Куколка (гет)

— Ему было назначено?

Гермиона знала этот тон опекуна, холодный и безжизненный, скрывающий раздражение.

— Кажется… кажется, он писал, что будет тут проездом, — мисс Грейнджер быстро обулась в домашние туфли и, не оборачиваясь, направилась в гостиную.

Мистер Снейп переобулся и вздохнул про себя, идя следом за воспитанницей. Мистер Крам при виде него выпрямился и отвесил церемонный поклон:

— Добрый вечер, мистер Снейп.

Северус кивнул и ответил по-немецки:

— Добрый вечер, мистер Крам.

Мисс Грейнджер попятилась, развернулась в дверях гостиной:

— Я… я пойду сделаю распоряжения насчет чая! — и ушла, торопливо шурша юбками.

Северус проводил взглядом явно смущенную и взволнованную воспитанницу. Взгляд нашел корзину алых роз на журнальном столике.

Крам выпрямился, но явно не решался заговорить первым. Мистер Снейп все так же по-немецки спросил:

— Вы хотели поговорить со мной или с мисс Грейнджер?

— С вами, — Крам совладал с собой и глянул прямо ему в глаза. — Я… хотел бы просить у вас руки мисс Грейнджер!

Сердце не сбилось с ритма, а голос не дрогнул, когда мистер Снейп ответил:

— Это решает только мисс Грейнджер.

— Она сказала спросить вас, — отвечал Крам и облизал сухие губы. — Вы же ее опекун!

— Я не буду чинить препятствий ее решению, — проговорил Северус, понимая, что повторяется его старый кошмар.

Тогда, много лет назад он, робея и волнуясь, пришел со скромным букетом лилий и не мог не заметить роскошный букет роз и эустом в огромной вазе, стоявшей посреди гостиной в доме мисс Прэй. Сама мисс Прэй была очень мила, воздала должное его букету и определила в скромную вазу. От переживаний мистер Снейп ничего путного не смог сказать, но умная мисс Прэй дала ясно ему понять, что ей было сделано другое предложение и все, что она может ему предложить — это дружбу.

Сейчас, глядя на розы, Северус испытывал стойкое дежавю. Конечно, мисс Грейнджер примет предложение мистера Крама, одетого в мундир, в котором он казался выше, сильнее и шире в плечах, и, несомненно, приковывал женский взгляд.

— И… сколько времени понадобится ждать ее решения? Или вашего благословения? — Крам воинствующе вздернул подбородок.

Северус не успел ответить, как в гостиную вернулась мисс Грейнджер с чаем. Мистер Снейп глянул на воспитанницу и проговорил:

— Думаю, мисс Грейнджер даст ответ касательно вашего вопроса завтра.

Виктор Крам на миг замер, затем отрывисто кивнул.

— Я вернусь завтра до полудня. До свидания, сэр. До встречи, мисс, — он поцеловал руку молчавшей мисс Грейнджер и, прищелкнув каблуками, покинул гостиную.

Дождавшись, когда хлопнет входная дверь, мистер Снейп закрыл двери гостиной и глянул на воспитанницу, которая села на край софы.

Яростная ревность душила его, и Северус прошелся не спеша по гостиной, невидяще глядя на корешки книг. Решив, что справился с обуревавшими чувствами, он не повысил голоса, только резко развернулся на пятках и сунул руки в карманы брюк.

— Мисс, вы помните наше пари в театре?

Гермиона подняла голову. В ее глазах мелькнула тень замешательства, но девушка кивнула.

— В таком случае я прошу вас ответить честно на всего лишь один вопрос, — Северус не сводил с нее взгляда.

Последовал новый короткий кивок. Тонкие пальцы нервически сжали ткань платья, а взгляд так и норовил ускользнуть.

— Вы любите мистера Крама?

В чужих глазах мелькнула беспомощность, вскипевшая слезами в уголках глаз. И Северус понял все.

— Нет… сэр, — Гермиона с трудом совладала с голосом. — Для меня… это очень неожиданно.

То, что мистер Крам стал писать чаще, не укрылось от нее, а его письма задышали чувством. Даже с плохим пониманием грамматики мисс Грейнджер догадывалась, что хочет сказать мистер Крам, но не позволяла ему этого, держа тон своих писем дружеским и невинным. Похоже, мистера Крама это только раззадорило, и он решился приехать с таким предложением невзирая на столь поздний час.

— Вам требуется время на раздумья?

Гермиона только помотала головой, удерживая с трудом непрошенные слезы под пристальным взглядом опекуна.

Наверное, это все потому, что мистер Снейп любит другую женщину, а она преграда на его пути. Иначе стал бы опекун задавать такие вопросы? Наверное хочет, чтобы она подумала над предложением мистера Крама, не отказывала ему. Но… Гермиона поняла, насколько ее измотала необходимость держать все свои сомнения и эмоции под замком, а беспрецедентное признание и неожиданное предложение, дышавшее ненужным желанием и страстью, попросту выбили ее из колеи. Она судорожно сглотнула комок в горле.

— Нет… сэр. Я… не смогу дать положительный… ответ.

