Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

Мучительно яркая, ослепляющая молния вспорола окружающее его черное пространство, высветив бесконечные ряды неподвижно стоящих далеко внизу глиняных воинов. Он знал, что стоит среди них, но каким-то образом смотрел на эту гигантскую армию сверху, из-под низко плывущих облаков, извергающих из себя нескончаемые потоки воды. Ему захотелось спуститься вниз, и его желание моментально исполнилось: поверхность земли ринулась навстречу с устрашающей скоростью, пока в поле зрения не вплыли растрескавшиеся камни Храма Творения.

Храма ли? Разбросанные вокруг могильные плиты, древний склеп поодаль, массивное надгробие прямо по центру поля зрения. Еврейское кладбище в Праге? Однако буквы, высеченные на каменной поверхности надгробия, меньше всего напоминали иврит. «Том Реддл» гласила надпись.

— Что это? — попытался спросить он, но не услышал звука собственного голоса.

— Образы возможного будущего, — пришел ответ в шуме ветра и каплях дождя, барабанивших по затвердевшей глине. — Вы еще не сняли последнюю печать, но время близко, имеющий власть.

— Волдеморт? Волдеморт связан со всем этим? — попытался он сформулировать неясную мысль, шевельнувшуюся на самом дне сознания.

— Ты видишь сам.

Среди надгробий показался темный силуэт. Невысокий человек медленно приближался, неслышно ступая по кладбищенской земле и прижимая к себе нечто похожее на запеленутого младенца.

— Что мне делать, Цакебе?! — беззвучно вскричал Гарри. — Что ты хочешь от меня? Эти видения ни капли не помогают мне, только путают еще больше.

— Я не посылаю этих видений. Ты посылаешь их. Учись видеть, имеющий власть.

— Просто скажи, что меня ждет?

— То, чему ты позволишь случиться.

— Я умру?

— Вероятно.

— А Гермиона?

— Почти наверняка.

Гарри почувствовал, как ледяная рука, словно принадлежащая одному из мертвецов, лежащих на этом кладбище, схватила его за горло и начала медленно сжимать пальцы, выдавливая из него остатки жизни. Кошмарное будущее приближается, а он даже не знает, что сделать для его предотвращения.

— Ты в силах помочь, Цакебе? — спросил Гарри, едва сдерживая слезы.

— Теперь уже нет. Прощай, имеющий власть.

Отчаяние затопило его, и он попытался закричать, но не смог выдавить из себя ни звука. Приближавшийся человеческий силуэт замер, и Гарри услышал резкий холодный голос:

— Убей лишнего!

Следом раздался протяжный вопль невыносимой боли, и Гарри с запозданием понял, что кричит он сам.

— Гарри, проснись! Да проснись же!

Он оторвал голову от смятой подушки. Перепуганная насмерть Гермиона трясла его за плечо, глядя на него широко раскрытыми глазами. У нее за спиной он увидел встревоженную Урсулу, которая растерянно переводила взгляд с него на Гермиону и обратно. По их лицам проносились отблески огней за окном поезда.

— Я… снова кричал? — спросил он пересохшими во сне губами.

— Еще как, — мрачно кивнула Гермиона.

— Похоже, у тебя это не в первый раз, Гарри? — спросила Урсула. — Мне тоже долго снились кошмары после того, как мой отец… Когда его убили.

Он сочувственно кивнул и взглянул на часы. Шесть утра. До прибытия в Базель оставалось двадцать минут. Еще пятнадцать минут на автобусе — и они будут в Дорнахе, а дальше Урсула покажет дорогу. Поначалу Гарри пожалел, что они были вынуждены воспользоваться традиционным магловским транспортом вместо портала. Выбирать, увы, не приходилось: портал в Швейцарию располагался в подсобке «Эрлёйхтетенгартена» вместе с несколькими другими, и незамеченными уйти через них было невозможно.

