Моя семья и другие волшебники (джен)

Как и предупреждал профессор, поверхность камня была слегка влажной, но ровной и не сильно скользкой. Туни играючи преодолела несколько ступеней и даже принялась напевать услышанную от мамы песенку: «Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой…» Пока не оказалась перед довольно широким промежутком, который следовало перепрыгнуть с разбега.

Поэтому она отошла к краю камня, зачем-то оглянулась и… не увидела берег. За её спиной по обе стороны от тропы стояла стена густого тумана, который медленно сползал в реку, словно отрезая обратный путь. Где-то там, на воде что-то плеснуло, а ветер провёл по лицу неприятно пахнущей ладонью. Стало пока не страшно, но очень некомфортно и зябко.

‒ Подумаешь, туман. Эка невидаль, — подбодрила себя Туни, развернулась и замерла от удивления.

Над поверхностью воды словно бы подвесили гигантский экран и показывали на нём слайды диафильма. Не хватало только поясняющих подписей, но Петунии они были не нужны. Она и так прекрасно знала, что именно видит. То, о чём бы забыть навсегда. Моменты той жизни, где была очень-очень несчастной.

Туни разглядывала мелькающие картинки, пытаясь понять, как они помогут пройти испытание, но ничего не придумала. Ей надо идти вперёд, но причём здесь прошлое?

Вскоре недоумение сменилось глухой досадой. Было неприятно видеть, как раз за разом Лили её не слушается, а мама наказывает Туни за оплошности сестры. И вспоминать, что она при этом испытывала.

Разочарование. Чувство ненужности. Никчёмности. Незаметности. И обиду. Очень большую обиду.

Из-за того, что ею не восхищались, её не оберегали, за неё не боялись.

Наверное, именно поэтому с десяти лет Петуния Эванс загадывала на Рождество и в день рождения одно и то же желание: стать любимой дочерью. Хоть на минуточку. На “навсегда” она не надеялась. И, если честно, не представляла, как именно это может исполниться, и что она при этом почувствует.

Время шло, ничего особо не менялось, только иногда мелькала мысль: если бы Туни была единственным ребёнком, всё сложилось по-другому. Но как бы не бесила младшая сестра, Петуния не могла представить свою жизнь без неё. К тому же с отъездом Лили мама не стала уделять старшей дочери дополнительного внимания.

С реки поднялся холодный ветер и проник под одежду, выстужая не только тело, но и мысли. Туни с трудом заставила себя не смотреть на мелькающие слайды. Она здесь не для этого. У неё есть цель. Нужно собраться и перепрыгнуть на следующий камень.

Когда она пролетала сквозь висящий в воздухе экран, он дрогнул, и спустя мгновение вокруг девушки завертелось множество отдельных слайдов. Они мельтешили, отвлекали, перекрывали путь, но Туни старалась на них не смотреть. Этому помогали вскипевшие в глазах слёзы. Петуния упрямо преодолела ещё несколько ступеней с ужасно неровной и скользкой поверхностью, шёпотом ведя обратный отсчёт и время от времени отмахиваясь от картинок, что лезли в лицо, как назойливые мухи. Пока не споткнулась и не упала на ровном месте.

‒ Это всё в прошлом, слышите! — со злостью выкрикнула Туни, растирая ноющую щиколотку. — Теперь всё по-другому!

Когда девушка немного успокоилась и подняла глаза, перед ней висел слайд, на котором она заходила с миссис Бронтипью в приёмный покой больницы.

Как же Петуния боялась в тот день: до невозможности сделать самый крошечный шаг, до горечи в глазах от непролитых слёз. Папа невесть где, Лили в школе, а Туни на несколько страшных мгновений поверила, что осталась одна. И с каким облегчением она увидела живую маму. Даже с трудом дышала от охватившего её счастья.

После этого всё изменилось: они переехали на Англси, узнали о семейной тайне. Петуния больше не была невидимкой, а потом и вовсе обнаружила, что обладает чудесным даром.

