21,55,01 (джен)

«Все мистики тщеславны и горделивы. Эти пороки отличают выдающегося мистика от будущей жертвы.

Я была в меру тщеславна и горделива. Но также излишне хитра. Именно хитрость и вера в свой ум определили будущую трагедию.

Я всегда считала, что выкручусь из любой беды.

Верила, что найду лазейку.

Но в итоге загнала себя в тупик и убила всех вас»,

— второе письмо Надежде Рязановой от Марии Рязановой.

☽☽☽

Меня приняли в семью Вороновых. Николай распорядился выделить отдельную комнату и приказал носильщикам забрать мои вещи из дома. Отец был удивлен. Матушка и вовсе упала в обморок. Когда новость отпустила родителей, они закричали.

— Подстилка Вороновых! — рявкнул отец на прощание. А матушка кивала на каждое его слово.

Другого я не ждала. Ни радости, ни печали. Лишь гнев и отвращение. Поэтому я и сбегала, поэтому отдалялась от них. Единственный человек, который любил меня, умер три дня тому назад.

Роскошь поместья Вороновых поразила меня до глубины души. Снаружи гостей встречало трехэтажное здание с треугольной крышей и просторный сад, где хозяева любили проводить завтраки и обеды. А внутри их ждали высокие коридоры, двери вдвое выше взрослого человека и позолоченные гербы — двуглавые орлы. Ни одна комната не обходилась без них. Но больше всего у меня дух захватывало от просторного бального зала. Потолок нависал над громадными просторами на высоте третьего этажа, с него весь зал окидывала внимательным взором люстра. Казалось, своими размерами она соперничала с длинными столами, что тянулись вдоль мраморных стен. Я слышала, мол, по праздникам их накрывают белоснежной скатертью и нагружают тарелками с заморскими лакомствами.

Мне доводилось бывать в поместье Вороновых и раньше. Я отрабатывала барщину в качестве горничной. Но бальный зал увидела впервые. Меня всегда поражало то, что внутри дом выглядел больше, чем снаружи. Ну не могли такие просторы уместиться в скромном трехэтажном здании! Теперь, когда я знала о колдовстве, это различие больше не поражало, но чувство «волшебства» все еще подрагивало внутри.

Николай Воронов — так назвал себя великан — заставил меня учиться грамоте и счету. Глупые буквы и цифры. Скучнее занятия не найти. По вечерам, когда деревенские девушки возвращались в свои дома, а мужи покидали поля, Великан посещал мою комнату и отводил в самый темный коридор поместья. Туда, куда горничным воспрещалось ходить, и потому там никогда не горели свечи. В самом конце коридора, под покрывалом мрака, пряталась дверь. Ей было не место в поместье. Слишком низкая по сравнению с остальными — всего с обычного человека в высоту! Деревянная. Она неприятно скрипела при каждом движении, будто молила о прекращении вечных мук.

За ней лежал кабинет. Высокий письменный стол, книжный шкафы, словно служили вместо стен — они тянулись до потолка. Внутри не было люстры. Лишь одинокий канделябр на столе. Окон тоже не было. Поэтому большую часть кабинета скрадывала темнота.

Всю дорогу я шла вслепую, подгоняемая грозным голосом Николая Воронова. Стоило тому усесться за письменный стол, свечи в канделябре вспыхнули все разом, и небольшой круг тусклого света выхватил из лап мрака деревянный стол, самого Николая и маленькую табуретку.

Я заняла свое обычное место — на табуретке напротив стола.

— Ты испробовала разные направления, — произнес Великан, не сводя с меня темных провалов. Даже свет от канделябра не сорвал тени с его глаз. — Поведай, о чем думаешь.

— Духи, — коротко ответила я.

Уроки грамоты не прошли даром. Я научилась читать и писать. Последнее мне давалось с натяжкой, но не это главное. Отныне мне не нужен был постоянный присмотр Николая. Нередко на уроки колдовства я приходила одна. Брала одну из книг на понятном языке и садилась за табуретку.

