Привкус корицы (гет)

Наблюдая за тем, как ученики и гости Хогвартса постепенно заполняли Большой зал, я с нетерпением предвкушал то, что должно было случиться. Алиса, сидящая рядом со мной, внимательно слушала Фреда и Джорджа, которые обсуждали, в чём же они ошиблись, когда создавали рецепт уменьшающих конфет. Их рассуждения увлекли не только Алису, но и Гермиону. Пусть лучшая ученица Гриффиндора и была на удивление правильной девочкой, если это не касалось попыток вывести меня из состояния равновесия, она тайно восхищалась тем, что делали близнецы. Для того, чтобы создать все те проделки, которыми близнецы так гордились, а заодно с ними гордились и все остальные ученики школы, которых эти выходки не задели, нужен был настоящий талант и незаурядный ум. Вероятнее всего, близнецы затеяли это обсуждение за ужином в Большом зале специально, чтобы привлечь внимание Гермионы и Алисы. Если бы Алису не заинтересовала их проблема, то Гермиона, скорее, из чистого любопытства и желания разобраться в чужой ошибке, помогла бы им, сама того не ведая. Должно быть, Фреду и Джорджу пришлось обратиться к столь многоходовому варианту решения проблем только потому, что Луна отказалась помочь. Если честно, мне кажется, что они с Джорджем поссорились.

Настолько сосредоточенной и не рассеянной я видел Луну только раз, когда мы с ней наткнулись на раненого фестрала. Тогда я их ещё не видел, в отличие от Луны, поэтому ей пришлось командовать моими действиями, чтобы спасти крылатую лошадь самой смерти. Это было весьма странное чувство: я не видел животного, но мои руки зажимали его рану. Я чувствовал, как кровь пульсировала под пальцами: мои отчаянные попытки зажать рану совершенно не помогали. Луна указывала мне, где сдерживать раны и куда накладывать единственное перевязывающее заклятие, которое я знал, пока сама колдовала настолько быстро и с таким мастерством, что, кажется, впервые с момента, как я оказался в волшебном мире, поверил в то, что волшебство — это действительно великолепное зрелище. Как Луна потом сказала мне, мы спасли того фестрала, хотя, как по мне, все они одинаковы, и как ей удалось опознать нашего, ума не приложу. Возможно, сейчас, когда я их вижу, тоже смог бы узнать его, но пока это только мысли, желания идти в Запретный лес, чтобы повстречаться с табуном крылатых лошадей, совершенно не было.

Пока я размышлял о том, что было раньше, Большой зал заполнился больше чем на половину, магия постепенно начала развёртываться. С потолка почти незаметно начали осыпаться крупицы заклятий, они были настолько плотно привязаны к магии потолка, что их было почти невозможно отличить, если не знать, куда смотреть. Никто из профессоров не обращал внимания на то, что происходит что-то странное. Неожиданно я поймал себя на том, что облегчённо выдохнул. Когда французы зашли в Большой зал, рассевшись за столами факультетов рядом с друзьями, сработал ещё один триггер заклятия. Магия, которая копилась в деревянных столах на протяжении всех каникул, постепенно стала расплетаться, опутывая подростков и профессоров. Флер, занявшая место за столом Гриффиндора рядом со мной, мило улыбнулась Колину Криви, решившему сфотографировать нас. Возможно, стоит снова забрать у Колина камеру, чтобы он перестал фотографировать всех подряд, но, с другой стороны, мне хотелось бы получить фотографии студентов, когда сработают все заклятия. Большинство из них будет выглядеть совершенно необычно для самих себя.

— Как прошли ваши каникулы? — спросил Колин, будто намереваясь взять у неё интервью. Удивлённо взглянув на Криви, Флер даже не знала, стоит ли отвечать на его вопрос, ведь обычно Колин лишь застенчиво улыбался, когда видел её, и стремился побыстрее скрыться с глаз. Мои заклятия уже начали действовать: Колин Криви получил свою храбрость в вопросе общения с красивыми девушками.

— Ответь же, солнышко, — шепнул я на ухо Флер, во все глаза смотря за тем, как приходили ученики Дурмстранга.

— Волнительно, — чуть неуверенно начала Флер. Краем глаза я заметил, что Виктор Крам сел напротив Гермионы, из-за чего Рон подавился, когда зевал. Сработал очередной триггер: магия, накопившаяся на подоконниках окон, была развеяна морозным воздухом внутрь зала, отчего в воздухе ощутимо запахло корицей. Проголодавшиеся подростки заёрзали на своих скамейках, ожидая, что же такое вкусненькое приготовили хогвартские домовые эльфы. Вот теперь обратного пути не будет. Если я и правда был избранником Флер, то моя магия подействует на неё, заставив забыть ту связь, что она так лелеет.

— Я надеюсь, что все вы хорошо отдохнули на каникулах, — директор решил сказать небольшую речь, когда все ученики, наконец, оказались в Большом зале. — И также надеюсь, что вы придумали за это время что-то необыкновенное, чтобы порадовать своих друзей хорошей шуткой. Ведь когда ещё веселиться, если не в детстве.

Все профессора с недоумением смотрели на жизнерадостного Альбуса Дамблдора, наколдовавшего крылатых рыжих обезьянок. Они были не больше чайных ложечек, но принялись создавать много шума и начали разбрасывать повсюду дольки мандаринок. Разумеется, это произвело большое впечатление на подростков, и они радостно засвистели, одобряя выходку директора. Остаток ужина прошёл довольно спокойно, если не считать некоторых вспышек энтузиазма, непременно начинавших небольшую склоку за столами факультетов.

Для того, чтобы все изменения произошли, нужно было, чтобы человек проспал хотя бы несколько часов ночью, именно в эти часы спокойствия заклятия и должны были подействовать, вступив в полную мощь. Алиса и Луна уже заметили, что в школе творится что-то неправильное, но также они знали, что эта магия не принесёт вреда. По крайней мере, я надеялся, что она не принесёт его, хотя, несомненно, те, кто будет зачарован сильнее, смогут принять это далеко не сразу. Так как заклятия действовали на всех, в том числе и на меня, то подозрительных взглядов сестры я избежал, а вот к Флер Алиса присматривалась очень внимательно. Моя сестра будто наперёд знала, что потеряет Флер, когда проснётся следующим утром, и отчаянно не хотела, чтобы это произошло.

Пока мы были в гостиной факультета, я заметил несколько попыток Алисы снять эту странную магическую сеть с Флер. Она даже попыталась рассказать Флер, что её прокляли, но магия уже действовала, и она мешала Флер верить и видеть чужую магию на себе. Пусть Алиса и знала, кто мог воздействовать на сознание сестры, она не поверила, что это мог быть я. Возможно, подумала, что это попытался сделать кто-то из мальчишек, опоив вейлу любовным зельем. На самом деле, если такое происходило, то имело весьма забавные последствия. Кларисса рассказала мне о них, когда я спросил.

