Нити судьбы: Хогвартс (гет)

…В центре кабинета, ожидая их возвращения, стоял Кингсли. По усталому лицу министра и расстёгнутому воротнику рубашки было видно, что последние несколько часов дались ему нелегко.

— Мисс Грейнджер, — первым делом произнёс он, кивнув Гермионе. После этого он сделал шаг вперёд и крепко пожал руки Гарри и Рону, а затем и профессору Феллу.

— Прошу, присаживайтесь, — указал он жестом на свободные кресла рядом с небольшим диваном.

Все расселись и какое-то время молчали. Гарри невольно посмотрел на профессора МакГонагалл. Никогда раньше он не видел директора такой сосредоточенно-тихой. Её внимание было обращено куда-то внутрь себя. Было очевидно, что Кингсли рассказал ей всё, и вся чудовищная правда о Лунарис, исчезновении Джинни и ошеломляющих тайнах Логрии и Лиги — весь этот груз теперь лежал на её плечах.

Взгляд МакГонагалл был взглядом не директора или декана, а взглядом матери, которая только что осознала из уст министра, что враг был всегда рядом, и теперь мысленно собирала вокруг себя своих птенцов, пряча собственную боль и ярость так глубоко, чтобы не напугать их ещё сильнее. В её глазах, за стёклами очков, Гарри прочёл всё сразу: леденящий ужас от внезапного появления врага, усталость от пережитого в этот бесконечный день и — ясную, как клинок, — решимость защитить своих учеников ценой чего угодно.

Молчание прервал Кингсли:

— Лунарис исчезла.

Реакция последовала мгновенно. Гарри, Рон и Гермиона, как по команде, обменялись краткими взглядами, полными недоумения, и, ища подтверждения словам министра, повернулись к профессору МакГонагалл. Она сидела, прямее обычного, с непроницаемо строгим выражением лица. Не найдя ответа в её глазах, они почти одновременно повернулись к Кингсли. Подтверждая услышанное, тот кивнул. Затем все они посмотрели на профессора Фелла. Фелл оставался невозмутим. Ни удивления, ни беспокойства не выражали его глаза — лишь холодное, аналитическое любопытство.

— Это было ожидаемо, — произнёс он спокойно. — Каким образом?

— После обеда она ушла в Хогсмид и трансгрессировала прямо на глазах у нескольких студентов, — проговорила МакГонагалл.

— Что ж, — сказал Фелл, расположившись поудобнее в кресле. — Давайте ещё раз систематизируем наши ошибки и решим, каковы будут наши дальнейшие шаги… Итак, пункт первый… Наш противник недооценён, — начал он тихим и ровным голосом. — Мы по привычке ищем того, кто бросит нам вызов лицом к лицу, нового Тёмного Лорда, фигуру, чья личная харизма и сила притягивают последователей. Но этот враг… он другого порядка. Его сила не в открытой мощи, а в тихом, невидимом влиянии, которое простирается куда дальше, чем мы можем предположить. Те двое в Азкабане… уничтожены в самой неприступной тюрьме по его приказу. Дементоры подчинились ему, а это говорит о его силе и связях внутри Министерства.

— Я провёл расследование инцидента, — сказал он, кивая головой.

Все внимательно посмотрели на Кингсли.

— Приказ о поцелуе дементора… отдал… я лично.

Профессор МакГонагалл резко подняла бровь. Гарри и Гермиона замерли, а Рон громко присвистнул.

— Отлично, — сказал ни капли не удивлённый профессор Фелл, — кто-то мастерски использует Оборотное зелье.

Кингсли утвердительно покачал головой.

— В тот день у меня была встреча с премьер-министром маглов, и кто-то воспользовался моим отсутствием.

— Что идеально вписывается в картину происходящего, — кивнул Фелл, с пониманием глядя на Кингсли. — Далее… Наш противник знает о существовании Логрии, — продолжил Фелл. — Месте настолько забытом, что его все считают мифом. Он смог создать туда портал, обойдя защиты, с которыми не справился бы и самый искушённый волшебник. Его цель была продемонстрировать это и убрать с дороги, не запачкав рук, Гарри, Рона и Гермиону, а Джинни использовал в качестве приманки. Заметьте — не убить, а убрать. И в этом он преуспел. Вы ему чем-то мешаете. Но он не желает вашей смерти. Скажу откровенно, его мастерство пугает... Он не воин — он паук, плетущий свою паутину. Медленно, целенаправленно и неуклонно… И эта паутина, согласно пророчеству, способна погубить наш мир...

Рон побледнел. При слове «паук» в памяти живо всплыли Арагог и его мохнатое потомство в Запретном лесу, в глазах Рона отразился первобытный, животный ужас, и он инстинктивно втянул голову в плечи.

— Насчёт профессора Лунарис… — продолжал беспристрастный анализ Фелл. — Она в равной степени могла быть как сообщницей, так и очередной жертвой. Я отказываюсь верить, что наш безымянный противник столь расточителен. Он не из тех, кто бездумно выбрасывает свои инструменты после первой же неудачи. А возвращение вас троих и мисс Уизли — это именно неудача, и колоссальная… но о которой пока он ещё не знает... Следовательно, Лунарис не устранили — её убрали с доски. Спрятали. Потому что рано или поздно любое наше расследование привело бы прямо к ней. Что подводит нас ко второму, и главному, пункту. Мы все получили не урок, мы прошли через горнило. И теперь нам придётся забыть всё, что мы знали о борьбе со злом. Этот враг не бьёт в лоб. Он бьёт исподтишка. Его сила — в манипуляциях и терпении, и чтобы победить его, нам нужно начать думать так же.

Фелл по очереди посмотрел на Кингсли, МакГонагалл, Гарри, Рона и Гермиону, как бы связывая всех невидимыми нитями в одну команду.

— А потому — никаких порывов. Никаких героических авантюр. Любой наш импульсивный шаг он предвидит и обратит против нас же. Наша стратегия теперь — абсолютное терпение. Мы будем ждать. Рано или поздно он совершит ошибку. Он сделает следующий шаг… и вот тогда… тогда мы нанесём ответный удар. — Гарри впервые за всё время их общения уловил в ровном голосе Фелла стальную жёсткость. — Все вместе. Но прежде, чем это случится, нам предстоит самая сложная часть работы: вычислить его. Понять, чего он хочет на самом деле.

Фелл замолчал. В ожидании вопросов, сложив руки, он откинулся на спинку кресла. В кабинете воцарилась тишина. Доводы профессора были выстроены настолько чётко и неопровержимо, что никто не мог найти возражений. Молчание прервал Кингсли.

— Что ж, — произнёс он своим глубоким, низким голосом. — Настало время полной ясности. Пророчество Ауроры Найтвуд и клятва Лиги связали всех нас. Верю, именно нам дано противостоять угрозе, что несёт миру «гибельный конец». До сегодняшнего инцидента, — он устало посмотрел на Гарри, Рона и Гермиону, — все попытки выявить того, о ком говорится в пророчестве, оставались безрезультатными. Полагаю, логичным будет доверить координацию наших действий профессору Феллу.

Бруствер посмотрел на Фелла. Профессор не произнёс ни слова: незаметно кивнув головой, он принял на себя бремя руководства, отдавая себе отчёт во всей тяжести предстоящих событий.

