Обратный отсчет (джен)

Девять вечера.

Девять часов до конца отсчёта.

Медленно… нет, быстро утекают мгновения. Неуловимо и безвозвратно, как слёзы дождя, бегущие по стеклу, как крохотные шустрые песчинки в песочных часах, как… как кровь, капающая из раны: каждая минутка — ещё одна тёплая алая капля, уносящая с собой жизнь и приближающая ту последнюю грань, из-за которой нет возврата; ту холодную, неизведанную, отвратительную пустоту, имя которой — Небытие… Антиплащу, никогда не склонному излишне драматизировать ситуацию, с каждой уходящей секундой становилось не по себе все больше и больше. Он чувствовал, как омерзительный страх завладевает каждой клеточкой его существа и цепенящим холодком пробегает вдоль позвоночника, медленно охватывая кончики пальцев, заставляя леденеть руки и ноги, неуклонно подбираясь к сердцу, которое всё ещё не верит, не желает верить в Неотвратимое…

Уже темнело, когда он подошел к дому Молли, к скверику напротив скромной кирпичной четырехэтажки; к тому самому скверику, откуда три дня назад его увезли в закрытом фургоне. Перед этим он успел спрятать Тигрушу под выступом детской горки, и сейчас в нем ещё теплилась слабая надежда найти полосатого зверя там, где он его и оставил...

Но никакого Тигруши в тайнике не обнаружилось.

Впрочем, Антиплащ даже не особенно этому удивился. Конечно, глупо было ждать, что за прошедшее время игрушку никто не отыщет — ни гуляющие на площадке дети, ни бдительный дворник, ни вездесущие собаки... И где теперь было искать пропажу? На помойке, в прилегающих дворах, на соседней улице, на Луне? Оставался призрачный шанс, что тот, кто нашёл Тигрушу, вернул игрушку хозяйке по адресу на пришитой бирке — но выяснить это можно было только у самой Молли...

Время тянулось медленно и мучительно. Несмотря на вечерний час, известные ему окна на втором этаже кирпичного здания оставались темны и безжизненны: ни девчонки, ни её мамаши до сих пор не было дома. Антиплащ сказал себе, что раньше восьми часов ждать их бесполезно: мамаша наверняка на работе, а Молли, как всегда, в детском саду, — но сердце его ёкало и подпрыгивало к горлу всякий раз, когда в конце улицы мелькало что-то красное, обещая скорую встречу... Веду себя, как глупая институтка перед первым свиданием, с раздражением пенял он себе — но ничего с собой поделать не мог. Впрочем, те, кого он с таким нетерпением ждал — или, скорее, поджидал, сидя на скамейке за кустом полуосыпавшейся сирени, — по-прежнему не появлялись и никак не давали о себе знать.

А что, если они вообще уехали из города? Для того, чтобы сменить обстановку, выбросить из памяти гнусные воспоминания последних дней, поправить порушенное душевное здоровье… И больше никогда сюда не вернутся?

Антиплащ вконец извелся от нестерпимой тревоги.

Наконец, в начале десятого, они появились: мамаша, устало улыбаясь, несла в руках тяжелый пакет из супермаркета; Молли бежала перед ней вприпрыжку с детским рюкзачком через плечо, из которого свешивался пухлый полосатый тигрушин хвост. Здесь, Тигруша был здесь, совсем рядом! Сердце Антиплаща судорожно подпрыгнуло к горлу; может, метнуться вперед, мелькнуло в его голове, сорвать с девчонки рюкзак — и кануть в темноту: рывком, стремительно, неожиданно, пока никто ничего не успел понять... А если девчонка начнет брыкаться, вырываться, поднимет визг? Нет, слишком шумно и рискованно, лучше не привлекать к себе внимания... Пока он сомневался и колебался, удобная минута для рывка миновала: девчонка уже подбежала к подъезду, распахнула и придержала перед мамашей тяжелую дверь, — и мать, что-то негромко проговорив, свободной рукой ласково потрепала дочурку по голове. Глухая, массивная железная створа за ними закрылась… Минуту спустя в окошке на втором этаже вспыхнул свет — и обрисовал в светлом квадрате чёрный силуэт развесистого цветка в подвесном кашпо, причудливый, будто тень сидящего на гнезде многоглавого дракона.

