Эсмеральда (гет)

Ночь для Клода прошла беспокойно, а утром, как назло, нужно было встать пораньше. Было воскресенье, день, когда они с Жеаном гуляли, и обычно Фролло позволял себе прийти к брату немного попозже, давая ему выспаться. Но сегодня был особенный день — день рождения Жеана, о котором Клод, несмотря на все свои треволнения, не забыл. Ему хотелось порадовать брата и подарить ему что-нибудь, и ещё предстояло поломать голову над тем, как выбрать такой подарок, чтобы он одновременно был полезным и понравился юному шалопаю.

Впрочем, сейчас архидьякона даже обрадовала необходимость идти за подарком в какую-нибудь лавку, которые он обычно ненавидел из-за тесноты и толчеи. Сам того не осознавая, он стремился как можно скорее вырваться из собора, чтобы больше не видеть Эсмеральду. И так он всю ночь размышлял над её словами, и размышления это были не самые приятные. Неужели он и правда болен, одержим, жалок? Думать так было неприятно, тем более для гордого потомка рода Фролло. Лучше погулять с братом по Парижу, это хоть как-то отвлечёт от подобных мыслей.

Но перед тем, как отправиться за подарком, он зашёл к Квазимодо. Услышав шаги приёмного отца, тот обернулся, но в его взгляде вместо обычной почтительности с долей страха сквозила необычайная решимость, как будто он был драконом из варварских мифов, охраняющим сокровища.

— Зачем ты её спас? — без обиняков спросил священник, подпустив в голос холодной угрозы. Обычно такой тон заставлял собеседника задрожать и склониться, но Квазимодо остался стоять прямо.

— Отец, она моя подруга. Я был обязан это сделать.

Клод вспомнил, с какой теплотой цыганка вчера отзывалась о его воспитаннике, и ему стало завидно.

— О чём ты вообще думал, приводя её в собор? Здесь столько ценностей, она в любой момент может что-нибудь украсть! Цыгане ведь воры, если ты забыл.

— Эсмеральда не такая! — упрямо возразил звонарь.

Фролло промолчал. Спорить с горбуном было трудно, так что он просто махнул рукой и пошёл собираться.

Квазимодо, прозвонив к утрене, пробрался в келью Эсмеральды. Она ещё спала, и звонарь только вздохнул — как же бедняжка устала, раз даже колокола не разбудили её! Он постоял немного на пороге, любуясь умиротворённым во сне лицом и едва проступающей под широкой рубашкой фигуркой. Эта несвежая, бахромившаяся по краям рубашка и поджатые босые ноги девушки напомнили Квазимодо, что надо кое-куда заглянуть. Осторожно, боясь потревожить спящую, он вышел из кельи и отправился на улицу.

Эсмеральда проснулась довольно поздно. Она умылась из небольшого тазика, распутала пальцами волосы, немного потанцевала, чтобы размяться — несмотря на великодушно одолженный Квазимодо тюфяк, спать на каменном полу всё равно было довольно жёстко. Выглянув из кельи, девушка перед самым входом вдруг заметила клетку с птицами. Она сразу поняла, кто её принёс, и улыбнулась от нахлынувшей благодарности. «Такой прекрасный подарок. Он действительно заботится обо мне!» — подумала она. Птицы, дремавшие в тени, как только на клетку упал луч солнца, начали щебетать, и сама Эсмеральда тоже запела вместе с ними.

Но, повернувшись ко входу в келью, девушка вздрогнула и чуть не закричала. Как раз над её кельей висело страшное изваяние, то ли человек, то ли животное, жутко скалившее зубастую пасть. Вчера вечером в темноте она его не заметила, но теперь оно её напугало. Эсмеральда занесла клетку с птицами в келью и решила прогуляться по собору, где-нибудь подальше от страшной горгульи.

На колокольне она нашла Квазимодо и приветливо поздоровалась с ним:

— Доброе утро! Спасибо тебе за чудесных птичек.

— Не стоит, — смущённо улыбнулся звонарь. — Послушай их, они очень красиво поют, хотя и не так, как ты. Может быть, они развеют твою грусть.

— Да, мне они очень понравились, — подтвердила девушка. — Но есть одна вещь, которая пугает меня.

— Какая? Покажи мне. Здесь ты не должна ничего бояться.

— Идём.

Обеспокоенный Квазимодо последовал за ней. Эсмеральда подвела его к своей келье и показала на изваяние:

— Вот, смотри, какая ужасная физиономия! Боюсь, я сегодня не засну, если буду думать, что оно висит прямо над входом.

Квазимодо посмотрел на статую с какой-то странной печалью.

— Неужели оно страшное, как я?

— Нет, что ты! — возмутилась Эсмеральда. — Ты совсем не страшный, у тебя добрые глаза. А вот у него взгляд такой, как будто оно хочет меня съесть. Портит такой красивый вид!

