Белый, красный, черный (гет)

От автора:

Выложенные в интернете истории живут вечно, читаемые в любое время дня и ночи, от одного до другого края Земли. И, кстати, возможно, кто-то читает эти строчки в то же мгновение, что и вы?

Что точно — так это то, что история ничего не стоит, если никто ее не читает и не комментирует. Так что большое спасибо тем, кто читал, оставлял комментарии и ставил лайки! Вы не представляете, насколько это потрясающее чувство знать, что твою историю ценят.

Хочу предупредить: эта глава — как конец некоторых старых книг: остается еще значительное количество страниц, но вас ждет не только история. Потом следуют немного странные благодарности… и сюрприз для самых мечтательных среди вас.

Белый, красный, черный — Эпилог

Метаморфоз

Музыкальное сопровождение: «Building Light» Philippe Briand, Gabriel Saban, Anne-Sophie Versnaeyen — https://youtu.be/lXi8xA1BxZs

..?

— Мама! Мама, ты уезжаешь? Ты же только вернулась!

Оно опять начинается. Почему?

Я знаю этот момент наизусть. Я знаю, что попытка вмешаться ничего не изменит. Я знаю, что она ограничится тем, что улыбнется мне, махнет рукой, не глядя мне в глаза. Потом быстрым шагом уйдет к своему лимузину, держа в руке дорожную сумку. Она сядет на заднее сиденье, исчезнет в дорожном движении.

И на этом всё закончится. Я уже знаю. Я пережил это столько раз — и в мыслях, и во снах.

И, однако, не могу не сделать этого: зову ее с крыльца, с высоты мраморной лестницы. Я слежу за тем, как она неуверенно поворачивается, как бегает ее взгляд. Всего один раз. Еще один раз!

Посмотри на меня. Поговори со мной. Это всё, что мне останется от тебя…

Она разворачивается. Она великолепна в своем белом костюме. Золотистые волосы колыхаются на ветерке, ласкают ее плечи. Взгляд зеленых глаз бродит по гравию аллеи, словно не решаясь подняться на меня. Горло сдавливает — я не могу больше ничего сказать, иначе я разрыдаюсь. Мне не хватает ее. Мне так ее не хватает.

Так сильно!

Ее сумка падает к ногам, и я удивленно вздрагиваю — это что-то новое. Она возвращается к лестнице, поднимается по ней, величественно цокая шпильками. Дойдя до крыльца, она нависает надо мной, и я инстинктивно делаю шаг назад. Я не помню, чтобы она была такой высокой.

Ее взгляд — открытый, нежный — направлен прямо в мои глаза. Я смотрю в ответ, онемевший, захваченный врасплох. Тогда она опускается на одно колено и прижимает меня к себе. Мой подбородок ложится ей на плечо, маленькое, но надежное, успокаивающее. Ее волосы щекочут меня, мягкие и тонкие. Ее аромат обволакивает меня, узнаваемый из тысячи.

Она вздыхает мне на ухо:

— Адриан. Мой Адриан. Мне жаль, я должна уйти. Это важно. Поверь, я предпочла бы всё отменить.

У нее ровный, мелодичный голос. Мои глаза наполняются слезами, когда я сжимаю ее дрожащими руками.

— Тогда останься!

— Я не могу. Мой мальчик, мой маленький. Мой малыш, мой Адриан. Будь уверен, я люблю тебя. Я люблю тебя… И всегда буду любить.

Эта литания слов успокаивает, но звучит странно и необычно знакомо — кажется, она уже говорила мне нечто подобное, но это было очень давно. Ее рука зарывается в мои волосы, удерживает меня, когда она целует меня в шею, а потом в щеку.

— До свидания, — шепчет она.

Она встает и разворачивается. И возникает внезапное ощущение, будто она уносит с собой все мои силы, и я шатаюсь, с трудом держась на ногах. Однако она оставляет мне уверенность, необъяснимую и стойкую. Ощущение, которое укрепляется по мере того, как она удаляется.

