Нити судьбы: Хогвартс (гет)

Все, кто посещал уроки трансфигурации, с особым нетерпением ждали того дня, когда профессор МакГонагалл вернёт им «Свитки Истины». Почти весь семестр они трудились над этими свитками, погружаясь в самые потаённые уголки своей души, чтобы отыскать и перенести на пергамент не просто умения, а саму свою суть — сокровенные черты характера, потаённые устремления и неизменные моральные принципы. Всё это было отправлено в специальную комиссию Министерства магии, и теперь волшебные эксперты должны были определить, в какое животное способен превращаться каждый из них. И когда в начале мая МакГонагалл быстрым шагом вошла в класс, аккуратно прижимая к мантии увесистую пачку пергаментов, в аудитории воцарилась абсолютная тишина. Все взоры были прикованы к директору. МакГонагалл обвела всех своим привычным, испытующим взглядом поверх очков, и Гарри показалось, что в уголках её строгих губ дрогнуло нечто, отдалённо напоминающее улыбку.

— Каждый из вас получит заключение комиссии, определившее то животное, в облик которого вы способны трансформироваться, — в нарушившей тишину аудитории, прозвучал её голос. — Однако это отнюдь не означает, что мы немедленно приступим к практике. Ваша задача на ближайшую неделю — скрупулёзно изучить своё животное. Вам предстоит описать и изучить его облик и повадки до мельчайших деталей. Надеюсь, недели интенсивного изучения хватит для подготовки к первой сознательной попытке превращения.

Обходя ряды парт, она протягивала свёрнутые свитки. Беря в руки свой пергамент, каждый ученик с замиранием сердца искал короткий вердикт комиссии. Гарри, получив свой, с затаённым дыханием развернул пергамент. Пробежав взглядом по ровным строчкам, он удивлённо прошептал:

— Я орёл?

— Ну да, это же всем известно, кроме тебя, конечно, — тут же отозвался Рон, с нетерпением вытягивая шею в ожидании, когда профессор МакГонагалл протянет и его свиток. Получив пергамент, он тут же развернул его с таким треском, что чуть не порвал его.

— Ирландский Волкодав! — выпалил он и, повернувшись к Гермионе и Джинни, быстро спросил: — А вы кто?

Гермиона приняла свой свиток с необычной для неё осторожностью, точно это был не кусок пергамента, а древняя реликвия. Она медленно развернула его, пробежала глазами по тексту, а затем аккуратно сложила и сунула в его сумку.

— Рысь, — тихо сказала она, чтобы никто не услышал.

— А я — лиса! — весело объявила Джинни, перебрасывая за спину прядь медно-рыжих волос, и это движение было удивительно похоже на взмах лисьего хвоста.

— И правда, очень подходит, — тихо согласилась Мария, сидевшая рядом с Петром, который подмигнул Джинни, когда она к ним весело обернулась.

Рон, успевший за это время шепнуть Гарри: «Слышал, Дин — барсук!», снова уставился на Гермиону.

— А ты чего это шёпотом, как заговорщица? — не унимался он. — Рысь — это же здорово! Грозный такой зверь.

Гермиона густо покраснела и растерянно повела плечом.

— Отстань, Рон, — сказала она.

Вокруг стоял нарастающий гул шёпота и восклицаний. Каждому не терпелось не только узнать своё животное, но и выведать, в кого же превратятся их друзья.

Уже на перемене список пополнился новыми открытиями. Выяснилось, что Дин Томас и вправду барсук, Пётр — поджарая борзая, а его друг — настоящий волк. Среди прочих тотемов были названы белка-летяга у Марии, изящная белая норка у Арабель, росомаха у Изольды и енот-полоскун у её кузена Уильяма. Вскоре к ним добавились величественная пума Ханка Тхая, стремительный стриж Парсонс Белль и царственный леопард Муганга Киганзи из Уагаду. Воздух на перемене буквально гудел от возбуждённых голосов, а в коридорах то и дело вспыхивали оживлённые споры и обсуждения, предвосхищавшие начало невероятных превращений.

Неделя, отведённая на изучение, пролетела в лихорадочном ожидании. Ученики штудировали книги в библиотеке, подражая повадкам своих животных в коридорах, и вот настал день первой практики. Класс замер, когда профессор МакГонагалл остановилась у массивной двери, ведущей в специально подготовленную комнату для испытаний.

— Итак, — нарушив тишину, сказала она. — Кто чувствует в себе достаточно сил и уверенности, чтобы первым пройти это испытание? Мы все помним, что анимагическое превращение требует абсолютной концентрации воли.

Как по команде, все головы повернулись в сторону Гарри. Под пристальными взглядами одноклассников он почувствовал, как ладони стали влажными, а в горле пересохло. Улыбка медленно сползла с его лица, уступая место знакомому чувству, когда тебя снова выталкивают на передовую против собственной воли.

— Что, кроме меня некому? — проговорил он, с напускной небрежностью.

— Ты же у нас орёл, Поттер! Тебе и карты в крылья! — донёсся весёлый голос Андрея с задних рядов.

Класс разразился смехом и одобрительными возгласами. Однако профессор МакГонагалл не улыбнулась. Её взгляд, полный не привычной строгости и беспокойства, был прикован к Гарри.

