Половицы скрипнули. В небольшие покои ворвался кроткий поток свежего воздуха, лишь слегка облегчив осеннюю жару терпкой бархатистой сладостью.
В проеме застыл коренастый мужчина в возрасте, коротко поклонился:
— Владыка Таньлан, вы не против продолжить нашу вчерашнюю беседу?
Владыка Таньлань поприветствовал того, кто заботился о нем последние годы:
— Конечно, мастер Учень. Надеюсь, вам хорошо спалось?
Он беззлобно улыбнулся, помогая монаху усесться настолько удобно, насколько это возможно для человека с протезами вместо ног. Ответом был мягкий взгляд мужчины:
— Сколько на вас не смотрю, каждый раз удивляюсь. В вашем возрасте настолько цветущий вид! Вы — небесные демоны правда удивительны.
Владыка Таньлан подхватил легкую беседу:
— Вы же знаете, это тело выращено из «корня бессмертия» и хоть оно полностью соответствует моему настоящему, судить о возрасте весьма сложно.
— Тем не менее, оно хорошо прижилось. И думается, вы можете покинуть этот храм в любое удобное время.
— Меня радуют наши беседы, — обозначил, что пока что уходить не собирался.
На самом деле Владыка Таньлан был искренне рад времяпрепровождению с мастером Ученем. После проигрыша в войне, куче рухнувших планов и смерти племянника, Владыка Таньлан нашел приют только у этого монаха. Хотя он был совершенно не обязан, да и казалось бы наоборот, должен был желать скорейших суда и смерти демона, но почему-то распахнул двери своего храма. И в совместных беседах о дхарме: сначала навязанных, довольно настойчивых — Владыка Таньлан почувствовал себя лучше. И пускай за все годы прибывания в храме, он и не со всем смирился, но с многим прижился и был готов ступить на тропу дальше.
К собственному удивлению его стали захватывать далекие мысли. Может отправиться в путешествие? Посетить фестивали и празднования? Проведать сына? Хоть издалека? А то одни слухи да слухи. Говорят, хребет Цанцюн известен своими бамбуковыми лесами, а во дворце Хуаньхуа прекрасная библиотека. Если туда пустят, конечно. Но до таких приключений попрощаться с мастером Ученем нужно по-хорошему. Вот почему Владыка Таньлан и не торопился.
Монах в нетерпении сложил руки:
— Этому старцу не терпится послушать ваши истории.
Владыка Таньлан улыбнулся. За эти годы пытаясь пробудить в нем забытую любовь к людям, мастер Учень не стеснялся «выдавать задания»: просил что-то вспомнить, напеть любимые песни, наиграть на пипе, сам приносил какие-то книги и вести из за пределов храма — стараясь стереть у Владыки Таньлан воспоминания о предательстве Су Сиянь и годах заточения под горой Байлу. Не помогало. То ли излишне цепкая память демонов, то ли присущая этой расе злопамятность и обидчивость — Владыка Таньлан помнил все. Но все-таки не мог отрицать, сейчас сердечная боль отдавала куда реже. А еще за эти годы он понял еще одну важную истину: люди и демоны уходят вместе с теми, кто о них помнит.
Эту невеселую правду Влыдка Таньлан осознал после смерти племянника, как оказалось, драгоценного и по-настоящему родного. Каким он был, знали только сам Владыка Таньлань да мастер Шэнь. Но последняя никогда никому не расскажет о простоватом и по-наивному жестоком Чжучжи. Поэтому Владыка Таньлан доверил эту историю мастеру Ученю, как собирался доверить и сегодняшнюю.
Вчера он сам направил беседу в неожиданное для монаха русло: какие люди были искренне дороги небесному демону. Но довести до давно додуманного финала вчера Владыка Таньлан так и не смог. Хоть собирался, хоть хотел рассказать, хоть давно подобрал слова, в горле встал ком и потребовалась целая ночь, чтобы привести загнанные, пугающие и боязливые мысли в порядок.
Сейчас же Владыка Таньлан подготовился к рассказу и глубоко вздохнул:
— Вы знаете, как у демонов появляются имена? — монах покачал головой. — У простых все просто: на что похож, так и обзывают. Но у знати имена наследованные. Вы ведь не думаете, что я всего лишь Владыка Таньлан?
Вышло как-то легко и даже несколько игриво, что даже мастер Учень тихо посмеялся:
— Всегда знал, что когда-нибудь узнаю ваше настоящее имя.