Это ее голос, ее запах, ее присутствие. И однако…

И однако!

— …Ты не моя мать.

Сцена слишком реалистична — это не сон и не воспоминание. Это смесь того и другого, это… нечто иное.

— Кто ты?

Стук шпилек замер. Сжав кулаки, я, наконец, набираюсь храбрости поднять голову. Она молча смотрит на меня без всякого выражения, стоя внизу лестницы.

— Ты ведешь себя, как она, говоришь, как она. Но она не обнимала меня в тот день. Она не делала этого уже несколько месяцев. Кто ты?

Она начинает улыбаться, и вдруг становится очевидным: это не моя мать — больше не моя мать. Я никогда не видел ее с таким тоскливым, хотя и нежным выражением.

Она больше не двигается, не говорит. Спустя долгое, долгое мгновение, она просто протягивает ко мне руки, слегка раскрыв их, ладонями к небу. Я чувствую себя обязанным сделать то же самое.

Вначале ничего не происходит. Потом вдруг словно что-то невидимое ласкает мои руки. Что-то легкое, едва ощутимое, словно вуаль. В то же мгновение все мои силы возвращаются, и добавляются новые. Мужество, любовь, нежность, радость — всё это неожиданно и с несравненной мощью. Оно настолько сильное, настолько чистое, настолько истинное, что у меня выступают слезы на глазах.

И от неуместности этого жеста мое сердце подпрыгивает. Дежа вю!

Лувр в огне. Исцеляющие вибриссы. Пара синих глаз без зрачков, но несомненно нежных.

Ты…

Сад, особняк, ее силуэт — всё растворяется во вспышке, уносится порывом ветра. Словно свеча, которую задувают, но вместо темноты вездеприсутствующим становится ослепительный свет.

Кто-то шепчет мне на ухо. Ее присутствие, до тех пор прозрачное, становится вибрирующим. Она парит вокруг меня, во мне. Словно она всегда была здесь, задолго до начала сцены. Можно только поражаться, как я не заметил ее раньше!

— В твоей душе столько грусти. Я просто хотела принести тебе немного счастья.

Но она уже исчезает. Она выскальзывает сквозь пальцы. Постой. Постой!

Ты…

— Позаботься о них, Адриан.

Она испаряется. Мои веки тяжелеют. Я едва успеваю выкрикнуть ее имя, прежде чем провалиться.

Ты…

«…Тикки!»

День +366.

Я вдыхаю, поморщившись. У меня болит всё. Кровать откровенно неудобная…

Сбитый с толку, я с трудом открываю глаза. Не сразу узнаю место. Люди занимают соседние диваны, другие спят прямо на полу, как я, завернувшись в одеяла. Я наполовину выпрямляюсь, растерянный, когда меня останавливает стон рядом. И я, наконец, вспоминаю.

Праздник у Альи. Партия в карты. И…

…Маринетт!

Она здесь, прижавшаяся ко мне. Я глупо улыбаюсь в полумраке: у меня осталось смутное воспоминание о моменте, когда она забралась ко мне под одеяло. Я собираюсь лечь обратно рядом с ней, как вдруг по моей щеке скользит что-то влажное. Слеза. Мое лицо всё в слезах. Я поспешно вытираю их, чувствуя себя неловко. Что со мной происходит?

Прерывисто дыша, я пытаюсь вспомнить. Я знаю, что видел сон. И что он был важным, и напряженным, и немного пугающим тоже, и прежде всего великолепным. Но…

Но… что?

Что-то шевелится на периферии моего зрения. Плагг сидит на подоконнике, спиной к комнате, выглядя полностью погруженным в созерцание того, что находится снаружи. Так он слишком заметен. Не став окликать его, чтобы не разбудить остальных, я выскальзываю из-под одеяла и пробираюсь к нему. Он вздрагивает и оборачивается, почувствовав мое приближение. Его глаза — и изумрудный, и тот, который был ранен, и с тех пор остался белым — чуднó блестят. Черный бархат кожи под его глазами перечеркнут влажной полосой.