Не может быть сильнее приворота, чем вейловский. Более долгое подчинение могут вызвать русалки, но только если их жертва под водой, в своей стихии они могут заставить жертву выполнять поистине невозможные вещи. Конечно, есть ещё нимфы, способные одурманить мужчину настолько, что его мозг будет работать только в одном направлении. Правда, империус сильнее всех магических существ. Так вот, если на одно из этих существ подействовать любовным зельем, то эффект будет обратным: парень, который подлил любовное зелье, получит его обратно, как только увидит свою избранницу. Он будет страдать от приступов нарциссизма, пока кто-нибудь не догадается дать ему противоядие. Обычно противоядие получают далеко не все, потому что очень сложно понять, что именно происходит с такими ребятами: быть может, это такой этап переходного возраста или, быть может, он просто решил сосредоточиться на себе, чтобы добиться чего-нибудь в жизни. Очень редко кто думает, что это обращённое любовное зелье. Конечно, через какое-то время эффект исчезал, но на это понадобилось бы очень много времени, ведь к обращённому эффекту зелья прибавлялись вейловские силы, которые были призваны защищать вейлу от злого человеческого умысла.

Отчасти Алиса была права, когда думала, что Флер опоили любовным зельем — оно тоже было намешано в тот коктейль, который выпила Флер за ужином. Но это зелье было подлито ей специально, чтобы наказать кое-кого. Честно говоря, мне было даже жаль Малфоя, ведь с тем комплектом заклятий, что должны будут на него пасть, он будет самым странным подростком в Хогвартсе, даже более странным, чем я, ведь меня всего лишь покусал дементор, а его покусает свой максимализм. Так что, когда все расходились спать, немного ворча из-за того, что завтра уже начнутся занятия, никто и не предполагал, что завтрашний день им запомнится немного по другой причине.

Когда я отрыл глаза, было ещё темно, что было совсем неудивительно, и только Мерлин сидел на тумбочке, с интересом наблюдая за тем, как внешность подростков менялась, а порой и за куда более сильными воздействиями на сознание. Это было самой сложной частью заклятий, которые я так или иначе вплетал в Большом зале в окружающие предметы. За все время существования волшебников они придумали очень много разнообразных способов, как проклясть своих врагов. Иногда это были простые слова, а иногда целые стихотворные дифирамбы, из-за которых проклятый человек становился тем, кем всегда был, просто старался скрывать в себе свои дурные черты на обществе. Все это должно было выплыть наружу вскоре. Все это выплывет и произнесётся совершенно разными людьми: одни будут думать, что просто произносят, наконец, вслух давно надоевшую им фразу стишка, другие произнесут её окончание, и проклятия будут работать. Одна часть студентов проклянёт других, будет очень сложно понять, кто же это начал первым. Хотя, разумеется, Эмбер обо всем догадается, когда Алиса ей напишет о том, что происходит в школе. Разумеется, всю правду узнает и Кларисса, когда Флер напишет ей испуганное письмо о том, что наша связь исчезла. Дафна также будет знать правду, но никто из них не сможет её кому-то рассказать — магия им этого не позволит.

Рифм в одно утро в разных гостиных школы будет произнесено столько, что их хватит на два толстых томика стихов, хотя взяты они были из куда большего количества книг. Подняв Мерлина на руки, я направился в тренировочный зал. Стоя перед зеркалом, я скептически рассматривал своё отражение. Разумеется, мне нужно было проклясть себя, чтобы никто не подумал, что весь этот бедлам избегает каких-то избранных личностей. Но я никогда не думал, что буду выглядеть так странно: мои волосы приобрели оттенок платиновой белизны, что с довольно смуглой кожей смотрелась немного инородно, будто я перезагорал. Взмахнув рукой, я повторил причёску Драко с бала. Теперь я выглядел ещё более странно, чем раньше и, если честно, ещё больше не понимал, почему большинству девчонок так понравилось, как выглядел тогда Малфой.

Должно быть, все дело в том, что он как истинный аристократ был светлокожим, и в сочетании с его голубыми глазами, а также манерами, это было очень органично. Я же, хоть и приобрёл определённый шарм, скорее вызванный загадочностью и опустошённостью, никогда не обладал такими манерами, какими обладали аристократы, воспитанные в магических семьях. К тому же, что греха таить, светлый цвет волос мне совершенно не шёл, но пусть будет так. Помимо светлых волос заклятия должны были попытаться вернуть мою былую жизнерадостность, но, кажется, даже магия не смогла вернуть то, что было потеряно. Начав свою обычную утреннюю разминку, я не заметил, что был в зале уже не один. Это стало понятно только когда радио прекратило работать. Иногда такое случалось, когда магический фон становился слишком сильным, и мне приходилось заново зачаровывать сферу вокруг музыкального центра. Пока я не придумал никакого другого способа, чтобы заставить технику работать.

— Надо что-то придумать, Мерлин, с этим чёртовым радио, мне надоело каждый раз его зачаровывать, — Мерлин, развалившийся на руле велотренажёра, взглянул на меня как на идиота. К этим взглядам я уже давно привык, поэтому проигнорировал животное.

— Что ты сделал? — вопрос Флер застал меня врасплох, так что я чуть не уронил гирю себе на ногу.

— Что? — бывшая жизнерадостность ко мне не вернулась, зато инстинкт самосохранения работал прекрасно. — Я проснулся с утра, и волосы были такими. Мне не идёт, конечно, но это, скорее всего, шутка близнецов, и они снимут её, когда проснутся.

— Что ты сделал, что я перестала тебя чувствовать? — Флер не стала миндальничать и ходить вокруг да около, кажется, ей уже надоело, что все ограждали меня от правды, будто боялись, что я рассыплюсь на части, если узнаю, что меня любят.

— Не понимаю, о чём ты, — совершенно не страшась, я смотрел ей в глаза, прекрасно понимая, что сейчас она чувствует себя довольно ужасно, разумом понимая, что связь должна быть, но не ощущая её внутри себя. Магия Флер развернулась, и я попятился, запнувшись о гири. Кажется, каким бы безупречным мой план ни был, кое-что я все же упустил. А именно то, насколько безумными могут быть вейлы, когда лишаются составляющей самих себя. Флер не миндальничала, её магия быстро заполняла комнату, но она не дарила тепло в груди и ощущения эйфории — это была оборотная её сторона: ненависть. Такая же страстная эмоция, что и любовь, но куда более опасная, ведь именно из-за неё вейлы перекидывались. Загнанный в угол, я зачарованно наблюдал за тем, как пляшет пламя в глазах Флер, это уже были не жёлтые отсветы, а самое что ни на есть пламя, то, что ещё недавно она держала в руках, питая своей кровью.