— Поттер, — произнесла она своим самым серьёзным, предостерегающим тоном, и смех мгновенно утих. — Вы уверены в своей готовности? Вы помните все нюансы теории?

Гарри почувствовал внезапную пустоту в желудке. Он медленно поднялся со скамьи.

— Вроде бы... да, профессор, — ответил он, стараясь звучать твёрже.

— «Вроде бы» здесь не подходит, — отреагировала МакГонагалл, и её голос приобрёл металлический оттенок. — Ошибка при первом превращении непростительна. Волшебник, не сумевший до конца принять форму, рискует навсегда остаться уродливым гибридом — ни человеком, ни зверем. И не существует ни зелья, ни заклинания, способного вернуть себе прежний облик. Вы осознаёте всю серьёзность этого шага?

В классе воцарилась гробовая тишина. Гарри посмотрел на Рона, который ободряюще подмигнул, на Гермиону, не сводившую с него взгляд, на Джинни, застывшую в ожидании. Затем он снова встретился с взглядом профессора МакГонагалл.

— Я готов, — на этот раз твёрдо сказал он.

— Хорошо, — коротко кивнула профессор и жестом указала ему на дверь. — Ничто не должно отвлекать вас.

Гарри переступил порог, и тяжёлая дверь захлопнулась за его спиной, отсекая внешний мир. Он оказался в небольшой круглой комнате без окон, освещённой мягким светом, исходившим от самого потолка. Тишина была абсолютной.

Гарри закрыл глаза, отгоняя прочь последние остатки страха. В висках стучала кровь, и сквозь этот навязчивый ритм он заставлял себя вспоминать: «Не менять форму, а стать иным. Позволь магии течь через тебя, а не заставляй её».

Он представил себе не камень под ногами, а потоки воздуха, готовые принять его. Мысленно ощутил, как спина жаждет расправить мощные крылья, как зрение становится зорким, способным разглядеть мышь на земле с высоты облаков. Он думал о свободе, о стремительном пике вниз, о парении в вышине.

И тогда глубоко внутри, под рёбрами, что-то дрогнуло. Сначала это было похоже на второе, крошечное сердцебиение. Затем ритм ускорился, усилился, становясь всё громче, пока не затмил собой его собственное, человеческое сердце. Волна жара прокатилась по всему телу, и мир на мгновение поплыл перед глазами.

В магическое окно, в которое неотрывно смотрела профессор МакГонагалл, превращение заняло одно-два мгновения, но для Гарри оно растянулось в странный, болезненный и восхитительный танец трансформации. Он ощутил, как кости становятся легче, как кожа на руках и спине зачесалась, прорастая перьями. Сведённые судорогой пальцы сжались в изогнутые чёрные когти. Плечи, принимая новую, незнакомую форму, выгнулись.

Последней человеческой мыслью была слепая паника, инстинктивный крик организма против исчезновения. Но Гарри подавил его, вспомнив наставление МакГонагалл: «Не борись. Прими».

И мир перевернулся.

Теперь он сидел на полу, но чувствовал его иначе — каждой частицей своего нового, лёгкого тела. Он расправил крылья, и они с глухим шуршанием заполнили собой пространство комнаты. Его зрение стало таким острым, что он мог разглядеть застывшие в воздухе пылинки, сияющие, как микроскопические звёзды. Из его груди вырвался звук, гортанный и пронзительный, — клекот орла. Его собственный крик.

Спустя нескольких минут чистого, животного восторга, в глубине сознания шевельнулась память о другом «я». Он снова закрыл глаза, на этот раз мысленно вызывая собственный облик: пять пальцев на руке, форму носа, вес собственного тела. Внутри всё снова заныло и захрустело, но на этот раз превращение было знакомым, почти безболезненным возвращением домой. Через мгновение он, слегка покачиваясь, снова стоял на двух ногах. Дверь бесшумно отворилась, и в проёме возникла профессор МакГонагалл. Её глаза оценивающе скользнули по нему.

— Блестяще, Поттер, — произнесла она, и в уголках её строгого рта дрогнула редкая, но безошибочно узнаваемая улыбка одобрения. — По-настоящему блестяще.

С того дня уроки трансфигурации преобразились. В течение месяца все ученики седьмого курса один за другим успешно прошли испытание, а затем принялись оттачивать своё мастерство, по нескольку раз на дню, превращаясь в своих тотемных животных, пока движение между формами не стало для них таким же естественным, как дыхание.

Вскоре в Хогвартсе и его окрестностях стало обычным делом встретить студентов в их новых, звериных обличьях. Гарри часто поднимался в небо и летал над замком, с высоты орлиного полёта наблюдая, как по опушке Запретного леса крадется рыжая лиса Джинни, а в тени деревьев бесшумно скользит пятнистая рысь Гермионы. Рон в облике ирландского волкодава с громким лаем носился по лугам, пугая фестралов.