Ему тоже снился сон. Я знаю, чувствую.

— Что ты видел? — бормочет он.

— Я… Я не уверен. Но она… она была здесь, а?

Он молча кивает. Его взгляд странно неподвижен, словно он еще не до конца проснулся.

— Почему? Почему сегодня? — едва слышно хриплю я. — Почему так?

— Понятия не имею.

— Но… если она это сделала, значит, это было важно, да?

— Да, это было важно, — хмуро прерывает он меня.

Он снова поворачивается к окну, и я чувствую, что он не хочет об этом говорить — не сейчас. Он выглядит столь же потерянным и ошеломленным, как я. Я облокачиваюсь о подоконник, пытаясь выровнять дыхание. Буря снаружи закончилась. Темное небо даже начинает светлеть, становясь бледно-розовым.

Шелест за спиной заставляет меня вздрогнуть, и я разворачиваюсь, одновременно пытаясь спрятать Плагга. Маринетт в свою очередь села, с растрепанными волосами и помятой одеждой — как и я наверняка. Ее щеки покрыты полосками слез. Покачиваясь, она медленно вытирает их рукавом — методично, одну за другой. Потом шепчет, переводя взгляд с Плагга на меня:

— Вы тоже?

Я молча киваю, в горле стоит ком. Она вздыхает, растерянная. В конце концов, она сбрасывает одеяло, берет свою сумочку и встает.

— Пойдемте.

«Remember Me» Philippe Briand, Gabriel Saban, Anne-Sophie Versnaeyen (беспрерывно) — https://youtu.be/5ggHkopEiQM

Париж неузнаваем. Снег покрыл всё толстым одеялом в двадцать сантиметров, ровным и блестящим. Сейчас нет почти ни одной машины, и только несколько пешеходов, как мы, решились бросить вызов стихиям.

Держась за руки, мы с Маринетт осторожно продвигаемся. Пушистый свежий снег проваливается под нашими ногами, но в некоторых местах он может предательски скрывать покрытую льдом лужу. Мы узнали это на собственном опыте несколько раз: брюки Маринетт промокли от снега после того, как она три раза поскользнулась, а мое правое бедро долго будет помнить последний свободный полет.

— Отсюда это выглядит крайне смешно, — ухмыляется мой квами, надежно спрятавшись в меховом капюшоне Маринетт.

— Заткнись, Плагг. Не всем повезло уметь летать, — ворчу я.

Плагг насмешливо рычит, Маринетт и сама заглушает виноватый смешок. Наконец, в поле зрения появляется улочка, на которой живет Маринетт. У ее дома, как и у остальных, крыша и наружные подоконники завалены снегом, и мне сложно было бы узнать его, если бы он не составлял угол двух больших авеню. Вопреки всему, булочная уже открыта.

— Похоже, у них тоже всё хорошо, — замечает Маринетт со странным облегчением.

Она поспешно толкает дверь булочной, и нас тут же встречает восхитительный запах теплого хлеба одновременно с перезвоном колокольчика. Мадам Чен выходит из подсобного помещения, и вежливое удивление на ее лице сменяется теплой улыбкой.

— О, вы уже пришли? Да вы ранние пташки!

Она собирается поприветствовать меня, когда ее дочь без слов бросается в ее объятия. Вначале удивленная этим явно необычным порывом, Сабин мягко обнимает ее с нежной улыбкой на губах.

— Ну что такое? Вечеринка не удалась?

Маринетт мотает головой, по-прежнему крепко вцепившись в мать.

— Это было суперски. Но я испугалась за вас.

Я озадаченно хмурюсь: она не казалась особенно обеспокоенной во время праздника. Я был недостаточно внимателен? Я так устал, что вчера вечером моментально заснул…

Сабин гладит Маринетт по голове, нежно поправляя вихры в ее волосах.

