Вечное сияние чистого чувства (гет)

Эпилог

август 2009 года, десять лет спустя

Люциус сидел на веранде своего загородного дома на юге Франции, и его не покидало приятное ощущение бесконечного удовлетворения. Словно бы он провел так всю жизнь. «Так» — это в окружении счастья и любви, когда семейные заботы не обязывают, не отнимают время, а наполняют дни смыслом.

Последние годы пролетели незаметно. Каждая секунда была важна по-своему, но при этом быстрое течение времени казалось вполне естественным. Дни шли один за другим, подобно морским волнам, которые накатываются раз за разом, порой накрывают кого-то с головой, но в итоге все равно растекаются по песчаному берегу, оставляя после себя лишь исчезающую белую пену. Но они — дни — не «утекают» совсем бесследно, о них остается память. Правда, Люциус редко оглядывался на прошлое, потому что не видел смысла с тоской смотреть на календарь, когда все идет так гладко. Он лишь изредка вспоминал былые дни, сожалея о том, что даже не пытался создать хотя бы подобие уюта в их с Нарциссой семейной жизни, не особенно интересовался взрослением Драко, не слишком часто оказывал знаки внимания первой жене. В то же время Люциус понимал — сколько бы усилий он тогда ни приложил, создать что-то даже отдаленно похожее на его нынешнюю жизнь с Гермионой в тех условиях было невозможно. Поэтому настоящее занимало его куда больше прошлого.

Стремительный ход времени пугал лишь иногда — когда Люциус замечал, как быстро растут их с Гермионой дети. Казалось, только вчера она подошла к нему и робко, словно собираясь о чем-то попросить, сказала: «У нас будет ребенок». И посмотрела на него по-детски испуганными глазами. Сейчас малышке Элли, их дочери, уже восемь, но Люциус до сих пор во всех деталях помнит тот момент счастья, когда он осознал, что стал отцом, и понял, что теперь у него есть не один лишь взрослый сын, но и маленькое прелестное создание, которое пока только и умеет, что плакать. Это счастье оказалось не мимолетным, и по сей день Люциус наслаждается своей ролью отца семейства.

Тогда, восемь лет назад, сложно было представить, что в жизни может произойти что-то столь же значимое, настолько приятно оказалось дарить свою заботу не только молодой жене, но и дочери. И только Люциус успел привыкнуть делить всю свою любовь между ними, как на свет появился Дэвид. Недавно ему исполнилось пять лет, и малыш убежден, что «пять — это о-о-очень много!» — все пальцы одной руки.

Люциус мнение сына не оспаривал, и лишь про себя поражался тому, что может сотворить с жизнью время. Подумать только, теперь он часть целой семьи из четырех человек! С трудом верилось, что все это правда, а не мираж. Ведь, помимо детей, имелся еще и внук, который скоро будет отмечать третий день рождения. А лет тридцать назад, когда Драко только появился на свет, Люциус и не предполагал, что в его жизни еще будут дети. Более того — он и не хотел этого. Если бы тогда ему сказали, что он с удовольствием будет нянчиться с младенцами, пусть и не очень часто, что займется их воспитанием, что первое слово или первые шаги прелестного маленького создания могут так воодушевлять, Люциус в ответ бы только рассмеялся. Но от его прежних приоритетов не осталось и следа. Раньше однообразие быстро надоедало, жизнь словно выцветала. А сейчас, похоже, на ней появлялись новые и новые слои красок.

Сегодня Люциус проснулся раньше обычного и, оставив Гермиону одну нежиться в кровати, решил выпить кофе на свежем воздухе. За час с небольшим он внимательно изучил утреннюю газету, что доставляли сюда из Англии ежедневно вот уже третий летний месяц кряду. В пасмурном Лондоне давно уже не происходило ничего, из-за чего следовало бы волноваться, и Люциус отошел от политики, но по привычке делал свежий номер «Ежедневного пророка» центром внимания по утрам. По крайней мере, до тех пор, пока не проснутся Гермиона и дети — тогда уже непозволительно отвлекаться на прессу.

