Хорошие дети плачут молча (джен)

Ясен осторожно стянул парик и снял силиконовую накладку.

— Линзы доставать не буду, — заявил он. — Я их вставлять замучился. Узнаешь? («Братик Лёва брата Колю», — пронеслось в голове. Нравилась ему эта книга, да…)

Дадли, ощупывавший собственное тело с выражением полнейшего потрясения на лице, сумел сфокусироваться на странном незнакомце, некоторое время молчал, а потом тихо сказал:

— Гарри? Это ты? Ты так странно одет… Это маскировка? А я тебя и не узнал сразу… Это правда ты?

— Я, дорогой кузен, я… И если бы не я — сидел бы ты сейчас, как овощ в грядке. Помнишь хоть, что с тобой случилось?

Дадли нахмурился. Потом обвёл взглядом комнату, потрогал кровать и скосил глаза в район паха. Ясно, понял, что на нём памперс. Лицо Дадли побледнело, покраснело, а потом он тихо спросил:

— Я что, был парализован? Всё было так плохо?

Ясен молча кивнул.

— И ты меня спас? Своей эээ?..

— Именно ээээ… — ухмыльнулся Ясен. — Не волнуйся, Дадли, папочки здесь нет и некому накладывать запрет на слово «магия». Магией я тебя и исцелил. А уж как ты будешь жить дальше — твоё дело. Можешь опять начать наркоту толкать, мать в могилу загонишь и кончишь где-нибудь на помойке… или где там наркоши помирают? В курсе?

— Я не толкал наркоту, — твёрдо ответил Дадли. — Честное слово. Это подстава.

Ясен скрестил руки на груди и иронически улыбнулся.

— Гарри, я понимаю, что вёл себя с тобой как полный гад! — запальчиво произнёс Дадли. — Прости меня. Но к наркотикам я не притрагивался. Никогда. И не торговал ими. Пирс Полкисс меня подставил. Крыса поганая…

— Что-то слишком много крыс… — пробормотал Ясен.

— Что? — удивился Дадли.

— Ничего, это я о своём, о девичьем… — хмыкнул Ясен. — Рассказывай, Дадли. И, прошу тебя, уложись побыстрее. Внизу матушка твоя ждёт и беспокоится, а мне не хотелось бы посвящать её во всё это.

— А… а отец? — спросил Дадли, и Ясен уловил в его голосе страх. С чего бы это? Если верить Роулинг, то именно кабан Вернон баловал своего отпрыска просто безбожно.

— Отец ещё долго здесь не появится, — жёстко сказал он. — Он хотел захапать то, что ему не принадлежало. Вот и поплатился.

— Точно? — опасливо переспросил Дадли. Вроде бы он даже обрадовался отсутствию отца.

— Точнее не бывает, — твёрдо ответил Ясен.

— Хорошо… — выдохнул Дадли. — Гарри, я всё тебе расскажу. Всё.

Рассказ Дадли был недлинным. Избалованному отпрыску Дурслей жутко не понравилось в дорогой частной школе. Строгие правила, серьёзные учителя, дисциплина… да-да, просто так пускать в ход суковатую палку было нельзя. Плюс первый год Дадли проучился на полном пансионе* и ужасно страдал от необходимости жить в одной спальне с другими мальчиками и строгого контроля воспитателей за их расписанием и досугом.

В конце года Петунья ужаснулась похудевшему бедняжке и уговорила Вернона сделать его полупансионером. То есть вечером Вернон забирал Дадли домой, а утром отвозил. Но даже это послабление казалось избалованному Дадли непосильным бременем.

Учился Дадли так себе, с трудом переползая из класса в класс, отношения с соучениками не заладились, бывший друг Пирс Полкисс перестал его поддерживать, и Дадли взбунтовался. Он хотел домой, чтобы мама была рядом — и никаких школ. Это ведь с подачи школьной медсестры его посадили на дурацкую диету.

Дадли стал себя вести так, чтобы его, по возможности, поскорее отчислили — пакостил, хулиганил… и огребал и от одноклассников, и от учителей с воспитателями. Увы, но отчислиться не получалось никак. Вернон Дурсль, сам закончивший эту же школу, сильно желал видеть сына и наследника выпускником в форменном школьном галстуке. Свой «старый школьный галстук»** он бережно хранил и порой встречался с бывшими одноклассниками.