Однако, немного рассудив, Гарри понял, что, воспользовавшись порталом, они бы ничего, по большому счету, не выиграли: прибыв в Дорнах на ночь глядя, им опять-таки пришлось бы ждать до утра, пока Гётеанум откроется, чтобы отыскать Альберта. Кроме того, портал вел в Цюрих, откуда им все равно пришлось бы ехать поездом.

Как ни странно, враг держал слово: покинув Сумрак, они до сих пор не подверглись нападению. Слежки тоже заметно не было, хотя это, конечно, еще ничего не значило: Гарри слишком хорошо помнил засаду, которую им устроили в Мюнхене. Быть может, Квиррелл ошибался, полагая, что руководство Аненербе блефует? Возможно ли, что они в самом деле готовы заключить мир? С другой стороны, мирный договор с нацистами — идея с любой стороны плохая, поэтому, несмотря на то, что его первоначальная тревога несколько улеглась, Гарри старался сохранять бдительность. В конце концов, от этого зависит не только его собственная жизнь.

— Подъезжаем, — сказала Урсула, глядя в окно. — Осталось немного.

Она оказалась права. Через пятнадцать минут после прибытия на железнодорожную станцию Базеля они уже сидели в полупустом автобусе, державшем курс на коммуну Дорнах. Гарри не мог избавиться от тяжелого послевкусия, вызванного очередным видением. Темно-серая пелена облаков, укрывшая небо от горизонта до горизонта, только усугубляла гадкое гложущее чувство тревоги, угнездившееся где-то в центре груди и стеснявшее дыхание. Неужели Цакебе говорит правду, и каждым своим действием они лишь приближают собственную гибель? Его состояние не укрылось от Гермионы, которая то и дело озабоченно поглядывала в его сторону.

— Что с тобой, Гарри? — наконец не выдержала она. — Сон?

Он сдержанно кивнул. Почему-то ему не хотелось делиться с подругой своими видениями. И не только потому, что они могли ее встревожить. Когда он мысленно пытался облечь увиденное им в слова, получалось что-то на редкость глупое и не стоящее внимания. Бессвязная цепочка образов, смысл которых подчас был туманным до крайности, сопротивлялась осмыслению. В то же время образы эти определенно несли информацию о будущем, в чем он уже не раз убеждался.

Гермиона, так и не дождавшись от него деталей, обиженно пожала плечами и перевела взгляд на пейзаж за окном. Многоэтажная городская застройка Базеля уступила место редким частным домикам, перемежавшимся начинавшими цвести садами. Первая весенняя зелень, хотя и не достигла густоты и пышности, свойственной лету, но все же выгодно оттеняла унылое небесное марево, и Гарри ощутил, как неприятное чувство в груди теряет силу. Может быть, у них все же есть шансы на лучшее будущее?

— Теперь еще минут пятнадцать пешком, — сообщила им Урсула, когда они выбрались из автобуса. — Не очень близко, но здесь прекрасное место для прогулок.

Дорнах и впрямь оказался на редкость живописным поселением. Путешествие по узким чистым улочкам среди деревьев и аккуратных двухэтажных домов нисколько не тяготило, и когда после очередного поворота они оказались на длинной асфальтированной аллее, ведущей к причудливому сооружению неправильной куполообразной формы, гнетущие мысли почти покинули Гарри.

— Гётеанум, — просто сказала Урсула, указав на здание. — Сюда мы приезжали с папой, когда мне было десять лет. Именно здесь он встречался со своим другом.

Дверь во Всемирный центр антропософии оказалась запертой. Трижды позвонив, они не менее пяти минут ждали, переминаясь с ноги на ногу, когда, наконец, замок щелкнул, дверь отворилась, и перед ними предстал высокий сгорбленный мужчина лет за сорок в гигантских очках со столь же гигантскими диоптриями. Судя по его весьма недовольному выражению лица, они помешали ему выспаться перед началом рабочего дня, но особенно виноватым себя Гарри не чувствовал.