Глотнув кофе, Люциус понял, что слишком увлекся воспоминаниями — напиток успел остыть. Но такие мелочи не могли испортить ему настроение. Он вернулся к чтению и не спеша добрался до последней полосы, где крайне редко встречалось что-то важное. И тут послышались звук затворяющейся двери и топот маленьких ножек. Люциус без сожаления отложил газету в сторону, когда детские голоса ворвались в тишину воскресного утра, окончательно отодвигая воспоминания на задний план.

— Папа! Папочка! — одновременно крикнули Элли и Дэвид, вбегая на веранду.

— Тише-тише, — он не сдержал улыбку. — С чего я учил вас начинать день?

— Доброе утро! — снова хором ответили они, даже не думая сбавлять тон.

— Вот так, — Люциус одобрительно кивнул. — И вам доброе, милые. Где мама?

— Мамочка спит, — в этот раз малыш Дэвид успел ответить первым.

— По воскресеньям она всегда долго спит, — с видом знатока прибавила Элли.

— Потому что в субботу долго не выходит из лаборатории. Она там зелья варит, я сам спрашивал.

— Мы с тобой вместе спрашивали, Дэв!

— Я спрашивал два раза!..

Дети продолжили спорить, и Люциус позволил себе отвлечься на несколько мгновений. Точно, Гермиона вчера добрых три часа проторчала в оборудованной для зельеварения комнате на чердаке. Став матерью, она забыла о карьере в Министерстве (к радости мужа) и занялась наукой. А он и не скрывал, что ему куда больше нравится жена, просиживающая вечера за очередной статьей о свойствах аконита, чем жена, с утра до ночи пропадающая на службе. К тому же, Гермиона добилась немалых успехов за годы усердной работы. Она заработала себе имя в ученых кругах, и теперь фамилия Малфой ассоциировалась у обывателей не только с древним чистокровным родом и — когда уже об этом забудут?.. — Пожирателями Смерти, но и с некоторыми научными трудами по зельеварению. А судя по тому, что вчера Гермиона вернулась в спальню в приподнятом настроении, последний ее опыт прошел успешно. Возможно, скоро на прилавках появится новое быстродействующее противоядие…

— Ну! Папочка! — не терпящий возражения тон дочери выдернул Люциуса из размышлений. Он усадил Элли к себе на колени, и она, немного поиграв с его волосами (а такая вольность позволялась лишь избранным — Гермионе и двоим младшим детям, благо Драко никогда в голову не приходила подобная идея), спросила: — А как вы с мамочкой познакомились?

По нетерпению в ее голосе Люциус точно определил, что этот вопрос его дочь «вынашивает» минимум пару дней — наверное, специально поджидала удобный момент. Умная, хитрая. Может, ее ожидает будущее в политике? Ну, Слизерин точно примет юную мисс Малфой с радостью.

— Ох, это случилось так давно… Как-то она оказалась в нашем доме в Уилтшире, представьте себе, совсем без памяти. А я тогда был молодой — вот и влюбился, тоже без памяти, — начал он, краем глаза отмечая, что на него уставились две пары любопытных глаз. — Но эта история слишком длинная, до завтрака мы с ней не управимся.

— Но мама рассказала совсем другое! — тоном разоблачителя возразил Дэвид. Он уже восседал на стуле и держал в руках газету, до этого явно раздумывая — почитать ли ее или сразу сложить оригами. Обычно Дэвид сооружал из утреннего «Пророка» большую бумажную птицу, а потом просил кого-нибудь из взрослых «оживить» ее, и они с Элли могли долго за ней гоняться. Но сегодня, определенно, беседа с отцом занимала его куда больше привычной газеты.

— Что же?

— Она говорит, что впервые встретила тебя в книжном на Косой Аллее! — отозвался Дэвид.

— Мамочка тогда была еще школьницей, а ты подрался с папой дяди Рона! — прибавила Элли.

— Хм… Да, что-то такое припоминаю… — проговорил Люциус, пытаясь придумать, как выкрутиться из ситуации. — Возможно, я что-то напутал.