Увы, но у Дадли с одноклассниками как-то не сложилось. Единственное, чем он мог похвастаться — физическая сила, но даже с нею сложно дать отпор нескольким ребятам одновременно — это не тщедушного Гарри по Литтл-Уингингу гонять. В общем, пока Вернон мог, он оплачивал выкрутасы сына, но потом денег стало меньше, и Дадли вернулся обратно и пошёл в Хай Кэмерон — ту самую школу, которую прочили Гарри. Там он быстро ощутил себя в своей тарелке, сколотил банду и потихоньку, чтоб не попадаться, терроризировал одноклассников. Кое-чему в частной школе он всё-таки научился, да и знания некоторые всё-таки приобрёл, что не позволяло его оценкам скатиться совсем уж до критического уровня. К тому же Дадли стал заниматься боксом и даже подавал некие надежды, что ещё больше подняло его самооценку. Некоторое время он был счастлив… пока не понял, что с родителями творится что-то неладное. Его стали ограничивать в карманных деньгах, на день рождения он получил всего лишь (!) восемь подарков, включая и подарок от тётушки Мардж, да и количество вкусного за ужином поубавилось.

Дадли пробовал возмущаться, но Вернон его окоротил (первый раз в жизни), рассказав, что на фирме дела идут плохо, и нужно временно затянуть пояса. Про пояса Дадли не понял, а понял, что ситуация с карманными деньгами и подарками в ближайшее время точно не поправится.

А потом… потом Гарри не вернулся на каникулы, вместо него пришло странное письмо с непонятным содержанием, которое родители Дадли не показали, а прочитать его он не успел — оно просто рассыпалось в руках у Вернона.

А потом Дадли очень неудачно встал ночью попить водички и поискать в холодильнике вчерашнюю куриную ножку — он точно знал, что парочка должна была остаться.

Потихоньку пробираясь на кухню, Дадли заметил свет в кабинете отца и услышал, что Вернон с кем-то разговаривает. И это явно была не Петунья — второй голос был мужским. И при звуках этого голоса Дадли ощутил что-то похожее на испуг и желание вернуться в свою комнату. И если бы он туда тихонько вернулся, возможно, следующие события разворачивались бы совсем по-другому. Увы, Дадли не вовремя решил проявить любопытство и шилопопость и потихоньку подкрался к неплотно прикрытой двери отцовского кабинета и заглянул в неё.

В кабинете находились двое — сам Вернон и высокий седой старик, похожий на сектанта из-за длинной бороды и старомодной одежды. Дадли был готов поклясться, что подобные длинные пиджаки с фалдами он видел на героях в столь любимом Петуньей сериале «Джейн Эйр» с красавцем Тимоти Далтоном. Но, впрочем, не одежда привлекала внимание — мало ли среди пожилых англичан эксцентричных чудаков, а цепкий, пронизывающий взгляд тёмно-голубых глаз.

Дадли отпрянул от двери, искренне надеясь, что странный старик его не заметил, он снова захотел убраться прочь, но ослабевшие ноги отказались ему повиноваться, и он поневоле прислушался.

— … не вернётся, — донёсся до него голос старика. — Разве не этого ты хотел, дорогой Вернон? Мальчишка больше не твоя проблема. Живи спокойно.

— Это хорошо, — отозвался Вернон. — Но что с ним случилось?

— Это тебя не касается. Сейчас он всё равно что мёртв. Отработанный материал, так сказать. Мне жаль, я возлагал на него большие надежды. Увы, мальчик оказался слишком… неуправляемым.

— Этот паршивец всегда всем перечил! — проворчал Вернон. — Нет его — и ладно. Но я бы хотел прояснить один вопрос.

— Я готов ответить, — любезно улыбнулся незнакомый старик.

— В течение всех этих лет мы несли немалые расходы по содержанию мальчишки, — прошипел Вернон. — Неужели вы нам их не возместите? Раньше, когда у меня дела шли хорошо, я помалкивал, но с тех пор, как пропал мальчишка, нас словно сглазили. Мне нужны деньги, слышите? Если у него нет других близких родственников, то мои жена и сын — его законные наследники. Неужели у вас не так?

— Не так, — ещё более любезно улыбнулся старик. Так любезно, что Дадли, вновь тихонько заглянувшего в кабинет, прошиб холодный пот. «Ох, папа, — подумал он, — не говори так с ним! Не надо!»

— Не так, — повторил старик. — По нашим законам магглы не могут наследовать магам… впрочем, твоя жена — сквиб, да и сын тоже… Сквибам полагается четвёртая часть имущества и только в денежном плане.

