Большой переполох в фандомах (джен)

— Что мы тут имеем? — спросил Гэттис, сидя в глубоком кожаном кресле и затягиваясь гаванской сигарой по девять шиллингов штука.

— А что мы должны иметь? — ответил ему пухленький джентльмен в цветастом халате, сидящий на диване и чистящий ногти на ногах.

— Мы имеем Бенедикта Камбербетча, который либо всё знает, но дожидается удобного случая, либо ничего действительно не помнит… Но нам надо его убрать. Он всё равно рано или поздно нас опознает…

— Как? — джентльмен в халате перестал чистить ногти, — Марк, мы стреляли в этого художника, били его, чтобы убрать с дороги… но каждый раз там появлялись другие люди.

— Стивен, мы не могли предполагать, что у художника есть друзья в таких кругах… Естественно, как только он попадал в больницу, появлялись эти, и мы никак не могли добраться до поганца.

— Марк… У нас есть ещё эта хвостатая тварь, которая видела убийцу могильщика. С ней что делать?

— Убрать. И лучше всего всех одним махом.

— У тебя есть план?

— Есть, — Марк довольно улыбнулся, — хороший план. Сейчас мы очень сильно подумаем, наймем людей и можно жить дальше.

* * *

Хью сидел в баре и пил. Японка его кинула, план отмыва денег провалился, и жизнь представлялась Хью в самом безрадостном свете.

— Привет, парень, — около него нарисовалась невысокая женщина в черном костюме, — не купишь даме выпить?

— Отвали, женщина…

— Могу помочь срубить бабок с художника, — подмигнула женщина, — интересуешься?

— Ещё как, — Хью оживился, — точно помочь сможешь?

— Точно. Меня зовут Молли Хупер. Если поедешь со мной, то мы обсудим, как мы можем тебе помочь…

— Ещё и дочь пощипать можно, а то понимаешь… — Хью пустил слезу, — бросила отца, променяла на богатого мужика, укусила…

— И дочь пощипаем, — Молли обворожительно улыбнулась, — поехали…

* * *

— Ну всё… теперь мы вас выводим в свет, — Мик весело насвистывал, — все хорошо, все просто отлично.

Японку он нарисовал, заплатил ей за нервы, за машину и проводил с наилучшими пожеланиями.

— Мик? — окликнул его Бен.

— Да? — Мик обернулся и улыбнулся, — что случилось?

— А если нас там на выставке… критики съедят?

— А я вас научу, — Мик вскочил на ноги, — идите сюда. Саша и Бен.

Солнышки его подошли и посмотрели на него.

— Начнем с… — Мик осмотрелся, — а вот с «Японки с мечом» и начнем… Что вы можете сказать про эту картину?

— Японка нарисована, — сказал Бен.

— Злющая, как сто чертей, — таков был Сашин вердикт.

— Это объективно, а субъективно?

— В смысле?

— Ну, — Мик внимательно посмотрел на Бена и Сашу, — кто-нибудь что-нибудь сказать хочет?

— Яростная самурайка, — ответила Саша.

— Красивая девушка. Японка. В кимоно… — отбарабанил Бен.

— Ничего ты не понимаешь, — Мик возвел глаза к потолку, — это ты как посетитель говоришь, — Мик подошел к картине, посмотрел, отошел. Заложил руку за спину, вгляделся в картину, — приступим к разбору. Общий фон состоит из умиротворяющего розового цвета, который составляется из оттенков неба и цветов сакуры, но на фоне розового мрачным пятном выделяется шелковое черное кимоно с алыми цветами. Черная струящаяся ткань вызывает ужас, красные цветы — ярость… Японка держит меч, блеск стали дисгармонирует с розовыми цветами сакуры, но отражается в блеске едва видных зубов и яростных глаз. Японка задумала убийство. Диссонанс общего спокойного фона с внутренней яростью японки. Уф, — Мик выдохнул, — можно, конечно, добавить про оттенки цвета на лице, умело наложенные тени,  но, думаю, суть вы поняли…

Саша и Бен, открыв рты, слушали выступление Мика, а потом синхронно рты закрыли.

— Так. Бен! Что ты мне скажешь вот про эту картину? — Мик указал на собственный портрет в полотенце.

— На картине изображен молодой мужчина, — неуверенно начал Бен.

— Так…

— Он вышел из душа…

— Превосходно…

— Желтые…

— Бен!

— Извини, охристые и песочные оттенки стен и пола отлично оттеняют загорелое тело натурщика, рельефно обрисовывая рельефы мышц…

— Хорошо…

— Белое полотенце гармонирует со стенами и полом и оттеняет загар…

— Растешь…

— Белый цвет — цвет невинности, натурщик не подозревает о том, что его рисуют…

— Потрясающе, — Мик даже зааплодировал, — а сейчас послушаем, что скажет Саша про картину.

— Восхищение истинной мужественностью, воспетой солнечным светом, — таков был краткий вердикт химеры.

* * *

После всех этих правильных понятий, все крайне утомились и пошли ужинать, ибо уже стемнело.

И за ужином Мик вдруг спросил у Саши:

— Когда у тебя день рождения?

— 26 мая.

— А я своего дня не помню, — пригорюнился Бен.

— Зато я знаю, — ухмыльнулся Мик, — 19 июля 1976 года.

— Я, что, такой старый? — всхлипнул Бен.

— В смысле, старый? — выпучился Мик, — ты в зеркало смотрелся?

— Смотрелся.

— И?

— Я молодой.

— Вот и всё, — успокоил его Мик, — ты — молодой красивый парень. Всё, успокойся. Саша, Бен — симпатяга?

— Бенни, ты у нас молодее молодых! — улыбнулась Саша.

— Уф, — Мик зевнул, — что-то я устал, хочу я спать, пошли в кровать, — посмотрел на ребят и продолжил:

Солнце за деревья ушло,

Стало за окошком темно.

Тени ложатся.

Будем стараться…