— Ребята, экскурсии сегодня с одиннадцати… — начал он с явственно звучавшими сварливыми нотками в голосе.

— Доброе утро, — перебила его Урсула. — Мы не на экскурсию. Мы ищем человека, который здесь работает… Или работал раньше.

Мужчина открыл дверь шире, и Гарри разглядел бейджик, закрепленный на его пиджаке. «Проф. Зигмунд Закс, искусствовед, доктор философии», сообщала надпись.

— Но почему так рано? — немного смягчившись, спросил он. — Почти никого из сотрудников сейчас нет на месте. Кто именно вам нужен?

— Я не помню его фамилии, — ответила Урсула. — Однако его зовут Альберт, и у него поврежден позвоночник. Он пользуется инвалидным креслом.

Их собеседник нахмурился, обратив взгляд за толстенными стеклами очков куда-то в направлении облаков, а потом покачал головой:

— У нас есть один Альберт, молодой парень, который пришел к нам год назад. Но никого на инвалидном кресле здесь нет, это я вам точно могу сказать. Однако я здесь работаю только три года. Если ваш Альберт покинул Гётеанум раньше, вам лучше поговорить с моей коллегой, она сейчас наверху. Идите за мной.

Едва войдя в холл, Гарри вздрогнул. Даже снаружи здание казалось каким-то неправильным, будто бы грубо вытесанным пещерным гигантом из цельного куска камня. Но стоило им перешагнуть порог, как волосы зашевелились у Гарри на голове — настолько сильные ассоциации вызывал этот интерьер. Красноватое освещение из нескольких точечных источников, искаженная, перекошенная архитектура, создающая впечатление зыбкости и неустойчивости, сюрреалистичные картины и скульптуры, украшающие стены… Мир ангелов. Мир Черного солнца во всем своем жутком величии.

Они пересекли холл, миновав на редкость уродливого истукана с разинутым в крике ртом, и доктор Закс распахнул перед ними двери центрального зала, заставленного рядами кресел. Гарри задохнулся. Багровое клубящееся марево. Ангельские фигуры, вооруженные сияющими клинками и зигзагообразными молниями. И гипнотический взгляд сквозь бушующее пламя прямо перед ним. Он застыл, как вкопанный. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это всего лишь настенно-потолочная роспись, ненавязчиво переходящая в массивные опорные колонны по сторонам.

— Нравится? — по-своему интерпретировал состояние Гарри их провожатый. — Большинство картин здесь основаны на работах Рудольфа Стайнера, нашего основателя. Но с момента его смерти немало талантливых художников сделали свой вклад во внутреннее убранство Гётеанума, не говоря уже о наших архивах.

Профессор провел их через весь зал к небольшой двери слева от сцены, где они поднялись на второй этаж по столь же причудливой скошенной лестнице. Стены здесь казались нарисованными акварелью, хотя было заметно, что этой иллюзией они обязаны преимущественно искусному сочетанию разноцветных источников света и стеклянных витражей, порождающих вместе наблюдаемое смешение цветов.

Постучав в дверь, доктор Закс пригласил их в светлый просторный кабинет, где они увидели сидевшую за столом полноватую круглолицую блондинку средних лет.

— Знакомьтесь, ребята, — сказал профессор. — Это доктор Криста Браун, она работает в архиве последние пятнадцать лет…

— Шестнадцать, доктор, — улыбнувшись, перебила его женщина и, встав из-за стола, протянула им руку. — Чем могу быть полезна, молодые люди?

Усевшись на предложенные им стулья, они вкратце изложили цель своего визита. От Гарри не укрылось, что жизнерадостное лицо сотрудницы архива на мгновение помрачнело, едва она услышала упоминание Альберта. Впрочем, она сразу же вернула себе благодушный вид и, кивнув, ответила:

— Я знаю, о ком вы говорите. Это Альберт Кун, довольно известный в наших кругах коллекционер. У него нет ученой степени, однако его значение для всего нашего направления… Словом, выдающийся был человек.