Против воли Антиплащ представил себе, как они входят в прихожую и раздеваются: мамаша снимает своё видавшее виды, давно уже не модное демисезонное пальто, а Молли — яркую розовую курточку, которую вешает на маленький детский крючочек, прибитый к вешалке как раз на высоте её роста. Потом тащит тяжёлый пакет с продуктами на кухню и начинает выкладывать на стол всякие вкусности; и, усталые после долгого трудового дня, но вполне довольные друг другом, они с мамашей моют руки и садятся за стол… или начинают, весело подтрунивая друг над другом, готовить ужин… варить курицу в блестящей пузатой кастрюльке или жарить овощи из пакетика… простецкая, незатейливая еда, но им, в сущности, все равно: они счастливы только потому, что они наконец-то вместе. А он, Антиплащ, изгой и отщепенец, особо опасный бандит, сбежавший из-под стражи и наверняка объявленный в федеральный розыск, ворвется в этот уютный, добрый, тёплый мирок для того, чтобы… Он стиснул зубы.

Ладно!

Сейчас не время для розовых соплей… Не время.

Он решительно встал со скамьи, швырнул в урну газету, сквозь дырку в которой наблюдал за улицей — и быстро, уверенной походкой направился к подъезду. Поднялся по лестнице на второй этаж — глядя прямо перед собой, переставляя ноги чисто механически, как заводная игрушка; ни о чем не думая, нажал на кнопку звонка под табличкой с номером 23. Раз… Другой..

— Кто там? — глухо спросили из-за двери.

— Откройте, живее! — встревоженно отозвался Антиплащ. — Я из газовой службы… Вы что, не чувствуете, как на лестнице пахнет газом?

Щёлкнул замок, дверь осторожно приотворилась. В мгновение ока Антиплащ довершил начатое, втолкнул растерявшуюся мамашу в глубину маленькой полутёмной комнаты, отшвырнул перепуганную женщину к стене и зажал ей ладонью рот.

На всё это ему потребовалось не больше секунды.

— Тише! Не надо бояться… Я не причиню вам вреда. Я пришёл только для того, чтобы вернуть себе кое-какую собственность… так уж получилось, что она, увы, оказалась именно у вас.

Мамаша обомлела.

Она, разумеется, сразу его узнала — и лицо её залила смертельная бледность; в какой-то момент Антиплащу показалось, что она сейчас упадёт в обморок — ореховые её, зеленовато-карие глаза под аккуратно подстриженной светлой чёлкой расширились от ужаса… Продолжая одной рукой зажимать ей рот, он другой дотянулся до телефона, стоявшего рядом на тумбочке под зеркалом, и прихваченным из «дома» перочинным ножом перерезал телефонный провод.

— Вот так. Теперь нам никто не помешает. И я вас сейчас отпущу — если вы обещаете мне не делать глупостей… Договорились? Вы мне верите?

Она испуганно, судорожно, как-то чересчур поспешно кивнула. «А я бы, интересно, поверил на её месте?» — мимоходом подумал Антиплащ; он осторожно ослабил хватку…

Она отчаянно оттолкнула его руку и метнулась мимо него к выходу из квартиры.

— Молли! Оставайся в комнате и запри дверь! Скорее!

— Ну я же вас просил! — Антиплащ её опередил: с упрёком качая головой, он шагнул к входной двери, повернул торчащий в замке ключ, вынул его и опустил в карман. — Вы хотите, чтобы я привязал вас к стулу и заткнул кляпом рот? Давайте не будем до смерти пугать несчастного ребёнка. Клянусь, я не причиню вреда ни Молли, ни вам! Я пришел всего-навсего для того, чтобы… Да выслушайте же меня наконец!

Но она не слышала его — да и не желала слышать. Отшатнулась к стене. Схватила первое, что попало под руку — отвёртку, лежащую рядом с бесполезным теперь телефоном. Она была одна — совершенно одна против сильного, искушенного в драках, вооруженного острым ножом бандита, пришедшего убивать, убивать, убивать… Отомстить ей и её дочери за показания, данные в кабинете дознавателя, убрать нежеланных свидетелей, окончательно стереть её и Молли с лица земли… Шок и панический ужас не давали ей осознать всю нелепость и абсурдность подобных выводов; страху её, смятению и отчаянию не было предела.

— Что… что вам от нас надо?! Убирайтесь… убирайтесь отсюда! Ради бога… Оставьте нас наконец в покое!

— Я не причиню вам вреда, — медленно, внятно, очень спокойно — тоном, каким говорят с человеком, находящимся на грани истерики — повторил Антиплащ. — Я пришел всего на одну минуту… и, чем быстрее мы утрясём приведшее меня сюда дельце, тем будет лучше для всех. Мне нужен Тигруша.

