Шкатулка с секретом (гет)

 — Гейл… Гейл…

Негромкий зов, похожий на стон… или стон, похожий на слабый, едва слышный зов, доносящийся из темноты? Сумрак. Сырое, холодное, мрачное помещение с низкими потолками. Обстановка почти не различима во тьме — дневной свет сюда проникает лишь сквозь толстое мутное стекло, которое вставлено в крохотную отдушину под выступом потолка. Вдоль стен тянутся железные трубы… смутно сереют во мраке выпуклые бока огромной металлической бочки в углу… Где-то едва слышно бурчит вода… Кто-то шумно, не скрываясь, возится в углу под картонными коробками — то ли крыса, то ли жирная мышь. И все же во мраке, наполняющем подвал, кто-то есть — кто-то явно крупнее и крысы, и мыши, кто-то беспомощный и лишенный воли, кто-то не то связанный, не то прикованный к стене… В темноте ничего не разобрать. Отчетливо ясно только одно.

Там, в стылой сырой утробе подвала, умирает человек. Жизнь ещё теплится в нём, трепещет слабо и зыбко, точно свеча на ветру — но угасает, медленно неумолимо угасает, как искра, брошенная на осколок льда; искра будет тлеть и угасать в своей мучительной агонии еще долго и трудно, хотя самой искре хотелось бы, чтобы её уже наконец побыстрее затоптали…

Ибо надежда на спасение слишком мала, чтобы можно было принимать её всерьёз.

Несчастный пленник подвала прекрасно это осознаёт.

Гейл проснулась в холодном поту. Приснится же такое… Что это было?! Что за странное, пугающее, неведомое место?

Еще несколько минут она пыталась унять дрожь и бешеный суматошный стук сердца, потом кое-как поднялась с постели, добрела до ванной и взглянула в зеркало на свое серое, измятое, испуганное лицо. Нет, она никогда не верила в мистику и вещие сновидения, но ночной кошмар был таким реальным и ярким, таким настоящим, что пришедшее из сна ощущение страдания, холода, отчаяния и смертной тоски никак не желало её отпускать… Она бросила взгляд на часы: четыре часа утра. Час Быка. Время предрассветных сумерек, смертей, инфарктов, самоубийц и тяжёлых мыслей… Собственно, нет ничего удивительного в том, что в этот таинственный предутренний час её одолевают кошмары…

Кое-как придя в себя и умыв холодной водой лицо, она вернулась в постель — и легла, плотно завернувшись в тонкое одеяло, словно пытаясь, как в детстве, спрятаться, отгородиться им от подстерегающей под кроватью зловредной буки. Съёжилась в комочек и закрыла глаза. Изо всех сил представила себе белую кудрявую овцу, прыгающую через увитую плющом изгородь… Впрочем, заснуть ей так больше и не удалось — да, собственно, не очень-то она на это и надеялась. Просто лежала, перемогая остаток ночи, точно мучительную зубную боль, дожидаясь рассвета отчаянно, нетерпеливо и жадно, как дожидаются спасительного глотка анальгетика…

Утром неожиданно позвонил Гризликов.

— Мисс Андерс? У меня есть для вас новости. Сегодня ночью «Утренняя звезда» была возвращена в Шкатулку. И…

— Что?

— Дилон Хаксли арестован.

Гейл в изумлении опустилась на стул.

— Ди… Дилон?! Он…

— Да. Это он взял камень. Чтобы продать его ВАОН.

Несколько секунд Гейл молчала. Собиралась с мыслями.

— Как… откуда это стало известно?

— Ну, это достаточно долгая история… Видите ли, я уже давно подозревал, что «Утренняя звезда» представляет для ВАОН определённый интерес — и в ШУШУ было решено изучить её и подменить настоящий камень, находящийся в Шкатулке, искусным дубликатом. Только мы не успели этого сделать… И подлинник был похищен.

— Об этом писали в газетах.

— Да. На месте преступления застали Антиплаща и даже изъяли у него голубой алмаз, который на деле тоже оказался подделкой… изготовленной чуть раньше в ВАОН. Всё это довольно запутанно… Вы следите за ходом моей мысли?

— Ну… стараюсь.

— Так вот. Пару дней назад по совету… одного человека в Шкатулку Ли Хао, находящуюся в «Китайском Музее», была помещена эта самая ваоновская подделка, изъятая у Антиплаща. Одновременно с этим в комнате было возоблено видеонаблюдение — дежурные, находящиеся в соседнем помещении, могли видеть всё, что происходит в «Музее». Об этом скрытом посту не знал никто, кроме Хаксли-старшего, мы с ним особо это обговорили. Ну что ж… сегодня ночью рыбка попалась в садок.