— Отлично, пусть будут деньги! Мне не нужны эти дурацкие магические штучки! — потёр руки Вернон.

— Кхм… — задумчиво произнёс старик. — Ну, тогда это можно устроить, но не сразу… Вернон, мальчик мой, ты ведь сможешь подождать несколько месяцев? Продержишься?

— Да… — неохотно проворчал Вернон. — Если вы твёрдо обещаете, что…

— Я твёрдо обещаю, — с нажимом произнёс старик, — что ты, Вернон Дурсль, сможешь объявить себя наследником состояния Гарри Джеймса Поттера.

— Вот и отлично, — обрадовался Вернон. А Дадли в этот момент подумал, что ни фига не отлично. Старик ведь не обещал, что отец получит деньги. Но, похоже, сам Вернон думал иначе. Он даже заулыбался, что при его габаритах и моржовых усах выглядело поистине устрашающе.

— Смотри, Вернон, я даже поклясться в этом готов, — сказал старик, и в руках его появилась кривая суковатая палочка. Вот просто взяла и появилась. Из ниоткуда. По спине Дадли табуном промаршировали мурашки. А Вернон вдруг замер со счастливой улыбкой на лице. Старик же стал сосредоточенно водить палочкой вокруг его головы, бормоча что-то совсем тихо, хотя до Дадли доносились обрывки фраз:

— … ага, письмо сработало… всё дошло по назначению… Значит так, слушай меня, Вернон… Живёшь и ведёшь себя по-прежнему, пока не придёт мистер Доу… веришь ему, как раньше, безоговорочно, ни в чём не сомневаешься… о будущем не беспокоишься, всё будет хорошо… деньги племянника… Петунью не слушай… лишние разговоры пресекай…

Потом ещё несколько совсем уж неразличимых слов, пара взмахов палочкой… Вернон по-прежнему стоял неподвижно, а старик уселся в кресло и пробормотал:

— Ну вот, практически всё… Хотя…

Старик шустро поднялся с кресла, подошёл к книжному шкафу, пробормотал что-то вроде «акция»…Дверцы шкафа распахнулись, старику в руку прилетела какая-то вещь — небольшая, что именно — Дадли не разглядел. Старик удовлетворённо улыбнулся, ещё несколько раз взмахнул палочкой и сказал:

— Ты устал, Вернон. Отправляйся спать. Жди визита мистера Доу. Это он рассказал тебе о деньгах Гарри Поттера и сказал, что поможет ими воспользоваться.

После этого раздался тихий хлопок и старик исчез. Вернон словно очнулся, встряхнул головой и пробормотал:

— Ох, и засиделся же я… Устал. Нужно идти спать.

С этими словами он распахнул дверь, прошёл мимо оцепеневшего Дадли, в упор его не видя, и стал грузно подниматься по лестнице. Дадли же, забывший от испуга о еде, подождал, пока отец уйдёт в спальню, и стал тоже подниматься, стараясь делать это как можно быстрее и бесшумнее. Ему почему-то казалось, что странный старик понял, что он подслушивал, и это пугало Дадли до дрожи в коленях.

Этой ночью он спал плохо. Ему снился тот же старик, только наряженный в дурацкий халат в аляповатых цветных разводах и колпак со звёздами. На носу старика устроились очки-половинки, отчего взгляд его казался каким-то размытым. И не добрым, совсем не добрым.

Старик грозил ему пальцем и обвиняюще говорил, морща при этом свой крючковатый нос:

— Нехорошо, мой мальчик… Плохие мальчики получают наказания…

Утром Дадли встал совершенно невыспавшимся и разбитым и в школу отправился в дурном настроении. Да ещё на углу к нему привязался обтрёпанный бродяга, стал клянчить пару монет. Дадли бродягу послал, но настроение его от этого не улучшилось. Особенно когда при входе в школу его попросили посетить кабинет директора.

Дадли пришёл в недоумение. Ничего такого он не делал… а если и делал — то осторожно… даже оценки его были вполне приличными… Нет, повода для вызова к директору не было. Может, это какая-то ошибка?

В кабинете директора его ожидали, кроме самого директора, женщина-констебль и ещё одна женщина — из социальной службы. Директор, мистер Томпсон, строго нахмурившись, заявил:

— Мистер Дурсль, эти леди пришли пообщаться с вами.

— Но я ничего такого не дел… — начал было Дадли, но женщина из социальной службы жестом остановила его:

— Ни слова больше, мистер Дурсль. Сюда едет ваш отец. Показания будете давать строго в его присутствии.

