13 минут до конца (джен)

Воняло сыростью и перегнившими листьями, когда он вошёл в лес. Погода была странной — вечерело, но небо не становилось тёмным. Оно как будто не умело решать, хотите ли вы пройти через туман или просто утонуть в дымке. В воздухе висела тяжесть, словно сама природа ждала чего-то ужасного.

Он не знал, как оказался здесь, или почему его пригласили. Странное чувство тоски заполнило грудь, словно его кто-то знал лучше, чем он сам. Ощущение — не то чтобы страха, скорее неведомого беспокойства. Он пытался вспомнить, что было до этого, но память будто сама закрылась, как тяжелая дверь. Всё, что оставалось, — только этот лес.

* * *

13 минут.

Перед ним, среди высоких деревьев, появилась маленькая хижина. Низкая, покрытая тёмной мховой крышкой, она стояла в одиночестве, как старое забытое тело, пропитавшееся влагой и мерзким запахом.

Он подошёл и толкнул дверь. Внутри было ещё темнее, чем снаружи, но в воздухе витал запах ладана, сильно пьянящий, словно травяной дым. И прямо напротив стояла фигура. Человек, или что-то, похожее на человека.

— Ты пришёл, — произнёс он, его голос был низким, как шёпот земли, — Мы ждали тебя. Ты избран.

«Избран» — это слово сразу породило странную дрожь в животе. Не так, как бывает от страха. Это было что-то более глубокое, чем просто инстинкт самосохранения.

Тот человек шагнул в его сторону. Он был одет в рваную ритуальную мантию, пропахшую дымом. Лицо скрывала маска, на которой были изображены линии, напоминающие трещины на старом камне, что добавляло ей ужасающей, зловещей антикварности.

— Что… что происходит? — попытался сказать он, но голос был таким хриплым, что едва мог донести слова.

— Обряд очищения. Тот, кто пришёл, должен очистить себя от всей грязи, что накопилась в его душе. Ты готов? — Маска чуть скользнула в сторону, и он увидел глаза. Глаза были странные. Не человеческие. Они сверкали как звезды, но внутри них горел ад.

* * *

10 минут.

Он почувствовал, как что-то холодное коснулось его шеи, и обернулся. Это был нож. Длинный, чёрный, блестящий. Лезвие выглядело новым, идеально отполированным, и когда он смотрел на него, оно как будто становилось всё более опасным, как живая сущность, готовая разрезать его плоть.

— Обряд требует… очищения, — продолжил тот с маской. — Ты должен разрезать себя, почувствовать, как всё лишнее уходит. Все твои страхи, твои пороки. Ты сам решишь, где начать. Но не отпускай нож. Тебе нужно закончить.

Руки дрожали, когда он взял нож. Он чувствовал, как металл холодит пальцы, а кожа на руках горела, будто сами её клетки протестовали против того, чтобы держать этот инструмент.

Он глядел в глаза человеку с маской и, наконец, дёрнулся. Резким движением нож вонзился в грудь. Кровь вспыхнула, как вулкан. Он почувствовал, как струи тёплой жидкости начали стекать по животу, капая на пол.

Его тело сразу отреагировало на боль — оно дернулось, но нож не оставался в покое. Он был захвачен этим неведомым ритуалом. Он не мог остановиться. Нож продолжал резать, разрывая его грудную клетку, вырывая из тела куски мяса, как будто пытался высвободить его из глубин.

* * *

7 минут.

Боль. Она была такой сильной, что не оставляла ему пространства для мыслей. Ноги начали подкашиваться, но он стоял, как будто кто-то невидимый держал его за плечи. С каждым движением ножа кровь, которая когда-то была его жизнью, стала отвратительно тёплой и вязкой. Струи стекали по пальцам, но он продолжал — разрезать, прорезать, вырывать внутренности, разжёвывать их кровью.

Мясо отделялось от костей с глухим, резким звуком. Он никогда не слышал, как его собственные кишки трещат, как мясо отрывается от тела. Сначала он порезал кожу вокруг груди, затем перешёл к животу. Он почувствовал, как внутренности, как трясущийся мозг под кожей, постепенно перестают быть частью его, постепенно отделяются, и вот уже они — не его.

Он взглянул вниз, в прорезь между кусками плоти, где кровоточащие вены пульсировали, как шнуры, соединяющие его с жизнью.

— Ты продолжаешь… Ты очищаешься, — сказал человек в маске, его лицо слегка искажено удовольствием.

* * *

5 минут.

Нож снова пошёл, на этот раз уже не так уверенно. Он резал не грудь, а голову. Взгляд потускнел, как только холодное лезвие проникло в ткань кожи. Но на этот раз не было боли. Было только ощущение полного освобождения. Освобождения от всего, что когда-то было его телом.

Зубы и язык, все кости черепа. И вот, когда он понял, что тело — это всего лишь оболочка, и смерть может быть лишь актом любви к самому себе, когда больше не было крови, не было ткани, не было плоти… когда он сам стал только кровавым следом на полу…

Когда последняя его мысль исчезла, он осознал, что уже не чувствует боли.

* * *

00:00.

Маска опустилась. Всё, что оставалось — пустое тело на холодном полу, разорванное, разделённое, а ритуал продолжался. Тело указывало на всё, чем он был до того. Но теперь это было не более чем остатки.