И если поначалу студенты младших курсов шарахались в стороны, завидев в коридоре росомаху Изольды или барсука Дина Томаса, то вскоре привыкли к борзой Пётра, резвящемуся волку Андрея и белке-летяге Марии, планирующей с одного готического карниза на другой. Даже профессора, строго следившие за порядком, не могли запретить этого — анимагия была величайшим магическим достижением, и вид величественной пумы Ханка Тхая, неспешно пересекающей двор, или стремительного стрижа Парсонс Белль, проносящегося под сводами Большого зала, стал неотъемлемой частью нового, удивительного облика Хогвартса.

Наступил июнь. Накануне экзаменов в гостиной Гриффиндорской башни царила особая, знакомая всем выпускникам тишина. Она была густой и натянутой, как струна, — вот-вот дрогнет, зазвенит и лопнет. Даже огонь в камине, обычно весело потрескивавший, теперь боясь спугнуть чью-то мысль, лишь робко шипел, отбрасывая на стены нервные тени. Гермиона, уткнувшись в растрёпанный конспект, методично перелистывала страницы.

— Нет… — вдруг выдохнула она, держа палец на строке, обращаясь больше к себе, чем к другим. — Это не все свойства порошка из рога единорога… так... при варке…Зелья живой воды… Рон, ты точно помнишь все контрзаклинания против окаменения?

Рон, забаррикадировавшийся в кресле грудой учебников, не отрывая глаз от книги, махнул рукой. Беззвучно шевеля губами, он водил по тексту кончиком палочки.

— Сколько можно повторять, Гермиона, — буркнул он спустя некоторое время, перебирая свои заметки. — Каменные руки, каменные… ноги... головы.

Тем временем Гарри, закрыв глаза, сосредоточенно перебирал в памяти сложные схемы трансфигурации, а Джинни, сидевшая рядом, терпеливо сверяла их с учебником, время от времени тыкая пальцем в тот или иной пункт.

— Смотри, — тихо говорила она, — здесь важно не скорость, а точность ментального образа. Ты представляешь не просто свисток, а именно металл, его холод и вес.

В дальнем углу Дин Томас отрабатывал Непромокаемое Заклинание, заставляя свою чернильницу аккуратно подпрыгивать на столе, не проливая ни капли.

Настроение не изменилось и за ужином. Огромный зал был непривычно тих, если не считать звона тарелок, ножей да шёпота учеников младших курсов. Аппетит, нагулянный за день упорной зубрежки, взял верх над тревогой. Четверо друзей ели почти молча, только иногда обменивались краткими фразами.

— Кто-нибудь видел солонку? — бормотал Рон, уставясь в свою тарелку с жареной картошкой.

— Протяни руку, она прямо перед тобой, — не глядя, отвечала ему Гермиона, успевшая уже пролистать за едой небольшую книжицу, лежавшую у неё на коленях.

Когда друзья после ужина оказались в прохладном вестибюле, они едва не столкнулись с группой незнакомых волшебников и волшебниц, которых с безупречно-строгим видом сопровождала директор МакГонагалл.

— Комиссия по ЖАБА, — тихо прошептала Гермиона.

Если на пятом курсе одно только появление экзаменаторов заставляло её руки предательски дрожать, то теперь Гермиона смотрела на них абсолютно спокойным, сосредоточенным взглядом.

Среди членов комиссии Гарри сразу заметил крохотную фигуру профессора Марчбэнкс. Сгорбленная, но величественная, она шла рядом с важным профессором Тофти, который когда-то на СОВ предложил Гарри продемонстрировать Патронуса.

Первое экзаменационное утро началось с короткого и непривычно тихого завтрака. Едва последние ученики покинули Большой зал, в нём началось неторопливое преображение. Длинные факультетские столы, скрипя и постанывая, поползли к стенам, освобождая место рядам одинарных парт, выстроившихся для предстоящих испытаний.

Через несколько минут, когда пыль улеглась, всё было готово. Тишина в зале вот-вот должна была нарушиться шелестом пергамента и скрипом перьев. Первым экзаменом были Заклинания. Профессор МакГонагалл, не сходя с места у высокого кафедрального кресла, медленно перевела строгий, но спокойный взгляд с коллег на учеников, ненадолго задержав его на Гарри.

— Приступайте, — сказала она, и песочные часы перевернулись.

Гарри сделал глубокий вдох и, развернув шероховатый пергамент, пробежался глазами по заданиям. Уголки его губ дёрнулись в лёгкой усмешке.

1. Заклинание Реллизио (Освобождение) может быть использовано для нарушения Министерских щитов. Перечислите две законные причины для его изучения, которые не противоречат «Указу о магической пристойности».

2. Перед вами маг, защищённый щитом Протего. Рядом — второй маг, он ранен и находится в заложниках у первого. Вам необходимо нейтрализовать первого мага и оказать помощь второму. Однако щит модифицирован так, что любая прямая атака на него приведёт к контратаке на раненого. Опишите ваши действия и применённые при этом заклинания.

На первый вопрос он ответил, настолько искусно цитируя абсурдные бюрократические параграфы, что сама профессор Амбридж могла бы прослезиться от умиления. По второму вопросу он предложил тактику, которую они с Роном отработали бы на практике за пять секунд: использовать заклинание Терра Фрагор, направленное не на щит, а в точку перед нападающим. Тогда даже слабого толчка будет достаточно, чтобы земля под ногами противника внезапно дрогнула и ушла из-под его ног, заставив его пошатнуться и открыться для атаки.

