ТомоМурзик (джен)

Прошло несколько недель. Бдительный уход и, возможно, остаточная магия самого Хогвартса сделали своё дело — когти Тома начали отрастать. Они ещё не были такими же острыми и длинными, как прежде, но уже достаточно крепкими, чтобы цепляться. И это открывало новые, захватывающие возможности.

Ночью, когда госпитальное крыло погружалось в сон, а мадам Помфри удалялась в свой кабинет, Том совершал вылазки. Его целью была не гостиная Гриффиндора, где храпел Гарри, и не кухни, где пахло жареным цыплёнком. Его целью была Запретная секция.

Он пробирался туда, словно тень, сливаясь с бархатной тьмой библиотеки. Мадам Пинс была бдительна, но даже её совиные глаза не могли разглядеть идеально чёрного кота, затаившегося среди таких же чёрных корешков фолиантов.

И вот он сидел перед огромным томом «Тёмных искусств: теория и практика душераздирающих заклинаний». Раньше он мог лишь лежать на нём, улавливая смутные вибрации знаний. Теперь же он действовал.

Он поддел отросшим когтем массивную кожаную обложку. Потом, упересь лапами в край страницы, аккуратно, с кошачьей грацией, перевернул её мордочкой. Звук шелеста пергамента казался ему оглушительным в звенящей тишине. Он замирал, прислушиваясь к шагам мадам Пинс, но они не приближались.

Страница открылась. Перед ним предстали знакомые схемы, руны, описания ритуалов. Он не мог читать так же быстро, как человек, но его фотографическая память, доставшаяся от прежней жизни, жадно впитывала каждую деталь. Он вспоминал. Он учился заново. Он анализировал старые тексты с новой точки зрения — точки зрения существа, лишённого палочки, но не лишённого воли.

Это был медленный, кропотливый труд. Иногда страница загибалась. Иногда ему приходилось по несколько раз поддевать её когтем, чтобы перелистнуть. Однажды он чуть не уронил тяжеленный фолиант с полки, едва успев отпрыгнуть. Но он был настойчив. Голод к знаниям, к власти, к пониманию своего нового состояния горел в нём ярче любого огня.

Он читал о связи между физическим телом и магическим потенциалом. Он искал упоминания о котах-оберегах, об их истинной природе. Он вновь перечитывал труды о крестражах, о разделении души, мысленно примеряя эти теории к своему странному положению — душа, вселённая в тело, уже имевшее свою собственную, слитую с ней душу.

Однажды ночью он наткнулся на трактат о магizoоморфизме — способности некоторых магов интуитивно понимать и даже перенимать некоторые черты своих животных-фамилиаров. И его осенило. А что, если связь работает в обе стороны? Что, если он, будучи по сути фамилиаром для Гарри (как это ни унизительно звучало), может не только защищать его, но и незаметно подпитываться его растущей магической силой? Небольшой откат, крошечный канал… этого могло хватить, чтобы компенсировать ослабление от подстриженных когтей и ускорить их рост.

Мысль была еретической и гениальной. Он всегда брал то, что хотел. Почему бы не брать магию?

С этой мыслью он закрыл книгу, аккуратно подталкнув её мордочкой на место. Он вернулся в госпитальное крыло как раз перед рассветом, свернулся калачиком на своей койке и закрыл глаза, делая вид, что спал всю ночь.

Внутри него бушевала буря — не ярости, а предвкушения. Его когти медленно, но верно отрастали. Его знания возвращались. И теперь у него был новый, дерзкий план.

Он снова становился сильным. И на этот раз его сила будет другой. Более скрытой. Более изощрённой. И гораздо, гораздо более опасной. Ведь кто заподозрит обычного, пусть и странного, кота в том, что он по ночам изучает тёмные искусства и выстраивает схему похищения магической энергии у самого Гарри Поттера?