— Что ж, мы принимаем предложенную Феллом стратегию: осмотрительность, наблюдение и выжидательную позицию. С этого момента любой инцидент, сколь бы незначительным он ни казался, обсуждается коллективно. Самодеятельность исключена.

Кингсли перевёл дух.

— И последний… но крайне важный вопрос. Рон, Гарри, — Кингсли обратился к ним. — Нам необходимо решить, как быть с мисс Уизли.

Рон непроизвольно подался вперёд, а Гарри выжидательно выпрямился в кресле.

— Поскольку она член Лиги, — продолжил Кингсли, — я полагаю, её можно посвятить и в тайну пророчества. Лунарис смогла найти к ней подход именно потому, что вас троих не было рядом.

— Я против! — сказал Рон тихо, но твёрдо.

— Рон… — осторожно вмешалась Гермиона. — Мы сами подтолкнули её к этому. Мы слишком часто оставляли её одну, в то время как шептались в углу о своих наблюдениях. Она чувствовала себя исключённой, и именно это одиночество бросило её прямо в сети Лунарис.

— Знаю! — отрезал Рон. — Именно поэтому этого больше не повторится. Мы можем продолжать наблюдения, но Джинни больше не останется одна. Я не хочу втягивать её в ту бойню, что нас ждёт впереди. — Он посмотрел на Фелла, и тот, подтверждая мрачные предчувствия Рона, медленно кивнул,— Моя семья потеряла Фреда. С нас довольно. Ты что скажешь, Гарри?

Гарри не отводил взгляда от своего лучшего друга. Он видел боль в его глазах и разделял её всей душой.

— В том, что случилось, есть и наша вина, — начал он. — И я тоже сделаю всё, чтобы не втягивать её в новую войну. Но именно поэтому мы не можем продолжать лгать ей. Она уже в центре этого. Продолжать скрывать от неё пророчество — всё равно, что отправить её в бой с завязанными глазами. Это куда опаснее.

Рон замер, губы его плотно сжались. Он провёл ладонью по лицу, задержав её на уровне глаз, затем двумя пальцами надавил на веки и, убрав руку, положил ладонь на колено: Рон яростно боролся с собственной тревогой и с неоспоримой правдой слов Гарри.

— Рон, — мягко вмешался в разговор Фелл. — Есть ещё один путь. Мы можем аккуратно скорректировать воспоминания Джинни. Эта процедура будет проведена крайне осторожно, и лишь при условии, что ты, как её брат, и ты, Гарри, как её самый близкий друг, дадите на это своё согласие.

— Фрэнсис, — произнесла МакГонагалл, пристально глядя на Фелла. — Насколько подобное вмешательство безопасно для самой девочки?

— Абсолютно безопасно, Минерва, — заверил Фелл. — Для этого я приглашу Элиану Мирвелл.

Гермиона глубоко вздохнула, словно собираясь что-то сказать.

— Гермиона? Ты хочешь что-то спросить, сказать?.. — заметив её реакцию, обратился к ней Фелл.

— Нет, — выдохнула она, слишком быстро, чтобы это звучало правдоподобно.

— Давайте примем решение, — вернул всех к реальности Кингсли. — Я не тороплю вас. Но учтите, время, которое мы имеем, ограничено.

Рон, борясь с собой, ёрзал в кресле. Его взгляд метался от неподвижного лица Гарри к напряжённому лицу Гермионы, умоляя о поддержке, которую он не мог высказать словами. И помощь пришла.

— Профессор… — тихо начала Гермиона, обращаясь к Феллу. — Вы спросили, хочу ли я что-то сказать.

— Мы все внимательно тебя слушаем, Гермиона, — мягко сказал Фелл, и по тому, как замерли остальные, было ясно, что это чистая правда.

— Я… я читала труды Элианы Мирвелл, — сказала она, глядя в основном на Рона, пытаясь донести смысл своих слов именно до него. — Именно её исследования помогли мне без малейшего ущерба восстановить память моим родителям.

— Ты смогла снять чары? — Кингсли отклонился вперёд, поражённый. На его обычно невозмутимом лице читалось неподдельное уважение. — Гермиона, вернуть стёртую память — это магия невероятной сложности. Ты и впрямь станешь одной из величайших волшебниц нашего поколения. Прости, что перебил. Продолжай.

— Я к тому, Рон, — продолжила Гермиона, смущённо покраснев от похвалы, но не сбиваясь с мысли. — Что если ты не хочешь вовлекать Джинни… возможно, это не худший выход. С Элианой Мирвелл она будет в безопасности.

— Я тебя понял, Гермиона, — тихо сказал Рон, и он накрыл её руку своей большой ладонью. Это прикосновение дало ему недостающую твёрдость. Он глубоко вздохнул, поднял голову и, глядя сначала на Фелла, а затем на Гарри, сказал: — Я принял решение. Джинни не должна знать о пророчестве. Прости, Гарри, если мой выбор противоречит твоему.

Гарри посмотрел на друга, он видел в его глазах не упрямство, а желание оградить свою семью от боли… и Гарри медленно кивнул.

— Нет, Рон. Не противоречит. Думаю, ты прав.

Напряжение, достигшее пика в кабинете директора спало. Фелл достал свою палочку и описал ею в воздухе изящную, замысловатую траекторию. В центре стола материализовались три бокала, наполненных жидкостью цвета изумрудного тумана.

— Это вам троим, — сказал он просто. — Зелье позволит вам не думать ни о чём сегодня и подарит вашему разуму несколько часов настоящего отдыха после всего того, что вы пережили. А нам с Кингсли, — он поднялся, — пора навестить мадам Помфри и твою сестру, Рон.

— А когда мы увидим Джинни? — спросил Гарри.

— Завтра утром, — ответил Фелл. — Для всех она немного приболела. Не тревожьтесь. Выпейте зелье и постарайтесь отдохнуть. Завтра всё будет выглядеть не таким уж безнадёжным. Действие начнётся минут через пятнадцать, — добавил он, — как раз, чтобы вам успеть добраться до своей башни.

Гарри, Рон и Гермиона поднесли бокалы к губам и одним долгим глотком осушили их. Гарри почувствовал, как по его горлу разлилась прохлада, пахнущая мятой, а следом за ней по всему телу медленно растеклось умиротворяющее тепло, как если бы кто-то набросил на его плечи невидимое мягкое одеяло.

Оставив пустые бокалы на столе и попрощавшись, они вышли в коридор. Ночь в Хогвартсе была глубока и безмолвна. Только их собственные шаги, эхом разносившиеся под высокими сводами, нарушали тишину замка. Гарри неожиданно поймал себя на ощущении, словно он не был здесь целую вечность; один этот день вместил в себя столько событий, что хватило бы на целый год. Не проронив ни слова, они быстро прошли привычным маршрутом и упёрлись в портрет Полной Дамы. Та, разбуженная столь поздним визитом, сонно проскрипела:

— Пароль?

— «Поющая сардина», — пробормотал Рон.

Портрет отъехал в сторону, и они по одному вскарабкались в круглую проходную.

Гостиная была пуста. Погружённая в темноту, она освещалась только тусклым светом тлеющих в камине углей. Все ученики давно спали. Гермиона остановилась посреди комнаты.