— Что ты натворил, глупый мальчишка? — голос Флер звенел, переполненный силой. Она напоминала мне Галадриель в тот момент, когда Фродо предложил ей кольцо всевластия. Правда, белая владычица переборола искушение, а вот Флер, по всей видимости, все же вырвет мне сердце, раз уж не чувствует того, что я её величайшее счастье.

— Дал тебе свободу, — может, Флер и загнала меня в угол, но она не лишила меня магии, и я обратился к ней, чтобы защитить себя и Флер от того, что могло случиться. — Ты ведь знаешь, что со мной будет. Ты просто предпочитаешь не слышать ни слов отца, ни слов матери или тётки, ты веришь, что можешь спасти заблудшего в темноте, но это не так, Флер. Твоя вера в меня — твой смертный грех! Так что, теперь ты свободна. Я не забрал у тебя твой дар, я лишь заставил тебя не чувствовать себя.

— Ты не теряешь себя, когда замираешь, Гарри, — холодные волны вейловской магии не торопились распутывать свой кокон вокруг меня, но пламя из её глаз постепенно исходило, оставляя лишь отсвет. — Не все подобные тебе стали пациентами сто первой палаты.

— Ты не знаешь этого, — усмехнулся я, наконец, поняв, что Флер не пыталась сделать мне больно, она пыталась вернуть нашу связь, используя всю доступную ей магию, пробудить её обратно, если не любовью, то ненавистью.

— И ты не знаешь, — упрямо заявила она, скорее убеждая меня в том, что чувства самосохранения нет у неё, чем у меня. — Нельзя лишать вейлу её связи — это все равно что... лишать человека души. Верни её мне, Гарри.

— Зачем? Что она даёт тебе, кроме того, что ты всегда знаешь, где я нахожусь? – лишая её этого знания, я получал некоторую свободу в действиях и передвижениях.

— Да, в основном я чувствую это, но иногда, когда ты не пытаешься думать за других, ты чувствуешь то, что ещё не осознаешь сам, но что прекрасно понимаю я. Мне не хочется терять это ощущение, и ещё я не хочу терять тебя, даже если ты станешь смотреть в небеса — это не уничтожит тебя, как такового...

Флер замерла, поняв, что сболтнула лишнего. Её магия стала растворяться, и запах корицы постепенно начал исчезать из комнаты. Мы с Мерлином смотрели на Флер выжидающе, ожидая, когда она продолжит то, что начала. Присев на велотренажёр, она несколько раз прокрутила педали, но два выжидающих взгляда остановили все её попытки заняться тренировками.

— Что ты знаешь, что не говорит мне Кларисса? – разумеется, Флер знала куда больше и, кажется, она не страдала от всемирного обережения Гарри от правды.

— Эти люди, они замирают и смотрят в небо, потому что видят разнообразные вариации жизни, — Флер не смотрела на меня с жалостью, в её взгляде была определённая твёрдость, когда она говорила. А вот мне, кажется, нужна была валерьянка. Видят разнообразные вариации жизни? Это что получается, что шесть седьмых моей души уже странствуют по дальним мирам, переродившись в кого-то, а я, когда замираю на месте, вижу, как я сам же веселюсь где-то…

— Ты хочешь сказать, что, когда я замираю, то вижу, как оторванная часть моей души уже где-то становится мультимиллионером, филантропом и просто сексуашкой? — немного не понимая, совершенно ничего не понимая, решил уточнить я.

— Нет. За всю свою жизнь человек принимает множество решений, выбирая тем самым свой жизненный путь. Выбрав один из нескольких вариантов, он обрубает другие вариации развития своей жизни. Такие люди, как ты, видят все эти возможности. Чаще всего многие замирают из-за того, что видят, какой была бы их жизнь, если бы они приняли другое решение, — пояснила Флер.

— Как сложилась бы история, выбери мои родители другого хранителя тайны? Какой была бы магическая Британия, если бы Волдеморт пришёл в другой дом? Что было бы, если бы я не погнался за Сириусом в Запретный лес? Пожалуй, ты права, есть из-за чего сойти с ума, не желая возвращаться в мир, который, возможно куда хуже, чем то, что ты видишь, — было странно, что я не помнил то, что видел, когда замирал, ведь со мной это случалось уже несколько раз. — Но почему я не помню, что видел?

— Кларисса считает, что пока ты не понимаешь, что видишь, и поэтому просто заглядываешь в чью-то жизнь и уходишь тогда, когда считаешь, что происходит что-то слишком личное. Теперь, когда ты узнал правду, возможно, ты увидишь все эти возможности, — Флер прикусила губу. Она явно не хотела признаваться во всем этом, но это было не в её характере — хранить тайны.

— Что ты имела в виду, когда говорила, что я не теряю себя? — ведь я не помнил, что видел и не помнил, что ощущал в эти минуты.

— Ты отвечаешь на вопросы, если кто-то спрашивает, — нехотя призналась Флер. Разумеется, после того, как я взмахнул рукой, закрывая дверь в комнату, и восстановил щит вокруг музыкального центра, чтобы нас не смогли подслушать ребята, которые занимались с утра в тренировочном зале, она поняла, что так просто я от неё не отстану. Конечно, если бы я не заставил её потерять ощущение нашей связи, мне было бы куда проще вызнать все, что она знает. Флер ощущала бы моё желание знать правду, и ей самой было бы приятно удовлетворить моё любопытство.

— Я жду пояснений, дорогая, — присев поудобнее на одном из тренажёров, я подтолкнул к дальнейшим откровениям.

— Знаешь, не только ты смог подкупить Колина Криви, — улыбнулась Флер. Мне бы следовало сказать в своё оправдание, что я не подкупал его, а заклял, чтобы получить фотографии с рождественского бала, но не думаю, что это уточнение пошло бы мне на пользу. — Когда его фотокамера была приклеена к потолку, с её помощью можно было делать снимки. Правда, мало кто об этом догадался, да и ракурс был немного странным. Мы с тобой тогда заснули в гостиной. Вернее, я заснула, а ты оказался рядом со мной. Я проснулась около двух часов ночи и обнаружила, что ты сидишь рядом и смотришь в потолок. Я тогда спросила у тебя, почему ты так пристально смотришь на фотокамеру Колина, полушутя поинтересовалась, не хочешь ли ты сделать наш совместный снимок. И ты мне ответил.

— Покажи мне, — я разрушал то, что сам же и создал, чтобы оградить Флер от связи с собой, но сейчас это было уже не важно: правда о том, что со мной творилось, была куда важнее. В конце концов, если у меня получилось однажды, то я смогу провернуть этот фокус и позже. Направив на Флер свою волшебную палочку, я произнёс простейшее контрзаклятие, снимая то, что создавал с таким трудом.

