Этюды начинающего убийцы (джен)

— Таким образом, круг подозреваемых сужается, — протянул Скорпиус, стряхнув пепел с конца сигареты в пепельницу. — Кейн, Поттер, МакГайвер или Трент? На кого ставишь?

— На Кейна, — забрав у Скорпиуса сигарету и сделав затяжку, сказала Мэй.

— Аргументируй.

— Ведет уж слишком активную деятельность. Всем помогает, подбадривает, смеется. А в такой-то ситуации, своя шкурка гораздо ценнее, чем жизни остальных. Если по очереди умирают, то каждый должен быть за себя.

— А не проще ли держаться вместе? — спросил Скорпиус, стряхнув с ее голой груди пепел.

— Социофоб Малфой учит людей держаться вместе, — рассмеялась Мэй. — Было бы проще, если б в этом коллективе не было самого убийцы. А ты на кого ставишь?

— На Трента. У него рожа противная.

— Я думала, ты настроен против Джеймса.

— Он слишком глуп и труслив, чтоб затеять такое. Пока мне достаточно того, что мы оба не убивали Веронику и свидетелей.

Ленивые лучи солнца проникали в комнату, из-за чего казалось, что легкие занавески блестели, немного раздражая, но встать с кровати и опустить жалюзи было лень. На кровать запрыгнула худенькая рыжая кошка, которую подкармливала Мэй, и, немного потоптавшись на одеяле, свернулась калачиком и умиротворено замурчала. В комнате стоял запах сигарет, от которого не спасала ни открытая форточка, ни вентилятор.

Вместо двери вход в комнату скорее украшала, чем скрывала, шторка из разноцветных стеклянных бусин. Комната — небольшая. Стена, у которой стояла большая кровать с множеством подушек и одеял, была каменной, не украшенной обоями или краской. На других стенах — полочки, подставки для цветочных горшков, записи на кусочках пергамента. До того, как Скорпиус и Мэй наполнили комнату сигаретным запахом, здесь пахло какими-то специями, которые хранились в небольших горшочках и банках. Наверное, Мэй, а может и ее мама, увлекалась зельеварением.

Здесь было хорошо. Тепло и спокойно.

Мэй Робардс не была красавицей. Бледная, худощавая, со спутанными рыжеватыми волосами и совершенно осоловелыми глазами. На правом предплечье у нее красовался шрам от вставленной следящей пластины, обязательного атрибута хоунслоуской тюрьмы. Шрам был не такой страшный, как у Скорпиуса, который расковырял кожу в этом месте заточкой, в надежде на побег, но в глаза все же бросался. И вообще, Скорпиус поймал себя на том, что глядя на обнаженную Мэй, его взгляд зацепил именно шрам.

— То, что произошло ночью, ведь не значит, что мы поклялись в вечной любви и должны называть друг друга «зайчиками» и «солнышками»? — спросил Скорпиус.

— Дурак что ли? — возмутилась Мэй. — Нет, конечно. Мы просто два сумасшедших убийцы, которые делают детей. Или ты хочешь меня любить?

— Не хочу, — ответил Скорпиус, щурясь от солнечных лучей. — Просто интересно, что будет после того, как расследование закончится.

— А что будет? Мы разойдемся по своим путям. Ты — на площадь Гриммо, я — в могилу.

— Вот уж не думал, что есть кто-то, кто мыслит еще мрачнее, чем я.

Мэй улеглась на бок, положив руку под голову, и взяла Скорпиуса за руку.

— Что значит эта татуировка? — спросила она, указав на небольшую, аккуратную ласточку, украшавшую его худое запястье.

— Старые моряки говорят, что ласточка — это предвестница благополучного окончания пути, — протянул Скорпиус.

— Ты хочешь, чтоб твой путь окончился удачно?

— А кто не хочет?

— Не рано ли думать о смерти?

— Сама же себя уже похоронила. Причем необдуманно, глупо и бессмысленно.

— Убийца избавляется от тех, кто хоть что-то знает, — напомнила Мэй. — От тех, кто был в ту ночь на улице, от тех, кого Лартен поселил в том доме. Я не убивала Веронику. Поэтому я знаю, что убьют меня. Не скажу, что готова к этому, но мне не страшно.

— Каждая женщина, с которой я спал, умирала в скором времени, — сообщил Скорпиус. — Семнадцатилетняя шизофреничка повесилась, а тридцатипятилетняя наследница многомиллионного состояния лишилась головы буквально на следующий же день после нашей близости. Имей совесть, сломай систему.

— Я не глупая, а раз даже ты это признал, я просто гений, — напомнила Мэй. — Если я буду следующей, у тебя будет зацепка. Я сумею подать тебе знак или верный толчок.