Слайды с этими событиями ещё не появились, но Туни хватило воспоминаний, чтобы липкое ощущение безнадёжности вытеснилось радостью.

‒ Всё плохое в прошлом, — повторила девушка более уверенным тоном. — Не надо бояться, теперь будет только хорошее.

Примерившись к следующей плите, Петуния заметила, что сбоку от той, на которой она стояла, очень близко появился новый камень. Полупрозрачный, он не отражался в воде и был такой маленький и скошенный, что устоять на нём смог бы только эквилибрист. При этом остальные ступени никуда не делись. Туни их даже пересчитала — всё верно, шестнадцать впереди, двенадцать позади. Вместе с туманом.

Ради интереса она мыском ботинка на мгновение прикоснулась к прозрачному камню и очень удивилась, что он был вполне осязаем. А ещё при этом движении над ним появился отдельный экран, но слишком блёклый, и Туни не смогла рассмотреть, что же там показывали.

Во второй раз за день Петуния решила поддаться любопытству. Она осторожно наступила на камень, но картинка хоть и появилась, не обрела яркость и чёткость, пока девушка не перенесла вес на левую ногу.

Её хватило буквально пары десятков слайдов, чтобы с отвращением отпрянуть обратно. Это неправда, какая же это неправда!!! Она ни за что не поступила бы так с сыном Лилс! Ведь это неправильно!

Рухнув на колени и охватив себя руками, Туни задыхалась от судорожных рыданий, ей хотелось забыть увиденную гадость. Она мечтала оказаться дома, чтобы мама крепко обняла и сказала, что всё будет хорошо, а папа потребовал назвать имена обидчиков, чтобы разобраться с ними раз и навсегда.

Там они остались в Коукворте, и с каждым годом становились совершенно посторонними друг другу. Единственный раз, когда Туни получила безоговорочное одобрение родителей, она привела к ним жениха. Прилично одетого, не особо красивого, толстого, невероятно занудного даже на вид.

Неужели ей на самом деле нравилось жить в том скучном доме, быть домохозяйкой, воспитывать этого гадкого ребёнка? Куда делись её мечты стать стюардессой и повидать мир?

А ещё они все умерли: родители, Лили, её лохматый муж. И если смерть мамы и папы Туни не увидела, только момент похорон, то гибель сестры её ужаснула. Как он мог, на глазах у ребёнка?..

‒ Это неправда, этого не случится, — раскачиваясь, бормотала Туни. — Мы теперь здесь, и это ни за что не произойдёт. Родители этого не допустят. Я так никогда не поступлю.

Кривой камень потихоньку таял, размываясь речными волнами, а голос Петунии становился увереннее. Да, Лили всё та же жуткая вредина, но она — её младшая сестра и подруга (особенно теперь, когда они помирились), и Туни сделает всё возможное, а может быть и невозможное, чтобы ей помочь. Точнее, они сделают, ведь после переезда в Амлух, Эвансы стали настоящей семьёй. Совсем, как хотелось Туни. Стоило им уехать из унылого Коукворта, и их жизнь полностью поменялась.

При этой мысли Петуния встрепенулась. А ведь началось всё гораздо раньше, именно после несчастного случая с мамой. Так вот, что это за камень, и почему рядом висит тот слайд!!! Ей показали возможное будущее, которое уже ни за что не сбудется. Какое же счастье!..

Вдохновившись этим предположением, Туни вытерла слёзы и бодрой козочкой преодолела парочку ступеней, попутно любуясь картинками невероятно счастливого настоящего.

Новый камень появился внезапно. Вначале Петуния приняла его за песчаную отмель, но это из-за того, что он был очень низким, всего на пару сантиментов возвышаясь над водой, и прятался в тени ступени. В отличие от первого камня, этот выглядел вполне реальным, девушка даже увидела лужицы на поверхности. Туни недоумённо разглядывала его, пока не догадалась посмотреть, что же изображено на очередном слайде.