— Ну-ну. Дом прочный, мы тоже.

Отложив пока вопросы, я растроганно улыбаюсь на эту сцену: Маринетт сейчас почти выше своей матери, но они остаются трогательными.

Из подсобного помещения появляется Том, держа в руках поднос, полный еще теплой выпечки.

— Добрый день, дети! Адриан, целая вечность прошла! Как у тебя дела?

— Плетенки. Сегодня не суббота, но он сделал плетенки, — бормочет Плагг, скрывшийся в моем шарфе. — Попроси у него плетенки!

Я делаю над собой усилие, чтобы не обращать внимания на моего квами и его тон — забавно… слюновыделяющий, и стараюсь ответить, как можно естественнее:

— Отлично, спасибо! А у вас, месье Дюпен?

— Мальчик мой, сколько раз я должен повторять тебе? Том. Не месье, не месье Дюпен, просто Том.

— И Сабин, — добавляет мать Маринетт, доброжелательно улыбаясь мне. — Рада снова тебя видеть, Адриан.

— Я тоже, мад… Сабин.

Том ставит поднос в витрину, потом вытирает испачканные в муке руки, глядя на Маринетт и ее мать, по-прежнему обнимающих друг друга. Он немного удивленно пожимает плечами, но совершенно естественно присоединяется к объятиям.

— Внимание, нагрянул Папа-медведь, — гудит он, крепко обнимая их громадными руками.

Сабин придушенным голосом мягко отчитывает его. Зажатая между ними, Маринетт хихикает в складки своего шарфа. Один только этот смех, похоже, приводит в восхищение ее родителей, которые обмениваются заговорщицким взглядом и продлевают общие нежности еще на несколько дополнительных секунд.

— Как мило. Попроси у них плетенки.

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Сейчас не время, Плагг.

— Я хотела бы отнести всем круассанов, это возможно? — пищит Маринетт, кое-как доставая кошелек из кармана. — Плачу я.

— И с каких это пор? — возмущается ее отец, однако не ослабляя объятий. — Мы дарим. Алья приютила вас на всю ночь, это меньшее, что мы можем сделать.

— Даже если мы сильно подозреваем, что твоя подруга нарочно проигнорировала вчерашние прогнозы погоды, чтобы оставить тебя у себя, — иронично шепчет Сабин. — Но для нас это удовольствие. Первая выпечка будет готова через несколько минут, и в любом случае я сомневаюсь, что сегодня утром будет много покупателей.

Маринетт лучезарно улыбается:

— Спасибо!

Раздается сигнал — вероятно, печи, — и Том неохотно отпускает их, чтобы уйти обратно в подсобку. В окна начинает пробиваться золотистый свет, и Маринетт приходит в голову неожиданная мысль.

— Мам, солнце встает. Мы можем подняться на несколько минут?

— Конечно. Но смотрите осторожно, чтобы не поскользнуться наверху!

Она уходит к Тому в подсобку. Проигнорировав мое вопросительное поднятие бровей, Маринетт берет одну из крошечных булочек, оставленных для дегустации в корзине на прилавке, разламывает ее на два куска и опускает в карман своего анорака. Потом она берет меня за руку и увлекает к лестнице.

— Пошли, быстрее! — выдыхает она, перескакивая через ступеньку.

Войдя в квартиру, она устремляется в свою комнату, взбирается на двухэтажную кровать и открывает люк, чтобы выбраться на террасу. Я нерешительно смотрю на нашу обувь, еще мокрую от снега.

— Ничего страшного, я поменяю белье. Поднимайся!

Тяжело дыша от усилий, она вылезает через люк. Что там такого срочного надо увидеть наверху? Я следую за ней, сбитый с толку.