— Это окончательное решение?

— Да, сэр.

Мисс Грейнджер подняла взгляд на опекуна. Его лицо по-прежнему было нечитаемым, но его взгляд выражал странную, доселе невиданную эмоцию, которой она не могла дать названия. Это была не злость, не ярость, а что-то глубокое, неизвестное, так глубоко спрятанное от нее, что она терялась в чужом взгляде и тонула.

Мистер Снейп кивнул.

— В таком случае, я встречу мистера Крама завтра утром.

Мисс Грейнджер покачала головой:

— Я сама.

— Мистер Крам может счесть, что я на вас давил, мисс, — возразил Северус.

Она вновь покачала головой и чуть улыбнулась.

— Это моё решение. И я должна сама все объяснить мистеру Краму.

Мистер Снейп никак не высказал своих сомнений касаемо ее решения.

Виктор Крам прибыл утром, как и обещал. Мисс Грейнджер встретила его в гостиной в домашнем платье и дала свой отрицательный ответ. Мистер Крам на плохом английском сомневался в правильности ее ответа, на что получил подтверждение, что все верно, ответ отрицательный. И ей действительно очень жаль, что дала ложную надежду такому благородному человеку, и все, что она может предложить, так это дружбу, какая бывает у брата с сестрой. Судя по лицу мистера Крама, дружба и сестринская любовь его не устраивали. Но болгарин гордо снес отказ и сдержанно поклонился.

— Я буду ждать вас столько, сколько потребуется, — сказал он быстро по-немецки и поцеловал Гермионе руку.

На том и закончилось это происшествие, потрясшее мисс Грейнджер, но не до глубины души. Гермиона написала в дневнике всего несколько строк касательно этого эпизода и, поколебавшись, отметила, что более боялась реакции опекуна на сие событие, нежели эмоционального всплеска со стороны Виктора Крама. А еще она посетовала про себя, что ее поведение стало мелочно, коль она отвергает всякую возможность уехать от мистера Снейпа и начать жить под крылом мужа и согласно его желаниям.

* * *

Мистер Крауч любил комфорт во всех его проявлениях. А еще он считал, что можно быть дельным человеком, но при этом думать не только о красе ногтей, но и о прическе и бритье. Его столь любимая цирюльня «Truefitt & Hill» пришла в упадок после таинственного исчезновения главного мастера, Адольфо Пирелли, несколько месяцев назад. Избалованная публика хорошо знала разницу между ценой и качеством, а посему многие перестали посещать сие заведение, которое не могло уже удовлетворять высокие запросы. Штат мастеров значительно сократился, цирюльня выживала только за счет постоянных клиентов, верных своим мастерам более, чем некоторые мужья своим женам. Мистер Крауч посещал «Truefitt & Hill» до тех пор, пока его не порезал случайно какой-то молодой цирюльник. Барти заплатил только половину стоимости за проделанную работу и зарекся ходить в сие заведение, смертельно обиженный на такое небрежение к работе.

В приемной его кабинета толпились люди, были слышны голоса, обрывки разговоров долетали до раздраженного и потому острого слуха. Две дамы беседовали о неком цирюльнике с Флит-стрит. Вот это был мастер! Локоны после него вились по несколько недель, словно у Афродиты, а джентльмены выходили из этого кабинета гладковыбритыми, без единого пореза. Мистер Крауч замедлил шаг, а после искусно влился в разговор, из которого почерпнул достаточно и о самом мистере Своне, и о его помощнике, и о цирюльне.

Утром, не мешкая, мистер Крауч направился по указанному адресу. Поднявшись по черной лестнице со стороны пекарни, он без труда толкнул дверь с непритязательной вывеской «Цирюльня на Флит-стрит». Оценив очередь, Барти занял свое место в ней, повесил шляпу на простейшую вешалку и присел на низкую скамью. Не спеша вступать в светский разговор с остальными ожидающими, он оглядел с любопытством комнату. Огромное окно, рядом с которым стояло кресло, давало много света. За креслом был стол с зеркалом. Барти прищурился, но не смог различить названия фирмы, написанной на всех косметических средствах, бывших на столике.

Мистер Свон, цирюльник лет сорока, работал молча, но быстро. Барти смотрел на то, как посетитель сидел прямо в кресле и без страха, подставив горло. Острая бритва скользила по щекам и подбородку, как по маслу, оставляя за собой чистый след. Закончив бритье, цирюльник вытер остатки пены и промокнул чужое лицо полотенцем, смоченным лосьоном.

— Ох! — посетитель улыбнулся. — Отличная работа, мистер Свон! Вы справились за пять минут!

Цирюльник позволил себе скупую улыбку, полную достоинства. Такая бывает у признанных мастеров своего дела, в котором они достигли совершенства и теперь щедро пожинали плоды в виде любви и денег от благодарной публики.

— Вы говорили, что спешите, — проговорил вполголоса мистер Свон.

— Да-да! Вы прекрасный мастер!