На нём они с Лили сидели на лавочке, а она сжимала в руке лист бумаги. Это тот очень важный вечер: когда Туни не просто помирилась с сестрой, а полностью, до донышка была с ней откровенна. Но почему тогда здесь этот камень?

Наступить на него без риска свалиться в реку не получалось, поэтому девушка уселась на ступень и поставила ноги на поверхность. Всего она увидела несколько картинок, и там была лишь она с сестрой. Если Петуния правильно всё поняла, в этом варианте будущего они с Лили притворились помирившимися, чтобы поехать в Мамблз. И не было никаких откровений, долгих разговоров и тяжёлых признаний. Они с сестрой выросли чужими людьми из-за того, что Петуния не набралась храбрости поступить правильно, не попросила у Лилс прощения и не получила ответного.

Осознавать это было горько. И страшно. Выходило, что уже дважды её жизнь и жизнь её семьи полностью изменилась. А она этого даже не понимала…

Туни задумчиво следила, как погружается в воду камень, странный символ неслучившегося будущего. Но от осознания этого легче не становилось. А ещё расхотелось вообще куда-то идти.

Доставая насквозь мокрый носовой платок, Петуния нащупала в кармане камешек, что дала старая Нэн. Плоская морская галька, идеальный попрыгунчик. Папа учил их с Лилс пускать жабок, но только ему хватало сил так бросить камень по морской глади, чтобы получилось не менее пяти прыжков.

Примерившись к тихим водам реки, Туни посильнее размахнулась и пустила гальку в полёт. Камешек задорно проскакал четыре раза и затонул с громким бульканьем. По поверхности побежали круги, они пересекались, дробились, поднимали новые волны и распугивали лунных зайчиков.

Наблюдая за этой игрой, Петуния вспомнила последний вечер в Коукворте, когда миссис Бронтипью сравнивала жизнь с путешествием, где только ты выбираешь, какой дорогой идти, но иногда не по своей воле меняешь направление. А ещё, советовала помнить, что твои поступки могут повлиять на чужую жизнь. Мама тогда засмеялась и в очередной раз поблагодарила Бадди, который так удачно сбил её с ног. Дескать, только в больнице у неё появилось время для раздумий и пересмотра жизненных ценностей.

Тот несчастный случай многое изменил в их с мамой отношениях: вскоре после него однажды вечером она призналась Туни, что именно тогда поняла, как была к ней несправедлива. И попросила за это прощения. При воспоминании об этом моменте у Петунии привычно перехватило горло, а в глазах запекло от слёз.

А как же сама Туни?

Пожалуй, в мае она впервые задумалась о хрупкости жизни, когда осознала, что в любой момент может остаться одна. По-настоящему. Совсем и навсегда. А потом Петуния узнала, что никогда не поздно исправить ошибку и попросить прощения, даже если тебе очень больно это делать и не хочется признавать свою неправоту. Но если ты на это решишься, после на душе будет невероятно легко.

И тут её внезапно пронзила острая боль осознания. Если бы не эти открытия, Петуния Эванс запросто могла стать той озлобленной тёткой, что искренне ненавидела сестру и издевалась над родным племянником. Ей бы просто не хватило сил перестать завидовать и упиваться жалостью к себе.

‒ Оказывается, ты очень дурная, Петуния Эванс. И легко можешь превратиться в чудовище, — поведала она своему отражению в воде. — Но ничего, теперь ты об это знаешь, и ни за что так не поступишь.

В той маминой песенке предлагалось идти дорогою добра. И не обращать внимания на сомнения, соблазны и прочие неведомости. Только в побеждающую силу добра Туни не верила. Да, реальный мир совсем не сказка, вечно быть добреньким — путь в никуда. И во что же тогда верить, чтобы побороть нерешительность и сделать следующий шаг? На одном страхе совершить ошибку далеко не уедешь. Факт.