— Так просто?! — возмутилась Флер. — Но ведь я пробовала сделать это и сама, но ничего не получалось.

— Кто проклял, тот и может снять заклятие, — пожал плечами я. — Так ты позволишь мне увидеть?

— Ты уверен, что умеешь пользоваться заклятием Легилеменции? — голос Флер был пропитан скептицизмом.

— Никто не может причинить вред сознаниям вейл, так что не о чём беспокоиться, — чувства самосохранения у Флер и в правду было больше, чем у меня, но на этот раз она явно перестраховывалась.

— Никто, кроме тебя, идиот, — устало закатив глаза, напомнила мне Флер. Об этом ограничении я, признаться, чуть-чуть забыл, и теперь уже не был так уверен в том, что с сознанием Флер все будет в порядке после того, как я попытаюсь сотворить заклятие.

— Да, я немного упустил эту часть. Хорошо, тогда поступим так, — создав несколько пробирок, я отдал их Флер, чтобы она извлекла нужные воспоминания.

— Ты ведь проклял всех учеников школы, чтобы провернуть эту аферу, не так ли? — отдав мне пробирки с воспоминаниями, спросила она.

— Не исключено, что все произошло именно так, но не думаю, что тебе следует упоминать об этом хоть где-нибудь, иначе все может вернуться на свои места, — угроза была так себе, но я отчаянно пытался удержать свои позиции в этой безумной игре в поддавки.

— Я к тому, что некоторые тайны чужих душ должны оставаться тайнами, Гарри. Если высвободить все человеческие грехи на волю, то они уничтожат не только своих носителей, но и разрушат чужое спокойствие и мир. К концу дня тебе все же придётся вернуть все в норму.

— Почему это? — Флер ещё даже не видела того, что должно было случится, а уже думала, что моя задумка ужасна. Такое неверие в силы парня, с которой ей жить весь остаток своей жизни, не слишком способствует семейному счастью.

— Потому, что итоги этого эксперимента ты увидишь уже за завтраком, и они тебе не понравятся. Кларисса, возможно, придёт в восторг от того, что ты сделал, и какая реакция произошла с подростками. Она бы уписалась от восторга, если бы смогла изучить, насколько безумными бывают те, кого не удерживают моральные нормы. Но ты не Клэр и тебе не понравится результат, — поправив мою новую белобрысую причёску, Флер усмехнулась. — И да, тебе действительно не идёт вейловский образ.

Оставшись один на один с Мерлином, я несколько минут припоминал все, что читал о том, как можно просмотреть чужие воспоминания. Самый простой способ — это использовать омут памяти, ещё можно было внести воспоминание Флер непосредственно в мою голову. В принципе, ощущения от такого просмотра воспоминаний было такое же, как и от заклятия легилеменции, только была парочка побочных эффектов. Во-первых, это могло вызвать зависимость из-за того, какие ощущения испытываешь, когда вдыхаешь воспоминания. А во-вторых, после того как воспоминание полностью сольётся с моим сознанием, начнётся жуткая головная боль. Поэтому из двух зол я выбрал меньшее и решил сходить в комнату забытых вещей, чтобы попытаться найти омут памяти. Пока все остальные спали, я мог прошмыгнуть в комнату по желанию, не вызвав ничьего интереса и не подняв паники из-за того, как выгляжу.

Комната по желанию вновь предстала предо мной, заполненная множеством различных забытых и оставленных вещей, только на этот раз она была полна магических вещей, которые могли бы помочь просмотреть чужие воспоминания и даже мысли. Здесь было множество зеркал и странноватого вида сфер, отчасти серебристых, отчасти прозрачных. Были цилиндры разных размеров, исписанные рунами. Когда я взял один из таких цилиндров в руки, то несколько рун зажглись и я вспомнил, как прятал под сломанной паркетиной пряники, которые мне удалось украсть с кухни, когда мне было пять лет. Вернув цилиндр на место и решив, что один из них я непременно захвачу в личное пользование, я, наконец, дошёл до омутов памяти. Некоторые из довольно невзрачных на вид чаш были пусты, в других хранились забытые воспоминания. Но прежде чем исследовать чужие тайны, я решил выяснить свои. Поместив одно из воспоминаний Флер в пустой омут, я окунул в серебристую жидкость лицо.

Как и говорила Флер, я оказался в гостиной Гриффиндора в тот вечер, когда уснул как верный цепной пёс у ног своей хозяйки. Флер с улыбкой смотрела на меня, и после нескольких минут наблюдений, наконец, решилась на то, чтобы провести рукой по моим волосам.

— Я думал, этим занимается Кларисса, у неё ведь какая-то мания на случаи, не имеющие счастливых концов, — кажется, в тот момент я знал куда больше, чем хотел сказать, но Флер не дала мне этого. Наклонившись, она поцеловала меня в губы, а затем в шрам и шепнула заклятие сна.

На это воспоминание оборвалось, и я поспешил убрать его из чаши, чтобы просмотреть второе воспоминание. Времени для того, чтобы обдумать увиденное, у меня будет предостаточно позже.

Это воспоминание началось с того, что Флер, поёживаясь, пробиралась ко мне, застывшему рядом со статуей во внутреннем дворике школы. Флер прекрасно понимала, что со мной происходит, поэтому просто несколько минут стояла рядом, рассматривая статую ангела.

— Романтично, — улыбнулась Флер, поцеловав меня в щеку.

На этом воспоминание оборвалось, и я убрал его из чаши. Желание увидеть чужие, забытые по неосторожности воспоминания резко пропало, и я поспешил вернуться в гостиную Гриффиндора, где, как оказалось, уже вовсю шли дебаты из-за того, что произошло с ними за ночь. Только близнецы были по-настоящему рады происходящему: Фред стал обладателем синих волос, а Джордж — малиновых, так что теперь все могли понять, кто из них кто. Ребята даже сами наколдовали для себя некоторые особенные отметки: малиновые веснушки, синие пучки волос из ушей… Гермиона, на которую все смотрели так, словно она за ночь превратилась в вейлу, хмурилась, пытаясь скрыться за широкой спиной совершенно не сутулившегося Крама. Рон о чём-то спорил с Джинни, да вообще, все гриффиндорцы были слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, что кто-то зашёл в гостиную. Спокойно пробравшись в свою спальню, я взял школьную форму и направился в душ. У меня было ещё достаточно времени для того, чтобы привести себя в достойный вид, прежде чем спуститься на завтрак в Большой зал.

— Гарри, ты словно внебрачный сын Малфоя, — захохотали близнецы, заметив меня, когда я спустился в гостиную. Флер насмешливо покачала головой, и вместе с остальными француженками направилась на завтрак, подав тем самым сигнал всем остальным, что пора спуститься вниз, чтобы увидеть, как изменились ученики других факультетов.