Квазимодо тут же притащил откуда-то молоток, вскарабкался по стене и разбил изваяние. Эсмеральда, пнув ногой зубастую голову, вздохнула с облегчением.

— Спасибо тебе! — искренне поблагодарила она звонаря. А затем, повинуясь внезапному порыву, обняла его за шею и легко коснулась губами щеки.

Квазимодо покраснел и сжался от неожиданности, но тут же робко улыбнулся. Впрочем, он почти сразу ушёл, сказав девушке, что у него есть для неё ещё один подарок.

Эсмеральда ещё долго гуляла по собору, наблюдала за католической мессой, слушала величественную органную музыку, с интересом рассматривала облачение священников, среди которых, на её счастье, не было Фролло. Когда каменные стены начали на неё давить, она снова поднялась на колокольню, чтобы полюбоваться видом на город. Она думала обо всём, но мыслей о Фебе у неё больше не появлялось, хотя ещё недавно она и предположить не могла, что капитан может так легко исчезнуть из её сердца.

Уже вечерело, когда в одной из галерей цыганка внезапно столкнулась с возвращающимся Клодом. Он прошёл мимо, ничего не сказав, но посмотрел на неё таким пронизывающе холодным взглядом, что ей стало страшно. Она даже подумала, что стоит предупредить звонаря о том, какие намерения вынашивает его хозяин.

* * *

— Квазимодо, твой наставник очень зол на что-то, — сказала Эсмеральда, когда горбун вечером принёс ей ужин. — И, кажется, дело во мне. Он безумно влюблён и даже приходил ко мне в тюрьму, предлагая спасение в обмен на любовь. И теперь меня беспокоит, что он совсем рядом с моим убежищем.

— Не бойся, я не позволю ему тебя тронуть. — Квазимодо успокаивающе дотронулся до её плеча. Его руки были тёплыми и уверенными, но всё же девушка видела, как потрясла его эта новость. — А я, пожалуй, теперь буду ночевать поблизости. Если что, зови.

С этой же ночи он стал спать на пороге её кельи. У Эсмеральды сжималось сердце, когда она смотрела, как он устраивается на холодном камне, но тюфяк был слишком узким, чтобы на нём было удобно спать вдвоём. Днём Квазимодо тоже почти всё время был с ней, отлучаясь только для того, чтобы взять у приёмного отца еду или выполнить свои прямые обязанности звонаря.

Впрочем, архидьякона они больше не встречали. Он и сам старался избегать встречи с цыганкой. Каждое утро он ходил давать уроки брату, но всё остальное время проводил в своей келье. Все думали, что он опять занялся алхимическими опытами, но это было не совсем верно. Так получилось, что окна этой кельи весьма удобно выходили на убежище Эсмеральды, и Клод почти сразу её заметил. И, невидимый с другой стороны, он каждый день подолгу смотрел в окно, прислонившись к стеклу. Это было куда спокойнее, чем встречаться с глазу на глаз.

* * *

Квазимодо и Эсмеральда стали почти неразлучны. Было забавно и трогательно наблюдать, как звонарь, почти всю жизнь проведший в соборе и плохо умеющий общаться с людьми, заботится о своей подруге. Клетка с птицами оказалась первым, но не последним его подарком — через несколько дней он принёс ей букет в красивой, хотя и отколотой с одного боку вазе. Но девушка всё равно обрадовалась:

— Ты просто чудо! Мне так приятно видеть эти цветы — я же выросла на природе, и мне непривычно, что вокруг нет зелени. Собор красивый, но всё же каменный и мёртвый, а цветы — живые.

Горбун слушал её и тепло, искренне улыбался. Он ещё не встречал в жизни никого, кто так радовался бы его заботе. Ему приходилось помогать Фролло, но от того благодарности ожидать не приходилось. А Эсмеральда приходила в восторг от любой мелочи, и это наполняло душу теплом. Это она, а не он, настоящее чудо.

Кстати, обещанным подарком от Квазимодо оказалась одежда. В тот же день, когда цыганка столкнулась с Клодом, звонарь принёс вместе с ужином свёрток и отдал ей со словами:

— Вот, я взял это в монастыре. Туда прихожане иногда отдают одежду и обувь для благотворительности, и я попросил подобрать что-нибудь для тебя.

Эсмеральда в нетерпении развернула свёрток. Там было платье, конечно, невзрачное, но всё же настоящее платье, а не та грубая рубашка, которую она носила ещё с тюрьмы. Туфли, тяжёлые и грубые, были не совсем по размеру, но она была рада любым.

— Спасибо! — уже в который раз поблагодарила она друга. — Мне страшно надоела эта рубашка, в платье будет гораздо уютнее. И босиком ходить я уже устала. Эти туфли просто спасение!

Когда Квазимодо ушёл, она быстро переоделась и обула туфли. В платье из грубой шерсти сразу стало даже немного жарко, но тепло было и на душе. И всё благодаря её другу.