Он аккуратно исписал два пергамента, осмотрел их на момент пропущенных деталей, встал и вышел из зала. Тишину вестибюля нарушал звонкий, взволнованный голос. Гермиона, вся раскрасневшаяся, что-то оживлённо обсуждала с Марией Алтынниковой.

— Но это же противоречит базовым принципам обратимости защитных чар, описанным Квиринусом в «Теории оборонительной магии»! — настаивала Гермиона. И, внезапно заметив Гарри, который прислонился к стене, наблюдая за этим спектаклем, мгновенно переключилась на него: — Ну, как? Какие вопросы? Я ожидала вопросов по теории заклинаний, а не по бюрократическим процедурам! Интересно, кто составлял эти билеты?

Гарри не успел ответить на град вопросов, которые на него обрушила Гермиона. Пробравшись сквозь небольшую группу студентов, к ним подошёл Рон с взъерошенными, как никогда, волосами и лицом, выражавшим глубочайшую досаду.

— Да кто это вообще придумал? — проворчал Рон, разглядывая свой билет. — Держу пари, тут не обошлось без старых черновиков Амбридж! «Почему заклинания, такие как Патронус, считаются подозрительными?» Да потому что у добропорядочных волшебников дементоры, видите ли, по утрам кашу не варят! — выпалил он, и это вызвало одобрительный хохот окружающих.

Ожидание вызова на устную часть было наполнено сдержанным напряжением. Ученики вполголоса проговаривали заклинания, отрабатывая точные, выверенные движения палочек. Когда вызвали Гермиону, она гордо подняла подбородок и вошла в зал.

— Выдохни, — тихо сказал Гарри Рону, заметив его беспокойство. — С ней всё будет в порядке.

Вслед за Гермионой профессор Флитвик своим писклявым голоском произнёс «Гарри Поттер!».

— Ни пуха, — буркнул ему Рон.

Кивнув Рону, Гарри направился вслед за профессором Флитвиком. Маленький волшебник деловито провел его к экзаменационному столу, за которым сидел профессор Тофти.

— А-а, мистер Поттер! Какая радость видеть вас снова! — встретил он Гарри радостным возгласом.

— Доброе утро, профессор, — вежливо ответил Гарри.

— Вижу, вы совсем не нервничаете, — проскрипел Тофти своим старческим голоском. — Такую уверенность редко встретишь на ЖАБА. Я до сих пор, представьте, помню вашего Патронуса! — Он лукаво подмигнул. — Пожалуй, задача для вас должна быть особенной… Создайте что-нибудь этакое… Удивите нас, мистер Поттер!

Гарри вежливо улыбнулся, и в этот момент его взгляд случайно упал на дверной проём. Он уставился туда с таким внезапным и пристальным вниманием, что профессора Тофти и Флитвик невольно обернулись. Пользуясь этой секундой, Гарри молниеносно взмахнул палочкой и прошептал: «Фантома Фуга!» — а затем сразу же, едва заметным движением, резко ударил себя кончиком палочки по макушке.

Когда профессора, не увидев ничего особенного, повернулись обратно, они застыли в изумлении. Их выражение лиц в точности отразилось на лицах четверых абсолютно одинаковых Гарри Поттеров, которые с немым вопросом взирали на профессоров. Миг всеобщего ступора прервался, когда все четверо, словно по команде, бросились врассыпную и исчезли за дверями Большого зала.

— Но… где же сам Поттер? — в полном недоумении воскликнул профессор Тофти.

В этот момент Гарри, стоявший на своём месте, снял Дезиллюминационное заклинание и появился перед ошеломлёнными экзаменаторами с совершенно невозмутимым видом.

Профессор Тофти, несколько секунд непрерывно моргая, смотрел на него. Затем его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Браво, мистер Поттер! — рассмеялся он. — Блестяще! Совместить заклинание Бегство призрака, чтобы отвлечь внимание, с Дезиллюминационным… Думаю, мы можем считать экзамен по Заклинаниям сданным. Вы свободны.

Выйдя в вестибюль, Гарри тут же присоединился к Гермионе и Рону.

— Рассказывай! — потребовал Рон. — Что это твои клоны разбегались по замку?

— Фантома Фуга, — отмахнулся Гарри. — Развлекал профессора Тофти и Флитвика. А у вас как?

— Я чуть не растерялась! — призналась Гермиона. — Мне выпало провести одновременный каскад из Чар Помех на семь движущихся мишеней. Нужно было не просто остановить их, а удержать заклинание в течение минуты, контролируя силу воздействия на каждую.

— А мне выпало тушить магический огонь с помощью Глациуса, — пожал плечами Рон. — Выглядело впечатляюще, пока я не заморозил не только огонь, но и свои ботинки. Пришлось откалывать их от пола.

— Это ужасно, Рон, — вздохнула Гермиона.

Новый экзаменационный день начался с Трансфигурации, и испытание выдалось по-настоящему суровым. Письменная часть требовала «описать превращение песочных часов в пуховый платок, скрупулёзно разобрав сложности преобразования неорганического хрупкого объекта в гибкую органическую ткань». Гарри до хрипоты спорил с самим собой на полях пергамента: можно ли контролировать узор в пуховой нитке и не повторит ли он причудливые следы, которые оставляет пересыпающийся песок.

