Без безразличия (гет)

Гермиона находилась в приятном смятении. Сама удивлялась, как набралась смелости прийти к Люциусу и предложить ему близость (может, зелье Луны сработало?). А как он легко принял её, с порога поделившись важными новостями… В любом случае, одно было ясно наверняка: ничто не обрадовало бы Гермиону сильнее, чем те расчёты, что подготовил Люциус. Пусть и с посторонней помощью, пусть в тайне, но совершенно точно для неё.

Для протокола: изначально Гермиона вовсе не собиралась мириться с Люциусом. Да что там, она не считала, что между ними вообще была какая-то ссора. Разве можно поругаться с человеком, с которым тебя не связывает ничего настоящего? Ничего, если не считать регулярной порочной связи (которую к лету всё равно пришлось бы оборвать) и одной идиллической недели во время рождественских каникул… Ничего?

Нет, слово «ничего» здесь совершенно не к месту. Более того, их с Люциусом давно уже связывал не только интим и не только совместный отдых, но и что-то совсем-совсем реальное. Самой себе Гермиона давно призналась, что влюблена в Люциуса. Но что любит его, озвучила впервые. Ждала, что он быстро переведёт тему, так, что она и сама забудет о своих словах (это было одним из самых раздражающих его умений — чёртова дипломатия!), или что тактично скажет что-то вроде «спасибо». Но Люциус ответил взаимностью. Он тоже любил её. Любит её — в настоящем времени.

Думала ли Гермиона, что будет настолько счастлива, услышав подобное признание от Люциуса Малфоя каких-то пару дней назад? Определённо, нет. Считала ли она, что сама скажет ему что-то в этом духе? Тоже нет. Жалела ли Гермиона, что поступила необдуманно, сходу заговорив о том, что хочет переспать с Люциусом, пусть и оговорившись, что это «в последний раз»? Нет.

Гермиона ничего не стала бы менять. Несмотря на то, что Люциус, очевидно, и без того нашёл бы способ поговорить с ней и рассказать о своей находке. Ведь во время каникул это не составило бы труда, любой из преподавателей мог запросто прийти в гостиную любого факультета. И никто бы ничего не заподозрил, просто потому что некому было подсматривать и подслушивать. Но раз Гермиона пришла сама, то и её заявление о любви и о том, что она скучала, звучали куда убедительнее, весомее. Да, ей было важно, чтобы Люциус понимал: она с ним честна. Потому что тут слишком просто было перепутать необъятную благодарность с настоящей привязанностью. А Гермиона знала: у неё есть и то, и другое.

Казалось совершенно невероятным, что мужчина, которого она ещё вчера считала мерзавцем и всеми силами пыталась вычеркнуть из своей жизни (и из своего сердца), теперь делает ей предложение руки и сердца. В тот самый момент, когда она практически просит его об интиме. В тот самый день, когда он сделал для неё то, о чём она не смела никого просить — слишком непосильной казалась задача. В тот самый миг, когда она наконец смогла забыть обиду. Конечно, Гермиона согласилась. Наверное, она согласилась бы на любую авантюру, зачинщиком которой выступил бы Люциус.

Да и обстановка не подходила для сомнений. Гораздо проще соглашаться на замужество, когда перед тобой не стоят на одном колене и не пытаются надеть на палец кольцо. Легче сделать это в полутьме скромно обставленной профессорской спальни. Проще сказать «да», когда на вас обоих нет одежды. И когда ты даже не вполне уверена, что это всё всерьёз, а не розыгрыш или какая-нибудь проверка.

Чтобы вы понимали: когда Гермиона согласилась стать женой Люциуса Малфоя, она допускала, что за этим последует совершенно реальная свадьба с совершенно реальной семейной жизнью. Так же, как допускала она и то, что к утру Люциус не вспомнит о своих словах, а ещё чуть позже они разбегутся в разные стороны. Гермиона даже не сказала бы с полной уверенностью, какой из двух вариантов для неё предпочтительнее. Потому что она очень хотела быть рядом с Люциусом как можно дольше, и чем ближе — тем лучше. И в то же самое время эта близость могла сыграть с ними обоими злую шутку. Могло стать ещё больнее. Хуже того: Люциус мог сделать ей ещё больнее. Мог поступить так намеренно — такой он человек. Но Гермиона предпочитала об этом не думать.