Минули годы с нашего разговора в лесу. Они пролетели незаметно. Вчера я справила свой двадцать первый день рождения.

— Объясни, — потребовал Великан.

— Они просты в обращении и покорны. Их можно подселять в вещи и легко создавать, — объяснила я.

Природные духи находились повсюду. В деревьях, воде, кустах, воздухе, даже в палке под ногами. Когда животное или насекомое погибало, из его плоти рождался природный дух. Он привязывался к месту или предмету, на котором погиб. Чем умнее существо его породило, тем умнее и сильнее он был. В книгах Николая говорилось, что в древности наши предки закапывали черепа животных на месте постройки дома. Так они создавали домовых. Если похоронить мертвеца в незанятом лесу, то появится леший.

Духи даровали власть над неживыми вещами. Слабую, но все же власть. Колдуны прошлого подселяли духов в оружия и доспехи недругов, чтобы те сломались в самую неподходящую секунду.

Мне это направление виделось наиболее простым и наиболее действенным. Также в книгах описывались незавидные участи колдунов, что связали жизнь с опасными и сложными направлениями. Не скажу, что чувственные описания вечных страданий не сказались на моем выборе.

— Мудро, — откликнулся Николай Воронов. — Но не забывай убирать черепа. Слуги шепчутся о твоем чудном увлечении, Мария.

Я отвела взгляд.

Увлечение духами не обходилось без сбора черепов животных. Ведь в них содержались остатки душ умерших. Когда между уроками появлялся перерыв, я сбегала в лес. Искала трупики птиц и белок. Освежевывала их и промывала черепа в пруде. Затем возвращалась в поместье, вбивала в стену гвоздь и вешала на него череп, чтобы потом использовать для обучения колдовству.

Когда служанка нашла их, Николай запретил хранить их на виду. Поэтому с тех пор я складывала их в сундук с одеждой, но и там они не утаились от любопытных горничных.

— Хорошо. Отныне буду прятать вне комнаты, — пообещала я.

Со дня ритуала мои слова и действия обрели вес. Я не упускала возможности подпитать их временем и усилиями. Говорила только правду и соблюдала все обещания. Проводила свободное время с духами. Создавала их, учила и приказывала. Старалась не тратить ни секунду зазря. Ведь время — самое ценное, что есть у человека.

Я посмотрела в темные провалы Николая Воронова. С заключения той сделки в лесу прошло семь лет. В моей голове крутился вопрос. Он будил меня по ночам, перетягивал все внимание на уроках и отвлекал от других занятий. Тогда в лесу мне показалось очевидным, зачем Великан подобрал меня. Зачем дал возможность. Но с возрастом самообман поблек и распался, как морок мар. За действиями Николая Воронова стояли причины. Будь я на его месте, ни за что бы не взяла деревенскую девочку и не обучила бы ее колдовству. Поступок выглядел откровенно глупо.

— Почему… — начала я, но вовремя остановилась. Так начинался вопрос, а они под запретом у колдунов. Вопросы даровали отвечающему власть над вопрошающим. — Вы обучили меня колдовству по какой-то причине.

Великан хранил молчание, поэтому я продолжила:

— Не только колдовству. Но и грамоте, счету, даже этикету. Я хочу узнать, чего вы ждете от меня. Ради чего так стараетесь.

За все эти годы. Николай Воронов не подарил мне свободы. По бумагам я числилась крепостной. После смерти родителей я решилась узнать, когда меня освободят, но Великан лишь отмахнулся.

«Не время», — ответил он тогда.

Тайна выматывала меня. Беспокойный ум порождал самый неприятные, самые мерзкие ответы. Поэтому с меня довольно! Я вольна знать!

Николай Воронов не двигался. Он сидел за письменным столом, тени танцевали на его морщинистом лице, собирались в жуткую маску.

Великан открыл рот:

— Ты напоминаешь мне моего сына. Николая.

Я нахмурилась. Разве его звали не Евгений? За семь лет мы ни разу не пересеклись — настолько огромным было поместье. Ну или наследник Вороновых избегал деревенскую девчонку.