Он и забыл, что технически познакомился со своей женой дважды. И если для него это произошло в тот вечер, когда Гермиона вдруг очутилась в мэноре, то с ее точки зрения их первая встреча состоялась незадолго до инцидента с семейством Уизли в магазине «Флориш и Блоттс». И как тут не запутаться «в показаниях»?..

— Так как все было? — Дэвид явно не собирался сдаваться — он даже отложил в сторону газету, так и не определив ее дальнейшую судьбу.

— Знаете, сколько лет прошло с того дня? — попытался отговориться Люциус. Конечно, когда-нибудь придется рассказать детям полную версию этой странной истории, но сейчас он на это не способен.

— Сколько лет? — с серьезным видом уточнил Дэвид.

Люциус бросил взгляд на дом, надеясь, что сейчас оттуда выйдет Гермиона, которая сумела бы мастерски отвлечь детей. Он отсчитал пять секунд, но она так и не появилась, и тогда пришлось ответить:

— Вечность.

— А это дольше, чем осталось до Рождества? — тут голос подала любознательная Элли.

— Дольше, милая.

— Как до моего дня рождения?

— Еще дольше.

— Как до моего поступления в Хогвартс? — дочь удивленно округлила глаза, показывая, что для нее время до начала учебы в школе — вечность, и ничего длительнее этого попросту нет.

— Это дольше, чем ты можешь себе вообразить, дорогая. Что-то мамы вашей долго нет, — быстро сказал Люциус, предупреждая очередной вопрос. Право, еще немного наедине с детьми — и он исчерпает свой словарный запас. Они задают слишком много вопросов, все в Гермиону.

— Мамочка не хочет вставать. Мы ее будили, но это не сработало, — Элли пожала плечами.

— Я скажу ей парочку волшебных слов, и она проснется, — он хитро улыбнулся. У детей ожидаемо загорелись глаза. Слово «волшебные» всегда действовало безотказно.

Подняв Элли на руки и ухватив Дэвида за ладошку, Люциус направился в дом, где оставил их под присмотром домовика, сказав готовиться к завтраку. Потом он поднялся в спальню — надо было все-таки разбудить жену.

— Милая, вставай… Ну же, дорогая! — воскликнул он, едва преступив порог.

Гермиона пошевелилась под одеялом, но вылезать оттуда, по-видимому, не собиралась. Люциус сел на край кровати и нагнулся над женой, убирая одеяло с ее лица.

— Нехорошо так надолго лишать нас своего общества, любимая, — прошептал он ей прямо на ухо.

Та сперва зажмурилась, а потом открыла глаза. Несмотря на то, что она была недовольна пробуждением, взгляд оставался нежным, как всегда. Люциус засмотрелся.

— Я так утомилась вчера, — жалобно протянула Гермиона.

— Мне казалось, мы легли спать одновременно.

— Твоя правда.

Тут Люциус заметил, что в дверь просунулась голова Элли — дочь заглядывала в комнату с таким видом, словно надеялась, что с минуты на минуту здесь должно было произойти что-то жутко интересное, и она уж точно не собиралась пропускать такое зрелище.

— Что случилось, малышка? — спросила Гермиона, наконец оторвав голову от подушки и сев на кровати.

— Оттуда ничего не слышно, — Элли вошла в спальню и обвинительным тоном указала на дверь, словно та была источником всех ее проблем.

— Ты стояла под дверью? — уточнила Гермиона с едва уловимым осуждением в голосе. — И что хотела услышать?

Элли потупила взор.

— Ну… Мне всего лишь нужно было узнать, что за волшебные слова папочка скажет тебе, чтобы ты проснулась. Тогда мы с Дэвом смогли бы будить тебя, когда захотим. Пип не разрешает нам трогать книжки с волшебными словами! — она выглядела на редкость серьезной.

— Потому что вам еще рано колдовать. Потерпи, тебе осталось всего три года до одиннадцати.

— А в Хогвартсе меня научат специальным волшебным словам, чтобы будить тебя, когда ты не хочешь вставать?