Дадли плюхнулся на стул и начал думать, где же он так облажался. По всему выходило — нигде. К своим пятнадцати годам Дадли поумнел и хорошо понимал, где пролегает черта, которую переступать не следует. Поэтому он успокоился и стал ждать отца, стараясь не обращать внимания на тяжёлый взгляд женщины-констебля.

Вернон появился спустя двадцать минут и, поздоровавшись, злобно спросил:

— По какому праву мой сын задержан?

— Ни в коем случае, мистер Дурсль, — тут же отозвался директор. — Просто в полицию Литтл-Уингинга поступил сигнал… от неравнодушного гражданина, о том, что ваш сын распространяет наркотики.

— Я? — возмутился Дадли, не чувствуя за собой никакой вины. — Чушь! Папа, я ничего такого не делал!

— Отлично, — заявила констебль. — Тогда вы, возможно, покажете нам свои личные вещи. Просто покажете — и всё.

— У вас есть ордер? — тяжело спросил Вернон.

— Есть, — неожиданно ответила констебль. — Но лучше будет, если ваш сын всё сделает сам. Это ему зачтётся.

Дадли, прекрасно знавший, что в его сумке никаких наркотиков нет, молча протянул её констеблю:

— Да пожалуйста. Нет у меня ничего…

Женщина хмыкнула и открыла сумку. Вытащила учебники, несколько тетрадей, ручку… А потом недобро улыбнулась:

— Нету, говорите? А это что?

И она вытащила из внутреннего кармана несколько прозрачных пакетиков с белым порошком.

Дадли побледнел:

— Это не моё! Я не знаю, как это ко мне попало! Это мне подбросили!

Констебль скептически ухмыльнулась:

— Если бы за каждый раз, когда я слышу эти слова, мне давали по фунту, я бы уже поселилась на Мальдивах в собственном особняке. Все так говорят.

И всё завертелось. Ошарашенного Дадли задержали, привезли в полицию и начали расспрашивать на предмет поставщиков и сбыта. Он честно не мог ничего ответить, что вызывало у полицейских жуткую ярость. Трогать его никто не трогал, но орали будь здоров. Дадли был растерян, испуган, но продолжал твердить, что невиновен и ничего не знает. В итоге на него поставили ярлык малолетнего преступника, который отказывается сотрудничать со следствием.

Вернон, конечно, пытался вытащить сына, нанял неплохого адвоката (первоклассные ему были уже не по карману), адвокат советовал Дадли признаться и не верил, что признаваться парню не в чем. В итоге, вместо общественных работ, которые ему вполне могли дать на первый раз, Дадли поехал в школу Святого Брутуса. Кстати, только на суде Дадли узнал, что настучал на него ни кто иной как заклятый дружок Пирс Полкисс. Дадли не мог понять — за что бывший друг так с ним поступил? Но потом, вспомнив поведение Полкисса, когда тот давал свидетельские показания, решил, что это всё тот самый бородатый старик — он наверняка околдовал Пирса… и наркотики тоже его рук дело. Гарри маги погубили, теперь и за него взялись… видимо, старик решил, что он, подслушавший ночной разговор, опасен.

Но рассказать об этом он, конечно, не мог. Если не хотел оказаться в психушке — а Дадли не хотел. Потому и оказался в школе Святого Брутуса.

И вот там-то ему пришлось солоно. Кем был Дадли по сути? Избалованным мальчишкой, привыкшим к исполнению всех желаний. Домашним мальчиком, привыкшим к защите отца и вкусняшкам мамы. А в школу Святого Брутуса попадали самые настоящие уличные отморозки, которым приходилось и голодать, и драться, чтобы защищать свою жизнь, и искать еду на помойках, и реально торговать наркотиками, а порой… и собой. И всю английскую пенитенциарную систему они видали-перевидали с самого нежного возраста и имели в виду… конкретно. Так что у Дадли, несмотря на всю его физическую силу и занятия боксом, были все шансы стать изгоем, либо… либо кем похуже. Ибо уличная драка — это не боксёрский поединок, там правил нету… Хорошо, хоть ученики почти всегда были под надзором — а воспитателями явно были бывшие полицейские, сурового вида дядьки с пудовыми кулаками. Неприятности им были не нужны, поэтому все попытки затеять драку пресекались жёстко. Но от словесных подначек и издёвок не спасало ничего.

Но хуже всего стало, когда после осмотра школьный врач заявил Дадли, что назначает ему процедуры.

— Какие? — удивился Дадли. — Я здоров.