За письменной частью последовала демонстрация чар. Ему удалось то, что многим показалось немыслимым: за пятнадцать секунд, не проронив ни звука, он превратил камень в свисток, стеклянный шар — в прозрачный пузырь, парящий в воздухе, а клубок ниток — в трепетную бабочку с бархатными крыльями. Насекомое, едва появившись на свет, вспорхнуло и скрылось в тенях под потолком Большого зала.

— Виртуозно, — старомодно, но искренне похвалила пожилая профессор Марчбэнкс. Затем её взгляд стал более пристальным. — Мистер Поттер, в ваших документах значится заявление о владении высшей формой трансфигурации. Если это так, прошу продемонстрировать. Профессор МакГонагалл, — обернулась она к директору, чьё лицо оставалось бесстрастным, но собранным, — при наличии успешного результата, вы даёте санкцию на немедленную регистрацию его как анимага?

— Безусловно, — коротко ответила МакГонагалл, и в её глазах Гарри увидел знакомую искорку, что жила в глазах кошки, в которую она превращалась.

Гарри сделал глубокий вздох, отступил на шаг и закрыл глаза, отсекая всё лишнее. Внутри тут же забился знакомый второй пульс. Образ могучего орла с зелёными глазами вспыхнул в сознании — и тело тут же откликнулось.

Всё произошло за пару секунд: короткий хруст костей, мгновенная волна жара, пронзивший кожу зуд, сменившийся шорохом прорастающих перьев. Плащ на плечах профессора Марчбэнкс трепыхнулся от внезапного порыва ветра, и там, где только что стоял Гарри, теперь гордо сидел величественный орёл. Птица, не взлетая, медленно взмахнула мощными крыльями и её зелёный, гаррипоттеровский взгляд холодно обвёл зал. Профессор Марчбэнкс, которая за свою долгую жизнь видела немало анимагов, непроизвольно ахнула и поднесла руку к горлу.

— Великолепно, мистер Поттер, — выразила она своё восхищение. — Потрясающе.

Орёл коротко склонил голову, и в тот же миг перья под невидимым порывом ветра разлетелись по всему залу, превращаясь в пух и исчезая в воздухе, оставляя за собой мимолётное серебристое сияние. Крылья сложились в руки, и через мгновение перед изумлёнными экзаменаторами снова стоял Гарри. На его лице играла лёгкая, победоносная улыбка.

— Что ж, — произнесла профессор МакГонагалл. — Регистрация будет оформлена. Экзамен сдан.

Прохладный вечер окутывал Хогвартс, но в маленькой хижине на опушке Запретного леса было светло и шумно. Из трубы поднимался густой, душистый дым — верный знак, что Хагрид уже заварил крепкий чай и, по своему обыкновению, завалил гостей собственной выпечкой. На этот раз на столе красовалась тарелка с каменными лепёшками, которые Рон благоразумно передвигал по тарелке, делая вид, что ест. Изнутри доносились весёлый лай Пушка, радостные возгласы и знакомый басистый смех лесничего.

— ...а потом этот жёлтый бант у неё на шляпе так затрепетал! — хохотал Рон, размахивая руками. — Думаю, профессор Марчбэнкс до сих пор не может прийти в себя. Я, конечно, сразу вернулся в себя и извинился, но Флитвик аж подпрыгнул на стуле!

— Эх, самое интересное пропустил! — пробасил Хагрид, с грохотом расставляя на столе очередную партию чашек размером с кувшин. — На минуточку отлучился, Клювокрыла покормить…

— Рон в облике волкодава чихнул прямо во время церемониального поклона, — с трудом сдерживая смех, объяснила Джинни, удобно устраиваясь на табурете и поджимая под себя ногу. — И от этого чиха с профессорского стола улетела ваза с леденцами. Марчбэнкс вскрикнула, а Тофти начал лихорадочно искать свою палочку в складках мантии.

— Зато никто не усомнился в подлинности моей трансформации! — парировал Рон, гордо выпрямившись. Его уши всё ещё были красными от смущения. — Настоящий волкодав. Чихнул — так чихнул!

— А ты как, Гарри? — спросил Хагрид.

— У-у, Гарри, у нас Орёл! — воскликнула Джинни прежде, чем Гарри успел раскрыть рот.

— Ага, Орёл, — кивнул он сдержанно, явно не желая подробно что-либо рассказывать. — Марчбэнкс ахнула, а МакГонагалл... она улыбнулась.

— Моя рысь привела к небольшой академической дискуссии, — заметила Гермиона. — Профессор Тофти, просмотрев мои эссе, заявил, что упорство и трудолюбие однозначно указывают на барсука. Профессор Марчбэнкс же, сославшись на мои результаты по ЖАБА, увидела во мне сову. Они так увлеклись, споря о том, кто я такая, что чуть не забыли, кем я стала. В итоге, оба сдались перед очевидностью.

— А моя лиса так понравилась профессору Флитвику, что он захлопал в ладоши, — не удержалась Джинни. — Сказал, что не видел такого изящного превращения со времён самого Дамблдора.