— Он погиб в пасти аждая, — произнес Николай Воронов. — Мальчишка подумал, что ему по силам подчинить тварь, и отделится от Вороновых. Чтобы среди люда не полезли слухи, я назвался его именем. Благо мы похожи. Я живу на этом свете больше века. Такие как я зовутся Обоюдными.

— Ни человек, ни Скрытый, — сказала я, чтобы поддержать разговор.

— Именно. Обоюдные дважды перешагнули границу, что отделяет колдунов от Скрытых. Стали нечистью и вернулись. Многие колдуны так прячутся от смерти. Мы связываем себя правилами на десятилетия, теряем право видеться с людом, но спасаемся от неизбежной гибели. Изредка мы возвращаемся, чтобы не обратится окончательно.

— Необычное бессмертие.

— Этот путь труден, но действенен. Я видел многое, скопил много лет жизни. Человеческих лет, — произнес Великан. — Ты напоминаешь мне о сыне. Он тоже с большой охотой поглощал знания. Делал успехи в нашем ремесле. Но он был дураком. Не видел опасности перед носом, а потому и умер. Ты умная девочка, Мария. От тебя бесполезно скрывать, поэтом скажу сразу. Ты — товар. Предмет для обмена.

Я опешила. Не знала, как ответить.

— Через полгода тебя продадут семье Смирновых. Они работают с чертями. Им требуется знахарка, что дружит с духами. Не буду лгать. Твой выбор направления никогда не был твоим собственным. Я подтолкнул тебя.

— Но…

— Смирись, девочка. Ты никогда не освободишься. Твоя участь — прислуживать высшим. Выходка с обменом прав своих же детей повеселила меня. Когда Смирновы поймут, что твои отпрыски не продолжат твое дело, они будут в ярости. А я с удовольствием продам им другого знахаря и сильнее привяжу их к себе. Поэтому смирись, Мария. Такова твоя судьба.

Я вскочила с табуретки — та упала на пол. Выбежала из кабинета и прыгнула в темноту коридора. Великан не последовал за мной. Должно быть, счел разговор законченным, а мой побег посчитал дозволенным.

Я бежала по памяти и, когда мрак расступился перед лунным светом, что лился из окна, распахнула створки и выпрыгнула наружу. На мне была ночная рубашка и тапочки. Кожи коснулся прохладный ветер, я задрожала, но не остановилась. Стволы деревьев проносились по бокам от меня, ветки трескались под ногами, листья шелестели, когда я пробегала сквозь них, царапая плоть на ногах и руках.

Силы закончились очень скоро. Никогда не хвасталась выносливостью или силой. Дыхание сбивалось, сердце бешено стучало, грудь разрывалась на части. Я чувствовала, что меня предали. Глупо. Ведь я не тешила себя надеждами. Не верила, что меня взяли за красивые глаза или за смекалку. Дедушки былины всегда кончались хорошо — герой обманывал или побеждал нечисть, спасал принцессу, и жили они долго и счастливо. Но жизнь работала иначе. В ней не существовало прекрасных героев и добродушных принцесс. Лишь люди и их желания. А также Скрытые. Спрятанные от наших глаз чудища, что жили с нами с незапамятных времен.

— Матерь, — пропели птицы.

— Матерь, — поддержали их своим треском листья.

По деревьям поднимались зеленые слизни, если я отводила взгляд, они сливались с кронами деревьев. Лесная темнота озарилась сотнями огоньков, что окружили меня. Словно рой светлячков, затанцевали в такт слышимой только ими мелодии. Из кустарников высунули свои головы белки и зайцы. В их меху виднелись кусочки коры и веток.

Духи звали меня. Чувствовали мою боль и хотели помочь.

Я создала их, когда упражнялась в колдовстве. Каждому отдала частичку себя, чтобы вдохнуть в них жизнь. Так лес вблизи поместья Вороновых заселился духами. И они прозвали меня Матерью, как ту, что породила их.