В Большом зале было необычайно шумно, такого фурора не было, наверное, даже тогда, когда меня объявили четвёртым чемпионом. Громче всех кричали Слизеринцы; для них должно было быть очень странным заснуть со своей обычной внешностью, а проснуться уже будучи черт знает кем. Волосы большинства подростков приобрели всевозможные оттенки зелёного и серебристого, на тех, кого зачаровывала Дафна, было даже больно смотреть. Миленькая красавица Гринграсс зачаровала своих врагов необычайным букетом кожных заклятий и иногда, смешиваясь, они образовывали необычный рисунок на безупречной коже аристократов. Драко и Дафна выделялись из всей массы слизеринцев своей почти заурядной внешностью даже после произошедших с ними изменений. Малфой рассматривал себя в чайную ложечку, любовно поправляя свои черные, как смоль, волосы. Мне кажется, ему даже нравились его удлинённые заострённые уши, потому что иногда он загибал край и отпускал его, с воодушевлённым интересом смотря, как оно тряслось. Причём это приводило Драко в куда больший восторг, чем купидоны, находившие своих жертв по научению Локонса. Дафна же приобрела огненно-рыжую шевелюру и, кажется, дурную привычку пристально смотреть на собеседников, а потом высказывать им, насколько они, возможно, будут бездарными, если не постараются научиться хоть чему-нибудь, пока ещё есть шанс. На фоне того безобразия, что творилось с учениками Слизерина, безукоризненно выглядящий с чистыми волосами Снейп выглядел божеством, которому под крыло попал один сброд.

Хотя обычно все так думали про Пуффендуй. Но сегодня этот факультет трудолюбивых выглядел куда лучше всех остальных. Они добродушно улыбались, рассматривая друг друга, и даже советовали другим, чем будет лучше ухаживать за проблемной кожей или попытаться смыть невозможный оттенок волос. Учеников этого факультета, кажется, было не огорчить ничем: ни внезапным изменением роста или веса, ни кожными болячками или странной формой органов. На них даже заклятия управления действовали иначе, чем на остальных. Даже если они говорили что-то обидное собеседнику, им удавалось сделать это так, что никто не обижался, а принимал их слова к сведенью, наверняка после этого постаравшись что-то изменить в себе. Декан их факультета крутила в руках веточку омелы, добродушно посматривая на студентов. Она не находила ничего страшного в том, что случилось. Возможно, она единственная, кто понял, что помимо хаотичных изменений во внешности в них проявилось и то, что они прятали, стараясь скрыть. Те их проблемы, с которыми они боялись к кому-нибудь обратиться, теперь будут услышаны и, возможно, им помогут их решить.

Самыми самовлюблёнными и горделивыми, к несчастью, оказались не когтевранцы, столь любившие свои знания и то, что знают ответ на любой вопрос, а гриффиндорцы. Всех ужаснее выглядел именно стол моего факультета. Чаще всего именно от гриффиндорцев можно было услышать, как ужасно выглядит тот или иной подросток. Только гриффиндорцы хвастливо заявляли, что уже к вечеру снимут с себя все проклятия и будут смотреть, как все остальные будут мучиться, потому что помогать другим не собираются. А ещё была особенная группа подростков, которые запальчиво говорили, как разберутся с тем, кто все это сделал, как отведут его в Запретный лес и замучают. За храбростью моего дома скрывалось множество чванливых подростков, готовых поменять своё мнение и сторону тут же, если кто-то более авторитетный её предложит. Профессор Макгонагалл была тиха, как бывают тихи кошки перед тем, как наброситься и расцарапать противника в кровь.

Когтевранцы были спокойны: их не пугала их внешность, им не хотелось никому помочь, они, скорее всего, уже придумывали, как можно избавить себя хотя бы частично от того, что они получили. Хотя, кажется, пара семикурсников уже поняла, что эти заклятия не были созданы в один день. Это была долгая кропотливая работа, которая рассеется сама, когда придёт срок. Флитвик походил на маленького клоуна и от души веселился, позволяя всем, кто хотел, дёрнуть его за синий хохолок на голове. Русоволосая Луна смотрела на меня с усмешкой. Её внешность, так же, как и внешность вейл, было сложнее всего изменить, да и то, это получилось сделать весьма незначительно. Отмахнувшись от кого-то из своих сокурсников, Луна направилась прямиком к столу Гриффиндора.

— Должна заметить, что все происходящее великолепно, — Луна присела рядом со мной, чуть потеснив Рона, который неожиданно оказался сидящим рядом со мной.

— Великий Мордред, какого черта ты все время сидишь за нашим столом? Если у тебя нет ни одного друга со своего факультета, то не пытайся своей чёртовой странностью завербовать кого-то с других факультетов. Тебя вообще нужно держать в изоляц...

Что ещё хотел сказать Рон в отношении Луны, уже было не суждено узнать никому: в него попало сразу семь заклятий. В купе со всем, что и без того было на Роне, я думаю, что он станет первым учеником школы, с которого будут сняты все заклятия Апокалипсиса. Слишком уж своеобразным он оказался человеком, когда между его мыслями и ртом не было ни одной преграды.

— Кажется, в изоляции от общества нужно держать вас, мистер Уизли, — профессор Макгонагалл, как полагается всем кошкам, заблаговременно почувствовала приближающийся конфликт. И хоть ей и не удалось вовремя закрыть Рону рот, она, кажется, была даже рада, что его заставили замолчать столь радикальными методами. — Мисс Лавгуд, вам не следует принимать всерьёз слова мистера Уизли. Сегодня в школе творится что-то невообразимое, не думаю, что он действительно так думает.

— Мне кажется, в случае с мистером Уизли сегодня он говорит именно, то что думает, — довольно миролюбиво ответила Луна, хотя всего парой секунд назад прокляла Рона чесоточным проклятием, самым мощным из всего того хаоса, что на него попало от нас. Чуть подумав, профессор кивнула и, наконец, решилась отлеветировать Рона в больничное крыло.

Появившаяся на столах факультетов еда немного поубавила пыл, с которым подростки обсуждали произошедшие с ними изменения, и выявила ту треть девушек, которые считали, что они слишком полные и им непременно нужно сесть на диету. К своему изумлению, вскоре я заметил и парней, которые подверглись точно такой же самокритике. Пожалуй, только сейчас я стал понимать масштабы того безумия, которые натворил. Дафна с её мелкими вкраплениями в рождественское представление хотела лишь чуть-чуть проучить тех ребят, которые её обижали. А я же залез им в головы, вытряхнув то, что, кажется, не стоило трогать. Флер иронично улыбнулась, посмотрев на меня: она предупреждала, что ничего хорошего из того, что я задумал, не выйдет, но я очень редко слушал других в своей жизни и, кажется, эта черта характера осталась со мной и без большей части души.