— Дилон?

— Да. Он вошёл в «Музей», открыл Шкатулку копией Перстня, взял подделку и положил в Шкатулку настоящий камень.

— Почему? Почему он это сделал?

— Потому что, видимо, кое-кто убедил его в том, что всё имеет место быть с точностью до наоборот.

— То есть… он взял из Шкатулки копию, полагая, что это — подлинная «Утренняя звезда»? И положил туда настоящий камень, считая его подделкой?

— Именно так. Только это еще не все. Закрыв Шкатулку, Дилон вышел из дома и направился в прачечную возле «Театрал-отеля»… мы за ним следили, да и адрес, в общем-то, был нам известен… короче, мы накрыли там всю эту шайку. За исключением, увы, Дровосека, который юркнул в потайной ход — и, пока мы ломали дверь, успел благополучно удрать. Но когда-нибудь он свое все-таки получит, не сомневайтесь. В общем… примите мои поздравления, Гейл. Ваш бывший жених, что называется, «раскололся» и рассказал всю подоплёку произошедших событий. Все обвинения, безусловно, с вас будут сняты. Вас, вероятно, все-таки вызовут в суд — но уже в качестве свидетельницы. Вот такие дела…

— А… Дилон? Его что, посадят?

— Ну, только если вы подадите на него иск за клевету… Видите ли, получается, он украл камень у самого себя… или, вернее — у своего отца, но Хаксли-старший, конечно, вряд ли станет возбуждать дело. Формально Дилону можно предъявить разве что связь с Железным Дровосеком… Но, в общем-то, меня отнюдь не Дилон сейчас беспокоит. Скажите, Гейл, когда вы видели Антиплаща в последний раз?

Гейл замерла. «Я видела — вернее, виделась с ним в городском парке в день его побега…» Но — стоит ли Гризликову об этом знать?

— Т… там. На озере. Кажется…

— Что значит «кажется»? За последние два дня он как-нибудь давал о себе знать?

— Нет. А… что с ним?

— Понятия не имею. Я думал, может быть, вам что-нибудь известно… Дилон утверждает, что Антиплащ подловил его за воротами особняка, где они «по душам» и поговорили… но после этого наш хлюст исчез — и словно сквозь землю провалился. Ладно. В сущности, это не столь уж важно, бог с ним, найдется когда-нибудь… а если не найдётся, то и слава бо… гхм, не будем об этом. До свидания, Гейл. Будут какие-нибудь новости — сообщу.

— Д-до… до свидания. Спасибо.

Гризликов повесил трубку.

Гейл еще несколько секунд сидела, прижимая к плечу разразившуюся гудками телефонную трубку, потом медленно опустила её на рычаг. Всё услышанное никак не желало укладываться у неё в голове… Дилон арестован. Дилон! За кражу «Утренней звезды» и связь с ВАОН! О, боже… Неужели он решился на это мерзкое преступление только из-за «финансовых проблем» и нехватки денег, а, проще говоря — из-за собственной лени и неумения (да и нехотения) хоть как-то их заработать? А она, Гейл, собиралась за него замуж… ведь еще полгода назад он представлялся ей просто непререкаемым образцом мужественности, красоты, отваги и благородства, а в итоге оказалось, что она была слепа, как землеройка… «А вы его знаете, Гейл? Этого вашего крокодила? Или просто думаете, что знаете? Ведь он разинет зубастую пасть и проглотит вас со всеми вашими потрошками — и, к сожалению, даже не подавится…» Нет, ничего, ничегошеньки она о нем не знала, просто повелась на красивые глаза, черные кудри и мужественный подбородок, как последняя дура, уж кто-кто, но Антиплащ, с его проницательностью и завидным умением видеть людей насквозь, понял это давно. И даже пару раз пытался ей объяснить…

Но куда же, в самом-то деле, он так безвестно пропал? Если она, Гейл, будет полностью оправдана, значит, и Антиплащ — тоже? Хотя вряд ли, в особняк Хаксли он все-таки проник противозаконным образом… Может быть, он именно поэтому никак не дает о себе знать? Прячется? Скрывается от полиции? Ну уж ей-то, Гейл, он мог бы довериться… Впрочем, он прекрасно знает, что Гейл находится у Гризликова на примете, и, видимо, поэтому не рискует никак напоминать о себе. Да, наверное, дело только в этом…

И всё же какое-то смутное, неуютное, тревожащее чувство говорило ей, что — нет, не только в этом. Она не могла понять причин своего неясного беспокойства… Это было вполне в духе Антиплаща: исчезнуть на неделю или даже на месяц, ничего не объясняя и не перед кем не отчитываясь, а потом — так же внезапно и безо всяких объяснений — вновь как ни в чем не бывало возникнуть из воздуха. Да что, собственно, с ним — уж с ним-то! — вообще может произойти? Антиплащ был не из тех, с кем что-то могло происходить, он всегда сам создавал движуху и заставлял происходить что-то вокруг себя. С ним совершенно ничего не может случиться… Но…

К чему был этот зловещий сон?