— Знаете, — сказала она, оборачиваясь к друзьям, — когда мы в сентябре ехали сюда, я была абсолютно уверена, что этот год будет посвящён только учёбе. Помнишь, Гарри, мы с тобой говорили об этом, когда получили письма от МакГонагалл.

Гарри хмыкнул, глядя на лица друзей, освещённые тусклым светом тлеющих углей.

— Ну, знаешь ли, Гермиона, — сказал он с улыбкой. — Если бы не было никаких приключений, было бы как-то… непривычно скучно.

— Да уж, — засиял Рон, — приключения нужны… но только при условии, что они будут хорошо заканчиваются.

Гермиона улыбнулась в ответ, качнула головой и, сделав шаг вперёд, крепко обняла Гарри. Затем повернулась к Рону, поцеловала его и, пожелав им спокойной ночи, направилась к лестнице, ведущей в девичьи спальни.

Гарри и Рон поднялись по винтовой лестнице в свою комнату. Не зажигая свет, под тихое дыхание спящих однокурсников, они разделись. Едва голова Гарри коснулась подушки, как бархатные объятия зелья окутали его целиком, и впервые за весь день он ощутил настоящий, глубокий и безмятежный покой.

Утром, спустившись в гостиную, Гарри и Рон застали там Джинни и Гермиону. Удобно расположившись в кресле, Джинни что-то оживлённо рассказывала подруге.

— Джинни! — воскликнул Рон, широкими шагами подходя к сестре и заключая её в объятия.

Джинни на мгновение застыла в недоумении, затем высвободилась и насмешливо оглядела брата с ног до головы.

— Гарри, скажи, кто это подменил моего брата-задиру?.. С чего это вдруг столько нежностей?

— Переживал за тебя, — ответил Рон, глядя на Гарри, который как раз подошёл и поцеловал Джинни.

— От простуды ещё никто не умирал, — отмахнулась Джинни. — Я в полном порядке.

— Джинни рассказывает удивительный сон, — вступила в разговор Гермиона, глядя то на Гарри, то на Рона. — Ей приснилось, что она оказалась при дворе какой-то средневековой королевы.

— И как ты туда попала? — выпалил Рон.

Джинни фыркнула.

— Рон, ты хоть раз помнил, как попал в то или иное место во сне? Я просто там оказалась. Запомнила лишь ощущение… тепла и лёгкости, почти что полёта… Ладно, — она встала и потянула за руку Гарри, — может, пойдёмте завтракать? Я проголодалась.

Друзья направились в Большой зал. Джинни, шагая впереди, первой выскользнула в круглое отверстие в стене, которое образовалось, как только Полная Дама открыла проём.

Уже за завтраком по Большому залу поползли первые слухи: профессор Лунарис покинула Хогвартс и больше не вернётся. Причины её исчезновения обрастали самыми невероятными догадками. Кто-то утверждал, что Лунарис не пропала, а ушла в подполье, чтобы основать тайную школу для ведьм, где магию будут преподавать без какого-либо влияния со стороны волшебников-мужчин. Другие шептались, что среди консервативно настроенных чиновников Министерства — а, может, и среди самих преподавателей; здесь подозрительно косились на Слизнорта — созрел заговор. Якобы её убрали намеренно, чтобы радикальные идеи не подрывали устои школы. А к обеду появилась и вовсе романтическая версия: будто бы профессору Лунарис сделал предложение тот самый волшебник, из-за которого она когда-то и стала яростной феминисткой. Слух оказался на удивление живучим, и многие поверили, тем более что эти сплетни вскоре подтвердились статьёй в «Ежедневном пророке».

Женское сердце — не камень,

или как феминистка променяла Хогвартс на законного супруга

Дорогие читатели! Ваша покорная служанка не могла пройти мимо скандально-пикантной истории, недавно произошедшей в всемирно известной Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, и провела собственное расследование. То, что мне удалось выяснить, заставляет усомниться в твёрдости принципов пламенных защитниц прав ведьм!

Возможно, вы помните, с каким воодушевлением встретили назначение профессора Элизабет Лунарис — восходящей звезды престижного Салемского института, согласившейся перейти в Хогвартс. В этом году она вела курс магловедения и эксклюзивный факультатив «Магические права волшебниц» для старшекурсниц. И вот, наша бесстрашная бунтарка, бросившая вызов самому устоям магического общества, пала жертвой самого банального чувства — старой, как мир, любовной лихорадки. Да-да, вы не ослышались! Та самая Элизабет Лунарис, чьи громкие лекции о независимости и патриархальном гнёте заставляли краснеть даже самых ярых сторонников феминизма, сбежала из Хогвартса под ручку с мужчиной.

Источники, пожелавшие остаться неизвестными (а кто захочет связываться с этой разъярённой фурией?), приоткрыли завесу тайны. Оказывается, ещё в юности наша героиня была влюблена в соседа — очаровательного, но, увы, беспринципного молодого волшебника. Тот, воспользовавшись её доверчивостью и неопытностью, опозорил бедную девушку и скрылся, оставив её с разбитым сердцем. Именно этот-то горький опыт, как утверждают её подруги, и превратил некогда милую и романтичную особу в ту самую воинствующую феминистку.

Но, увы, даже самая закалённая воля не устояла перед напором старой страсти. Господин Икс, имя которого мои источники пока, к сожалению, умалчивают, внезапно вернулся. Осознав, наконец, «глубину своего морального падения» (как он сам, видимо, выразился), он нашёл нашу Элизабет и, если верить слухам, буквально на коленях умолял её о прощении, осыпая её комплиментами и клятвами в вечной верности. И что же? После стольких лет её бедное, израненное сердце не выдержало этого натиска! Бросив всё — свою кафедру, своих учеников накануне итоговых экзаменов (!) и все свои так громко провозглашаемые принципы, — профессор Лунарис в тайне от всех умчалась со своим раскаявшимся воздыхателем, который, по всей видимости, стал её законным супругом.

Говорят, сейчас они наслаждаются роскошным кругосветным свадебным путешествием, оплаченным, надо полагать, на гонорары от её лекций о тяготах жизни ведьмы в мире мужчин. Иронично, не правда ли?

Остаётся задаться лишь одним вопросом: что же дороже для нашей «независимой» профессорши — будущее её учеников, оставленных на произвол судьбы, или блеск новых обручальных колец? Ответ, как мне кажется, очевиден.

Эксклюзивное расследование

Риты Скитер

Дочитав статью до конца, Гермиона не проронив ни слова, с особым, подчёркнутым спокойствием, словно только что ознакомилась с прогнозом погоды, положила газету на стол и вернулась к своему завтраку. Джинни с лёгкой усмешкой заметила, что это, конечно, чушь, но довольно милая. Гарри только улыбнулся, тогда как Рон фыркнул, что все феминистки — это просто недолюбленные и завистливые женщины. Однако его фраза оборвалась на полуслове, когда Гермиона с невозмутимым видом отвесила ему подзатыльник, а Джинни — пинок по голени под столом.

Этот недолгий скандал, впрочем, быстро утих и через несколько дней Хогвартс, вечно кипящий новыми событиями, и вовсе забыл о существовании профессора Лунарис.