— А ещё, мне кажется, что теперь я тоже говорю то, что думаю, — будто прислушиваясь к каким-то своим внутренним ощущениям, тихо заметила Луна.

— Разве раньше было не так? — удивлённо спросил я. Мне всегда казалось, что Луна хоть и говорит довольно странные вещи, но делает это потому, что мыслит слишком о многих вещах одновременно.

— Не всегда, — сказала Луна, при этом утвердительно кивнув в ответ на вопрос. – Знаешь, а Малфою очень идёт его чёрная шевелюра. Мне кажется, что такого эффекта, что произошёл с Крэббом, можно было добиться, только полностью заменив ему мозг на чей-то другой, правда, мне всегда казалось, что это невозможно. Но хотя, если смешать кровь с ядом акромантула в пропорции три к семи, добавить немного крови единорога и, быть может, кровь девственницы, и провести ритуал при полной луне на земле, где большое содержание кремния и селитры, то... Ой, смотри, какой смешной теперь Седрик, — что ж, теперь становилось понятно, что большую часть того, о чем Луна думала, она действительно не говорила, а вот теперь её, кажется, было не остановить. — Я вот тут подумала, а как мастера волшебных палочек добавляют сердцевину внутрь палочки? И почему некоторые волшебники так хотят обладать волшебными посохами? Он ведь слишком большой, к тому же, при использовании посоха много магии тратится попусту. Куда практичнее было бы освоить беспалочковую магию, при должной концентрации над собственным телом на такой образ магии затрачивается куда меньше сил. Единственный плюс посоха — это опираться на него, но ведь обладать посохами хотят чаще всего молодые мальчишки. Между прочим, я слышала, как Гестия с шестого курса Пуффендуя рассуждала о том, что тебе бы очень пошёл посох. Не понимаю, как огромная палка могла бы сделать кого-то привлекательнее?

— Кто рассуждал о посохе Гарри? — Флер смогла вклинится в монолог Луны со своим вопросом с таким мастерством, как будто ей было привычно обрывать неожиданный словесный поток.

— Видишь, вон та девочка с красноватыми волосами, которая жуёт брокколи, при этом безумным взглядом гипнотизирует куриные ножки? — указав в сторону одной из девчонок, Луна пустилась в пространные рассуждения обо всем, что видит в зале, приправленные иногда весьма дикими вариациями весьма диких экспериментов. Флер же рассматривала эту бедную девочку с таким кровожадным выражением лица, как будто она вдруг решила начать есть сырое мясо. Кажется, в той цепи заклятий, что создала Дафна, кое-что было направлено и на Флер.

— Дорогие мои, несомненно, вы все заметили, что ночью случилось что-то необычайное, — Дамблдор, наконец, решил успокоить студентов своей речью. — Но мне даже нравится произошедшие со всеми вами изменения, ведь для этого понадобилось очень много усилий и таланта. Так что я решил наградить всех, кто приложил к этому руку, двадцатью баллами, — необычайная щедрость директора сразу же выявила то, что в этом бедламе участвовал почти каждый ученик школы. – А главных организаторов сотней балов каждому.

На этот раз баллы прибавились лишь на двух факультетах. Когда с факультетами и количеством провинившихся было все решено, Макгонагалл и Снейп воодушевлённо приосанились. Правда, я думаю, по разным причинам: Минерва наверняка будет защищать своего разгильдяя, а вот Снейп, вполне возможно, накажет виновника.

— Если можно, то и я добавлю по сотне балов тем ребятам, что закляли вейл, — поспешно добавила мадам Максим. Кажется, все директора школ были немного не от мира сего, или же решили вычислить виновника посредством награждений. Надо сказать, что о таком исходе событий я не подумал. Табло с балами вновь изменилось, правда, на этот раз единожды, добавив сотню Гриффиндору. Ну правильно, это ведь только у меня был неограниченный допуск к волосам вейл, так что у меня было достаточно ночей для разных экспериментов.

— Тебя скоро вычислят, — тихо пропела мне на ухо Луна.

— Сначала будут пытать Фреда и Джорджа, а потом только подумают на меня, — пропел я в ответ.

— За Джорджа могу вступиться я, так что очередь дойдёт до тебя быстрее, чем ты думаешь. Но если ты расскажешь мне, как именно добился того, чтобы перекрасить вейл и меня, то я буду молчать и всячески мешать выяснению правды, — заманчивое предложение Луны было очень кстати, но я все же верил в непогрешимость своего плана, хоть директора и значительно сократили список виновников до учеников двух факультетов.

— И почему ты решила, что это именно я? — то есть, разумеется, я понимал, что Луна быстро догадается, что я приложил руку к тому, что происходило в школе, но никак не думал, что она догадается обо всем сразу же.

— Кроме тебя провернуть такое смогли бы только семикурсники Когтеврана и Гермиона, но Гермиона выглядит, как модель из ведьминского журнала – идеально. Она бы не стала так непрофессионально выдавать себя, — пожала плечами Луна. — Никому из нашего факультета сотня балов не добавилась, так что это не мы. Гермиона не выглядела испугавшейся, наоборот, она стала с интересом рассматривать семикурсников вашего факультета, пытаясь предположить, кто это мог быть, так же, как и Фред с Джорджем. Флер выглядит немного встревоженной, а из этого следует сделать вывод, что во всем этом замешан ты. Ну и, как я предполагаю, Дафна, не зря же она так быстро согласилась тогда пойти с тобой на бал.

— Как хорошо, что не все такие умные, как ты, — кажется, мне придётся снимать заклятия, как и говорила Флер, но правда, потому, что к вечеру меня вычислят, а не потому, что мне не понравится эффект.

— Ох, и ещё я знаю, о чём ты не подумал, — Луна подождала немного, чтобы сохранить интригу. — Когда начисляются баллы, их количество записывается в школьном отчёте за год, и там прописываются имена тех, кому они присуждались, даже если формулировка была весьма поверхностной.

Вот о такой подставе я не мог предположить даже в самом страшном сне, в котором обычно Волдеморт рассказывал мне о том, насколько прекрасной может быть жизнь без привязанностей и без души. Сколько силы я смогу получить, если отрину всех, о ком забочусь, и стану рядом с ним. Моё подсознание почему-то рисовало Волдеморта в виде дементора, разговаривающего со мной голосом Дарта Вейдера. Интересно, если Волдеморт разделил свою душу, то он тоже столкнулся с проблемой всевидения альтернативных миров, или же он избежал участи сто первых пациентов? За своими рассуждениями я чуть не пропустил окончание речи директора, в которой он обещал разобраться со всеми проблемами к ужину. Для меня это означало лишь то, что уже к обеду директор найдёт нужную страницу в отчёте этого года, и я буду вызван на ковёр.

