — какой-то ящик, тоже, видимо, с бутылками. Больше в комнате ничего не было.

В зале, которым кончался коридор, и сидел Джереми Яксли, играя на большом чёрном фортепиано (в детстве у Ноттов стояло похожее, и домовичка могла заколдовать его, чтобы оно играло рождественские гимны. А, может, это бабушка играла музыку — Тео уже и не помнил, ведь отец продал инструмент одним из первых). То и дело ошибаясь в нотах, он продолжал играть левой рукой, правой держа бутылку с каким-то пойлом, которое пил.

— Дрянь! — взревел вдруг он, и с размаху швырнул в стену рядом с ребятами. Нотт инстинктивно выставил щит Протего, который, разумеется, не помог против осколков, больно чиркнувших его по ногам. — Кто здесь!

Яксли вскочил. Его шатало.

— Джереми, это Нотт и Гэмп, ваши первые покупатели, — твёрдо и зло сказал Артур, выступая вперёд. — Ты помнишь нас?

— Нотт… Гэмп… помню, ага, — он сел обратно на стул, обхватив голову руками. — Боже мой, Нотт и Гэмп…

Яксли рассмеялся безумным смехом и вдруг завалился на пол.

— Агуаменти. Эннервейт.

Теодор был не настроен на сентименты. Царапины на ноге жглись неприятной болью, впрочем, больше его ничем не зацепило, а парни и вовсе остались целы.

Полежав под струёй воды, растрёпанный Джереми сел на полу, а затем, ухватившись за протянутую руку, рывком поднялся на ноги.

— Спасибо, — сухо и горько сказал он. — Мне этого не хватало. Последние два дня. Могу я попрость ещё… прибраться в том углу?

Он показал на дальний угол, где под окном было явно плохо самому Джереми, а рядом стояли и лежали опустошённые бутылки.

— Только бутылки не надо, пожалуйста. Я их сдам Огдену.

— Эванеско, — скомандовал Теодор, и грязь ушла. — Что у тебя здесь случилось, Джереми? Где Аделаида? На вас напали?

Яксли издал болезненный стон и снова сел на стул, схватившись за голову.

— Это долгая история, честно. Я сам виноват в своих грехах. Мой отец погиб, разбившись на ковре-самолёте, когда моя мать была беременна. Дядя Корбан считает, что именно это лишило меня магии, и я родился сквибом. Вы и так это знаете, мне нечего стыдиться.

Он икнул.

— То, что у меня не оказалось магии, было семейным позором. Мать отреклась от меня и ушла преподавать в Дурмстранг, а с семейного древа меня выжгли. И вот три года назад сын дяди Корбана, этот ублюдок, оказался впутан в историю с магглами. Он давал себя им любить в… ну… и, короче, заразился от них какой-то дрянью. Хуже проклятья. Ничего не могло его вылечить, и в том году он умер. А у них с тёткой других детей и не было — дядя занимался всяким в прошлую войну, и не сложилось.

Яксли перевёл дух, явно поискав глазами, что бы выпить. Теодор трансфигурировал из обломка бутылки стакан (чем тут же возгордился! Пусть стакан и вышел тёмно-зелёным), а Гэмп, что было неожиданностью, с не своей, а изъятой в Хогвартсе палочкой наколдовал туда воды. Джереми благодарно кивнул.

— Дядя заключил со мной договор. Мой первый сын, коль он родится магом, должен был стать его наследником и воспитываться в его семье. И вот, я получил от него карт-бланш, о каком не мог мечтать, очаровал свою первую детскую любовь, почти достиг семейного счастья — и тут три недели назад дядя явился и забрал у нас Генри. Он не слушал меня, не слушал Аделаиду, и ушёл… Мне пришлось признаться. И она ушла, ушла, разгромив всё наше счастье. Принесите пива, пожалуйста.

Секунду спустя он поймал бутылку, кинутую ему Дином, и зубами открыл её.

— Ненавижу себя за это… простите, ребята. Теперь больше нет никакой мастерской. Аделаида убралась к матери, отправив в Министерство сову, что выходит из нашего брачного союза. Я бесправный сквиб, поэтому эта сука Амбридж не стала даже спрашивать моего мнения! А в магии мы всё равно были браком не сочтены правильным… теперь дядя получил всё, что мог желать, и у него есть наследник — а я, сирота и сквиб, снова никому не нужен.

— Но ты же чем-то занимаешься, — сказал ему на это Нотт.

— Да. Я могу пойти работать в любой бар в Лондоне или Эдинбурге. Играть там на пианино, вместо чар. Такая вот мартышка, сквиб-музыкант. Могу податься в Министерство и переводить с русского, зря я что ли закончил Оксфорд по русской литературе? Только кому я там нужен, когда руководит департаментом Крауч, для которого моя фамилия — что та красная тряпка, ведь дядя-то едва отмазался от Метки!

Он рассмеялся нервным смехом и вновь пригубил пиво.

— Неужели сквибам нет места в магическом мире? — отчаянно спросил Дин.

— Место есть, только его не найти, — после отрыжки сказал Яксли. — Самые богатые альфонсы Европы — сквибы, ведь они не смогут аппарировать к другой любовнице после секса с первой. Самые востребованные экономисты в Штатах — сквибы, ведь они не обманут, заколдовав цифры в отчётности. Только в Британии, пока Дамблдор двигает магглокровок, а консерваторы запрещают тем руководить отделами министерства, никто не вспоминает о сквибах. У моего приятеля в Оксфорде дядя был сквибом, он разбился на гонках Формулы один в семидесятых! Вот там — да, реакция и знакомства с волшебными средствами помогают найти себе место.

Он разочаровано вздохнул.