Получив достойную плату и щедрые чаевые, цирюльник вымыл руки, обработал инструмент, достал чистую салфетку и указал следующему посетителю на кресло. Барти получил возможность еще раз убедиться в мастерстве этого цирюльника, но за восхищением он приметил интересную деталь — мистер Свон был левшой. Седеющие волосы беспокойной гривой вились над высоким лбом, закрывали уши, едва доходя до плеч. Барти показалось это любопытным — отчего мастер и без прически?

Заняться анализом такого явления Барти не успел — цирюльник закончил работу и пригласил его в кресло.

— Я… у вас же не по записи? — мистер Крауч поерзал в глубоком кожаном кресле и положил руки на подлокотники.

— Я принимаю всех желающих до восьми вечера, сэр.

Барти вывернул голову и увидел на столике у окна набор инструментов цирюльника, блестевших в солнечном свете. Сложная гравировка выдавала безукоризненную работу мастера, их изготовившего. Барти показалось, что он сможет разглядеть даже именной вензель, но тут мистер Свон подошел к нему с чистым полотенцем в руках.

— Занятные у вас бритвы, мастер Свон, — Барти поморщился, когда его наклонили назад. Перед глазами мелькнули пуговицы чужого кожаного жилета и тонкие руки с небольшими и сильными пальцами. — Из чего они сделаны?

— Из серебра, сэр.

Мистер Крауч нахмурился, пока его мылил цирюльник.

— Разве серебро может быть острее стали?

— Смотря как точить, сэр, — цирюльник нанес последнюю пену и вытащил отточенным движением бритву. — А теперь помолчите и расслабьте лицо.

Мистер Крауч резко выдохнул и прикрыл глаза. Бритва скользнула холодком по шее, двинулась вверх быстрым, скользящим движением. Барти едва насчитал десяток движений, как мистер Свон отстранился, вытер пену и промокнул ему лицо лосьоном.

— Так вы все-таки не записываете? — Барти придирчиво поглядел на себя в зеркало, любуясь гладковыбритым лицом.

— Иногда, сэр.

— В таком случае запишите меня на следующую неделю, в пятницу, примерно в четыре часа пополудни.

Мистер Свон достал записную книжку и черкнул пару строк.

— Мистер Крауч, — любезно подсказал Барти, видя замешательство цирюльника.

Карандаш на миг замер в чужих пальцах, но тут же споро скрипнул, черкнув имя. Спрятав записную книжку в нагрудный карман жилета, мистер Свон чопорно ему кивнул.

— Вы поразили меня, мистер Свон, — сердечно признался Барти, расплачиваясь. — И теперь я буду вашим постоянным клиентом!

— Почту за честь, мистер Крауч.

Так Барти обрел цирюльника, которого посещал без страха и всегда оставался доволен бритьем. Он ходил к нему уже месяц, наблюдая за посетителями и самим мастером. Мистер Свон был немногословен, но люди в кресле чувствовали себя спокойно и частенько болтали, находя в мастере благодарного слушателя. Пока Барти сидел в очереди, он встречал знакомых, слышал знакомые имена, курсировавшие в разных слухах. И сам болтал в кресле, пока его готовили к бритью, про Лондон, про практику, про девиц…

Мистер Свон только однажды вступил в разговор, признавшись, что когда-то был женат.

— И? Это хозяйка пекарни? — улыбнулся Барти.

— Это была другая женщина, — цирюльник был в хорошем настроении и прибавил. — Но очень красивая.

— Знаете, я думаю, что во многом на красоту женщины влияют прическа и одежда! — поделился Барти. — Признаться, я в Лондоне знавал женщин, которые так искусно наносили макияж, что они делались писаными красавицами! А что с вашей женой?

— Она умерла.

— О… простите мою бестактность, мистер Свон! — мистер Крауч натурально повинился. — Я не знал, что вы вдовец.

Цирюльник ничего не ответил, тем самым заканчивая разговор.

Вскоре Барти стал ходить два раза в неделю, предпочитая комфорт гладковыбритого лица, а также поддерживая прическу в должном виде. Он познакомился почти со всеми постоянными клиентами мистера Свона и даже свел с некоторыми дружбу за пределами Флит-стрит. От них он и узнал подробности трагедии семейной жизни их прекрасного мастера. Оказалось, у того была дочь, которая без вести пропала после смерти жены. Более того, поговаривали, что имело место настоящее похищение девочки злыми людьми!..

Все эти слухи придавали мастеру романтическо-печальный флёр, что помогало ему снискать расположение у дам, которые еще больше рекламировали услуги самого мистера Свона. К тому ж, успеху цирюльни все-таки способствовала и пекарня, находившаяся этажом ниже. И пироги там были действительно вкусные.

Самого мистера Крауча эти слухи и факты занимали как вариации слепков человеческой души, которая была предметом его исследования, но не более. Он уже представлял, какую прекрасную статью сможет написать, приводя примеры влияния слухов на поведение общества.

После известия о пойманном преступнике мистер Крауч обрадовался, успокоился и принялся собирать вещи, дабы вернуться в Лондон. И тем неожиданнее было увидеть письмо от мистера Снейпа, который приглашал его явиться в указанное время к нему в дом.