— Был? — нахмурился Гарри. — Он уже умер?

— Нет, он жив. Но с ним что-то случилось около четырех лет назад. Переругался со всеми сотрудниками в очень… резких выражениях, обозвал нас близорукими идиотами и покинул Гётеанум навсегда. Теперь живет в своем особняке на окраине, носа наружу не кажет. Нанял охрану, огородил свой участок колючей проволокой — ну, вы понимаете. Да еще и прихватил с собой бумаги из архива Гёте, которые здесь раньше хранились. Строго говоря, они и раньше находились в его коллекции, но все равно, забирать обратно подаренное — это… не очень хорошо, — она осуждающе покачала головой.

— А вы не подскажете, как найти его дом? — спросила Гермиона.

— Недалеко отсюда. Перекресток Гобенвег и Шлоссвег, белый двухэтажный дом с высоченным забором. Не ошибетесь.

Дом Альберта Куна они увидели издали: сиротливо стоявший вдалеке от всех других, он белел за деревьями, высившимися по сторонам шоссе Гобенвег. Солнце уже взошло, окрасив пейзаж в нежно-розовые тона, а дувший с утра ветерок почти совершенно стих. Подавленное настроение Гарри окончательно рассеялось, и он безмятежно шагал рядом с девушками по направлению к цели их путешествия. Достичь ее оказалось на удивление просто. В другое время это могло бы его насторожить, но сейчас он был слишком сосредоточен на возможном будущем, чтобы обращать внимание на то, что происходило в настоящем.

— Если у него и впрямь полный двор охраны… — нарушил молчание Гарри, но продолжить не успел.

— Тихо! — зашипела на него Гермиона, дав знак остановиться.

— Что случилось? — удивился он.

— Что-то в кустах, — прошептала она. — Мне показалось… Там кто-то крадется.

Гарри извлек из внутреннего кармана куртки пистолет, над которым поработала Хироко, и снял его с предохранителя. Подойдя к краю дороги, он вгляделся в глубину зарослей, пытаясь уловить движение, однако все было тихо, и, постояв с полминуты, он вернул пистолет на место.

— Возможно, ветер или какое-то животное, — пожал он плечами. — Пойдем к дому. Если он и впрямь так охраняется, как описала Криста Браун, у нас могут быть проблемы. И лично мне не хотелось бы решать их насильственным путем.

Усмехнувшись тому, насколько агрессивно прозвучало его заявление, он бросил последний взгляд в заросли и вернулся на дорогу. В конце концов, Аненербе имели десятки возможностей сцапать их раньше, не дожидаясь, пока они доберутся до цели.

Вблизи жилище Альберта поражало своей мрачной неприветливостью, несмотря на выбранную цветовую гамму. Белая краска на высоком металлическом заборе облупилась, и никто уже давно не предпринимал попыток восстановить покрытие. Рядом с одинокой маленькой дверью красовалась вывеска с темной-красной лаконичной надписью: «Вход воспрещен».

Кнопки звонка не было, поэтому Гарри просто постучал в дверь. Ответа не последовало, и он постучал еще раз.

— Читать не умеете? — раздался гнусавый голос с той стороны. — Проваливайте.

— Нам нужно увидеть Альберта Куна! — крикнул Гарри.

— А мне нужно миллиард долларов на счет и Клаудию Шиффер в жены. Проваливайте, я сказал!

Урсула подошла ближе, заставив Гарри посторониться.

— Передайте господину Куну, что пришла дочь его старого друга, Юргена Майснера.

— Да хоть английская королева! Я уже сказал…

— Погоди, Штефан, я их встречу, — послышался слабый надтреснутый голос.