— Но у меня его нет. У любого слуги или голодранца есть собственное имя. Даже зваться Пинго — ведь кто-то специально назвал именно Пинго(1), что-то собственное, родное. Но не в моем случае, — столько круглые глаза собеседника рассмешили уже самого Владыку Таньлан. — Мой дед был Владыкой Таньлан, мой отец, я и должен был мой сын. Но Небеса несколько далеки от меня(2). И однажды я встретил человека, который узнав, что у меня нет имени, что я мог бы назвать полностью собственным, и что завидую тем, кто его имеет, дал его. Вы хотели его узнать? Для меня оно настолько драгоценно, что вряд ли бы решился поведать его проходимцу, — глаза мастера Ученя заискрились, и Владыка Таньлан с гордой улыбкой произнес: — Ле Чжицзянь.
И искренне засмеялся, когда монах свел брови в сомнении, но ничего решил не обращать внимание:
— Прекрасное имя.
Владыка Таньлан веселился, словно ребёнок:
— Никак не ожидал, что меня, принца Демонического царства, сравнят с мечом из бумаги(3), — Владыка Таньлан громко хохотал. — Так еще не только вежливое имя дал, но и про молочное не забыл: Дао. Как же непривычно тогда звучало из ее уст "Малыш Дао(4)"!
Мастер Учень закрыл глаза, нахмурился брови и размеренно дышал, чтобы не высказать все, что думает об человеке, подарившем Владыке Таньлан имя.
Он все это понимал. В то время, когда первая радость схлынула, он закопался в книгах и с удивленным обнаружил, что его, принца и будущего императора Демонического Царства, не только сравнили с бумажным тигром(5), но и обвинили, что само имя получил незаслуженно.
Сначала, Владыка Таньлан думал отказаться от внезапно полученного имени и проклясть того человека, но ещё раз хорошенько подумав...
— Не помню когда встретил этого человека, но помню, что в Демоническом Царстве. За ней ползла смерть. Вилась гадюкой у ее ног. И когда давал мне имя, на ее лице таилась не злоба, а тихая скорбь.
Мастер Учень серьёзно ответил:
— Буду хранить ваше имя в тайне. Ведь оно удерживает душу(6).
Именно этим Владыке Таньлан монах и нравился. Ему не составляло труда понять всю сложность происшествия.
Во времена юности Владыки Таньлан люди не ходили по Демоническому Царству от прихоти. Если бродил значит жизнь в родном Царстве Людей ещё хуже. Да и преследовавший этого человека злой рок...
Мастер Учень предположил:
— Если эта женщина ещё жива, хотите ее отблагодарить?
Таньлан-цзюнь посмотрел в маленькое окно, из которого в покои продолжал проникать тягучий пряный запах, и закачал головой:
— Я не помню ни ее лица, ни ее голоса, ни рук. Только то, что она была в цветах азалии, — и вдруг заулыбался: — Тебе понравилась эта история? — он смотрел на сына, который очевидно подслушивал. — Я так кропотливо подбирал слова...
— Азалия — жёлтая?
Всю радость смыло с лица Владыки Таньлан: Бинхэ, весь всклоченный, напряжённые плечи, дрожащий взгляд — сыну сейчас совсем не до историй.
1) Пинго — яблоко (苹果)
2) Таньлан — 天琅
天 (tiān): небо, небосвод, время года, сезон, природа.
琅 (láng): белый нефрит.
Получается что-то вроде: Владыки небесного белого нефрита. Со своего опыта прочтения китайской литературы могу сказать, что все элементы «Владыки Таньлан» связаны с имперской властью в китайском понимании (то беж с покровительством Неба и т.п.), что с демонами не очень вяжется.
3) Ле Чжицзянь — 裂纸剑 — «резать/кроить бумажным мечом»
裂 — разорваться, распороться, лопнуть по шву, резать, кроить (материал);
纸 — бумага, бумажный, сл.сч. для документов;
剑 — меч, искусство меча, фектование на мечах.
4) Дао — 刀: меч, нож, резак, пачка (стопка) бумаги.
叨 (омофон) —1) страстно рваться, жадно хватать (что-л); 2) удостоиться, получить сверх своих заслуг, быть польщенным/признательным.
5) Бумажный тигр — старинная китайская метафора, которая обозначает что-либо, выглядящее грозно, агрессивно, но при этом не представляющее реальной силы, опасности.
6) В древности было поверие, что если дать маленькому ребёнку имя изначально означающее что-то плохое, беда обойдёт стороной.