— Может быть, — Гермиона улыбнулась.

— И я смогу рассказать их Дэвиду?

— Только если он очень хорошо попросит.

— Ладно, — Элли, казалось, смирилась со своей «участью». — Пойду, надо рассказать ему, что мы только через три года все узнаем.

И она скрылась за дверью, оставив родителей наедине.

— Пожалуй, мне и правда пора вставать… — сказала Гермиона, потянувшись в постели, а потом прильнула к сидящему рядом Люциусу и легонько поцеловала его в шею. Тот в ответ прижал ее к себе. Определенно, день обещал был замечательным.

* * *

Все утро Гермиона была в приподнятом настроении. Вчерашний опыт с аконитом наконец-то дал результаты, сегодня ей удалось выспаться, рядом были Люциус и дети. Конечно, они находились поблизости почти каждый день, но разве это не повод для радости?

Во время завтрака она наблюдала за детьми, отмечая про себя, как быстро они выросли. Совсем недавно Дэвид едва умел ходить, а сейчас уже умудряется самостоятельно «разделываться» с яичницей и беконом. А Элли совсем взрослая, настолько, что это даже немного пугало. Ведь три года — это действительно маленький срок, а после поступления в Хогвартс дочь будет месяцами вдали от дома. И как Гермиона без нее? Останется Дэвид, но он и сам станет ужасно скучать по сестре… Роль матери оказалась куда сложнее, чем казалось. Как же хорошо, что Люциус всегда рядом, иначе она бы ни за что не справилась.

Гермиона так привыкла к постоянному присутствию мужа, что, наверное, не смогла бы прожить и дня, не услышав его голоса, не прикоснувшись к нему, не вдохнув аромат любимого. Похоже на зависимость, но только со знаком «плюс». Как ощущение влюбленности, но только проверенное временем. Все те же «бабочки в животе», но теперь уже настолько привычные, что и не замечаешь их. Гермиона так долго пробыла с Люциусом, что его длительное отсутствие могла сравнить, например, с ампутацией правой руки. Без него никак. Муж был и остается ее опорой, и она точно знала, что играет в его жизни столь же значимую роль.

Изредка Гермиона с улыбкой вспоминала, как они ссорились поначалу. Часто, по поводу и без, относясь к перепалкам как к развлечению, состязанию — у кого язык острее. Чаще все заканчивалось ничьей, а точнее — примирением в постели. Сейчас Гермиона при всем желании не смогла бы вспомнить ни одного повода для ругани, но зато никогда не забудет много приятных минут в объятиях Люциуса. Теперь, спустя годы, безудержная страсть уступила место спокойной удовлетворенности и чистой радости от близости друг друга. Ссориться и препираться совсем не хотелось, слишком ценным стало взаимопонимание, образовавшееся за годы совместной жизни.

Все «начинания» в их отношениях остались позади, и Гермиона научилась искать другие приятные мелочи. Ей нравилось высматривать в густой шевелюре Люциуса новые седые волоски, которые по цвету мало отличались от натурального оттенка. Ее привлекали все более заметные морщинки в уголках его глаз. Муж только смеялся, когда она говорила об этом, но Гермиону это не останавливало. Ее забавляло, что она в свои неполные тридцать успела полюбить и молодого Люциуса, с Люциуса, пережившего Азкабан и две магические войны, и Люциуса, который стал дедом. И когда она делилась с ним этими мыслями, он никогда не смеялся, а только как-то странно задумчиво смотрел на нее.

Завтрак закончился, и Гермиона переместилась в библиотеку — пусть не такую обширную, как в Малфой-мэноре, но все же немаленькую. Не успела она углубиться в чтение, как рядом с ней на диван приземлился Дэвид.

— Мамочка, я тебя люблю! — воскликнул он и обхватил ее своим маленькими ручками.

Гермиона нежно поцеловала сына в макушку и спросила:

— А кого еще любишь?

— Еще папочку!

— Правильно, — она одобрительно улыбнулась. — А еще кого?

— Дядю Гарри!

— Верно. И Драко, так? — подсказала Гермиона.