Замок громко лязгнул, и дверь отворилась. Во дворе стоял выглядящий крайне недовольным охранник в мятой униформе, который, увидев их, скривил мясистые губы, отчего они стали похожими на два слипшихся хот-дога. У него за спиной в инвалидном кресле сидел совершенно седой старик, укутанный в мышиного цвета потертый плед, изучающе глядя на них из-под кустистых бровей.

— Урсула? — с улыбкой проговорил он, разглядев рыжеволосую девушку среди гостей. — Прошу в дом. Кто твои друзья?

Дом, который в свое время имел полное основание носить эпитет «шикарный», теперь являл собой плачевное зрелище. Гостиная, куда они вошли вслед за Альбертом, была завалена всевоможным хламом: исписанными листами бумаги, выцветшими газетами за невесть какой год, картонными коробками и почтовыми конвертами. В углу, рядом с горой скомканных пластиковых пакетов, на табуретке громоздилась стопка немытой посуды, увенчанная куском хлеба, уже тронутым пленкой плесени. У Гарри, едва он оказался внутри, отчаянно засвербило в носу и, не выдержав, он громко чихнул, взметнув в воздух облака многолетней пыли с ближайшего к нему книжного стеллажа.

— Простите Штефана, — доверительно понизил голос Альберт. — Он раньше работал управляющим в какой-то компьютерной компании. Компания давно прогорела, но он до сих пор обожает командовать. Мда… Так чем же я удостоился вашего визита, юные иллюминаты? Про меня уже все забыли. Оно и неудивительно: у меня уже ничего не осталось. — Помолчав немного, он тихо добавил: — И никого.

— Ваш брат? — так же тихо спросила Урсула.

Альберт молча кивнул и развернул свое кресло в сторону окна. Гарри переглянулся с Гермионой. Прямое попадание!

— Это моя вина, — сказал старик. — Я написал ему в Германию, когда ко мне вломились люди Аненербе и похитили бумаги Гёте. Он пустился по следу и… — Альберт снова умолк, и до друзей донесся его тяжелый вздох. — Не следовало мне забирать эти материалы из Гётеанума, конечно. Но я здорово психанул тогда, после гибели Юргена. Думал, что у меня они скорей сохранятся. Нанял кучу охранников… А толку-то — против магии? Они даже огонь открыть не успели.

«Профессор Квиррелл мог бы возразить», — подумал Гарри, но комментировать последнее высказывание Альберта не стал. Вместо этого он выдержал деликатную паузу и перешел непосредственно к цели их визита:

— Господин Кун…

— Просто Альберт, — перебил его старик. — Ненавижу официальщину.

— Альберт, — послушно повторил Гарри. — У нас к вам несколько вопросов, от которых зависят жизни многих людей. Вы не откажетесь…

— Я расскажу все, что вас интересует, мне уже нечего терять, — пожал плечами Альберт. — Но почему вы? Если у этого вашего Айзентурма проблемы, почему их не решают просвещенные?

— Это… сложно объяснить, — уклончиво ответил Гарри, на что Альберт ответил понимающей ухмылкой. — Возможно, мой первый вопрос покажется вам странным, но… Не знаете ли вы что-нибудь, что можно использовать против Аненербе? Местоположения их баз? Порталов? Может быть, какие-то из долгосрочных планов?

Альберт неожиданно серьезно взглянул на Гарри и задумался. Потом подъехал к облупленному комоду, выдвинул ящик и, покопавшись, извлек из наваленного там хлама крохотную записную книжку.

— Раз уж вы спросили… Юрген Майснер, отец этой юной фрейлейн, мир праху его, что-то такое знал. Прости меня, Урсула, что говорю все это… Твоего отца перехватили на вокзале, когда он направлялся в Ингольштадт. До этого он говорил мне, что владеет информацией, которая поможет покончить с Аненербе.

— Он не намекал, что именно это за информация? — спросил Гарри.