Правда, для студентов это означало, что они снова будут выглядеть нормально, а вот для того, чтобы снять заклятия, влияющие на разум, придётся выпить противоядие, а значит, меня непременно заставят приготовить эти чёртовы тридцать противоядий. Как все было просто в случае с Флер: только я могу влиять на её рассудок, поэтому и снимать все проклятия я могу без вмешательства лишних зелий. Профессора, несомненно, будут разочарованы, когда узнают, что с части слизеринцев эффект Апокалипсиса так просто не снять: Дафна ради этого постаралась на славу. Думаю, и её заставят вместе со мной готовить противоядия.

Все же, какой безжалостный мир волшебников, если рассекретить столь профессиональное волшебство можно, просто присудив виновнику баллы за его творение. После первого же занятия профессор Макгонагалл отвела меня в кабинет директора, Дафна уже была там.

— Прежде чем ругать вас за то, что вы совершили, я хочу сказать, что вы совершили прекрасную работу. Я горд, что во время моего руководства школой здесь есть такие выдающиеся ученики, — Дамблдор решил начать разговор с нами, не подумав даже снять с себя проклятие. Кажется, Альбус Дамблдор все же был слишком восторженным человеком, приходящим в упоение от того, что кто-то совершал действительно красивое колдовство.

— Пусть они сначала расколдуют нас, а уж потом будем с ними говорить, — Снейп был куда более здравомыслящим человеком, и решил сначала стать собой, а уж потом решать, как нас покарать. И все бы ничего, но, для своей же безопасности, мне бы не хотелось снимать проклятие с профессора Макгонагалл. Она была нашим с Дафной единственным буфером от исключения из школы, что было вполне возможным. Нехотя Дафна достала свою волшебную палочку, начав чертить какую-то руну перед собой. Кажется, мисс Гринграсс заколдовала даже кого-то из профессоров, а не только своих однокурсников. Мне же не нужно было столь напрягаться, и я произнёс контрзаклятие, из-за чего внешность всех профессоров тут же стала нормальной. К счастью, никого из них я не заставлял делать ничего противоестественного, поэтому эффект раскрепощающих заклятий развеялся вместе с остальными. Дафна же продолжала чертить свою руну, и теперь я, как и большая часть профессоров, с нетерпением ожидали, на кого же она её наложит. Через пару минут оказалось, что расколдовывать нужно было профессора Трелони. Внешне, после того как Дафна закончила контрруну, с профессором ничего не изменилось, но, кажется, она облегчённо вздохнула, когда поняла, что все с ней стало как прежде.

— А вот теперь мы можем спокойно решить, выгонять их из школы с большой оглаской или без неё, — ядовито прошипел Снейп, втайне мечтая выкинуть меня не просто с большой оглаской, а с феноменальной, чтобы об этом узнали в каждом уголке волшебного мира. Гарри Поттер — мальчик, который выжил после поцелуя дементора и смертельного заклятия, выгнан из школы после того, как проклял всех профессоров и учеников Хогвартса.

— Ну-ну, Северус, зачем же так радикально, — директор был таким же миролюбивым, как и раньше, может быть, у меня не получилось снять с него проклятие?

— Это не радикальные меры, а вполне обоснованные, — тихо заметила мадам Помфри. — Некоторые ученики были прокляты куда сильнее: это затронуло не только их внешность, но и их сознания. Я успела заметить как минимум пятнадцать таких студентов.

— Тридцать, — с учётом того, что родители Дафны все равно не одобрят её любимую, если её отчислят из школы, то вместе с этим она исчезнет и с семейного древа. Моё семейное древо было и без того пусто, так что я никого не разочарую тем, что меня выгнали из школы. – Главным организатором произошедшего безумия был я, Дафна не принимала в этом никакого участия.

— Как это благородно, Поттер, только это не спасёт вас от отчисления из школы, — я всего лишь заставил его помыть голову, а Снейп был злой настолько, как будто я заставил его на весь Большой зал читать любовные стихи.

— Сколь превосходный уровень колдовства вы ни показали, вы все же подвергли очень многих подростков определённому риску, — было заметно, что Флитвик с куда большей охотой расспросил бы нас, как мы создали то, что создали, чем обсуждал последствия нашего колдовства на окружающих.

— Разумеется, ребята должны будут всех расколдовать, — снова попытался примирительно начать директор. Кажется, это было основной чёртовой его характера: давать неимоверное количество шансов на исправление. — Но я не думаю...

Директор неожиданно замолчал, будто прислушиваясь к тому, что происходило за пределами его кабинета. Взмахнув волшебной палочкой, он чуть покусал губы, словно пытаясь просчитать, чем может закончиться визит неожиданного гостя. Дверь в кабинет директора открылась, и совершенно невозмутимая Флер зашла внутрь. Она обворожительно улыбнулась профессорам, и никого не стесняясь прошла к директорскому столу.

— Прежде чем вы попытаетесь отчислить этих двоих из школы, я должна дать Дафне противоядие от любовного зелья. Мистеру Поттеру придётся пострадать под моим полным подчинением ещё парочку дней, — сознание Флер было закрыто для всех, кроме меня. Дочь французского министра — она имела все козыри для того, чтобы управлять профессорским составом Хогвартса. Никто не захочет обвинить её в том, что она прокляла всех наследников британских волшебников, ведь тогда начнётся война. Флер брала всю нашу вину на себя, и делала это с присущим всем вейлам шиком.

— Что, простите? – кашлянув, чтобы голос не был слишком высоким, уточнил Флитвик.

— Мне было скучно в вашей школе, и я решила развлечься. Когда-то мой народ заставлял волшебников завоёвывать чужие страны для них. Мне захотелось узнать, смогут ли нынешние величайшие умы положить к моим ногам хотя бы одну школу, — своим наглым поведением Флер подтверждала все бредовые слухи о своём виде и явно наслаждалась тем, что все профессора были разочарованы.

— Вы признаете, что зачаровали этих двоих? — неуверенно спросил Снейп.

— Верно, — усмешка, застывшая на её губах, весьма ярко говорила о том, что Флер ждёт, как же они смогут её наказать за столь дерзкое поведение.

— Что же, я уверен в том, что мисс Делакур поможет мистеру Поттеру и мисс Гринграсс с тем, чтобы снять проклятия со всех учеников. Так же я буду вынужден написать вашему отцу письмо, описав произошедшую ситуацию, — Дамблдор, кажется, был очень рад тому, что вся эта ситуация разрешилась более или менее миролюбиво. Если считать возможность мирового скандала миролюбивым разрешением.