— Ч-ч… Что?..

— Тигруша. Я в него… кое-что спрятал.

Но она была слишком напугана, ошеломлена и захвачена врасплох, чтобы прислушиваться к его словам. И её жизнь, и жизнь её дочери были в опасности; она медленно отступала вдоль стены, выставив перед собой отвертку, будто кинжал, продвигаясь к шкафчику для обуви, на дне которого было спрятано то, что́ для этого отъявленного бандита наверняка станет неожиданным и очень неприятным сюрпризом…

— Уходите… Уходите немедленно! Или я…

— Что? Вызовите полицию? — Антиплащ насмешливо, хоть и несколько натянуто усмехнулся. — Для этого вам придется бежать в телефонную будку… и оставить беззащитную малолетнюю дочь в полной власти закоренелого беглого преступника… то есть меня. Такая вот, ага, досадная закавыка.

Он попал в самую точку — на мамашу было страшно смотреть. Что же делать, читалось на её лице. Что же делать? Кричать? Звать на помощь? Стучать молотком по батарее? Бежать к соседям? Но ведь этот мерзавец ни её, ни Молли теперь из дома не выпустит! Не выпустит, не выпустит…

— Разумеется, не выпущу, — будто прочитав её мысли, с раздражением заметил Антиплащ. Он внезапно сообразил, что по-прежнему держит в руке перочинный нож — и поспешно спрятал его в карман. Поднял обе руки ладонями вверх, чтобы продемонстрировать свои мирные намерения. — Знаете что, если бы я действительно намеревался вас избить, изнасиловать, ограбить, или провернуть ещё какие-то хлопотные и неприятные вещи, я бы уже давно это сделал. Поэтому давайте оставим истерику и идиотские страхи, и поговорим обо всём спокойно и здраво, как то и подобает двум взрослым, вполне адекватным и уравновешенным людям.

— М-мне… не о чем с вами разговаривать! — прохрипела мамаша.

— Отчего же? Добрые старые знакомые всегда найдут общие темы для беседы, разве не так?..

— Мама! Кто там? Ты что-то сказала? Кто-то пришёл? — Из комнаты в конце коридора, распахнув дверь, выглянула Молли — и остановилась в замешательстве, с удивлением переводя взгляд с прижавшейся к стене мамаши на…

— Ой! Это же Анти!

Мамаша на мгновение обернулась.

— Молли! Беги в комнату, живо! И запри за собой дверь!

Но Молли не послушалась — она смотрела на Антиплаща пристально и неотрывно, с опасливым недоверием, словно отказывалась верить своим глазам. На лице её наряду с радостным изумлением выразилась трепетная неуверенность человека, наконец увидевшего живого, долгожданного, всамделишного Санта-Клауса — и опасающегося, что в следующую секунду забавный красноносый волшебник с косматой растрепанной бородой бесследно растает в воздухе.

— Анти! Это и правда ты? Ты всё-таки пришёл!

— Ну… я же обещал, — беспомощно вякнул Антиплащ. Девчонка на секунду отвлекла его внимание — и, если бы мамаше в этот момент вздумалось ткнуть его отвёрткой в бок или треснуть сковородой по затылку, он вряд ли сумел бы как-то этому помешать. Но она, замершая где-то позади, по-видимому, слишком растерялась от неожиданности, чтобы найти в себе силы в присутствии дочери перейти от обороны к решительным действиям.

Молли, должно быть почуяв неладное, оглянулась на неё с некоторой тревогой.

— Анти, ведь ты пришёл ко мне в гости? Мама! Он пришёл ко мне в гости, да?

Но, ошеломленная происходящим, мамаша явно потеряла дар речи…

— Да, — сказал Антиплащ — и челюсти у него прямо-таки свело от мерзкой невыносимой фальши, прозвучавшей в этом коротеньком слове. — Я пришёл к тебе в гости, Молли. Ты рада? Как поживаешь? И как поживает твой… э-э… любезный Тигруша? Можно мне с ним поздороваться?