* * *

Накануне пасхальных каникул в Хогвартсе наступила долгожданная передышка. Бешеный ритм, заданный профессорами в начале второго семестра, сменился размеренностью и методичностью. Преподаватели, словно по негласному уговору, перешли от штурма новых вершин к закреплению завоеванных рубежей.

На уроках трансфигурации, после изучения «Свитков Истины», где студенты скрупулёзно анализировали свои сильные и скрытые черты, профессор МакГонагалл выдала каждому ученику предварительный список животных, наиболее подходящих их внутренней сути. Однако окончательную анимагическую форму должен утвердить специальный комитет экспертов Министерства магии.

С этого дня учебный процесс кардинально изменился. Вместо практических опытов всё внимание уделялось сосредоточенному штудированию. Студенты склонились над книгами по магической зоологии, старательно конспектируя повадки, среду обитания и особенности поведения выбранных существ — от гордых орлов до юрких ласок. Цель была ясна: к возвращению с пасхальных каникул каждый должен был досконально изучить всех животных из своего списка. Это позволит сразу после одобрения Министерства приступить к превращениям, и первый опыт станет не рискованным экспериментом, а обдуманным шагом.

Вместо того чтобы обрушивать на студентов лавину новых заклинаний, профессор Флитвик посвятил уроки отработке и шлифовке изученных заклинаний. Аудитория Защиты от Тёмных искусств оглашалась не взрывами отраженных проклятий, а монотонным гулом — звуком десятков палочек, раз за разом оттачивающих точность движений для конкретных защитных формул. Профессор Фелл теперь не демонстрировал чудеса, а ходил между учениками, давая тихие, обстоятельные советы.

Даже в подвале зелий воцарился иной, более спокойный порядок. Исчезли котлы с опаснейшими субстанциями, а на их месте появились рецепты антидотов и укрепляющих эликсиров. Слизнорт, сбросив маску суровой серьезности, вновь обрел свою отеческую обходительность, воркуя над успехами старательных учеников.

Самым ярким признаком перемен стали теплицы профессора Стебль. Смертельно опасную флору сменили знакомые, хоть и капризные, мандрагоры, орхидеусы и бубонтюберы. Занятия теперь напоминали не инструктаж по выживанию, а спокойное, глубокое повторение свойств каждого растения.

Эта тактическая пауза была мудрым шагом. Преподаватели дали своим подопечным самое ценное — время. Время не просто выдохнуть, а систематизировать в голове гигантский объем знаний, пропустить через себя сложнейшие теории и подойти к экзаменам не измотанными, а собранными и готовыми продемонстрировать все, чему они научились.

За день до начала пасхальных каникул, когда Гарри, Рон, Гермиона и Джинни направлялись к Большому залу на завтрак, из тени арочного проёма возникла высокая и строгая фигура профессора МакГонагалл.

— Минутку, — остановила она их, и четверо студентов замерли. — Хочу сказать, что вам разрешено покинуть Хогвартс на время праздников.

— Правда? — вырвалось у Рона прежде, чем он успел подумать, Гермиона тут же толкнула его локтем в бок.

— Совершенная правда, мистер Уизли. — кивнула МакГонагалл. — Приятного завтрака.

Едва её мантия скрылась за поворотом, Рон с силой схватил Гарри за плечо.

— Слышал? Мы выбираемся отсюда! Две недели! Целых две недели без дурацких заклинаний и зелий!

— Каникулы, Рон, существуют не только для того, чтобы бездельничать, — заметила Гермиона, поправляя сумку с книгами. — У нас впереди ЖАБА, если ты не забыл!

— Да ну тебя, Гермиона, — проворчал Рон. — Тебе дай волю, ты бы и на каникулах заставляла нас зубрить! Вы, как хотите, а я буду отсыпаться!

— Ну, конечно, — встряла Джинни, подмигнув Гермионе через плечо Рона. — Интересно, сколько минут мама позволит тебе «отсыпаться».

— Гарри, — воскликнул Рон, подходя к Гриффиндорскому столу, — я только покажусь в Норе для приличия, а потом переберусь к тебе! Только попробуй меня не пустить!

— Конечно, живи сколько хочешь, — улыбнулся Гарри, понимая, что Рона за уши не оттащишь от кухни в Норе, где пахнет жареным беконом и пирогами, и где вовсю готовиться к приезду детей миссис Уизли.

В этот момент в открытые высокие окна Большого зала ворвался утренний поток совиной почты. Среди крупных филинов и сипух мельтешила маленькая коричневая сова, которая, описав в воздухе неуверенную дугу, камнем рухнула вниз и в последний момент, как-то неловко взмахнув крыльями, шлёпнулась прямиком в кувшин с молоком, стоящий рядом с Роном, забрызгав ему мантию.

— Вот, дождались, — проворчал Рон, вытирая лицо рукавом, в то время как промокшая сова деловито протянула ему лапку с письмом. — От мамы, наверное…

Он взял конверт, но его взгляд случайно упал на обратную сторону письма, там, крупным размашистым почерком, было написано: «P.S. Гарри, это письмо и для тебя…»

Гарри, замечая замешательство друга, медленно опустил вилку.

— В чём дело, Рон?

Тот ничего не ответил, лишь беспокойно переводил взгляд с Гермионы на Джинни и снова на Гарри.

— Да открывай же! — нетерпеливо сказала Гермиона.

Рон сломал сургуч и развернул пергамент. Он начал читать про себя, но через мгновение его губы перестали шевелиться, а брови поползли вверх. Затем он медленно, стал читать вслух:

Здравствуй, братишка.

Узнал, что вас отпустят на каникулы домой, вот и решил написать. Хотя пишу тебе, но это письмо для Гарри. Надеюсь, вы все вместе его прочитаете

Гарри, я много думал о нашем разговоре в сарае, о той ночи. Я до сих пор в ужасе от тех слов… Они были ужасны и несправедливы, и вырвались они от боли, которая временами сводит меня с ума. Знаю, это не оправдание… Ты был прав — Фред погиб за всех нас. А я… я пытался переложить свою боль на тебя. Прости. Я вёл себя как последний слизняк.

Знаю, мама пришлёт вам приглашение на Пасху. Так вот, я присоединяюсь к нему от всего сердца. Мне кажется, Нора снова должна научиться смеяться, и без тебя у нас это не выйдет.

Надеюсь, ты примешь это письмо как знак того, что я протягиваю руку. Или, если хочешь, открываю дверь сарая, чтобы мы могли наконец вместе выйти из того холодного тупика…

Все ждём.

Джордж.

Окончив читать письмо, Рон уставился на пергамент, как будто ожидая, что буквы сложатся ещё в какую-нибудь фразу. Гермиона смотрела на Гарри широко раскрытыми, блестящими глазами, а Джинни тихо положила руку на его рукав.

— Что вы так на меня смотрите? — нарушил молчание Гарри, и на его губах заиграла немного грустная улыбка. — Мне нечего прощать Джорджу. Я никогда на него и не злился. И когда мы окажемся в Норе, я сам первый протяну ему руку. Обещаю.

Рон вынырнул из оцепенения и его лицо просветлело. Он перевернул лист.

— Тут… тут ещё письмо от мамы, — проговорил он и начал читать быстро, с облегчением, цепляясь за знакомые, тёплые слова:

Мои дорогие Джинни, Гермиона, Рон и Гарри!