— И Драко с Асторией, да, мамочка! И Скорпи. А когда они придут в гости? — Дэвид никогда не упускал шанса лишний раз увидеть старшего брата. Несмотря на такую разницу в воспитании, Драко, похоже, стал примером для подражания. К тому же, вместе с ним и Асторией в гостях часто появлялся и совсем маленький Скорпиус, и тогда Дэвид чувствовал себя взрослым и важным — он становился дядей, пусть племянник и был всего на пару лет младше.

«Все-таки у них с Драко есть что-то общее, — подумала Гермиона. — Дэвид тоже любит строить из себя «большую шишку». Может, им обоим это досталось от Люциуса?»

— Сегодня вечером, милый, — ответила она сыну.

* * *

День выдался очень сложным. Драко сто раз пожалел о том, что переехал в Лондон и устроился на службу в Министерство. Сегодня официальный выходной, время ужина еще не наступило, а он уже вымотался, работая сверхурочно.

После долгожданного возвращения домой расслабиться не удалось — нужно было спешить, его ждали в гости. Ну, зато он увидит брата с сестрой, хоть и придется идти туда одному. Драко за несколько дней предупредил Асторию, что в воскресенье нужно будет навестить отца, а с утра она вдруг заявила, что у нее другие планы. «Милый, я совсем забыла и уже пообещала увидеться с Селией. Тебе разве Блейз не рассказывал? Нет? Ну, к ужину я точно не успею вернуться… А крошка Скорпиус так ладит с сынишкой Забини…» Как его? Драко даже не мог вспомнить, как зовут того темненького мальчика.

Идти в гости в одиночку не очень хотелось, но отменять было уже поздно, да и неловко как-то. Отец опять решит, что все из-за того, что он якобы недолюбливает Грейнджер. Хотя это давно не так, Драко ведь даже поздравлял их с каждой годовщиной. Поначалу это стоило ему немалых усилий, но разу к пятому-шестому он вошел во вкус. Но до конца не смирился, конечно. Нет, ну как вообще можно привыкнуть к тому, что Грейнджер — мать его родных брата и сестры? Невообразимо. Пусть и прошло десять лет, и теперь глупо удивляться тому, что отец женился на ней. Что она, по сути, мачеха Драко. Вот бред! Хоть сто лет пройдет, он никогда не сможет принимать это как данность.

Драко еще немного подумал, и решил, что, наверное, отец не сильно расстроится из-за отсутствия Астории, разве что немного поворчит о том, что редко видит внука. Конечно, редко, перебрался на все лето во Францию… Трехлетнему ребенку аппарация противопоказана, а после перемещения по каминной сети Скорпиус начинает плакать как по сигналу… Драко вздохнул, накинул мантию и направился к камину, который перенес его во Францию. Едва он шагнул в гостиную и стряхнул с рукавов летучий порох, перед глазами появилось довольное личико Элли.

— Драко, Драко! — позвала она.

Тот улыбнулся — его всегда умиляло то, как сестра иногда не до конца выговаривает «р» в его имени. Едва слышно, никто другой, похоже, и не замечал, но он всегда улавливал.

— Что, малышка? — Драко подхватил ее на руки и усадил на колени.

— А ты как с мамой познакомился?

— Мы вместе учились в школе, я же рассказывал вам с Дэвидом. Она была несносная и очень умная. В общем-то, мало что изменилось с тех пор, — ответил он, а про себя добавил: «Разве что Гермиона стала чуть менее несносной и чуть более умной».

— А папочка как?

— Отец увидел ее уже позже.

— Ну вот, значит, он говорит неправду! — Элли обиженно надула губки.

— Как так?

— Папа сказал, что встретил ее, когда был еще молодой. Наверное, даже раньше, чем стал Побирателем Смерти.

Драко не сдержал улыбку. И не счел нужным поправлять сестренку.

— Нет, малышка, в то время твоей мамы еще не было на свете, ты что-то напутала.

— Да нет же! Папа сам сказал! И Дэв подтвердит!