Я окинула взглядом духов. Своих творений. Меня собирались использовать. Николай Воронов сказал, что моя судьба — смириться и позволить себя подчинить. Ну уж нет! Я заберу все, чем владеют Вороновы. Перехитрю Великана. И возвышусь, как тогда в лесу семь лет назад. Мой ответ откликнулся в Николае Воронове, и я получила одежду, еду, кров и обучение. Теперь настало время взять все в свои руки.

☉☉☉

— Матерь…

— Матерь.

Я стоял рядом с девочкой — этой женщиной в далеком прошлом — и слушал, как природные духи называли ее Матерь.

Не самый неожиданный поворот. Я догадывался, что мифическая Матерь на самом деле эта женщина. Если сложить два и два: долг почти в тристо лет и сказания о Матери и Тиране из Лягушево; все встанет на свои места.

Пока девочка переводила взгляд с одного духа на другого, я думал о своем. Не знаю, сколько времени прошло. Помню, как все вокруг почернело, и я оказался в кабинете с тем мужиком и этой женщиной. Он хотел продать ее другой семье. Удивительно. Она прошла почти через то же, что и я. Боролась за свою свободу, но тем не менее в письме предложила мне распрощаться с волей, лишь бы закрыть долг.

Неважно. Во мне не осталось сил для вспышки гнева и разочарования. Я только вздохнул и продолжил наблюдать за этой женщиной.

В Беловодье не чувствовалась жажда, желудок не скручивало от голода, а сердце, казалось, замедлялось. Похоже, скоро мне и дышать не нужно будет.

Я стал зрителем истории этой женщины. От ее зарождения, как Матери, и, думаю, до смерти, как Ведьмы. Может быть, это место выплюнет меня, когда я дойду до конца? Или, когда я потеряю свои краски и стану таким же блеклым, как все вокруг?

В любом случае надеюсь, доживу до своего похищения. Хотя бы узнаю, кем был раньше.

На месте головы девочки появилось черное пятно. Оно стремительно росло, вбирая в себя землю, кустарники и стволы деревьев. Вскоре пятно поглотило меня.

На этот раз я не боялся. Только ждал, пока Беловодье покажет следующее воспоминание.

☽☽☽

— Одолжить годы жизни, — с недоверием повторил Николай Воронов.

Мы сидел в темном кабинете. На улице властвовала ночь. В канделябре горело две свечи из трех, поэтому круг тусклого света был уже, чем обычно. Его не хватало, чтобы осветить весь письменный стол. Также тени на лице Великана были глубже и толще, что делало его более зловещим. Более грозным. Более ужасным.

— Триста лет, — уточнила я и продолжила, чтобы не дать ему возразить: — Вы говорили, что хотите… прогнуть под себя семью Смирновых. Для этого вырастили и обучили меня. А затем вы желаете найти еще ребенка и обучить его.

— Верно, — согласился Николай Воронов.

— В этом нет нужды. Одолжите мне годы жизни. Так вы привяжите меня к себе, а я в обмен подчиню Смирновых. Вам не придется обучать еще одного ребенка, а я проживу необыкновенно долгую жизнь.

В подобных переговорах важно объяснить свои причины. Что от сделки выиграю именно я. Так жертва не будет ждать другого подвоха. Так подсказывало мое чутье. Моя смекалка.

Одна беда. Жертва — древний колдун, который «многое повидал». По его словам. Для него такое ухищрение — детский трюк. Поэтому я действовала иначе.

Существует три сорта лжецов. Самые жалкие врут постоянно. Напыщенные играют словами. А хитрые не врут вовсе. Они утаивают.

В моих словах не было ни капли лжи. Я взаправду считала, что долг привяжет меня к Вороновым до конца моих дней. Но не говорила всей правды.

На обратной стороне все работало по неписаным правилам. Подчинялось длинному своду законов. Но в любом правиле всегда найдется лазейка. Оговорка, которая перевернет все вверх дном, если воспользоваться ей. И я ее усмотрела, когда читала книги.