Слава Мерлину, вам разрешили приехать! Как же я ждала этой новости! Соскучилась по всем вам невероятно и теперь считаю минуты до вашего приезда. Уже поставила опару для малинового пирога — будет румяный, сладкий, прямо как вы любите. В Норе сейчас слишком тихо, даже стены, кажется, скучают по вашему смеху. Приезжайте поскорее и наполните наш дом теплом и жизнью.

Целую всех крепко-крепко.

Ваша мама.

Гарри, не говоря ни слова, взял вилку и вернулся к своему завтраку. Тяжёлый камень, лежавший у него на сердце с того дня, наконец-то сдвинулся с места. Теперь поездка в Нору означала нечто большее, чем просто каникулы.

Всю пасхальную неделю Гарри, Рон, Гермиона и Джинни провели в Норе. Миссис Уизли, казалось, решила, что единственным лекарством от всех тревог перед ЖАБА является обильная еда. Она заставляла стол ломиться от яств с таким усердием, что даже обычно ненасытные Рон и Джордж лишь безнадёжно качали головами при виде нового кулинарного творения.

Встреча Гарри и Джорджа обошлась без неловких пауз и вымученных фраз: крепкое, молчаливое объятие в дверном проеме, после которого Джордж, на мгновение сжав его чуть сильнее, отступил на шаг с улыбкой: «Слышал, учителя завалили вас заданиями так, что голова Почти Безголового Ника по-настоящему пошла кругом». И всё, что произошло тем рождественским вечером, растаяло без следа.

Но Гермиона не была бы Гермионой, если бы позволила им бездельничать. Загородив собой выход из гостиной со стопкой книг, она объявила войну каникулярной лени.

— Это просто безответственно! — возмутилась она, сунув каждому по учебнику. — ЖАБА — это не шутки! Если вы сейчас не повторите свойства Бальзама Восстановления, вам на экзамене придется варить его из собственных слёз!

— Гермиона, — взмолился Рон, — у меня от твоих «свойств» в глазах темнеет. Дай передохнуть!

— Передохнуть? Перед ЖАБА? — она произнесла это с таким ледяным неодобрением, что Рон невольно съёжился.

В конце концов, им удавалось улизнуть не только от неё, но и от миссис Уизли, находившей для всех кучу дел по дому: то удалить пыль из самых дальних углов, то перемыть гору посуды, то начистить до блеска латунные дверные ручки и старые котлы.

И тогда, спасаясь от всеобщего рвения к учебе и хозяйству, компания устраивалась на чердаке или в саду, если светило солнце. Гарри, Рон, Джинни и примкнувший к ним Джордж, вооружившись грифельной доской, с жаром разрабатывали тактику будущей игры против сборной Гогенгейма. Вечерами под заунывные мелодии «Волшебного радио» в гостиной разворачивались нешуточные баталии. Волшебные шахматы гремели угрозами, взрывающиеся шашки больно щёлкали по пальцам за неверные ходы, а за карточным столом надоедливые Короли и Дамы только мешали своими непрошеными подсказками. Что уж говорить о Тузах, которые в ярости от проигрыша метали искры, заливали стол водой или устраивали миниатюрный смерч, разбрасывая карты по всей комнате.

Ярким событием каникул стал визит большой компанией к родителям Гермионы. Мистер и миссис Грейнджер, заранее предупреждённые дочерью, ждали гостей. Тем не менее, когда пламя в их камине странно позеленело и из него, один за другим, обсыпанные пеплом, появились гости, на их лицах мелькнуло не столько удивление, сколько сосредоточенное любопытство, как у специалистов, наблюдающих редчайшее медицинское явление.

— Дайте-ка я вас быстро приведу в порядок, — сказала миссис Уизли и, проворно взмахнув волшебной палочкой перед каждым прибывшим, тут же очистив одежду от серого пепла, не дав ему осесть на безупречно чистом ковре.

Гостиная Грейнджеров дышала спокойствием и учёностью. Огонь в камине с дубовой полкой отбрасывал трепещущие отблески пламени на стеллажи, до отказа заполненные ровными рядами классической литературы и аккуратными стопками медицинских журналов. Пахло лекарственной свежестью и пылью с книжных корешков. Среди строгих томов стояли книги, принадлежавшие Гермионе: «История магии» Батильды Бэгшот лежала вперемешку с учебником по стоматологии.

— Уилкинс, «Анатомия корневого канала», — с благоговейным придыханием прочитал мистер Уизли корешок одного из томов. — И это… без единого заклинания? Потрясающе! Можно сказать, своя форма волшебства.

Миссис Грейнджер предложила всем пройти в столовую. Стол ломился от угощений — гостеприимные хозяева явно подготовились к появлению большой компании. Вечер прошёл необычайно тепло. Пока миссис Грейнджер и миссис Уизли, расположившись в глубоких креслах, мирно беседовали в углу гостиной, мистер Уизли, сияя от восторга, не отходил от мистера Грейнджера.

— Вы не могли бы объяснить, — начал он, как только все поднялись из-за стола, — этот феномен… электричества? Как именно энергия из стены заставляет металл нагреваться и кипятить воду? Это же почти алхимия!

Мистер Грейнджер, человек спокойный и методичный, поправил очки.

— В общих чертах, Артур, это связано с преобразованием электрической энергии в тепловую благодаря высокому сопротивлению проводника…

— Сопротивлению! — прошептал мистер Уизли, словно услышав волшебное слово. — А если в эту самую… розетку… воткнуть не тостер, а, скажем, холодильный ящик? Электричество же одно и то же?

— В теории — да, — ответил мистер Грейнджер, все больше проникаясь симпатией к пылкому волшебнику. — Но устройства спроектированы… то есть, предназначены для разной работы. К примеру, тостер поджаривает хлеб с помощью нагревательных элементов, а холодильник, напротив, производит холод, отводя тепло.

— Холод из ничего! — восторженно сказал мистер Уизли. — Магия, чистейшая магия! А эта ваша чудесная труба… которая засасывает пыль…

— Пылесос, папа, — тихо подсказала Гермиона.

— Он куда пыль девает?

Рон, наевшись до отвала, тихо шепнул Гарри на ухо:

— Лучше бы он спросил, куда делся жареный цыплёнок. Я, кажется, сейчас лопну.

Позже Гермиона, слегка смущаясь, повела Гарри, Рона и Джинни наверх, в свою комнату, которая была столь же безупречна и сложна, как и её расписание. Главным объектом был огромный письменный стол, заваленный книгами и исписанными листами пергамента. Поля конспектов были испещрены пометками, а между страниц торчали разноцветные закладки. На самом видном месте лежала папка с надписью «Г.А.В.Н.Э.», а рядом с чернильницей, где чернила сами собой, меняли цвет с лазурного на багровый, стояла стопка учебников за шестой курс.

Но взгляд невольно цеплялся за свидетельства жизни помимо учёбы. Над кроватью, на стене, висели два небольших портрета: на одном её родители, мистер и миссис Грейнджер, тепло и чуть тревожно улыбались, на другом — они же, но в более раннем возрасте, обнявшись, на фоне Биг-Бена. Прямо под ними, на прикроватной тумбочке, в маленькой деревянной рамке фотография, сделанная Колином Криви: они втроем, по окончании второго курса, заливаясь смехом, стоят возле «Хогвартс-экспресса». Рядом с фото, скрываясь в тени, стоял пустой флакон из-под духов, когда-то подаренный Роном на Рождество.