Накинув на плечи тоненькое одеяло, Скорпиус тоже лег на бок.

— Ну, раз так, то умирай на здоровье, — улыбнулся он.

* * *

— Мальчик мой, я рад, что вы наведались ко мне, но, не могу вас не попенять за то, что вы ослушались и присоединились к расследованию, — с легким упреком произнес мистер Джулиус. — Садитесь, пожалуйста, дорогой мой.

Скорпиус мельком оглядел кабинет министра, который со времен Кингсли Бруствера совершенно не изменился. Разве что большая ваза с нарциссами появилась на письменном столе.

— Я нашел ту пешку, о которой вы говорили, — произнес Скорпиус, закинув ногу за ногу.

— А, вы о мисс Робардс? — спросил мистер Джулиус. — Талантливая девочка, в чем-то похожа на вас. Я был совершенно не удивлен, когда вы...подружились.

— Откуда вы знаете?

— Я многое знаю, мальчик мой. А ваша дружба как раз была по моему сценарию.

— Даже спрашивать не буду, зачем вы составляете сценарии моих интимных отношений, — закатил глаза Скорпиус. — Я пришел не за этим.

— Я говорил вам, милый, что не хочу подсказывать вам с расследованием, — вздохнул Лартен Джулиус. — Не интересно будет.

— Мне это не интересно.

— А что вам интересно?

— А вы как думаете? Вы же многое знаете. Или ваш сценарий пока не забрался мне в голову?

Лартен Джулиус широко улыбнулся.

— Как же я скучал по вашим язвительным речам, — хохотнул он. — И все же, мальчик мой, я хочу помочь.

Скорпиус пристально смотрел в озорные глаза министра, опять не понимая, что же привело его в такой восторг.

— Насколько вы могущественны, Лартен?

— Ну, я был рожден в тысяча восемьсот пятом году, мой возраст говорит сам за себя, — признался Лартен Джулиус. — Скажем так, я довольно сильный волшебник только для того, кто опасается моего гнева. А почему вам интересна моя сила?

— Мне нужна ваша помощь.

Лицо министра посветлело.

— Я всегда готов помочь вам, мальчик мой. Что вас тревожит?

— Мэй Робардс должна выжить, несмотря ни на что.

— Так вот оно что! Ваше ледяное сердце сразила огненная стрела любви?

Скорпиус прямо-таки скривился от такой слащавой трактовки.

— Это возможно сделать? — спросил он.

— Возможно, — согласился министр. — А что я получу взамен?

— Сказал бы всего меня, если бы это не звучало так пошло.

Мистер Джулиус улыбнулся и с готовностью достал из ящика стола лист пергамента и длинное перо.

— Прошу вас, мистер Малфой, — сказал мистер Джулиус. — Пергамент, перо бурого стервятника, чернильница. Не хватает лишь вашей подписи.

Скорпиус вскинул пробитую бровь и насмешливо улыбнулся.

— Напоминает сделку с Дьяволом, не так ли, мистер Джулиус?

— Глупости, мальчик мой, — возмутился Лартен Джулиус. — Продав душу Дьяволу, человек может просить помилования и помощи у ангелов. Здесь вам ангелы не помогут.

На пергаменте начинали появляться какие-то предложения, написанные косым округлым почерком. Скорпиус пытался прочитать надписи, но, стоило ему сконцентрироваться на словах, как буквы быстро меняли порядок, оставляя надписи засекреченными.

— Вам нечего бояться, — заверил его министр. — Ничего ужасного. Я просто записываю вас, чтоб не забыть, что как-то помог вам. Однажды, когда мне будет угодно, вы поможете мне. Вот и все. Неужели нечестно?

— Честно, — произнес Скорпиус.

— Тогда смелее.

Взяв в руку перо и обмакнув его в чернильницу, Скорпиус постарался найти изъян в этом предложении, но все было действительно честно. Поставив свою подпись в углу листа, на специально выведенной строке, Скорпиус поднял глаза на министра.

— Это все?

— Если вам больше ничего не нужно, дорогой мой, то не смею вас задерживать.

Подхватив рюкзачок и захлопнув за собой дверь, Скорпиус поспешил покинуть министерство, боясь наскочить на Главного Аврора. На душе было спокойно, словно вместе с чернилами в пергамент впитались испуг и замешательство.

Лартен Джулиус дождался, пока шаги в коридоре стихнут, встал со своего кресла и взял лист пергамента в руки.

— Наконец-то, — широко улыбнувшись, произнес он и, поцеловав пергамент, спрятал его в ящик, который потом закрыл на ключ.