— Вот это да! — пробасил Хагрид, скрывая широкую улыбку в своей пышной бороде. — Гляжу я на вас — сердце радуется. Ну разве не чудо? Орёл, волкодав, рысь и лиса... вот оно, настоящее-то хогвартсское братство… э-э… Такой компанией вас любая тварь в Запретном лесу побоится тронуть! Честное слово!

— Особенно опасен волкодав, когда он простужен, — тут же отреагировал Рон, под общий смех.

Пятница с экзаменом ЖАБА по Травологии прошла почти без происшествий. «Почти» — потому что зубастая герань, как и на пятом курсе во время экзамена С.О.В., опять успела цапнуть Гарри за палец, когда он пересаживал её, демонстрируя знания по уходу за волшебными растениями. Профессор Стебль, заметив это, лишь вздохнула и, протянув ему маленькую баночку с зелёной мазью, пробормотала:

— На будущее, мистер Поттер, помните — подходите к герани… лучше в перчатках.

Завершающим этапом экзамена стала работа с «Лунным зевом». Серебристо-молочные лепестки цветка излучали мягкий свет, а в воздухе вокруг него, словно миниатюрные звёзды, дрейфовали частицы пыльцы. Задание заключалось в том, чтобы собрать его нектар для «Эликсира ясных снов» с помощью специальной серебряной пипетки.

— Помните, малейший неверный шаг — и цветок захлопнется, — напомнила ему профессор Стебль.

Гарри, осторожно направляя пипетку, поймал себя на мысли, что растение дышит в такт его собственному сердцу. Он вспомнил слова профессора о том, что корни «Зева» питаются только лунным светом, а вода для них смертельна, и постарался быть вдвойне аккуратнее. Когда капля нектара, переливающаяся словно жидкий жемчуг, наконец упала в колбу, он выдохнул с облегчением. Из соседнего ряда донёсся резкий щелчок — чей-то «Лунный зев» захлопнулся, и раздался разочарованный вздох.

— И пусть удача сопутствует самым осторожным, — прозвучал в памяти голос профессор Стебль. Сегодня удача явно была на его стороне.

Но настоящим триумфом стал экзамен по Защите от Тёмных Искусств. Письменная часть не вызвала затруднений — Гарри детально описал заклинание Херба Корпус, вспомнив слова профессора Фелла о том, что недостаточно просто выучить слова и движения. В своей работе он подчеркнул важность мысленной визуализации: «Нужно увидеть растение так ясно, будто оно растёт у тебя на ладони, запомнить каждую жилку, и только тогда соединить этот образ с движением палочки».

На практической части он уверенно отрабатывал защитные заклинания под пристальным взглядом профессора Фелла, неподвижно застывшего у двери с каменным лицом.

Кульминацией стало обращение с заклинанием Терра Анима. Молодой экзаменатор, из Отдела магического образования профессор Элдридж, новичок в Комиссии по ЖАБА, выступил вперёд с вызывающей улыбкой.

— Мистер Поттер, — произнёс он звонким голосом, стараясь придать ему твёрдости. — Наслышан о ваших… способностях. Не продемонстрируете ли что-нибудь, что могло бы по-настоящему пощекотать нервы?

Гарри вопросительно взглянул на профессора Фелла. Тот едва заметно кивнул: видимо, его терпение по отношению к зарвавшемуся министерскому работнику было небезгранично.

Гарри окинул взглядом зал, и его рука демонстративно медленно и плавно направила палочку в пол…

— Серпенсортиа! — тихо произнёс он.

Из кончика его палочки с глухим шлёпком на пол выпала длинная чёрная змея, за ней вторая, потом третья, четвертая… Профессор Элдридж, стоявший рядом с Гарри, ужаснувшись, отпрыгнул назад. В зале пронёсся сдавленный вздох. Змеи, шипя и раскачиваясь в такт дыханию, угрожающе подняли головы. Но Гарри не остановился на этом. Резким и точным движением он выпустил ослепительную молнию. Раздался сухой треск, и все, кто находился в зале, словно завороженные, стали смотреть, как в гробовой тишине змеи, превратившись в бесформенные комья глины, медленно обретали черты четырёх глиняных големов с проваленными, пустыми глазницами. Достигнув размера взрослого гоблина, земляные создания выпрямились, развернулись и зловещим шагом угрожающе двинулись на побледневшего профессора Элдриджа. Их движение было идеально слаженным и жутким: в абсолютной тишине зала они медленно, ритмично, неотвратимо, шаг в шаг, как наступающая стена, надвигались на профессора, глядя на него бездной потусторонних глазниц. Тот, не в силах оторвать от них взгляд, запинаясь, отступал.

Выждав ровно столько, чтобы дать экзаменатору прочувствовать леденящую душу реальность происходящего, Гарри взмахнул палочкой:

— Витеа Редукс!

Глиняные оболочки лопнули, и из-под осколков выползли живые и невредимые змеи. Ещё одно движение палочки Гарри — и рептилии растворились в клубах чёрного дыма. Глубокий, сдерживаемый вздох облегчения прокатился по залу. Профессор Фелл, не изменив позы, медленно кивнул и едва заметно улыбнулся.

