В руинах (джен)

После прогулки по городским подземельям мне действительно пришлось долго восстанавливаться. Ниалл публично заткнул нескольких слишком громких недоброжелателей, честно рассказав всем недовольным о моих успехах в борьбе с крейменами, а спустившиеся в подземелье отряды зачистки подтвердили его слова. После этого открытой конфронтации со мной стали побаиваться, но от злых взглядов и шепотков это не спасало. В общем, отношение поменялось, и теперь Ниалл и его соратники не чурались обращаться за советом или помощью. Раньше я ждала этого и горела желанием вносить свой вклад в общее дело. Сейчас такая перспектива пугала: не хотелось бы показывать свою нынешнюю слабость.

Когда-то я опасалась бегущей по шрамам магии, а теперь мучилась без нее. Отголоски прежней силы я почувствовала спустя неделю, но окончательно смогла восстановиться только когда лето уже перевалило за середину.

Как и следовало ожидать, дни после летнего солнцестояния выдались знойными и сухими. В коллекторы теперь было не спуститься: подземные помещения отравляла вонь от множества разлагающихся тел убитых мной крейменов. Ситуацию еще больше усугубляла жара и сухая погода на поверхности. Возможно, хороший дождь смыл бы гниющие останки в глубины подземных пещер, протянувшихся под Городом, но погода нам не благоволила. Все, что могло гнить и портиться — гнило и портилось с поразительной скоростью. Люди и животные изнывали от зноя. Особенно тяжело приходилось штурмовым отрядам в полном боевом облачении. Странное, все-таки, выдалось лето: вместо обычной изменчивой погоды, когда кратковременные дожди случались почти каждый день, а иногда и по нескольку раз на дню, Город сначала терзали продолжительные ливни, а потом последовал долгий период жары и засухи. Густая зелень запретной территории желтела и сохла, осыпаясь бурой трухой на покрытую трещинами засохшую грязь. Пыль душила, скрипела на зубах, оседала на подоконниках распахнутых настежь окон. Я просто умирала от жары в костюме агентов и в итоге не выдержала и сменила его на легкое летнее платье, закрывающий шею шелковый шарф и шляпу с плотной вуалью. Неодобрительных взглядов, брошенных мне в спину, стало куда больше. Я по-прежнему выходила на запретную территорию, но за пределы периметра безопасности больше не совалась, стараясь всегда оставаться в поле зрения вооруженных отрядов. Магия постепенно возвращалась без каких-либо усилий с моей стороны, а вот вернуть прежнюю веру в себя и свои умения было сложно.

Какое-то время тревожные и тяжелые сны продолжали одолевать меня, только теперь к пугающему безымянному переулку добавились еще и подземелья, в которых блуждал странный человек с фонарем. В итоге пришлось обратиться к алхимикам ордена за снотворным. Высыпаться я, вроде бы, стала лучше, но все же меня не отпускал страх того, что сны не ушли, а просто перестали задерживаться в памяти. Иногда, в первые минуты после пробуждения, какие-то смутные образы скользили по краю сознания, но быстро уходили в небытие. Отголоски снов таяли в дневном свете, оставляя после себя лишь смутную тревогу, боязнь того, что я пропускаю что-то важное. И я никак не могла решить для себя, что лучше: помнить их или все же забыть?

Тайренн, которого снова не пускали на запретную территорию, теперь старался держаться ко мне поближе. И дернули же меня демоны за язык когда-то пообещать, что возьму его с собой в Грот Хранителей. Я уже сотню раз успела пожалеть о своей скоропалительности, потому что послушник явно не собирался освобождать меня от неосторожно данного обещания.

И Ниалл, и Тайренн изо всех сил старались показать, что недавняя экзекуция не повлияла на их отношения, но мне казалось, что это было не так. Посиделки учителя и ученика на куче досок теперь происходили намного реже. Тайренн все чаще и чаще выбирал в качестве собеседника меня, а Ниалл то ли действительно был слишком занят, то ли просто делал вид.

Единственным, кого я ни за что и никогда не рассчитывала увидеть в этом укромном уголке, был Витриол. Поэтому когда фигура инквизитора в красной мантии появилась из-за угла здания, я начала спешно просчитывать пути отхода. Ветер развевал длинные полы его одежд, и в отблесках заката они трепетали, как языки огня. Не говоря ни слова, я направилась в противоположную от него сторону, где располагался чёрный вход, но он повелительно окликнул меня.

— Хранительница!

Я обернулась и молча уставилась на него. Все, что я могла сказать Витриолу и остаться при этом живой, уже было произнесено в первый же день нашего знакомства. Магия постепенно возвращалась, но мне бы не хотелось устраивать с ним магическую дуэль один на один.

Интересно, если мы с Витриолом вдруг сцепимся не на жизнь, а на смерть, на чью сторону встанет Ниалл? Дурная мысль. Скорее всего, просто будет стоять в сторонке, как обычно.

Инквизитор жестом показал в сторону досок.