Также я повышала ставки. Чем отчаянней выглядело мое положение, тем лучше для меня. Ведь так Николай Воронов будет считать, что все в его руках.

— Лучше я стану рабыней Вороновых, чем не пойми кого, — добавила я. — Вы обучили меня, дали еду и кров. Смирновы же не сделали ничего. Я буду служить вам. Медленно подчиню себе их семейство и передам вам в руки. У меня будет время. Много времени.

— В твоих словах есть смысл, — протянул Николай Воронов. Он почесал бороду и кивнул сам себе. — Я согласен. Даю тебе в долг триста человеческих лет.

Я с трудом удержала на лице бесстрастное выражение. Губы порывались искривиться в улыбке.

Осталась самая малость. Сокрушить Великана и заставить его простить долг. И я уже знала, как проверну такое.

☽☽☽

Над деревенским кладбищем висела полная луна. На небе ни облачка, поэтому ее тусклый свет помогал мне в нелегком деле. Мне предстояло победить существо, прожившее сотню лет. Человека, который однажды перешел на сторону Скрытых и вернулся. Для такого требовалась тварь не менее могущественная, а лучше — более. Та, что обладала почти безграничной силой.

Я не выжила из ума, чтобы призывать в наш мир Высших. И не тронулась рассудком, чтобы обратится к их осколкам — ангелам и демонам. У меня был выбор между богами и кое-кем другим. Я выбрала второе. Не хотелось бы потерять свободу и обречь себя на вечное служение тщеславным ублюдкам.

Лопата погружалась в землю наполовину и вычерпывала сухую почву вместе с червями и корнями травы, которая поросла на могиле за годы. Я знала того, кто лежал внизу. Отлично знала. Он бил меня за любой проступок, за малейшее неповиновение. Ирод. Сволочь. Мой родной отец.

Спина ныла от усталости. Мышцы пульсировали болью. Капли пота стекали по лицу, но я продолжала. Меня не страшило, что случайный крестьянин найдет меня. Не страшило, что служитель церкви поднимет на ноги всю деревню, когда наткнется на воровку трупов. Отца и матушку похоронили далеко от церкви. Почти на самом краю огороженного участка.

Вот показалась деревянная коробка. Только краешек, но все же. Вскоре я вонзила в нее лопату и придавила ногой — доски треснули, и меня обдал трупный запах. Живот тут же скрутило. Никогда не привыкну к этой вони.

Когда в гробу появилась большая дыра, я опустилась над ней и засунула внутрь руку. Хоть бы изголовье. Хоть бы изголовье. Пальцы нащупали гладкую кость. Округлую. Оно!

Сунула большой палец в одну глазницу, мизинец — во вторую — и вытащила на лунный свет желтый череп. Его покрывала грязь, нижняя челюсть вместе с половиной зубов с верхней остались в деревянной коробке. Но я достала его! Череп моего отца. Властного негодяя, который наслаждался властью над матушкой и мной. То, что надо.

Духи наследовали качества тех, из кого были созданы. Водяные, рожденные от лягушек, получали выпученные глаза и длинные ноги. Гаевки, созданные из черепов белок, приобретали каштановый мех и хранили «припасы» в дуплах. Но если использовать человека… дух обретет равный людям разум.

Я спешно закопала могилу, взяла лопату и направилась к лесу. Великан создал множество «сокращений», чтобы легко добираться до нужных частей Лягушево. Одно из таких вело к его даче. Отдаленному домишку посреди глухого леса. Там Николай Воронов отдыхал от мирских забот и колдунских дел.

Я завернула за дерево и очутилась посреди высоких и толстых дубов. Их кроны переплетались в плотном лиственном покрывале — темно, не видно ни зги. Рука опустилась в кожаную сумку на бедре, вытащила стеклянный пузырек и разбила о ближайший ствол. Мрак озарила зеленая вспышка. Над осколками закружил рой светлячков. Метнулся ко мне и рассеялся, освещая окрестности.

— Ведите к даче, — приказала я духам, и рой разделился надвое.