* * *

Проснулась Гермиона счастливой. Сладко потянулась и тут же обнаружила, что Люциуса нет ни в спальне, ни в душе, ни даже в кабинете.

Сперва удивилась, что он не предупредил её об уходе, но потом взглянула на часы и поняла, что уже довольно поздно. Скорее всего, Люциус решил не будить её и, тихо собравшись, ушёл по делам. Догадка подтвердилась, когда Гермиона обнаружила на тумбочке короткую записку: «Скоро вернусь», − писал Люциус. И успокоенная Гермиона снова откинулась на подушки и прикрылась простынью. Завтрак она всё равно пропустила, так что теперь можно было не только выспаться вдоволь, но и понежиться в кровати до самого возвращения Люциуса. Уходить в пустующую гостиную Гриффиндора Гермиона сочла бессмысленной затеей. Уж лучше лежать здесь и рассматривать чужую (но привычную) спальню дюйм за дюймом. И, что куда приятнее — ощущать на простынях такой родной запах, по которому успела соскучиться…

Наконец за дверью, в кабинете, послышались шаги. Не почуяв неладного, Гермиона окликнула:

− Люциус? Я здесь…

Но в кабинет вошёл вовсе не он, а директор. Профессор МакГонагалл собственной персоной.

− Гермиона?.. — она выглядела донельзя ошеломлённой. — Что ты здесь делаешь?

Правильным ответом стало бы что-то вроде: «Лежу в кровати профессора Малфоя совершенно голая». Но это был один из тех редких случаев, когда правильные ответы никуда не годились. И Гермиона дала заведомо неправильный и неправдоподобный ответ.

− Вы… вы всё не так поняли, − не придумав ничего лучше, она выдала что-то очень похожее на цитату из плохого сериала. К тому же − она лгала. Ведь директор поняла всё именно так, как надо. А какие ещё варианты могли прийти ей на ум? При каких обстоятельствах студентка может лежать голая в чужой спальне?

− Что именно я «не так поняла»? — строго спросила МакГонагалл. — И где профессор Малфой?

− Я не знаю, − на сей раз честно ответила Гермиона, радуясь, что первый вопрос удалось пропустить.

− Зайди ко мне в кабинет после обеда, − сказала директор чуть более мягко, но не менее холодно. И ушла. Не хлопнула дверью, не бросила напоследок ничего уничижительного (хотя имела на это полное право), а просто развернулась и скрылась за порогом. Однако, несмотря на то, что проблему в лице МакГонагалл теперь не было видно, менее острой от этого она не стала. Может, даже наоборот. Ведь если бы директор осталась в спальне, Гермиона попыталась бы выкрутиться из ситуации, придумала бы какую-нибудь небылицу − что угодно. Но своим уходом МакГонагалл не оставила ей шансов.

Для справки: Гермионе было страшно.

Она сейчас нервничала сильнее, чем перед своим первым экзаменом в Хогвартсе. Но если тогда она боялась провалиться, всерьёз тревожилась, что её прогонят из магического мира, если она ответит не на «Превосходно»... То теперь, спустя восемь лет, она до дрожи боялась, что от волшебства изолируют мужчину, который ей дорог. Конечно, за связь с профессором могли отчислить даже человека со статусом героини войны, но такой исход был крайне маловероятным. А вот что бывшему заключённому придётся нести серьёзную ответственность за столь непрофессиональное поведение… Тут почти без вариантов.

* * *

− Где ты был? − выпалила Гермиона, как только дверь открылась и в спальню вошёл Люциус. − Хотя подожди, неважно. Случилось кое-что… очень плохое.

− Что стряслось? — обеспокоенно спросил он. − Ты в порядке?

− Да. Почти. Приходила МакГонагалл.

− Сюда?

− Это всё из-за меня, − Гермиона закрыла лицо руками, опасаясь смотреть Люциусу в глаза, боясь думать о возможных последствиях для них обоих. − Я виновата. Она застала меня врасплох, я не успела даже сообразить…

− Детка, объясни мне по-хорошему: что произошло?