Драко нахмурился — никак не мог взять в толк, что же имел в виду отец? Что Элли так странно истолковала?

Обуреваемый мыслями, он направился в столовую, где его уже ожидал накрытый стол, а заодно и оставшаяся часть семейства. Пришлось объяснять отцу, почему внук не пришел в гости — ожидаемо. «Я так редко вижу его, Драко!» Надо бы напомнить ему, как «часто» он видел своего первого сына, когда тому было три. Хотя… Нет, не надо. Слишком уж радовали — хотя поначалу больше ошеломляли — перемены в отце. Тот словно стал другим человеком. Благодаря Грейнджер, черт бы ее побрал! Драко был ей благодарен, пусть ни за что не признался бы в этом.

За ужином он места себе не находил, так его заинтриговали слова Элли. Но поднимать эту тему при детях не стоило. Только когда тарелки опустели, все встали из-за стола, и Гермиона пошла с детьми в их комнату, Драко подошел к отцу и как бы между прочим заговорил:

— Знаешь, а ты мне так и не рассказал, как так вышло, что ты сошелся с Грейнджер после освобождения…

— С Гермионой.

— Ну да. С ней. Так как? — он пытался сохранять внешнее спокойствие, но любопытство внутри него так и норовило вырваться наружу.

— Она такая красавица, а ко всему прочему еще и умница. И тогда была, и сейчас. Не вижу ничего странного в желании, как ты выразился, сойтись с ней.

— Я ведь не дурак, отец. Ты на ней женился спустя пару-тройку месяцев, разве не странно? — Драко, как ему казалось, задал резонный вопрос. Ведь он и сам тогда недоумевал, какое-то время даже подозревал, что Грейнджер забеременела, как бы та ни отговаривалась, но с каждым месяцем это предположение становилось все менее вероятным — она оставалась все такой же худой.

— С чего ты вообще заговорил об этом спустя столько времени?

— Да вот, Элли поделилась своими фантазиями о вашем с Грей… с Гермионой знакомстве, — и Драко рассказал отцу то, что услышал недавно от сестры.

— Ах, это… Право, дети совсем не отличаются умением молчать…

— Этим они пошли в мать, — усмехнулся Драко. — Так что насчет этих глупостей? Элли нафантазировала?

— Неловко говорить тебе все это сейчас, но…

Следующие минут десять Драко воспринимал слова отца с открытым ртом. С похожим выражением лица Скорпиус слушает сказки. Но ему-то уже не три года, а почти тридцать!

— Ты разыгрываешь меня!

— Я абсолютно серьезен. Не думал, что мне придется с кем-то делиться этой историей. Разве что с Элли и Дэвидом, но Гермиона настаивает, что это лучше сделать чуть позже.

Отец выглядел так, словно только что поделился планами на следующие выходные, а не о невероятном… судьбоносном… шокирующем событии, пусть и тридцатилетней давности.

— Мне надо поговорить с Грейнджер, — наконец сказал Драко.

— С Гермионой, — послышалось очередное исправление. И когда отцу надоест? Если за десять лет он не привык называть ее по имени, то и надеяться не стоит.

Ничего не ответив, Драко почти побежал в детскую. Спустя полчаса (это была самая длинная беседа с Грейнджер на его памяти) стало ясно: все правда. И чем невероятнее казалась история, рассказанная отцом и Гермионой, тем логичнее выглядели их отношения. Спустя столько лет.

— Кто еще об этом знает? — спросил он.

— Дай подумать… Я, Люциус… Отчасти Элли с Дэвидом, ну и ты. Ах да, еще Гарри. Но иногда мне кажется, что он, как и дети, не воспринимает все это всерьез.

— С чего ты взяла?

— Когда я ему рассказала, мы оба были немного нетрезвы. Он почти не удивился и больше об этом не вспоминал, — пояснила Гермиона. — Сказал только: «Ну ты даешь!»

— И вы с отцом не планировали посвятить меня в эту историю?

— Мы собирались, просто… — Грейнджер отвела глаза в сторону. — Просто как-то не находилось подходящего момента.

— Десять лет прошло!