— Говорят, что в некоторых местах легче говорить начистоту, — произнес он, как будто повторяя мои собственные давние мысли. — Я думаю, здесь как раз одно из них.

— Что вам нужно?

— Раз уж ты здесь… — Витриол проигнорировал вежливое обращение и тут же начал «тыкать» в своей обычной манере. — …И я никак не могу на это повлиять, то я пришел посоветовать тебе не влезать между Флайвилом и его учеником.

— Себе то же самое посоветуй.

Если он думает отвечать грубостью на вежливость, то и я не обязана сохранять хотя бы видимость приличий. Инквизитор сделал еще одну попытку:

— Только мужчина может вырастить мужчину…

— Дай угадаю. Тебя, выходит, вырастила женщина, да?

Витриол, однако, предпочел не отвечать на выпад в том же тоне, а перешел на так любимый хаммеритскими священниками лицемерно-доброжелательный тон с лёгкими нотками высокомерия.

— Одного твоего присутствия здесь достаточно, чтобы посеять семена раздора. Нравится тебе это или нет, но правила придумали не просто так. Где вы — там прекращается простая честная работа, затихает чистосердечная хвала Создателю, и начинается перетягивание каната. Выяснение отношений. Долгие и бессмысленные разговоры по душам. Ссоры. Скандалы.

— Смею заметить, что конкретно этот разговор по душам начала не я. И канат здесь тоже перетягиваешь ты, или уже забыл про огненную тень?

Инквизитор, разумеется, предпочел пропустить неудобную информацию мимо ушей.

— Вы бессмысленны и бесполезны, — продолжал он, не глядя на меня, как будто читал проповедь для невидимой аудитории. — Поэтому единственный повод для распрей и междоусобиц — это твое присутствие и участие.

— Вы — это Хранители? — уточнила я.

— Вы — это женщины.

— Ну, вот мы и определились с источником всего зла на земле. Так вот, Витриол. Можешь говорить, что угодно, но главный здесь Флайвил, и не тебе отменять его решения.

Я сознательно метила в больное место и надеялась, что смогла в него попасть. Не может быть, чтобы Витриола не тяготило то, что формальное лидерство в проекте все еще оставалось за Ниаллом.

— А ты можешь считать меня кем угодно. Можешь ненавидеть меня как тебе угодно, — парировал он. — Но если тебе хоть немного не безразлично будущее Флайвила и его ученика… не лезь к ним. Не лезь, Трикстер тебя дери. Ничтожество! Ты даже не представляешь себе, насколько они оба важны!

Инквизитор резко смолк, понимая, что сболтнул лишнее. Похоже, мне все-таки удалось выбить его из колеи предыдущим замечанием.

— И насколько же? — продолжила я только чтобы его поддразнить, хотя прекрасно понимала, что он ни за что не ответит. — Настолько, что одного можно выдрать кнутом, а прямые приказы второго намеренно саботировать в присутствии его же людей?

Я прекрасно осознавала, что вывожу неприязнь между нами на новый уровень открытой конфронтации, осмеливаясь кидать неприкрытую правду прямо в лицо высокопоставленному клирику, но продолжала в открытую провоцировать его. Не знаю, зачем я это делала, но в тот момент мой разум как будто застила непроницаемая пелена агрессии и отторжения. Витриол был мне ненавистен. Он воплощал в себе все, за что я не любила хаммеритов: агрессию, фанатизм, узколобость и неприятие любой другой точки зрения, кроме своей.

Удивительно, но Витриол выбрал не раскачивать лодку дальше. Судя по всему, нынешний накал конфронтации его вполне устраивал.

— Настолько, что даже я не могу напрямую запрещать Флайвилу что бы то ни было. И настолько, что если с Тайренном что-то случится, то Кузнеца не спасет даже мое заступничество, если я вдруг решу выступить на его стороне. Можешь мне не верить, но я не желаю зла никому из них. Я вижу, что ты тоже стремишься защитить их обоих — и именно поэтому я ничего не делаю относительно тебя, Хранительница Касадра.

— Старейшина Хранителей, — поправила его я. — Хочешь на своей шкуре попробовать, что это значит?

— Да мне все твои титулы до б-о-о-ольшой наковальни. Но послушай меня. Непоправимое зло можно причинить и не желая того. И если ты это сделаешь, то да хранят тебя те боги, которым вы молитесь. Считай это первым и последним предупреждением. Второго не будет. Это все, что ты от меня услышишь.

Инквизитор поднялся, поправляя мантию, и направился прочь.

Оказывается, Кузнец-в-Изгнании куда важнее для своего Ордена, чем стремился показать. Церемониальная должность, говоришь? Кто же ты на самом деле такой, Ниалл Флайвил?

Что-то мне подсказывало, что Гарретт, возможно, куда ближе подобрался к ответу на этот вопрос, но по каким-то причинам не хочет делиться им со мной. А я, памятуя о нашем последнем разговоре, не очень-то стремилась вновь обращаться к нему за помощью.