— А как же! Конечно! — Молли просияла. — Пойдём! Я тебе покажу! И Тигрушу, и все-все свои игрушки! — Она схватила его за руку и потащила в комнату — под бессильным, исполненным ужаса взглядом мамаши. Которую Антиплащ старался не выпускать из поля зрения: у этой истеричной овцы наверняка есть второй ключ, с неудовольствием сказал он себе — но отважится ли она выйти из квартиры и оставить Молли одну в его, Антиплаща, грязных, грубых и безжалостных лапах? Или все-таки как следует поразмыслит и внимет голосу разума?.. Ну-ну. Самое время хватать Тигрушу и делать ноги; какого черта, спрашивается, он до сих пор торчит в этих четырёх стенах, каждую секунду рискуя вновь оказаться на прицеле у копов, и слушает дурацкую трепотню счастливой по уши четырёхлетней девчонки? Которая, беспечно болтая, суёт ему в руки свои сокровища, пупсов и мишек, котят и зайцев, и кукольный мебельный гарнитур, и миниатюрную посудку, и домик для Барби, и игрушечного пони, и бесчисленное количество книжек с картинками… А вот здесь, видишь… это принцесса Розалинда, она живет вот в этом замке из кубиков… раз в неделю она садится в карету, запряжённую четверкой шахматных коней, и едет в гости к своей подруге Белозорьке… потом они расставляют на игрушечном столе игрушечный чайный сервиз и пьют чай… ну, как бы пьют, понарошку. А из засады на них бросается страшный зверь Тигр… ну, то есть, Тигруша… нет-нет, на самом деле он добрый — только понарошку притворяется злым для того, чтобы принцессу Розалинду мог спасти отважный Принц На Белом Коне — и она бы в него сразу влюбилась…

— В кого влюбилась? В Тигрушу?

— При чем тут Тигруша? В Принца, конечно!

— Тоже, надо полагать, понарошку?

— Что понарошку?

— Влюбилась, говорю, тоже понарошку? Раз уж он понарошку её спас…

Молли не успела ответить.

— Поговорили, да? А теперь — убирайся отсюда, мерзавец! Сейчас же, немедленно! Или я… я за себя не отвечаю! — Это опять была мамаша. Голос её едва заметно дрожал — но звучал сурово, непреклонно, даже угрожающе, с едва сдерживаемой злобой; голос человека, доведённого до последней грани отчаяния и готового на всё ради ребёнка.

М-да. Антиплащ её явно недооценил…

Она стояла в дверях комнаты и, закусив губу, целилась в него из маленького черного пистолета.

Из «Фантома». Крохотного травматического пистолетика, годного скорее для устрашения, чем для настоящей защиты, но все же достаточно опасного — особенно с такого близкого расстояния. Во всяком случае, Антиплащу вовсе не улыбалось ни за что ни про что получить пулю в живот…

Это было бы совершенно не понарошку. И абсолютно некстати.

Особенно сейчас.

Он медленно выпрямился. Не то чтобы он боялся, что она действительно выстрелит — на глазах у Молли! — но у неё был вид разъярённой тигрицы, готовой сражаться за своё дитя до последнего вздоха, а в таком состоянии даже самый здравомыслящий человек способен на ужасающе несусветные глупости… Пауза затягивалась; Молли, не понимая, в чем дело, с изумлением переводила взгляд с одного на другую.

— Мама, — укоризненно сказала она. — Ты что? Это — Анти, я же тебе говорила… Он совсем даже не пристукник! Зачем ты его обижаешь?

— Помолчи! Что ты понимаешь! — взгляд мамаши обжигал ненавистью, будто кислотой; Антиплащ понял, что она находится на грани (или уже за гранью?) нервного срыва. — А ты, мерзавец… Убирайся отсюда! Сейчас же! И больше… никогда… к моей дочери…

В этот момент в комнате погас свет.

Не только в комнате — во всем доме.

Это было так внезапно, так оглушительно — будто обухом по затылку! — так всеобъемлюще, что мамаша вскрикнула от неожиданности. Молли тоже взвизгнула — не то испуганно, не то восторженно. Темнота тут же вывалилась изо всех углов и всецело завладела ситуацией; комната освещалась лишь призрачным светом уличного фонаря, мутным расплывчатым пятном мерцающего с противоположной стороны улицы… Молли кинулась к окну.

— Ух ты! Во всём квартале нет света!

Мамаша молчала — видимо, просто не зная, что делать; Антиплащ услышал донёсшийся из темноты не то всхлип, не то судорожный вздох… Как бы она не решила, что в этой внезапной каверзе со светом виноват тоже исключительно незваный визитер — и с перепугу не нажала на курок, с беспокойством подумал Анти; к сожалению, она находилась слишком далеко от него, чтобы он мог прыгнуть вперед и попытаться выбить пистолет у неё из рук, не рискуя угоститься при этом пулей... Увы!

Ситуация, что ни говори, складывалась на редкость глупейшая — до полного и окончательного абсурда.

Покрытая мраком.