— Не твоего ума дело, шпана уличная, — ответил добрый доктор. — Две недели процедур. В вечернее и ночное время. Тебя будут приводить.

Дадли покрылся холодным потом, решив, что ночные процедуры — это то самое нехорошее, чего он справедливо опасался… и он поговорил с теми немногими ребятами, с кем общался в школе. На предмет — что делать? Трое из шестерых ничего о «процедурах» не знали, двое Дадли послали в пешее эротическое путешествие, и лишь один — темнокожий Муса — грустно сказал:

— Это очень плохо, но не то, что ты думаешь. Тебя оставят в медицинском кабинете и поставят капельницу. А чтобы не трепыхался — зафиксируют. Три часа кошмара — и ты свободен.

— Кошмара? — переспросил ошарашенный Дадли.

— Меня тоже туда таскали, — ответил Муса. — Пока эта штука капает — ты вроде как в полусне, и видится всякая гадость. И больно, по-настоящему больно. Но лучше терпеть, потому что если заорёшь — будет только хуже. А если потерпишь — меньше таскать будут. Мне вон тоже три недели обещали, а управились за неделю.

— И что? Что потом? — спросил Дадли.

— Да ничего. Только голова болела потом. А сейчас прошла. У других парней так же — у Джонни, Гуталина, Рыжего Сьюки… Туда многих ходить заставляют. А когда прокапают — кровь берут. Только вот один мальчик… Пол его звали… Он два дня туда походил, а потом — не вернулся.

— А что сказали? — спросил перепуганный Дадли, задницей почувствовавший что-то очень нехорошее.

— Сказали, что его домой отпустили. Вроде как его по ошибке сюда отправили.

— Может, и так?

— Может, и так, — согласился Муса. — Только вот Пол был подонок ещё тот. Не могли его отпустить, он здесь за дело был.

Дадли испугался ещё сильнее, так что, когда его привели в медицинский кабинет, попробовал сопротивляться. Не помогло. Его просто зафиксировали ремнями, и тот же самый доктор вставил Дадли в руку иглу от капельницы.

— И не вздумай орать, — заявил он. — Это для твоей же пользы.

И вышел, оставив Дадли одного. Тот некоторое время пялился на текущую по капельнице зеленоватую жидкость, а потом ощутил жуткую щекотку под кожей. Дадли стал извиваться, пытаясь высвободиться, но щекотка не проходила.

А потом у него стало двоиться в глазах, и вдруг в комнату вошла Петунья.

— Мама? — удивился Дадли.

— Сыночек! — ласково сказала женщина. — Дай я тебя обниму.

Она сделала несколько шагов по направлению к Дадли… и вдруг стала стремительно превращаться — кожа посинела, покрылась чёрными пятнами, стала отваливаться кусками.

— Аааа!!! — заорал Дадли. — Не прикасайся ко мне!!!

— Ну что ты, милый, — пробормотало умертвие, — я же твоя мамочка, Дадли… Я испекла тебе тортик…

— Нееееет!!! — завопил Дадли. — Ты не моя мать!!!

Он отчаянно дёрнулся, чувствуя, как где-то в районе солнечного сплетения лопнул горячий комок, кушетка, на которой он лежал, грохнулась на пол, Дадли сильно ударился головой… и наступила тьма.

*Не знаю, была ли школа Дадли школой закрытого типа — не нашла об этом точных сведений. Но предполагаю, что если бы он всё время обучался там и проживал, то разожраться, как описывает Роулинг, ему бы просто не дали. В частных школах для мальчиков, насколько мне известно, с этим всё строго — много времени отдаётся обязательным занятиям спортом, а Дадли спорт ненавидел, да и пирожков с тортиками и пирожными там каждый день не поешь.

**Выражение «старый школьный галстук» можно понимать, как «круг старых друзей».

Все, наверное, знают, что в Англии существуют так называемые частные школы — очень дорогие и престижные. Родители всеми силами пытаются отправить туда учиться своих детей, ведь из таких школ прямая дорога в Кембридж или Оксфорд, а затем — в парламент.

Самая дорогая и древняя такая школа — Итон. Там существует своя униформа (как и в других, хоть гимназиях, хоть в общеобразовательных), в комплект входит синий галстук в тонкую серую полоску. Если стал обладателем такого галстука — значит, стал «избранным», находишься в обществе таких, которые в будущем помогут продвинуться по карьерной лестнице.

Примечания:

Следующая глава в субботу.

Здоровья вам, мои дорогие, держитесь!