— Как вам будут угодно, — фыркнула Флер, её магия щедро была развеяна по комнате, и все профессора ощущали её воздействие на себе. Дафна, понимая, что Флер отчаянно пытается спасти нас от отчисления, покорно выпила противоядие против любовного зелья и сейчас наверняка хотела избавиться от содержимого желудка. Противоядие, выпитое впустую, причиняло некоторые неудобства в плане пищеварения.

— Также я надеюсь, что остаток учебного года вы не будете больше проводить никаких экспериментов над учениками моей школы? — хоть Альбус и был довольно пожилым мужчиной и явно умел хорошо защищать свой разум, против вейловской магии, столь явно направленной на то, чтобы убедить окружающих в собственной несуществующей вине, он устоять не смог.

— Это, несомненно, лишит меня некоторой доли развлечений, но если это вас успокоит, то я обещаю больше не помыкать никем из ваших студентов, — в её голосе было столько мёда, как будто это была Кларисса, объясняющая одному из министерских клерков, куда ему следует пойти, чтобы найти хоть капельку серого вещества. Флер вышла из кабинета директора так же эффектно, как и пришла: она была королевой этой ситуации, именно ей было решать, когда уходить и что делать.

— Вы думаете, мисс Делакур и правда могла подчинить ребят для того, чтобы сделать это? — профессор Спраут прекрасно понимала, чем может обернуться огласка того, что приключилось с учениками Хогвартса и по чьей вине. И, возможно, она не хотела наказывать нас, если мы действовали не совсем по своей воле, ведь даже обвинённым в служении Волдеморту дали второй шанс, когда они заявили, что действовали под заклятием Империуса.

— Я думаю, мисс Делакур вполне могла это сделать в отместку отцу за небольшой конфликт, произошедший между ними на балу, — ответил Дамблдор. Мы с Дафной переглянулись, явно понимая, что профессора получили куда более значимую пищу для размышлений и не обращали на нас внимание. В эту минуту я готов был молиться всем богам, известным в истории человечества за то, что Гаспар Делакур оказался столь несдержанным мужчиной и посчитал, что именно я заставил Флер одеть то платье, а не извращённая фантазия её тётки.

— Если об этом станет известно, то Фадж сразу же объявит санкции против Франции. А уж Делакур, защищая дочь, обрубит все связи с нашей страной. Франция куда более развитая страна, так что Британия, ещё не до конца восстановившаяся после попыток Темных магов захватить её, не такой уж значимый для них рынок. Делакур сможет начать более удачливые связи с Россией с их абсолютно нейтральным отношением ко всем магическим полукровкам и существам, — весьма точно предположил Снейп, явно уже уставший от сложившейся ситуации. — Пусть эти двое расколдуют всех ребят, если помнят, какие заклятия использовали, и сварят противоядия от подчинения.

На этом и порешили, выпроводив нас из кабинета директора. Мы с Дафной в полной тишине прошли несколько школьных коридоров, ещё не до конца осознавая, что только что произошло. Дафна несколько раз порывалась что-то сказать, но так и не находила нужных слов. В конце концов, мы с ней дошли до библиотеки, где встретили Флер, посмотревшую в нашу сторону с явной усмешкой.

— Видели бы вы свои лица, — создав вокруг нас магическую сферу против подслушивания, сказала она.

— Ты спасла нас от отчисления из школы, но зачем? — чуть не сев мимо стула, спросила Дафна.

— А почему нет? Вы же на самом деле не хотели сделать ничего плохо, лишь проучить парочку негодников, а в этом деле я мастер. К тому же, против меня ваши профессора ничего сделать не смогут: я не являюсь ученицей вашей школы, а благодаря своей наследственности и отцу, если они и решатся огласить, кто виноват в том, что случилось сегодня, то, скорее всего, между Францией и Англией начнётся война. И она закончится в пользу моей страны. Ваше правительство имеет довольно шаткое положение в магическом обществе из-за всех тех указов, что оно приняло. Британию легко можно было бы покорить. Но все же, все заклятия, что вы наложили, вам следует снять к ужину.

Дафну явно не радовало то, что ей придётся снять все эти чудесные проклятия, но, тяжело вздохнув, она пересела чуть подальше от нас и, окружив себя всеми возможными заклятиями отвлечения, стала создавать новую сферу, полную причудливой магии.

— Ты бы могла и не спасать нас, к тому же, таким образом, заставив всех профессоров подумать, что ты точно такая же недалёкая горделивая дурочка, как и все вейлы, жаждущая всего и сразу, — именно из-за этого мне было жаль, что Флер решила заступиться за нас. Разумеется, она сделала это скорее больше для меня, но даже ради того, кого, возможно, любишь, не стоило портить то, что с таким трудом пытались восстановить.

— Это всего лишь подростковые школьные выходки. Они не усугубят репутацию моего вида больше, чем есть, — пожала плечами Флер.

К ужину Дафна протянула мне сферу, велев установить у любого из смотровых окон, почти такую же я сделал для того, чтобы убрать заклятия с остальных учеников. Установив сферы и указав время, когда они должны были сработать, я стал ожидать того, что должно было случиться, когда все школьники снова соберутся в Большом зале. Стоило им только перешагнуть порог зала, как чары развеивались. Близнецы Уизли, поняв, что происходило со студентами, решительно не хотели идти на ужин и вообще когда-либо появляться в зале. Но коллективное желание гриффиндорцев вновь стать самими собой пересилило их нежелание: близнецов попросту занесли в зал. Разочарованные из-за того, что снова стали абсолютно одинаковыми, они понуро сели на свои места за гриффиндорским столом.

Проклятыми остались лишь те тридцать подростков, сознания которых были одурманены куда более сложным образом. Честно говоря, снимать с Малфоя эффект от любовного зелья мне не хотелось, так же, как и эффект от заклятия честности. А Крэбб оказался не таким уж и глупым парнем, если его голова не была задурманена глупыми предрассудками о чистоте крови и величии рода. Да и вообще, все те слизеринцы, что открыто высказывались против интересов в продвижении темной магии и чистоты крови, не боясь говорить вслух о том, что считали правильным, не заслуживали того, чтобы их расколдовывать. Так они впервые высказали то, о чём думали, о чём боялись сказать под гнетом традиций своего факультета и семейного воспитания. И теперь мне нужно было снова возвращать их к виду безмозглых амёб. К тому же, за месяц я надеялся, что все они привыкнут к тому, что Дафна, да и многие другие в школе, могли быть заинтересованы в представителях своего пола, а не противоположного.

— Нельзя изменить всех сразу и в один момент, Гарри, — должно быть, ощущая мою печаль из-за того, как радовались подростки, снова возвращаясь к своему прежнему виду, заметила Флер. — Для осознания некоторых вещей им нужно ещё дорасти и набраться храбрости и жизненного опыта. Нельзя навязать им лучшую жизнь, они должны прийти к ней сами, поборов все свои грехи.