Одна часть парила у меня под ногами, чтобы я видела, на что наступаю. Вторая вытянулась ровной чертой и поползла по воздуху. Она огибала деревья, как змея. И я старалась не отставать.

Нужно успеть до восхода солнца. Я слишком часто покидала поместье ночью. Николай Воронов начал что-то подозревать. Поэтому нужно затаиться на какое-то время. Показать покорность.

Черта светлячков разбилась об деревянную стену. Они расползлись по ней, будто пугливые тараканы. Вот и она. Дача Вороновых.

Я отошла подальше от дома, но чтобы тот оставался в видимости. Выкопала неглубокую яму. Небрежно кинула в нее череп отца и припала к нему. Достала из сумки кинжал, прижала лезвие к ладони левой руки и провела. Боль обожгла плоть, из алой раны показались первые капли. Я протянула дрожащую руку над черепом, и они разбились об него. Потекли вниз. К глазницам.

— Обмениваю частичку себя на твою жизнь, — прошептала я.

Череп задрожал. Его края засветились подобно луне на ночном небе. Минула секунда, свечение усилилось. Вторая, оно ослепило меня. Затем оно угасло, и ему на смену пришел крик. Душераздирающий вопль. Череп разделился надвое: на светящийся силуэт и на настоящий. Яркий двойник взмыл в воздух. Остановился на расстоянии двух метров над землей. Крик не прекращался ни на миг. Из глазниц двойника полезли мышцы-черви, расползлись по нему и заключили в розово-красный кокон.

Из дна черепа вырос позвонок. От него отделились четыре ростка-конечности. Силуэт все больше походил на человеческий, но следом из черепа вырвались два новых ростка. Рога. На розово-красных мышцах, словно ржавчина на металле, выступила бледная кожа.

Вскоре, когда леший замолчал, передо мной предстало существо, отдаленно напоминающее оленя. На лбу горел человечий глаз. Рога, подобно кронам, переплетались вместе. Вместо копыт, ноги заканчивались огромными ладонями. Туловище тянулось, как у гусеницы или змеи. А вдоль него росли поджатые к брюху руки.

Леший улыбнулся мне людскими зубами. Челюсть чем-то походила на человеческую, но сильно растянутую. И в ней явно было больше зубов. Кривых клыков.

Он был больше меня раза в три. Но даже так я понимала: оно уменьшило себя, чтобы не пугать меня.

Если закопать череп в незанятом лесу, появится леший, а место захоронения станет Сердцем Леса. Территорией лешего. Его местом силы. Здесь он обладал наибольшей силой и чем дальше удалялся, тем меньше и слабее становился.

Я выпрямилась и посмотрела лешему в человеческий глаз на лбу. Он был голубым. Прямо как у моего отца.

— Ты рожден ради одной цели, — сказала я. — Поработить Тирана из Лягушево. Когда заберешь у него все, прости мой долг. Дальше делай что пожелаешь.

— Будет исполнено, — прогрохотал он. — Матерь.

☽☽☽

Теплым весенним утром я проснулась с мыслью: сегодня моя жизнь изменится. Ведь воскресенье Николай Воронов проводил на даче в отдалении от деревни.

Сегодня моя жизнь изменится. Сегодня мой долг исчезнет, как дым от потушенной свечи. Сегодня это поместье, эта деревня, все его наследие станут моими.

Я наблюдала из окна своей комнаты, как Великан величественно шагал по саду. Он двигался в сторону леса. К одному из своих «сокращений». Через десять минут все решится. Ожидание выматывало не хуже той ночи, когда я создала лешего. Оно взвинчивало меня. Руки сильно тряслись, я даже не подумала о смене одежды. Так и сидела у окна в ночной рубашке.

По воскресеньям у меня не было уроков, поэтому я обычно спала подольше. Но не сегодня.

Прошло десять минут. Полчаса. Два часа. Уже хотела сама пойти и узнать, что происходит…

Земля дрогнула. Я подскочила от неожиданности. Казалось, все поместье подпрыгнуло вместе со мной. Слуги забегали в коридоре и в саду.