— Нет, — покачал головой Альберт. — Однако через неделю после того, как он погиб, я получил по почте небольшую бандероль от незнакомого отправителя, в которой было вот это, — он помахал блокнотом. — Я думал, что это ошибка, хотел даже вернуть на почту. Однако, раскрыв блокнот, сразу узнал почерк своего друга. Правда, абсолютно не понял смысла написанного.

— Шифр? — спросила Гермиона с загоревшимися глазами.

Альберт пожал плечами и подъехал к ним на своем кресле, вручив блокнот Гермионе.

— Судите сами. То ли шифр, то ли бессмыслица, чтобы сбить Аненербе с толку. Пока что это сбило с толку самого меня. И боюсь, ребята, что ничего больше у меня для вас нет, — он снова вздохнул и свесил голову на грудь.

Бросив взгляд на Гермиону, которая уже углубилась в изучение содержимого блокнота, Гарри перешел ко второму вопросу, который ему хотелось прояснить. Но для этого им тоже потребуется кое-что рассказать.

— Господин… то есть Альберт, — начал он. — Мы были на Броккене, когда там погиб ваш брат.

Старик поднял к нему хмурый взгляд, и Гарри, собравшись с духом, вкратце изложил историю их путешествия к тайнику Гёте. Когда он закончил, Альберт трясся в своем кресле от беззвучных рыданий.

— Дядя Альберт, — обратилась к нему Урсула, — может, мы подождем…

— Нет! — сквозь слезы отрезал старик. В его слабом голосе появились стальные нотки — свидетельство бушевавшей внутри ярости. — Чем еще я могу быть полезен? Я сделаю все, чтобы помочь иллюминатам прикончить этих тварей.

Со двора послышался шум: судя по звуку, что-то тяжелое упало на землю.

— Штефан, что там такое? — крикнул Альберт и, не дождавшись ответа, вновь обратил взор к друзьям.

— Среди бумаг, которые мы нашли у… вашего брата, — осторожно начал Гарри, — было очень странное письмо на иврите, не имевшее отношения к Гёте.

— Да, я знаю, — кивнул Альберт, — это письмо заключенного в Освенциме, адресованное одному раввину по имени Эрше Ширман. Его когда-то передал мне Юрген, а я отправил копию своему брату, потому что он изучал историю Холокоста и…

— Что?! — в один голос воскликнули Гарри и Гермиона.

— Что вас удивило? — нахмурился Альберт.

— Вы… наверное, что-то перепутали, — сказал Гарри. — Мы знаем Эрше Ширмана. Но он выглядит… моложе.

Альберт еще больше нахмурился и в задумчивости почесал лоб. Затем он поднял взгляд и медленно проговорил:

— Твой отец, Урсула… Он рассказывал мне очень странные вещи про этого человека. Я не поверил тогда, но теперь…

— Что именно он рассказывал, Альберт? — спросила Гермиона. — Что он бессмертен и что на самом деле зовут его иначе?

— Откуда вы знаете, фрейлен? — удивился Альберт. Гарри с таким же удивлением посмотрел на Гермиону, на лице которой появилась торжествующая улыбка. — Да, вы правы. Юрген говорил, что среди самых старых пражских евреев об этом человеке говорят с почтением. Относятся к нему, словно к божеству какому-то или ангелу. Говорят, что он жутко древний, но не стареет. Что он очень добрый, и всегда приходит на помощь в самые тяжелые годы. И еще имя… На самом деле его зовут…

Окно взорвалось тысячами стеклянных осколков, которые усеяли гостиную сверкающим ковром. Выломав оконную раму, внутрь ввалилось окровавленное тело Штефана и рухнуло поверх журнального столика, свесив безжизненные конечности. На подоконник легко запрыгнул человек, которого Гарри поначалу не узнал — мешало солнце, светившее из-за спины визитера. Последний сделал шаг в сторону, обратив к ним лицо.

— Эльза Фриз?! — воскликнула Урсула, сделав шаг назад.