Что толку обманывать саму себя? Да, у Туни были все шансы стать плохой, но теперь это точно в прошлом. И не потому, что её до сих пор передёргивает от отвращения при воспоминании об увиденном. Просто злиться глупо и непродуктивно. К тому же Туни больше нравиться быть счастливой и любимой дочерью и сестрой.

Поэтому она сейчас встанет и пройдёт эти ступени до конца. Спокойно, осторожно, шаг за шагом, чтобы полностью и бесповоротно обрести контроль над способностями. Легче лёгкого, не так ли?..

‒ У меня есть заветная мечта. Да что там: множество всяких мечт, а значит, мне есть, к чему стремиться, — уговаривала себя Туни. — А ещё в меня верят родители. И Лили в Хогвартсе наверняка не спит, ждёт весточку. Пусть я не волшебница, как она, это ничего, — с облегчением призналась девушка. — Зато я — искатель, и хочу стать лучшей винейдой. Для себя лично. Ну, и чтобы Лили немного позавидовала.

А ещё она непременно будет дальнейшем поступать осторожно и не забывать, что любой шаг меняет будущее. И, святая Лаурентия, как же хорошо, что больше не нужно надеяться только на себя. У неё есть мама и папа. Теперь по-настоящему, как она и мечтала. А ещё Лилс, но с ней другая история: ведь кто лучше позаботится об это вредине, чем старшая сестра. А уж Туни непременно проследит, чтобы мелкая не вляпалась в неприятности.

С такими вдохновляющими мыслями Петуния Эванс смело поднялась на ноги. И ойкнула, когда ей прострелило замёрзшую попу:

‒ А я маме не верила, когда она велела не сидеть на холодном.

Слайды исчезли, перед девушкой были лишь квадратные плиты. Туни их пересчитала — четырнадцать. Половина пути пройдена, и, хочется верить, что самая трудная.

Куда там. Спустя пару прыжков у девушки сложилось ощущение, что ступени решили, раз душевные испытания Петуния выдержала, то настала очередь проверить её физическую подготовку. Не раз и не два Туни благодарила папу, что нагружал её упражнениями на баланс. Плоская и с виду ровная поверхность плиты внезапно накренялась или резко уходила вниз, стоило девушке наступить на неё. Словно это были не монолитные камни, а пробковые маты на воде. И приходилось искать равновесие, иногда принимая такие позы, что со стороны могло показаться, будто девушку разбил радикулит. А ещё всё сильнее ныла повреждённая щиколотка.

Со временем Туни приноровилась ступать максимально аккуратно, и с каждым пройденным шагом камни под ногами становились устойчивее и не брыкались, как бычок на родео.

К последней ступени от Туни шёл пар. Всамделишный пар. А ноги подгибались, поэтому на берег она рухнула подкошенным деревом. Очень тяжело дышащим таким деревом.

Спустя несколько мгновений что-то хлопнуло, и раздался взволнованный голос наставника:

‒ Мисс Эванс, как вы? Что с вами? Вы не ранены?

Профессор аккуратно перевернул Туни на спину, наложил какие-то чары и облегчённо выдохнул.

‒ Хвала Клиодне⁽¹⁾! Вы в порядке.

‒ Устала просто… камни… Вы представляете… профессор… камни разбегались, — немного нервно рассмеялась Туни, не открывая глаз. Даже на это сил не было. — Ну, не разбегались, конечно… но они то наклонялись… то почти уходили под воду. И мне на самом деле пришлось искать равновесие и рассчитывать каждый шаг. Это было просто ужасно. А сколько меня не было?

‒ Где-то с полчаса, мисс Эванс. Поднимайтесь, надо поскорей вернуть вас родителям. Я только, если позволите, высушу и приведу в порядок вашу одежду.

‒ Спасибо, профессор. Спасибо.

Туни с благодарностью схватилась за протянутую руку и, не удержавшись, обняла наставника.