— Б-б-благодарю вас, — заикаясь, прошептал профессор Элдридж, стирая ладонью выступивший на лбу холодный пот, с трудом переводя дух. Его лицо постепенно возвращало нормальный цвет. — Экзамен… экзамен сдан.

Гарри опоздал на ужин — МакГонагалл попросила его заполнить документы для регистрации анимага, которые Рон, Гермиона и Джинни оформили в кабинете у директора сразу же после экзамена. Теперь, пробираясь к гриффиндорскому столу, он ловил на себе множество любопытных и восторженных взглядов. Хотя он давно привык к всеобщему вниманию, причина столь живого интереса на сей раз оставалась для него загадкой. Слухи о том, как он перепугал и обратил в бегство молодого экзаменатора на Защите, похоже, уже облетели школу.

— Гарри, наконец-то! — обрадовалась Гермиона, тут же закрывая учебник. — Мы тут сидим, как на иголках. Рон отказывается рассказывать что-либо и твердит, что ты всё расскажешь сам, Пётр с упоением живописует про нашествие глиняных големов ростом с Хагрида, а Андрей и вовсе заявил, что ты ненадолго превратился в василиска! Причём они это рассказывают с такими деталями, как будто сами принимали у тебя экзамен.

Улыбаясь, она покачала головой, глядя на то, как Гарри, Рон и Джинни давятся от смеха.

— Пётр и Андрей, как известно, те ещё выдумщики, но многие им верят! В общем, мы с Джинни уже замучились строить догадки. Рассказывай всё сам!

Гарри принялся за рассказ, и вскоре обе девушки слушали его, затаив дыхание.

— И что же этот Элдридж сказал? — не выдержала Джинни, когда Гарри сделал паузу, чтобы отхлебнуть тыквенного сока. — Между прочим, Арабель и Мария уверяют, что он наглец!

— Попросил показать что-то, что «пощекочет нервы», — усмехнулся Гарри, ставя кубок на стол. — Ну, я и показал…

— Скромность, как всегда, твоя отличительная черта, — заметила Гермиона, сузив глаза. — И что же ты сделал?

— Вызвал змей, — просто сказал Гарри.

— Целый клубок! — тут же вставил Рон, яростно перемалывая картошку. — Шипящих и самых настоящих! Элдридж отпрыгнул, как ошпаренный!

— А потом, — продолжил Гарри, подождав, пока Рон проглотит, — я превратил их в глиняных големов. И направил прямиком на нашего храброго экзаменатора.

Джинни ахнула, прикрыв рот ладонью, её глаза блестели от восхищения и ужаса.

— Это не смешно, — сказала Гермиона, хотя уголки её губ предательски подрагивали. — Это же чистейшая провокация! А что сказал профессор Фелл?

— А он... он улыбнулся, — ответил Гарри. — По крайней мере, я так думаю.

— Значит, твой трюк и вправду был блестящим! — сказала Гермиона со смешанным выражением восхищения и упрёка. — Хотя, Гарри, должна сказать, это было абсолютно безрассудно.

— Безрассудно? — Рон фыркнул так, что чуть не поперхнулся картошкой. — Это было гениально! Я чуть было сам не драпанул, когда эти големы пошли на Элдриджа. Он побелел, будто его только что отжали через гигантскую соковыжималку! Даже Ник в самую снежную погоду не выглядит таким белым!

— Надеюсь, ты всё же развеял заклинание, пока у него не случился сердечный приступ? — спросила Джинни, не скрывая усмешки.

— Как раз в последний момент, — улыбаясь одними глазами, заверил её Гарри. — Змеи исчезли, а профессор Элдридж только и смог, что пробормотать: «Экзамен сдан».

— Жаль, я этого не видела, — с искренним сожалением в голосе сказала Джинни.

— Поверь, зрелище было то ещё, — заверил её Рон. — Лучше, чем любое представление в «Зонко»!

Совсем иные чувства вызвал у Гарри экзамен по Зельеварению. Перо в его руке замерло над пергаментом, едва он прочёл задание: «Описать процесс приготовления Уменьшающего зелья, указав ингредиенты, последовательность и последствия нарушения технологии». «Уменьшающее зелье...» … Судьба, казалось, обладала извращённым чувством юмора. Память мгновенно перенесла его в сумрачный подвал, пропахший сыростью, серой и варёными гусеницами. В ушах отозвалось тихое бульканье десятков котлов и раздражённый голос Северуса Снегга. Перед глазами встал Малфой, с театральным стоном размахивавший «больной» рукой — той самой, что чуть не оттяпал ему гиппогриф Клювокрыл.

Но, как ни странно, именно эти неприятные воспоминания сейчас выручали его. Он отчётливо помнил каждую стадию приготовления зелья, потому что по воле Снегга он готовил тогда за двоих. Сначала — корни маргаритки. Гарри мысленно увидел, как его собственные, идеально нарезанные кубики, Снегг заставил отдать Малфою. «Корни должны быть одинакового размера, — вывел Гарри на экзаменационном пергаменте, — иначе зелье закипит неравномерно».

Он вспомнил, как скрипя зубами, чистил для Малфоя сушёную смокву под его шёпот о том, что Хагриду скоро конец. «Сушёную смокву необходимо очистить от кожицы целиком, — продолжал он писать, — иначе горечь испортит весь состав».