Рон подошёл ближе и тронул флакон пальцем.

— И это ты сохранила? — тихо спросил он, и его уши стали цвета заката.

— Знаешь, братик, — смеясь, вмешалась, Джинни, обнимая подругу, — это была первая в твоей жизни хоть сколько-нибудь разумная инвестиция. У тебя тогда, я помню, наконец-то начали проявляться проблески здравого смысла.

Пасхальные каникулы остались позади, и школа вновь поглотила Гарри, Рона, Гермиону и Джинни своей привычной, насыщенной жизнью. Преподаватели, стремясь наверстать упущенное за каникулы, обрушили на семикурсников лавину домашних заданий, и индивидуальные занятия с профессором Феллом пришлось отложить до лучших времён.

Апрель и май прошли под знаком квиддича. В этом сезоне все команды были на редкость сильны, и интрига сохранялась до самого последнего момента. Судьба Кубка должна была решиться в финальном матче между Гриффиндором и Гогенгеймом.

Гриффиндорцы вышли на решающую игру собранные и полные решимости. Их путь к финалу был непрост: блестящие победы сменились досадной ничьей с Когтевраном. В той самой игре Гарри буквально на волосок опередил ловца Патрика Лонга, но снитч рванулся прямо в руку соперника.

— Гарри, ты же ничего не мог поделать! Сам знаешь, что всему виной был встречный ветер, — ещё в раздевалке горячо уверял его Рон, зашнуровывая свои вратарские перчатки.

— Да, и сравни, какое расстояние было у тебя до снитча, и какое у Патрика. Тебе просто не повезло, — поддержала его Джинни, поправляя мантию.

Гермиона, обычно скептически относившаяся к квиддичу, на этот раз ограничилась твёрдым:

— Гогенгейм намного сильнее Когтеврана, но вы можете победить!

И вот Гарри выводил свою команду на свой последний матч в роли капитана гриффиндорской сборной. Охотники Гогенгейма — блондинка Арабель Лафарг, брюнетка Кларк Кэнди и черноволосая Парсонс Белль — и впрямь носились по полю с такой стремительностью, что напоминали не людей, а размытые разноцветные пятна.

Многие полагали, что «Гриффиндор» выберет осторожную защиту, полагаясь на опыт и скорость Гарри Поттера. Однако саму атмосферу накануне матча диктовали отнюдь не тактики, а двое неугомонных заводил Хогвартса — Пётр Бибилашвили и Андрей Рысев. Чтобы добавить огонька, они принялись принимать ставки на исход встречи — не ради выгоды, а ради одного лишь удовольствия и всеобщего веселья.

В день игры, сразу после обеда к стадиону потянулись потоки студентов. Напряжённый гул, в котором смешались взволнованные голоса, предматчевые споры и оглушающая какофония трещалок, барабанов и дудок, витал над стадионом, наполняя пространство праздничным настроением. Трибуны быстро наполнялись, превращаясь в два противостоящих друг другу океана. С одной стороны бушевало море алого с золотом, с другой — наступало столь же яростное море синего.

Внизу, на ухоженном газоне, для приветствия выстроились две команды. Изольда, отбросившая со лба прядь волос, перевела взгляд с мадам Трюк на Гарри, и на её губах появилась улыбка. Сам же Гарри не сводил глаз с судьи, которая решительно приближалась к ящику с мячами.

— Жду от обеих команд честной игры и безупречного спортивного духа! — её голос, заглушая гул трибун, прокатился по стадиону.

Четырнадцать мётёл мягко оторвались от земли и плавно взмыли вверх. В тот же миг резкий свисток возвестил о начале матча.

— Ну, что, поехали! — сразу над стадионом раздался голос Петра Бибилашвили. — Смотрите, гриффиндорцы моментально пошли в атаку!

Джинни, мгновенно завладев мячом, проскочила между двумя защитниками и отдала пас Деннису Криви. Его бросок был сильным и жёстким, но пролетел буквально в сантиметре от левого кольца.

— Киганзи даже бровью не повёл! — удивилась Мария. — Смотрит на пролетевший квоффл так, будто это назойливая муха. Это уверенность или вызов?

— И тут же ответная атака! Арабель и Кэнди несутся по полю с такой слаженностью, словно читают мысли друг друга! — воскликнул Пётр. — Это смертельно опасно...

Алые трибуны замерли... Но Рон, отчаянно вытянувшись в струну, кончиками пальцев отбил мяч прочь от кольца.

— ВОТ ЭТО РЕАКЦИЯ! — прогремел голос Петра, несущийся из волшебных микрофонов. — Уизли демонстрирует высший класс!

Ответ «Гриффиндора» был стремительным и яростным: мяч по цепочке прошёл через трёх игроков и оказался у Джинни. Едва она получила контроль над мячом, как в неё тут же полетел бладжер.

— А вот и Дин Томас вступает в игру! — прокричал Пётр. — Он отбивает бладжер клюшкой... Ой-ой-ой! Прямо в сторону Парсонс Белль! Прости, Парсонс, он не хотел этого, честно!

Джинни, не обращая внимания на летевший в неё бладжер, не сбавляя скорости, яростно ринулась к воротам соперника. Следующие несколько минут представляли собой бешеный вихрь атак и контратак, в котором голоса комментаторов едва поспевали за мельканием мётел.

— Напряжение нарастает, — взволнованно заметила Мария. — Никто не хочет уступать...

И тут снова взорвался Пётр:

— Смотри! Рон, поймав квоффл, отправляет его через всё поле! Такой длинный и точный пас — просто загляденье!

— Джинни ловит... но не бросает! — темп речи Марии нарастал. — Мгновенная передача назад, на Ричи Кута... БРОСОК!

Ричи с силой, не оставляющей шансов, вколотил квоффл в самую середину центрального кольца Гогенгейма.

— И-И-И-И-И-И-И-И-ГОООООООЛ! — завопил Пётр. — ГРИФФИНДОР ОТКРЫВАЕТ СЧЁТ! Какая работа.

— Идельная комбинация, — подвела итог Мария. — Уизли — Уизли — Кут. Вот что значит понимание с полуслова.

Пока трибуны ревели, захлёбываясь от восторга, Гарри, занимавший свою обычную позицию, задрал нос «Молнии» ещё круче и взмыл выше, туда, где было легче охватить единым взором всё поле, всю игру и видеть каждое движение своих товарищей и соперников.

— Ну а где же Поттер? — крутя головой, слегка хриплым от крика голосом спросил Пётр. — А, вон он куда забрался! Парит под самыми облаками, в то время как внизу разворачивается настоящая битва!

— И какая битва! — откликнулась Мария сквозь шум трибун. — Атаки сменяются контратаками так быстро, что я едва успеваю назвать имена! Смотри, Арабель вновь пытается прорваться по краю, но Деннис уже там и преграждает ей путь!

Игра была настолько стремительной и зрелищной, что игроки обеих команд сплелись в воздухе в гигантский, невероятно сложный и постоянно меняющийся узор.