На сердце у Гейл лежал камень. Это всё из-за огласки и неприятностей на работе, убеждала она себя — её уже попросили написать заявление на двухнедельный отпуск за свой счёт, а вскоре, она понимала, попросят написать и заявление об уходе. Впрочем, отныне обвинения будут сняты, а падкие на громкие дела журналисты, пару дней назад с упоением клеймившие мисс Андерс вечным проклятием и позором, теперь с не меньшим рвением поспешат подхватить новую сенсацию и начнут представлять Гейл невинной жертвой обстоятельств и злобной ревности отвергнутого жениха. Впрочем, Хаксли-старший, конечно, постарается замять дело, и… а, плевать! Гейл вся эта нездоровая суета вокруг её имени ни капли не интересовала. На грядущие две недели она была предоставлена самой себе и… и не находила себе места.

Суббота, воскресенье и понедельник прошли словно в тумане. Гейл то бродила по парку в надежде (увы, тщетной!), что её вновь схватит за руку забавная старушка в старомодном чепце, то сидела возле телефона, вздрагивая от каждого звука, доносившегося с улицы, и начиная тихо ненавидеть этот пластмассовый, ко всему равнодушный, вечно-угрюмо-и-безучастно-молчащий аппарат. Звонила мама, что-то испуганно и участливо кудахтала в трубку, порывалась приехать — Гейл с неимоверным трудом удалось её отговорить; звонили, фальшиво сочувствуя, любопытствующие подруги по университетскому общежитию, которых Гейл с неимоверным трудом удалось не послать; звонили какие-то напористые и бойкие рекламные агенты… но того звонка, одного-единственного звонка, которого она так ждала, ради которого днями и ночами сидела у телефона, по-прежнему не было…

Во вторник около полудня, возвращаясь с очередного безнадёжного променада по парку, она обнаружила в почтовом ящике среди счетов за электричество и докучливых рекламных листовок плотный желтоватый конверт.

Адрес был написан угловатым, размашистым, почти неразборчивым почерком. Внизу стояла приписка «Гейл Андерс в собственные руки». Обратного адреса не имелось — только голубовато темнел штемпель почтового отделения одного из ближайших северных пригородов: округ Орменвилль, Уиллоу-плейс.

Гейл торопливо взбежала по ступеням в квартиру и — руки у нее почему-то дрожали — поспешно разорвала странный желтоватый конверт.

На стол выпала записка, наспех нацарапанная на половине измятого тетрадного листка:

«Гейл!

Там, в парке, я не успел сказать тебе всего, что хотел, поэтому пишу сейчас это коротенькое письмо — и брошу его в ближайший почтовый ящик. Я выследил твоего крокодила. Он направляется на Долгое озеро, в известный тебе загородный дом — и я еду за ним. Ему необходимо найти достаточно надежное и уединенное место для того, чтобы встретиться с Дровосеком, а дом на озере подходит для этого как нельзя более. К тому же это почти в двух шагах от базы ВАОН в заброшенном санатории… Так что я ничему не удивлен. Мне нужно его опередить и встретить возле дома во всеоружии.

Это Дилон украл камень из Шкатулки. Я попытаюсь убедить его в том, что он взял подделку. Это — единственный способ заставить его вернуть камень на место и тем самым выдать себя с головой. ШУШУ по-прежнему ведет за «Музеем» скрытое видеонаблюдение.

Если в дом во время нашего разговора нагрянут люди Дровосека, мне крышка.

Если все пройдет так, как я задумал, я найду способ дать тебе о себе знать. Если же нет, и ты получишь это письмо — позвони по номеру, указанному ниже. Это номер секретной линии «С», по которой я напрямую держал связь с Гризликовым. По крайней мере, вы будете знать, где меня искать. Пожелай мне удачи! Я все-таки надеюсь, что мне повезёт выбраться из этой переделки живым.

Бесконечно твой А.»

Внизу действительно были написаны несколько цифр — телефонный номер, расплывающийся сейчас у Гейл перед глазами… Она взглянула на дату, стоявшую рядом с подписью: 29 мая. Прошлая пятница. А сегодня… 2 июня. Четыре дня! Господи, прошло уже почти четыре дня! А ведь Дилон, мерзавец, на допросах ни словом не обмолвился о том, что они с Антиплащом встречались на Долгом озере! Не хотел, чтобы хоть кто-то заинтересовался этим злосчастным загородным домом… Дрожащей рукой Гейл торопливо рванула телефонную трубку.