— Ох, Мерлин… Успокойся ты, Малфой.

— Сама ты Малфой, — буркнул он.

— Вот видишь, тебе и самому потребовалось десять лет, чтобы запомнить мою новую фамилию, а ты еще на нас пеняешь… — Гермиона примирительно улыбнулась.

— Ты просто невозможная, Грейнджер!

Час спустя Драко уже размышлял о том, как расскажет все Астории. А как-нибудь потом и Скорпиусу — в качестве сказки. А то недавно оказалось, что все истории о дедушке сводятся к Пожирателям, а эта тема, как-никак, считается табуированной и уж точно не подходит для сказки. Другое дело — такое романтическое приключение.

* * *

Гермиона лежала, устроив голову на груди мужа, и краем уха слушала его планы на неделю. Звук родного голоса убаюкивал, хотя засыпать пока не хотелось. Вокруг все было спокойно — дети давно спали, и до утра не предвиделось никаких забот.

— Твои волосы меня щекочут, — вдруг сказал Люциус.

— Ты каждый раз на это жалуешься, но ничего не меняется. Делай выводы, — Гермиона улыбнулась и легонько поцеловала его в плечо.

— Если очень долго чего-то добиваться… — начал он.

— …то все равно ничего не изменится, — закончила за него она. — У меня такие волосы, смирись. Иначе скоро станешь похожим на ворчливого старика.

Люциус вдруг обхватил ее, крепко прижал к себе и, не успела Гермиона понять, что происходит, перевернулся так, что она оказалась прямо под ним. Он коснулся ее губами в том месте, где линия шеи переходит в линию плеча, затем Гермиона почувствовала горячее дыхание прямо возле уха и услышала шепот:

— На старика, говоришь?

— Я пошутила, — оправдалась она. Хотя про себя подумала: ему уже пятьдесят пять, у него имеется внук, и в маггловском мире он вполне мог бы считаться пожилым человеком. Но назвать его так всерьез язык не поворачивался, Люциус мало изменился со дня их свадьбы.

— Ты невозможная. Я люблю тебя, — он поцеловал ее в губы.

— Драко сегодня сказал то же самое.

Люциус удивленно поднял брови.

— Что я невозможная, — Гермиона рассмеялась. — Я тоже люблю тебя.

— Наверное, я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел, — задумчиво начал он, откинувшись на подушки. — Ты была такая испуганная, как птичка. Я тогда спросил: «Кто вы такая, мисс? Что делаете в моем доме?»

Люциус замолчал, и она нетерпеливо спросила:

— А я что? Что ответила?

— Сказала: «Где я?»

— Как ты можешь это помнить? — изумилась Гермиона.

— В мэноре есть Омут памяти. Иначе я бы забыл все мелочи, все-таки тридцать два года прошло.

— Солидный срок. Учитывая, что мне всего двадцать девять.

— Ну, двадцать лет мне пришлось любить ту, которой не было рядом. Но при желании можно найти в этом плюсы.

— М-м? — ее удивили эти слова.

— Только представь, если бы ты тогда не исчезла, тебе стукнуло бы уже… пятьдесят.

— Рано или поздно мне будет пятьдесят, и тогда я припомню тебе эти слова, милый.

— Ну, мне к тому времени уж будет за семьдесят, так что…

— Что? Ты изменишь свое мнение о пятидесятилетних ведьмах?

— О, я не о том. Мое мнение о тебе не изменится. Даже когда тебе будет восемьдесят, — Люциус усмехнулся и прибавил: — А помнишь, как ты обижалась, когда я называл тебя маленькой?

Гермиона улыбнулась. Он и сейчас иногда называл ее так, только, видимо, сам за собой не замечал.

— Все меняется, — сказала она.

— Кроме того, что я люблю тебя. Это неизменно. И твои волосы, конечно, тоже очень постоянны.

— Я уже говорила, что люблю тебя? — Гермиона не смогла сдержать улыбку.

— Лишним не будет.

— Я люблю тебя, Люциус. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…

— Тш-ш, милая. Иди ко мне…