Самым ярким воспоминанием стал финал того урока — испытание на жабе Невилла. Гарри снова пережил тот миг гробовой тишины, когда Снегг подносил ложку с зельем к Тревору. И всеобщий выдох облегчения, когда жаба, сглотнув зелье, превратилась в головастика. «Правильно приготовленное зелье приводит к временной и обратимой трансформации, — закончил Гарри. — Ошибка в пропорциях пиявочного сока может иметь летальный исход».

Он отложил перо. Ирония была налицо: тот унизительный урок подарил ему знания, которые теперь помогли сдать письменную часть экзамена. И эта незримая помощь продолжилась несколько часов спустя, в том самом подземелье, где его ждал практический экзамен. «Напиток живой смерти» — значилось в билете, который Гарри только что развернул. В памяти всплыл первый урок у профессора Слизнорта и образ потрёпанного учебника, испещрённого острым, язвительным почерком Принца-полукровки.

Старая ненависть к Снеггу давно потускнела, уступив место сложному, тяжёлому чувству. Теперь он знал правду, он осознал и то, что именно записи Принца когда-то открыли ему, что зельеварение — это не следование правилам, а искусство понимания сути.

Мысленно перелистывая страницы, Гарри принялся за работу. Он не стал резать дремоносный боб, а размял его плашмя серебряным пестиком — ровно так, как советовала та самая пометка на полях. Сок обильно пошёл, и зелье немедленно приобрело нужный сиреневый оттенок. Он помнил и ритм помешивания: семь раз против часовой стрелки, один — по часовой. Нежно-розовый цвет сменился кристальной прозрачностью, подтвердив, что всё сделано верно.

Экзаменатор, суровый волшебник из Министерства, зачерпнул немного зелья своим длинным серебряным ковшиком, поднёс к свету и медленно вылил обратно, наблюдая за тем, как жидкость стекает тонкой, идеально ровной струйкой, не оставляя на стенках сосуда ни единого мутного следа.

— Идеально, мистер Поттер, — отчётливо прозвучал вердикт.

— Идеально? Прозрачнее не бывает! — просипел сбоку густой, заговорщицкий голос.

Это был профессор Слизнорт. Он сиял, а его пышные, тщательно ухоженные «маржовые» усы забавно подрагивали от волнения.

— Вспомнились былые дни, мой мальчик? «Феликс Фелицис»! Гарри, ты, как в старые-добрые времена, творишь чудеса! Настоящий «слизнорский» отличник!

Министерский чиновник, сверяясь с пергаментом-эталоном, холодно кивнул и вывел в букву «П». Гарри ответил ему коротким, деловым кивком, а на восторженные похвалы Слизнорта лишь вежливо улыбнулся. Его истинная, тихая благодарность сейчас была адресована другому человеку — тому, чьи знания, полученные не благодаря, а вопреки, помогли ему сегодня сначала на письменном, а теперь и на практическом экзамене. Последний, самый главный экзамен по Зельеварению, он сдал не Министерству, а ему — суровому, бесстрашному Северусу Снеггу.

В пятницу с утра в Хогвартсе царила уже привычная тишина. Пришло время последнего испытания — заключительного экзамена ЖАБА.

Утренний туман за окнами медленно рассеивался, и солнце, пробиваясь сквозь высокие витражи Большого зала, отбрасывало на каменный пол длинные разноцветные блики. На аккуратно расставленных партах лежали рулоны ослепительно-белого пергамента и пузатые чернильницы. Гарри устроился рядом с Гермионой, которая вполголоса повторяла цитаты из «Основ магической теории», а Рон, сидевший поодаль, подперев голову рукой, с большим интересом следил за гомадной мухой, бесцельно кружившей под заколдованным потолком.

Ровно в девять в зал вошла профессор Блэквуд. Она неспешно обвела взглядом студентов и, дождавшись полной тишины, холодно произнесла:

— Можете начинать. Переверните ваши пергаменты.

Гарри тут же принялся за работу. Быстро и уверенно он выводил строку за строкой. Экономические термины и политические концепции, которые Гермиона вбивала им в головы все эти недели, сами всплывали в памяти, выстраиваясь в чёткие, логичные цепочки. Над вопросом об «Уставе о магической монополии» он задумался на одно мгновение, а раскрывая последствия Великого Раскола, сам удивился, насколько полным получился ответ. Дойдя до вопроса о разделе Европы на «латинских» и «греческих» магов, Гарри с удовлетворением отметил, что помнит не только основные факты, но и все второстепенные детали. «Раздел не был формальным договором, — быстро писал он, — а стал следствием естественного развития магических традиций. «Латинские» маги, сохраняя римское наследие, разработали строгую систему ритуалов, в то время как «греческие» практики отличались большей гибкостью…»

Время пролетело незаметно, и когда профессор Блэквуд объявила: «Сложите пергаменты!», все перья одновременно замерли. Гарри отложил своё перо и откинулся на спинку стула, приятная усталость сменяла экзаменационную собранность. Экзамены остались позади, а с ними — и все семь лет жизни в Хогвартсе. Он взглянул в высокие окна, за которыми сияло солнце. «Сегодня прощальный ужин, — подумал он, — а завтра начинается свобода…»