− Тебя не было, я услышала шум в кабинете, решила, что это ты... И позвала тебя. МакГонагалл, наверное, узнала меня по голосу… и зашла. И сказала мне заглянуть к ней после обеда.

− Хорошо, − Люциус только кивнул.

− Что?.. Что в этом хорошего?

− Хорошо, что я сделал тебе предложение вчера. И хорошо, что сегодня утром я побывал дома, и теперь у меня есть помолвочное кольцо, − Люциус достал из кармана коробочку, открыл её, и уже через несколько мгновений кольцо оказалось на пальце Гермионы. Когда-то она расстраивалась из-за того, что её первый раз вышел совсем не таким, как ей мечталось. А теперь и помолвка получилась скомканной — даже радоваться по-настоящему не получалось.

− Это ведь ничего не меняет. Ты всё равно мой преподаватель, а я… лежала в твоей постели.

− Поговори с директором, а потом мы вместе придумаем, как выйти из положения.

− Я боюсь, Люциус, − призналась Гермиона. − Я боюсь к ней идти. Ты бы видел, как она на меня смотрела…

− Могу составить тебе компанию, раз уж причастен к этой ситуации. Или я могу поговорить с МакГонагалл вместо тебя, если это поможет.

− Не нужно, я сама.

− Уверена? Я могу как-то помочь?

− Если ты подождёшь меня у входа в кабинет, мне будет легче.

− Тогда я подожду.

Спроси её кто, Гермиона не смогла бы толком объяснить, чем ей помог Люциус, ждущий её за стеной. Он исполнял роль кого-то типа бесполезного охранника: вроде как он не в силах вступить в бой, но чисто символически создаёт видимость защиты. Успокаивает одним своим присутствием.

По правде говоря, Гермиона не сомневалась, что Люциус способен вступиться за неё, появись вдруг такая необходимость. Но если речь идёт не о дуэли, а о шатком положении человека, меньше года назад сидевшего в тюрьме? Если речь идёт о чопорной МакГонагалл, которая вряд ли часто идёт на уступки? И если, в конце концов, речь идёт о том, что Гермиона вела себя безнравственно последние полгода? С этим согласились бы многие, знай они подробности их с Люциусом отношений. Директор никаких деталей, скорее всего, не знала. Но от этого становилось только тревожнее.

* * *

Месяц назад Гермиона по своей воле пришла к МакГонагалл, чтобы сообщить, что хочет отменить занятия с Малфоем. А теперь ей снова пришлось оказаться в этом кабинете, чтобы объяснить, как она оказалась в постели того самого Малфоя. «Как иронично», − подумала Гермиона, когда каменная горгулья, охраняющая винтовую лестницу, освободила проход в кабинет. Никакого пароля не потребовалось — видимо, МакГонагалл ждала её. И успела подготовить много вопросов, а может, и порцию упрёков. А самое обидное, что Гермиона даже не могла обижаться на это.

− Директор, я могу войти? — спросила только ради того, чтобы оттянуть начало разговора хотя бы на жалкие пару секунд. И чтобы проверить, в каком настроении МакГонагалл.

− Да, Гермиона, присаживайся, − последовал сдержанный ответ.

И она села, тут же принявшись изучать интерьер. Что угодно — лишь бы не смотреть в глаза директору. Да и вообще — в кабинете было на что посмотреть. Со времён Дамблдора здесь мало что изменилось, хотя атмосфера царила несколько иная. А может, виной тому была не новая хозяйка кабинета, а «новая» Гермиона, которая теперь воспринимала всё по-другому? Вполне вероятно. Ведь круглый кабинет теперь не казался таким уж необычным, вращающиеся столы не вызывали восторга, загадочные приборы на них лишь слегка раззадоривали любопытство. Ну а портреты прежних директоров и директрис, мирно дремлющих в широких рамах, и вовсе казались скучными. А потрёпанную Волшебную шляпу хотелось назвать развлечением для первокурсников. По-настоящему интересным сейчас казался только предстоящий разговор. Интересным − и в то же время пугающим.