‒ Ну что вы, мисс Эванс, — с ворчанием отстранился засмущавшийся профессор. — Я ожидаю в понедельник услышать от вас рассказ о том, как проходила инициация. Надеюсь, вы не упустите ни малейшей подробности.

‒ Разумеется, профессор, — не задумываясь, солгала Петуния. До понедельника она без проблем придумает для наставника правдоподобную версию.

«Интересно, — подумала Туни. — а как на самом деле проходило дедушкино испытание? Жалко, что я никогда об этом не узнаю».

Во второй раз аппарация была не такой ужасной. Хотя, может быть, Петуния настолько вымоталась, что не обратила внимания на неприятные ощущения.

Первым её крепко обнял папа, закружил и с каким-то диким воплем подкинул в воздух. А после завертел из стороны в сторону, явно выискивая повреждения.

‒ Я в порядке, пап, — вяло отмахивалась от его нежностей Туни, одновременно млея от искренней заботы. — Ногу немного подвернула, а так — в порядке. А где мама?

‒ Мисс Эванс, я — Суини Блайт, репортёр «Камри гайр». Скажите несколько слов нашим читателям. Каково быть самым молодым искателем магического Уэльса? Что вы сейчас чувствуете? Какие у вас планы? Разрешите сделать снимок?

Рядом с ними возник полноватый мужчина с услужливой улыбкой. В руках у него был аппарат для волшебной фотографии, а в воздухе висели блокнот и потрёпанное перо. Туни в недоумении и с изрядным испугом переглянулась с отчего-то раздосадованным папой.

‒ Моя дочь с достоинством выдержала это испытание, и мы с мистером Эвансом очень ею гордимся. И также верим, что Петуния станет таким же великим искателем, каким был её дед и мой отец, Элайджа Придди, что отдал свою жизнь, защищая побережье Уэльса от подводных лодок противника, — заступила навстречу репортёру мама. — И как вы видите, она очень устала, и я бы не хотела, чтобы на память о таком знаменательном дне, осталась ужасная колдография. Вы же понимаете?..

И, не дожидаясь ответа, она накинула на Туни плед, обняла и, заслонив собой, повела прочь. Сердито фыркающий папа прикрывал тылы, вместе с мистером Холвеном, при виде которого репортёр нахмурился, передумал бросаться вдогонку.

Потом на неё с поздравлениями налетели радостные миссис Холвен и Петси. И дядя Эдгард, и миссис Маунт, и кто-то ещё. Туни благодарила каждого и даже что-то шутила об испытании. Но, кажется, невпопад. В голове глухо стучал пульс, и жутко хотелось пить. Только вкуснющее какао пришлось прихлёбывать мелкими глотками: зубы так сильно бились о край кружки, что Туни едва не расплескала содержимое.

Когда всеобщее ликование немного притихло, мама подцепила её за подбородок и спросила:

‒ Ты как, родная?

‒ Всё хорошо, мам. Теперь всё точно будет хорошо. Только я хочу домой, — призналась Петуния.

‒ Конечно. Сейчас. Оуэн, подгони форд, — скомандовала мама. — Ты мне расскажешь, что произошло? Твой костёр дважды дымил, пока не занялся огонь. Ты бы видела, как папа переживал.

‒ Да, обязательно расскажу, но не сегодня. Ладно?

‒ Как скажешь, детка. В любой момент, как только будешь готова.

Мама обняла её, и Петуния Эванс с радостью уткнулась ей в плечо и вдохнула такой родной запах. И глядя на яркий и ровный огонь личного костра, почувствовала, как наконец-то уходит напряжение и приглушается страх.

И только утвердилась в своём желании сделать всё возможное, чтобы ни с ней, ни с её родными ничего плохого никогда не случилось.

1) Клиодна — средневековая ирландская друидесса, ставшая знаменитой благодаря открытию свойств лунной росы.

Вернуться к тексту