Волки и Овцы (джен)

На место братья Лестрейндж и Долохов аппарировали не сразу. Для начала было решено обследовать местность с некоторого расстояния. И лишь не обнаружив ни души, они направились к окраине леса. Даже оттуда был виден ледяной столб, возвышающийся над деревьями. Приблизившись к нему, Долохов присвистнул:

— А что? Живописно.

— Не смешно. Надо с этим покончить, пока Министерство не обнаружило.

— Никого не удивляет, что их здесь нет? Не подумайте, я рад. Но странно как-то, не находите?

— Предлагаешь, подождать их? Нет? Тогда шевелись, давай! — Хоть Долохов и не подал вида, но слова Рабастана заставили его насторожиться.

Устранять последствия взбесившейся магии Рудольфуса оказалось не так-то просто. И дело было вовсе не в масштабах. Если самому старшему Лестрейнджу ещё как-то удавалось расплавить лёд, который никак иначе исчезать не желал, то у остальных это в лучшем случае не выходило. В худшем — горячий воздух из волшебной палочки кристаллизовался, едва достигнув ледяного монолита.

— Ума не приложу, что за заклинание ты использовал?

Антонин уже растерял всю уверенность в успехе их компании и, прибывая в задумчивости, искал уязвимости у колоссального творения встрёпанного от чрезмерных усилий Руди.

— Не знаю, — проворчал себе под нос недовольный виновник переделки, в которую они теперь все были втянуты.

— Как это? Что значит не знаю?

— То и значит. — Рудольфус с каждой минутой выглядел всё разъярённей. Огромный столб будто вовсе не уменьшался. А помощи было ждать не от кого, ведь лёд поддавался, пусть и неохотно, только его магии.

— Не рычи. — Тон Антонина не выражал агрессии, но Рудольфуса эта короткая фраза, брошенная почти буднично, отрезвила.

— Извини. Я устал. Я не использовал никаких заклинаний. Просто захотел, вернее, почувствовал, и вспыхнуло пламя. Со льдом было то же самое. — Он тяжело вздохнул. — Я не знаю, как так вышло, Тони.

— Да. Жизненное кредо Лестрейнджей. Если бы мне платили по сиклю каждый раз, когда я слышу эту сакральную фразу, я бы уже озолотился.

Слова Долохова заставили Рудольфуса оторваться от изматывающего занятия. Антонина позабавило выражение его лица, но Руди понял его по-своему.

— Я, конечно, понимаю, что тебе пришлось через многое пройти. Особенно в последнее время…

— Тьфу ты! Совсем шутки понимать перестал? То же мне! Бесправного эльфа нашёл? Если бы меня что-то не устраивало, только вы бы меня и видели.

Руди всё ещё недоверчиво смотрел на Антонина, будто взвешивая в голове каждое его слово перед тем, как ответить. Но тот пресёк очевидную попытку:

— Ты времени зря не теряй. Раз уж от нас толку нет, всё это безобразие на тебе одном. — И, окинув взглядом массивное сооружение, добавил:

— Думаю, нам всё же понадобится помощь кого-нибудь башковитого и непредвзятого.

— Надо было сразу к нему обратиться. Я ведь говорил.

— Я не про Руквуда. Где твой брат слоняется без дела?

— Рабастан? — Руди опешил от слов друга. — Тони, как бы высоко я не ценил познания Басти в некоторых сферах, но вот эта…

— Смотрю, ты перенапрягся за сегодня. У тебя с усталостью и чувство юмора портится, и уровень интеллекта падает. Расслабься. Я его в качестве гонца планирую использовать. Из Басти учёный муж и признанный ритуалист, как из меня вейла.

— Обо мне говорите?

— Явился! Где ты шляешься, когда нужен?

— Так вот он я. Здесь.

— Чего радостный такой?

Рабастан с трудом сдерживал расползающуюся на лице улыбку.

— Да, Басти, поделись, будь добр, куда делись твои панические настроения?

— Ну, я подумал, раз от меня здесь толку нет, было бы неплохо осмотреться и разузнать, почему здесь ещё нет аврорского оцепления или хотя бы парочки министерских кабинетных крыс, для приличия.

— Ну и? Что ты выяснил?

— Да ему самодовольство говорить мешает. Дай ему время справиться с сим частым гостем в его голове.

— Ты, как всегда, сама вежливость, братец. — Рабастан отвесил шутовской поклон. — Хорошо, хорошо! Нечего в меня сразу швыряться всяким! В общем, могу сказать точно, что у нас нет нужды спешить.

Больше он ничего говорить не стал, хотя его собеседники явно ждали подробностей. Довольный произведённым эффектом, Рабастан попятился назад, скрывшись за деревом от направленных на него волшебных палочек. На выбившую лишь кусок грубой коры атаку он нагло рассмеялся:

— В чём дело, братишка? Целиться разучился?

Антонин с некоторой ленцой наблюдал за шутливой перепалкой между братьями, понимая, что так они избавляются от накопившегося напряжения. В такие моменты он всегда придерживался простой истины: чем сильнее устанут Лестрейнджи, тем крепче они будут спать. Тем меньше от них будет проблем. Он прекрасно понимал, что такой подход обычно действенен в отношении домашних питомцев или маленьких неусидчивых детей, коими эти двое формально давно не являлись. Но то формально. На деле эта философия здорово облегчала жизнь и ему, и окружающим, и самим неуёмным братьям. Да и причин встревать особо не было. Если Рабастан так уверенно заявляет, что спешить некуда, то так оно и есть. Рисковать братом он бы не стал. Хотя Долохов бы предпочёл покончить со всем поскорее и отдохнуть, наконец, от вымотавших изрядно дел, вмешиваться он всё же не стал. Вместо этого, прислонившись спиной к дереву, он выудил из кармана мантии пачку.

Наблюдая сквозь сигаретный дым за азартно перебрасывающимися заклятиями Лестрейнджами, он вновь подумал об Эйвери. Именно за ним он хотел послать Рабастана. Как бы пренебрежительно Долохов не относился к этому тюфяку, его начитанности и глубоких познаний в магии никогда не отрицал. В последнее время они с Рудольфусом прекрасно сработались и достигли немалых результатов а их общем деле. Если тот же Руквуд был практиком, в некотором смысле экспериментатором, то Эйвери мог с ходу просчитать силу и влияние того или иного ритуала, имея в наличии лишь пару исходных данных. Он будто знал их все наизусть. А те, что были ему неведомы, мог проанализировать вплоть до мельчайших деталей.

В этом они с Руди были, пожалуй, похожи. Правда, последнего приходилось постоянно сдерживать. Эйвери же риск не любил ни в каких проявлениях. Антонину очень хотелось назвать эту его черту трусостью, но про себя он признавал, что здравый смысл в действиях этого Пожирателя Смерти не позволяет ему влипать в крайне неприятные истории, в отличие от того же Лестрейнджа. К счастью, такие вот Рудольфусы рождаются не каждые сто лет. Бросив взгляд на громадный, искажённый гримасой гнева лик Повелителя, увековеченный во льдах, Долохов тяжело вздохнул: «От одного-то проблем не оберёшься».

Выдохшиеся, но широко улыбающиеся Лестрейнджи уже валялись на земле, вяло пререкаясь. Теперь было бы неплохо узнать, что такого нашёл младший, что избавило его от страха за жизнь брата.

— Ну так что? Поведаешь, что ты обнаружил?

На этот раз препираться Рабастан не стал:

— Ты не поверишь, Тони. А Руди и вовсе сейчас волосы на себе рвать начнёт. Когда мы сегодня аппарировали сюда в первый раз…

Договорить он не успел.