— Никак не могу уследить кто где! — восхищённо воскликнул Пётр. — Это же не игра, а полёт стрекоз в ураган! Алые и синие молнии мелькают так, что глаза разбегаются!

— Гогенгейм не сдаётся! — повышая голос, начала Мария. — Лафарг, Кэнди и Белль закрутили такую карусель у колец Гриффиндора, что у меня голова идёт кругом! Мяч передаётся быстрее, чем мы успеваем его увидеть!

— И бросок! — трибуны на мгновение замерли. — Но Уизли!.. Снова Уизли! Он словно предугадал траекторию — отбивает мяч, не оставляя ни единого шанса на гол!

— Фантастическая игра вратаря, — констатировала Мария, пока алая часть стадиона взрывалась ликованием. — Но давление нарастает. Гогенгейм явно намерен сравнять счёт любой ценой.

В этот самый момент Парсонс Белль, переиграв защиту, мощным броском отправила квоффл в кольцо. Синие трибуны взревели так, что эхо донеслось до Запретного леса и спугнуло с ветвей стаю птиц. К Гарри, неотрывно следившему за игрой, подлетела Изольда...

— Что-то снитч не спешит показываться, — заметила она, поравнявшись с ним. — А ты чего такой серьёзный? За весь матч ни разу не улыбнулся.

Не отрывая глаз от поля, где Джинни виртуозно уходила от двух защитников разом, Гарри пожал плечами.

— Я просто сосредоточен, — отозвался он.

— Я заметила. Ты всегда сосредоточен и всегда настороже, — продолжила Изольда своим музыкальным голосом. — Для тебя мир словно сплошные ворота, которые нужно охранять. Наверное, даже в мечтах у тебя всё по расписанию — да? Хогвартс, карьера мракоборца, брак с Джинни... дети, уютный дом... Вся жизнь по расписанию. Неужели не скучно?

В этот момент защитник Гогенгейма Ханк Тхай ошибся в передаче. Джинни молнией врезалась в траекторию мяча, поймала квоффл и, описав длинную дугу, ринулась к воротам. Ловкий финт, молниеносная обводка — и мяч влетел в правое кольцо.

На трибунах воцарилась секундная тишина — и... её сменил оглушительный рев. В микрофоне послышалось лишь сдавленное: «Вау...» — прежде чем комментаторы снова обрели дар речи.

— Красиво! — пронесся по стадиону взволнованный голос Марии. — У любого вратаря от такого броска волосы дыбом встанут! Джинни Уизли забивает — чистая работа!

— И не говори! — тут же подхватил Пётр. — Кажется, у Джинни вместо крови в жилах ракетное топливо!

Гарри наблюдал, как Джинни, сияя, принимала поздравления. Игра бушевала с новой силой. Атаки сменялись контратаками так быстро, что у зрителей зарябило в глазах. Рон едва успевал парировать один удар за другим, когда Гарри наконец обернулся к Изольде:

— А, по-моему, именно ради этого и стоит жить. Любовь и семья — главный выигрыш в жизни!

— Любовь?! — рассмеялась Изольда. — Ой, Гарри, да что ты в ней понимаешь? Ты слеп, как новорождённый котёнок. Ничего вокруг не замечаешь… Смотри! — вдруг резко крикнула она, указывая рукой куда-то в сторону левой трибуны. — Видишь?

Гарри взглянул и увидел, как крошечное золотое крылышко блеснуло на солнце.

— Вижу, — кивнул он. — А почему ты сразу не ринулась за ним?

— Потому что хочу гонки, — ответила она с азартным огоньком в глазах. — На счёт три? Давай!

— Это нечестно, — возразил Гарри. — Ты заметила его первая.

— Не будь таким занудой! Раз... два... ТРИ!

Они рванули одновременно. «Молния» и «Молния» неслись к сияющей на солнце цели. Внезапно снитч рванул вверх, и Гарри с Изольдой, резко задрав мётлы, понеслись ввысь. Они забрались так высоко, что стадион под ними уменьшился до размеров классной доски, а для зрителей на трибунах оба ловца превратились в едва различимые точки, и невозможно было разобрать, кто из них вырвался вперёд. Но снитч, достигнув пика, круто сменил траекторию и ринулся в сторону, прочь от центра поля. Гарри и Изольда, не сбавляя хода, разом развернулись и, продолжая смертельную гонку, устремились вдогонку. Гарри, прильнув к древку, используя идеально рассчитанный вираж, на повороте на полкорпуса вырвался вперёд и уже чувствовал холодок металлических крыльев у пальцев. Как вдруг... метла Изольды совершила невозможный, противоестественный прыжок. Её словно подбросило невидимой силой, и она выстрелила вперёд так, что воздушная волна отбросила Гарри в сторону. Он понял, что проиграл, и ему оставалось только наблюдать, как победа достаётся Изольде… Но в миг, когда Изольда протянула руку к мячу, снитч, словно угодив в невидимую струю, отпрянул от её пальцев и с невероятной силой понёсся прямо в Гарри. Гарри чисто инстинктивно, почти машинально, взметнул руку, и снитч, с глухим стуком врезался в его раскрытую ладонь.

Наступила секунда ошеломлённой тишины, а потом стадион разорвался оглушительным рёвом. Алое и золотое море на трибунах вздыбилось. Из волшебных палочек взметнулись в небо фонтаны искр, сложившиеся в гигантского грифона. Со всех сторон неслись оглушительные крики, свист, пение победного гимна «Рон Уизли — наш Король!». Ученики обнимались, подбрасывали в воздух шляпы, дудели в дудки, били в барабаны. Откуда-то из толпы на поле посыпались конфетти в виде алых львов.

Первой к Гарри подлетела Джинни. Её метла с глухим стуком ударилась о его «Молнию», но она, не обращая внимания, обвила его руками за шею.

— Ты его поймал! Я видела! — восторженно кричала она.

Только сейчас Гарри почувствовал, как крошечные холодные крылья снитча бьются о его сжатые пальцы. Но ликующий крик Джинни долетел до него словно из другого измерения. Его мысли застыли на этом невозможном, противоестественном рывке метлы Изольды. Глядя в сияющее лицо Джинни, он с абсолютной ясностью осознал главное: сейчас он должен промолчать о том, что произошло.

В воздухе творилось невообразимое. Гриффиндорцы один за другим налетали на него, хлопая по спине. Они сплелись в гигантский, кричащий, алый клубок, который медленно и неуклюже опустился на газон под оглушительный рёв стадиона.

Мадам Трюк вынесла на поле кубок Хогвартса. Огромная серебряная чаша сверкала на солнце, и когда Гарри поднял трофей над головой, толпа взревела с новой силой.

Команды выстроились для традиционного рукопожатия. Изольда двигалась по строю с безупречной улыбкой. Остановившись перед Гарри, она тепло пожала ему руку.

— Поздравляю, Гарри, ты был на высоте.

— Спасибо, — немного смутившись, сказал он. — Ты была великолепна. Если бы не этот внезапный порыв ветра, который снёс меня и снитч в сторону, всё могло сложиться иначе. Мне сегодня повезло.

На мгновение в её глазах мелькнуло что-то острое, колкое — сомнение? Недоверие? Но Гарри в ответ улыбнулся так широко и добродушно, что в искренности его слов нельзя было усомниться.