— Я даже не предложил вам сесть. Короче, ребята, нет больше никакой мастерской в Лидсе. Я знаю, что вы зашли за формой на следующий год… мы, кстати, планировали расшириться в этом году, брали заказы… всё пошло прахом. Напишите ей письмо, может, она ответит… Только не гворите, что я вам всё рассказал. Она ненавидит меня, так пусть не переносит ненависть на других причастных.

Яксли развернулся к пианино, всем видам давая понять, что разговор закончен, и ударил по клавишам, одновременно запев.

— Podvlastny magu den I noch I dazhe svet planet! I vsemoguch ticharodey ivtozhe vremanet!

Дин тяжело вздохнул.

— Пойдём, что ли, ребята.

* * *

В связи с обозначенной Джереми проблемой, Тео и компании пришлось сразу же, вернувшись домой, начать пересчитывать финансы. Конечно, у них в целом не было проблем на этот год, однако на следующий, при текущих темпах потребления денег, они могли бы начаться. Сидя в гостиной под светом маггловской люстры, они обсуждали проблему.

— Там и чемпионат, — протянул грустно Гэмп. — Я уже читал буклет. Просто так аппарировать туда даже местным магам не разрешат, чтобы не создавать напряжение на магглооталкивающие чары. В Девоншире уже отвели местность под возведение арены, где будут играться матчи, огромные трибуны, инвестиции. Всех магов, и туристов, и тем более наших, обяжут покупать не только билеты на матчи, но и абонемент на проживание в собственной палатке на участке. Все там будут, Диггори даже заранее уже позвал свой день рождения там справлять всем факультетом.

Закончив говорить, он посмотрел на Тео глазами грустного кота.

— Я возьму деньги у родителей. Кинжал нашёл работу, — решительно заговорил Дин, — и теперь у нас водится лишняя сотня фунтов. На школу себя соберу с их помощью. Я и так многим вам обязан, Тео…

— Мы могли бы продавать наши услуги, — продолжил ещё более грустно Артур, — но холст я потратил на эту картину, а прежний пришёл в негодность. А они дорогие.

Под услугами он подразумевал свои рисунки, конечно же. Неделю назад он закончил картину, на которой стремительно над побережьем летят волшебники на гиппогрифах, причём в волшебниках, пролетающих над этим пейзажем, угадывались черты каждого из друзей Гэмпа, но прямо он этого не говорил. Теперь картина расположилась в гостиной, создавая хоть какой-то антураж, а иногда — даже запах морского бриза и звуки взмахов крыльями.

— Собственно, подводя итог, — Тео подвёл на листе бумаги черту, — на следующий год нам надо отложить много денег, а в этом — затянуть пояса. Но так не выйдет, потому что третьекурсникам что? Правильно. Даётся право на выход в Хогсмид.

Гэмп в отчаянии откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову.

— О, ну, должен же быть какой-то выход! Давай отправим Огдену все бутылки твоего отца из подвала, пусть он хоть десяток галлеонов заплатит. Мелкий Джим постоянно рассказывает, как им не хватает бутылок, когда у него просят в долг!

Тео распахнул глаза.

— Ну конечно же!

Письмо мистеру Огдену ушло в тот же вечер. Тео предлагал сначала посчитать бутылки, а потом уже отправлять письмо, но ребята настояли на обратном — следующая неделя была полна квиддичных матчей, почти каждый день в разных частях страны игрались дерби и отборочные, а Огдены слыли большими поклонниками этого вида спорта, хотя и, по словам Арчи, были все, как один, похожи на бочонки со своим собственным же огневиски.

Пересчитывать бутылки было нелегко. Некоторые из них от времени помутнели, какие-то затронула (и к глубокому удивлению ребят) прожгла фиолетовая плесень, чуть убавившаяся в объёмах за половину лета, а некоторые и вовсе относились не к огневиски, а к вину и маггловским напиткам.

— Вот это вот странно, — Дин почесал нос, поставив на стол вторую бутылку к первой. На первой была наклеена маггловская этикетка, почти развалившаяся за время нахождения в подвале, а на второй — заклинанием приклеена гравюра несуществующего магического городка «Огден-тауна», где, якобы, разливалось пойло. Сами бутылки были идентичны. — Другие бутылки не так похожи на маггловские.

Всего бутылок оказалось сто тридцать две. С учётом того, что копились они с 1986 по 1991 год включительно, это было не так много, как ожидал Нотт. Их можно было классифицировать на три равные кучки: наиболее старые — правильные, четырёхугольные бутылки из горного хрусталя, средней старости — стеклянные, но четырёхугольные, и наиболее новые — абы какие, разной формы, объединённые лишь фирменной этикеткой.

— Кризис, — хмыкнул Дин. — Что? Из телевизора постоянно всё детство слышал это слово. Шахтёры, вон, бастовали, вот и кончился хрусталь.

В ответном письме, прилетевшем глубокой ночью, мистер Огден сообщал, что, к сожалению, не принимает в оплату за товар бутылки, однако готов рассмотреть возможность выкупа крупных партий (от 20 единиц) бутылок «старого образца» за три галлеона. Каждая ли стоила три галлеона, или все вместе — решительно не было ясно, но продолжать переписку у мальчишек не было сил.

Впрочем, уже на следующей неделе сделка состоялась, и Теодор Нотт получил на руки ключ от банковской ячейки со ста восьмьюдесятью шестью галлеонами, отдав взамен три ящика со всеми старыми и средне старыми бутылками приказчику мистера Огдена, мистеру Хантеру, неприятному мужчине с повадками торгаша. Это увеличило состояние мистера Теодора Нотта и его друзей в два раза.