Случилось. Это случилось!

Я распахнула створки и выпрыгнула в сад. Обогнула поместье, помчалась в лес, в сторону «сокращения», которое вело на дачу.

Стоило обойти дерево, небо заволокли густые кроны, а стволы вытянулись и утолщились. С земли слезла вся трава, оставляя голую и покрытую корнями почву. Солнечные лучи пробивались сквозь небольшие зазоры в лиственном покрывале, поэтому я рассмотрела доски. Они лежали на земле. Сломанные. Оторванные.

Прошла чуть дальше и вышла к даче. Теперь маленькая избушка больше походила на раздавленный скворечник. Крыша провалилась внутрь, стены разлетелись в щепки. И посреди дачи росло высокое дерево. На стволе виднелся Николай Воронов. Ветки пронзали середину груди, протыкали сердце. Они оплетали руки и держали их плотно прижатыми к туловищу. Вокруг шеи обвивался гибкий прутик, мешая Великану говорить.

Рядом нашелся леший. Почему-то он принял форму белого зайца. На лбу, меж животных глаз, уместилось человеческое око. По бокам от него выглядывали рога-веточки.

Когда наши с Николаем взгляды пересеклись, Великан засмеялся. Из-за сжатого горла и пронзенной груди смех звучал как бульканье утопленника.

Я подошла к лешему.

— Говори, — приказала я.

— Я забрал все, — пропищал он. — Воронов владел не только поместьем и дачей, но и жизнью своего сына и…

— Плевать. Прощай мой долг. Сейчас же.

Великан засмеялся еще сильнее. Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Отпусти его шею. Он безобиден.

Леший кивнул, и прутик на горле Великана развязался.

— Забавно, — сказал Николай. — Мне даже жаль тебя, Мария.

Его слова не напоминали мольбу проигравшего. Он звучал… почти как победитель. Нет. Это были слова разбитого колдуна. Того, кто в отместку за свое поражение разгромил противника. Поэтому леший принял облик зайца? Он не победил? Великан добился ничьей?

— Леший! Прощай долг! — в нетерпении приказала я.

— Не могу, — поежился леший. — Он…

— Я отказался от него, — рявкнул Николай Воронов. — От всех долгов и лет жизни, как увидел лешего. Твоя выходка сломала жизни многих людей. Но и тебе то же. Твоим долгом теперь владеет мир. Хотел бы увидеть твой жалкий конец.

— Сволочь!

Я пнула лешего со всей силы. Он отлетел, ударился в дерево и сполз к корням.

— У тебя была одна цель! Забрать чертов долг и простить его!

— Мне жаль, Матерь. Я ничего не смог поделать.

— Черт!

Великан вновь рассмеялся.

— Не предстало матери бить свое дитя, Мария, — сказал Николай. — Мать — это защитница. Ведь дети — святое.

— Что ж. — Я глубоко вздохнула. — Раз для тебя дети нечто святое, то отныне все отпрыски Вороновых будут служить ему! Эй, леший!

Я повернулась к природному духу.

— Измывайся. Пытай. Своди их с ума. Но оставляй в живых. Не прекращай род Вороновых. Пускай мучаются из-за него.

Леший кивнул. Я обратилась к Великану.

— А ты…

— Убьешь меня? — спросил он, чем сбил меня с толку. Колдуны не задают вопросы, но он больше не колдун. Он даже не человек. Лишь вещь. — Многие пытались. Я известен на всю империю своей живучестью.

— О, не волнуйся, мой дорогой, — улыбнулась я. — Я найду подход. Твоя жизнь оборвется самым ужасным образом. Но сначала я сотру тебя из истории. Никто никогда не вспомнит Николая Воронова. От тебя останется жалкий призрак под именем Тиран из Лягушево.

Он вернул мне улыбку.

Ничего. У меня много времени. Триста лет на его пытки. Тристо лет для выплаты огромного долга. Я выкарабкаюсь. Отыщу выход из тяжкого положения. В конце концов, в любом законе есть лазейка.

Нужно только ее найти.