— Да, удача сегодня была на твоей стороне, — легко согласилась Изольда, и, кивнув, двинулась дальше.

Праздник в гостиной Гриффиндора был шумным и безудержным. К удивлению многих, вся команда и большая часть учеников Гогенгейма, оказалась здесь же. Синие и алые шарфы мирно соседствовали, а общее ликование стёрло границы между факультетами.

— Расступитесь! Дорогу!.. Дорогу героям снабжения! — громко кричал Андрей Рысев, пробираясь сквозь толпу.

Он, Пётр и Дин Томас водрузили на один из столов несколько ящиков со сливочным пивом.

— Как вам удалось так быстро смотаться в Хогсмид? — удивился Рон.

Андрей весело подмигнул ему:

— У нас есть свои тайные тропы.

— Слушай его больше! Всё было приготовлено нами заранее. — Добродушно сказал Пётр, наклоняясь к Рону из-за оглушительного шума в гостиной. — Мы рассудили так: неважно, кто победит — Гриффиндор или Гогенгейм. Наше братство важнее любого Кубка!

Ближе к полуночи, когда даже самые стойкие болельщики начали расходиться по спальням, Гарри стоя у камина, наблюдал, как Джинни что-то оживлённо рассказывает Рону и Гермионе. Он поймал её взгляд, и она улыбнулась ему через всю комнату. В кармане его мантии лежал маленький золотой мяч, а в голове, словно наваждение, крутилось несколько вопросов, на которые у него пока не было ответов.

На следующий день, притворяясь, что дописывает пергамент, Гарри намеренно задержался после занятия по Защите от Тёмных Искусств. Рон, Гермиона и Джинни, пообещав ждать его в Большом зале, ушли, и в классе остались только он и профессор Фелл, перебиравший свитки на кафедре.

— Ты хотел о чём-то спросить, Гарри? — произнёс профессор, не поднимая глаз от свитков. Его длинные пальцы продолжали методичную работу.

Гарри отложил перо в сторону и рассказал о том, как в решающий момент матча метла Изольды совершила невероятный по своей скорости рывок.

— Я думаю, она применила «Хлист-винд», — заключил он. — Только этим я могу объяснить такое чудовищное ускорение. А Снитч, видимо, попал в турбулентный след, и его просто отшвырнуло ко мне.

Профессор Фелл, внимательно выслушав Гарри, облокотился о стол, подперев ладонью голову.

— Вы были так высоко, что с трибун невозможно было разглядеть детали, — заметил он. — «Хлист-винд»... Заклинание, которым владеют всего около сотни волшебников. Оно пришло в наш мир с предательством из Логрии.

Профессор поднялся из-за стола, пересек кабинет и присел на край соседней парты, оказавшись теперь с Гарри на одном уровне.

— В Логрии, Гарри, существует древний и жестокий закон: если в семье рождается сквиб, его отправляют в этот мир, дабы магическая чистота нации осталась незапятнанной.

— Новорождённого ребёнка? — ужаснулся Гарри.

— Да, — подтвердил профессор. — Этот закон действует со времён Великого Разделения, что последовало за наложением «Плаща Локуса». Легенды гласят, что Логрия может существовать, только если её населяют исключительно волшебники. Иначе страна падёт. Жрицы Храма Магических Линий проверяют каждого младенца… Когда у короля Риона IV родился сын, обряд проверки магического дара младенца должен был провести его друг детства, Верховный Жрец по имени Кассиан. Обследовав ребенка, Кассиан объявил королю... что его наследник — сквиб. Но будучи другом, он предложил Риону нарушить закон. Клялся, что унесёт тайну в могилу. Однако закон в Логрии един для всех, даже для королей. Младенца... отняли у матери и отца и оставили у дверей церкви Святой Марии в Ливерпуле. Вскоре его забрала на воспитание семья волшебников, обнаружив на его пелёнках вышитый древний герб, указывающий на то, что ребенок из семьи волшебников.

— И этим ребёнком... были вы?

— Да, Гарри.

— Но... но вы же волшебник! Значит, жрец ошибся?

— Жрец Кассиан, — очень спокойно продолжил Фелл, — в юности был без памяти влюблён в девушку неземной красоты. Он добивался её расположения всеми возможными способами, но её сердце принадлежало другому — его лучшему другу, молодому королю Риону. Когда они поженились, в душе Кассиана созрела месть. Он солгал, что ребенок сквиб. А когда правда всплыла, мне тогда было восемнадцать, и в королевстве узнали, что во мне живёт магия, Кассиан бежал из Логрии. Найти его так и не удалось. Но с тех пор здесь, в нашем мире, стали всплывать заклинания, веками известные только в Логрии. И я почти уверен, что знания, которые неожиданно проявила мисс Изольда, каким-то образом связаны с тем самым беглым жрецом.

Гарри сидел и молчал. В голове не укладывалась эта странная и печальная история.

— Значит... вы думаете, Изольда... одна из тех, о ком говорит пророчество? — наконец, подобрав слова, сказал Гарри.

Профессор Фелл задумчиво провёл пальцами по перстню.

— Я думаю, что нити, ведущие к нашему общему противнику, начинаются в Логрии, — тихо произнёс он. — И мы только что получили нашу первую настоящую зацепку, которая связывает воедино и поцелуй диментора в Азкабане, и ваше путешествие в Логрию. Всё это — демонстрация силы и возможностей, выходящих далеко за рамки обычного тёмного искусства.

— Выходит, это может быть Кассиан? — спросил Гарри.

Профессор покачал головой.

— Слишком просто, Гарри. И слишком... лично для меня. Кассиан — фигура из моего прошлого, горькая тень. Но то, с чем мы столкнулись сейчас, пахнет не местью одного человека. Это пахнет организацией. Представь: пророчество, проникновение в Азкабан, дименторы, доступ к древней магии Логрии... Один волшебник, даже очень могущественный, редко действует на столь разных фронтах одновременно. Нет, я скорее поверю, что Кассиан — лишь один из винтиков куда в более сложном механизме. Возможно, ключевой... но всё же часть целого. Кто-то или что-то собирает силу, и Логрия, с её забытыми знаниями и изгнанниками, оказалась для них богатой жилой. А наша ученица, мисс Изольда... похоже, стала одной из их перспективных приобретений. И таких, как она, в Хогвартсе может быть несколько…

— А о профессоре Лунарис нет сведений?

— Нет, Гарри, — сказал профессор Фелл. — В своём доме в Салеме она не появлялась. Её нет ни на территории США, ни здесь, в Англии.

Гарри вышел из кабинета профессора Фелла с головой, полной догадок и версий. Каждое слово их разговора требовало немедленного обсуждения с Роном и Гермионой — вместе они могли бы разложить всё по полочкам. Но не сейчас... За обедом в Большом зале Джинни, сияющая улыбкой и ничего не ведающая, смешила Рона и Гермиону какой-то историей.

Лишь поздно вечером, в их спальне, опустив голос до шёпота, он пересказал Рону всё — от Логрии до подозрений об Изольде.

— Гермионе ты сам всё завтра расскажешь, — тихо сказал Гарри, когда Рон, после всего услышанного, уставился на него в полной тишине.

Друзья ещё несколько минут шептались под балдахином кровати, пока Гарри не погасил свечу.