− Насчёт того, что вы видели сегодня утром… − начала Гермиона, не в силах больше тянуть.

− Мне не нужны оправдания и объяснения, − остановила её директор. — Но я хочу, чтобы ты понимала: отношения с преподавателем не вписываются в свод школьных правил. Ты, конечно, не совсем обычная ученица, но... это совершенно неприемлемо ни для кого.

− Вы меня исключаете? − Гермиона спросила об этом довольно равнодушным тоном. Её больше заботила судьба Люциуса. Если из-за её оплошности он снова окажется в Азкабане, она этого не переживёт. Как ей ходить на свидания и строить какие-то там отношения, пока Люциус в тюрьме? Как жить обычной жизнью? Они ведь помолвлены! Вряд ли существует правило, согласно которому предложение руки и сердца аннулируется, если жених в очередной раз оказывается на скамье подсудимого.

− Нет, − МакГонагалл покачала головой. И Гермиона не смогла ничего прочесть между строк. «К сожалению, нет», «к счастью, нет» или «нет, это вызвало бы слишком много проблем»?

− Уволите профессора Малфоя?

− Нет, − снова «пустой» ответ, хоть и подаривший облегчение.

− А что тогда вы собираетесь делать? Зачем я здесь?

− Я просто переживаю о тебе, Гермиона. Не представляю, как ты завязала эти отношения, и не хочу представлять. Но Люциус Малфой − не тот человек, которому можно доверять. С ним следует вести себя осторожно. И если ты скажешь, что он каким-то образом на тебя давил или шантажировал, к чему-то принуждал или очень убедительно настаивал, пользуясь своим служебным положением... То я вынуждена буду сообщить об этом в Министерство, в Визенгамот. Там примут меры. И ты не должна бояться рассказать об этом, даже если случившееся не кажется тебе подходящей темой для беседы.

У Гермионы в голове мигом пронеслись все те моменты, когда Люциус делал с ней что-то, на что можно было бы пожаловаться. Принуждал? Возможно. Использовал силу? Без сомнений. Настаивал? Пользовался положением? Случалось… Но это вовсе не означало, что его нужно за это наказывать. Так казалось Гермионе.

− Он сделал мне предложение. Мы помолвлены, − она показала кольцо — как последний и единственный весомый аргумент. − Я люблю его. Знаете, думаю, можно сказать, что это я его соблазнила. Так что если вдруг встанет выбор между моим исключением и отстранением Люциуса, то…

− Я же сказала, что не собираюсь никого увольнять, так что можешь не сочинять оправдательную речь. Постарайся сделать так, чтобы до конца учебного года об этой ситуации ни узнал больше никто. И... Знай, что ты в любой момент можешь обратиться ко мне за помощью. С любой проблемой, Гермиона, − последние слова МакГонагалл произнесла непривычно мягко.

− Спасибо. Спасибо вам, директор, − Гермиона не сразу нашлась с ответом. — Я могу идти?

− Можешь. И ещё… Передай Люциусу, чтобы он зашёл ко мне.

Торопливо попрощавшись, Гермиона пулей вылетела из кабинета. Люциус, как и обещал, ждал её у самого входа. Пользуясь тем, что коридор был совершенно пуст, она бросилась к нему в объятия.

− Вроде бы всё нормально, − начала Гермиона, после чего вкратце пересказала весь разговор. Люциус выглядел невозмутимым. − Ты что, совсем не переживаешь?!

− Разве нам есть из-за чего волноваться?

− Тебя могли вернуть в Азкабан! И что бы я тогда делала без тебя?

− Я бы не допустил этого.

− Откуда такая уверенность?

− Детка... Я не вернусь в тюрьму. Успокойся. Я буду с тобой. Это понятно?

− Пообещай!

− Обещаю.

Чтобы вы понимали: Гермионе было важно услышать это. Так же, как прошлой ночью ей было важно, чтобы Люциус пообещал не обижать её. Кто-то, глядя на это ребячество со стороны, сказал бы, что бывший Пожиратель Смерти может наплевать на все обещания. Но Гермиона знала, что Люциус так не поступит. Только не с ней.