Неожиданно (гет)

Северус глубоко вздохнул, когда Альберт распростерся у тела Жизели, и занавес упал, поднялся и снова упал в первом акте. Его взгляд упал на руку Гермионы, все еще сжатую в его руке, и он отпустил ее.

— Я сожалею, — сказал он. — Надеюсь, она не онемела.

Как твое сердце, за столько лет?

— Я в порядке, — солгала она, зарыв руку в складки своей широкой юбки, чтобы тайком размять суставы пальцев. Боль в руке была приятная; это значит быть живым.

Вокруг них люди вставали, чтобы размять ноги, болтали о Безумном танце Ливиновой и атлетизме Боринского, но Гермиона и Северус сидели как в пузыре тишины.

— У Лили все было в порядке с сердцем, — сказал он, запинаясь, переворачивая программку в руках. — У нее не было выбора. Она видела, куда я иду, прежде чем я сам это понял.

Ее зубы болели от стиснутых зубов.

— Она была твоим первым другом.

— Моим единственным другом. До тебя.

Гермиона уставилась на нее.

— Но ведь Драко сказал мне, что вы его семья.

— Благодаря долгому знакомству и связям. — Он пожал плечами. — Я люблю Драко, но мы не доверенные лица. Наши самые сокровенные желания остаются секретами друг от друга.

У него было очень узкое определение друга. Гарри и Рону не нужно было знать ее самые сокровенные желания, чтобы быть лучшими друзьями в течение семи лет. Или им просто это было не интересно? Сейчас она не могла об этом думать.

— А Лили была, — сказала она вместо этого.

Он изучал сиденья впереди.

— В те дни моими самыми сокровенными желаниями были волшебный мир и она рядом со мной.

Позже они втиснулись за угловой столик маленькой индийской закусочной на соседней улице.

Северус уставился на свою курицу тикка.

— Ей было все равно, что он обманул ее. Привел к ее смерти. Она простила его.

— Да. — Она не знала, что еще сказать.

— Может быть, она спасла бы и Иллариона, если бы у нее был шанс, — предположила она без убеждения.

Он покачал головой.

— Когда придет Альберт, Илларион будет забыт.

— Я не вижу тебя как кого-то из них, — сказала она, помешивая свой карри-дал, зная, что он обвиняет себя в сходстве и с тем, и с другим. — Это сама Жизель напоминает мне о тебе.

Его рот скривился.

—Ты имеешь в виду, что я был настолько глуп, что доверился не тем людям, или потому что мой выбор сделал меня рабом монстра?

— Потому что она прощает тех, кто причинил ей зло, и ты тоже.

Он позволил волосам упасть вперед, закрыв лицо.

— Не романтизируй меня. Я все еще их ненавижу.

— Я сидела в твоем классе семь лет. Думаю, я сама это заметила, — сказала она ему. — Но когда дело дошло до критической точки, когда тебе пришлось выбирать между причинением вреда и спасением — ну, я тоже это заметила. Жизель старалась не больше тебя, спасти тех, кто причинил тебе зло.

Она танцевала против смерти одну ночь; он делал это почти два десятилетия.

— Возможно, и так, — сказал он, — Но ей это удалось.