— К вашим услугам, фрейлейн Майснер, — изобразив лучезарную улыбку, отозвалась Фриз. — Сожалею о вашем охраннике, господин Кун, но он собирался в меня стрелять. Мисс Грейнджер, передайте мне это, будьте добры.

Гермиона, поспешно завела за спину левую руку, сжимая в ней записную книжку Юргена Майснера, одновременно выхватив палочку. Гарри извлек из кармана пистолет, чем безмерно удивил Эльзу Фриз, судя по выражению ее лица.

— Ребята, — проговорила она, покачав головой. — Вы не осознаете ситуации. Между Аненербе и иллюминатами действует перемирие, и действовать оно будет ровно до тех пор, пока кто-нибудь из ваших его не нарушит. Нападение на агента Аненербе — это нарушение. Если оно произойдет, за ним последует немедленная атака как на академию, так и на ваших людей в других городах. Включая маленькую экспедицию в Глинско с уважаемым профессором Квирреллом во главе. И знаете, я буду только рада этому, — закончила она тираду, хищно ухмыльнувшись.

— Однако и вы не можете напасть на нас, верно? — медленно спросил Гарри, закрывая собой Гермиону. — Так что мы уходим, и вы нас…

— Отобрать можно, и не нападая… формально, — равнодушно хмыкнула Эльза Фриз и направилась к ним, небрежным движением ладони отшвырнув с дороги коляску со стариком.

— Гермиона, беги! — выкрикнул Гарри, поднимая пистолет на уровень глаз.

— Ой, Гарри… — с улыбкой проворковала Эльза Фриз, направляясь прямо на него.

Закончить она не успела. Грохнул выстрел, и пуля пробила пробила ей щеку, во мгновение ока превратив красивое лицо в жуткую кровавую маску. Брызнули осколки зубов и костей челюсти, и бывшая преподавательница теоретической истории с мучительным хрипом завалилась набок.

— Я не иллюминат, — тихо сказал Альберт, сжимающий в руке древний «Люгер» со все еще дымящимся стволом. — Мне можно.

Эльза Фриз перекатилась набок и, вскинув руку, прошамкала страшно изуродованным ртом:

— Авава кхававва!

Вторая пуля ударила в стену за ее спиной, выворотив кусок пластикового покрытия. Фриз, истекая кровью, выхватила другой рукой «Вальтер». На сей раз выстрелы прозвучали одновременно. Посланница Аненербе рухнула на пол с пулевым отверстием в центре лба. Альберт застонал, прижав руку к правой стороне груди. Под его пальцами на белой рубашке расплывалось кровавое пятно.

— Урсула… — прохрипел он.

— Дядя Альберт! Мы вам поможем! Держитесь, я вызову скорую… — Урсула рванулась к стоящему на столике телефону.

— Нет! — с усилием выдавил из себя Альберт, закашлявшись. На его губах остались сгустки крови. — Они наверняка прослушивают звонки… Узнают, что она мертва, и нагрянут. Бегите сейчас же. Мне уже не помочь.

Его тело затряслось от приступа кашля. Урсула, застыв на месте, с ужасом смотрела на умирающего.

— Простите нас… — пробормотала она. — Мы привели за собой…

— К черту… — попытался улыбнуться старик. — Идите.

— Он прав, — тихо сказала Гермиона, тронув Гарри за руку. — Нам пора уходить.

Гарри молча кивнул Альберту, взял за локоть мокрую от слез Урсулу, и все трое направились к выходу. Но последующие слова старика заставили его застыть на месте.

— Цакебе… — прошептал тот. — Последний ангел на Земле… Ангел Пустоты. Найдите… может быть… поможет.

— Что вы сказали? — ошарашенно спросил Гарри, обернувшись.

— Найдите, — вновь пробормотал старик. — Юрген… знал.

— Но как?.. — начал было Гарри и тут же осекся.

Альберт Кун был мертв.