На звонок ответили почти тотчас же — будто ждали, что она позвонит. Впрочем, голос дежурного из Управления звучал сухо и скучающе:

— Да?

— Можно мне… п-поговорить с мистером Гризликовым? — заикаясь от волнения, пробормотала Гейл. — Это… очень важно.

— С Гризликовым? — на том конце провода как будто воцарилось удивление; Гейл представилось, что дежурный борется с неодолимым желанием поинтересоваться: «А кто его спрашивает?» Но он все-таки удержался. — Хорошо. Минуточку.

В трубку Гейл было слышно, как он говорит с кем-то, по-видимому, по внутренней связи:

— Вам звонок. По линии «С»… Да. Нет. Какая-то барышня. Сию минуту.

Микрофон едва слышно щелкнул.

— Соединяю, — сказал дежурный, и тут же в трубке раздался сердитый рык Гризликова:

— Слушаю!.. Ах, Гейл, это вы? Что случилось? Откуда, черт побери, вы знаете этот номер???

— Я… я получила письмо, — пролепетала Гейл. — Только что.

— Какое письмо?

Гейл рассказала — какое… К счастью, Гризликов раздумывал недолго.

— Загородный дом Хаксли? Где это?

— Это… на Долгом озере. Первый поворот направо от местечка Мэнор-хилл. Двадцать миль от Сен-Канара.

— Черт, это частная территория… Ладно, я сейчас свяжусь с Робертом. Обойдемся, я полагаю, без ордера.

— Я… я поеду с вами!

— Нет! Ни в коем случае! Неизвестно, что́ мы там найдем… Как только появятся какие-то сведения — я вам сообщу, Гейл.

— Но…

Не дослушав, Гризликов бросил трубку. Гейл, дрожа всем телом, готова была завыть от ужаса, тоски и бессилия. Неизвестно, что́ мы там найдем…

Эти несколько часов были самыми долгими в ее жизни.

Кажется, она так и просидела все это время, — тупо глядя на телефон, комкая в руке и без того истерзанный носовой платок. А может, она бродила, как сомнамбула, по квартире, или бессмысленно перебирала безделушки на комоде, или грызла ногти, или в отчаянии билась головой о стену… впоследствии она ничего не могла вспомнить. Надежда в ней то угасала, то вновь вспыхивала — безумно, горячо и бессильно, точно затухающие угли под слоем пепла, готовые теплиться хоть под снегом, хоть под ледяным проливным дождём, вопреки всем известным законам физики и здравого смысла… Внезапный телефонный звонок грянул в тишине охватившего её бездумного оцепенения, как оглушительный гром.

Сердце Гейл готово было выскочить из груди.

Её так трясло, что ей пришлось поднимать трубку обеими руками…

— Гейл? — Голос Гризликова был далёк и едва слышен сквозь потрескивания эфира. — Вы меня слышите? Мы его нашли.

— Что?.. — выдохнула Гейл. — Нашли?.. Что с ним?!..

Гризликов секунду-другую медлил с ответом. Не расслышал вопроса? Подбирал слова? Пытался, черт возьми, щадить её нежные чувства?!

— Это не телефонный разговор, Гейл, — произнес он наконец. — Я думаю, вам стоит сюда приехать.

— Куда приехать? Куда? В загородный дом?

— Нет… Нет. Я вам скажу адрес. Уэллморт-стрит, 21. Записали?

— Д-да…

— Хорошо. Я буду ждать вас через час на ближайшей автобусной остановке. До встречи! — Он повесил трубку — так поспешно, словно боялся, что она сейчас начнет выпытывать подробности.

Да что же там такое стряслось? Гризликов так ничего толком и не объяснил, и Гейл по-прежнему не знала, что и подумать… Уэллморт-стрит, 21? Что там находится? Это было что-то знакомое, какой-то до боли известный ей адрес… известный достаточно давно — ещё со студенческих времён… вызывающий в душе какое-то странное, брезгливо-неуютное чувство…

Ладно. Сейчас не время предаваться ностальгии по ушедшим в прошлое беззаботным денькам студенчества и выцеживать из памяти сведения и слова, случайно услышанные краем уха когда-то и где-то. Так или иначе, вскоре она все узнает.

Она торопливо выскочила в прихожую, надела туфли, схватила сумочку и вдруг… вспомнила.

Вспомнила, что́ именно находится по адресу «Уэллморт-стрит, 21».

Городской морг.