Оказавшись на террасе, я коротко моргаю, после полумрака квартиры застигнутый врасплох ярким светом. Понемногу глаза привыкают, и от представшего вида я открываю рот: крыши Парижа ослепительно белы, и, поскольку движение всё еще блокировано снегом, царит необычная и даже внушительная тишина. Облака почти полностью исчезли с бледно-голубого неба — такого чистого, каким я редко видел его в Париже. Солнце скоро взойдет, и уже окрашивает золотисто-розовым ореолом часть горизонта.

— …а ведь казалось таким реальным.

Разочарованное бормотание Маринетт приводит меня в себя. Она неподвижно смотрит на пол террасы там, где снег еще ровный и чистый. Она вздыхает, сдаваясь, и ее плечи опускаются. Я встревоженно подхожу к ней и беру за руку.

— Эй… всё хорошо?

Маринетт энергично кивает и сжимает в ответ мою руку, ее глаза блестят. Она тихонько шмыгает.

— Мне… Мне приснился чудной сон. Тебе тоже, не так ли?

Я согласно бормочу.

— Мне сложно вспомнить всё, — продолжает она немного дрожащим голосом. — А ты что видел?

Я сглатываю, застигнутый врасплох. Пытаюсь подумать об этом, но чем больше я стараюсь вспомнить сон, тем больше он расползается.

— Мне приснился особняк и его сад до пожара. И… моя мать. В тот день, когда она ушла. Только она вела себя не так, как в моих воспоминаниях. И на самом деле это в итоге оказалась не моя мать. Я…

Я замолкаю, слишком неуверенный в себе. Я ведь не могу признаться, что видел ее, а?

— Мне приснился тот раз, когда на новый год шел снег, когда я была маленькой, — говорит Маринетт. — Я проснулась на заре, и родители решили отвести меня посмотреть восход. Это было здесь, на этой террасе.

Она указывает пальцем на самый широкий угол террасы, где каждую весну она устраивает плетеную мебель и цветы.

— Кажется, я еще чувствую запах горячего шоколада, который мама налила в термос, — бормочет она. — И даже тепло рук отца, который держал меня на руках, чтобы я лучше увидела зарю. Всё было таким реальным! Вот только, когда солнце начало светить, и когда я стала видеть всё меньше и меньше… Что-то изменилось. Это было словно…

Слеза скатывается по ее щеке. Я немного сильнее сжимаю ее ладонь в своей.

— …словно мои родители уже не были здесь на самом деле… или не были на самом деле собой. Однако в тот момент я не испугалась. Присутствие рядом со мной было просто… другим. И знакомым. Таким знакомым и таким успокаивающим…

Ее слезы текут, и она нетерпеливо вытирает их.

— И был этот голос, который произнес лишь одну фразу. Одну-единственную фразу. «Всё хорошо…» Просто… просто это! «Всё хорошо». Но… но тон, манера говорить — всё слишком походило на…

Она колеблется и ищет мой взгляд. Со сдавленным горлом я мягко целую ее дрожащую руку. Она не осмеливается это произнести — и я тоже.

— Тикки. Это была Тикки.

Мы разом подпрыгиваем. Плагг уселся на соседних перилах. У него серьезный тон, глаза блестят.

— Тикки здесь. Где-то. Я же говорил вам.

Он подлетает, чтобы сесть на наши соединенные руки, как во время нашей встречи в больнице год назад. И с той же горячностью он снова выдыхает:

— Я почувствовал ее присутствие сегодня ночью сильнее, чем когда-либо. И я по-прежнему ее чувствую — едва-едва… но она здесь. Тикки действительно здесь.

Он повторяет это совсем тихо, как лейтмотив. Я сосредотачиваюсь, но, несмотря на усилия, мне больше не удается уловить это присутствие, которое, однако, было таким явным в моем сне. Расстроенный взгляд Маринетт наводит на мысль, что она тоже больше ничего не чувствует. Смирившись, она закрывает глаза, и две новые слезы стекают до подбородка. Я мягко привлекаю ее к себе, и она с всхлипом прижимается ко мне.

Вдалеке встает солнце. Его золотой свет ласкает крыши, заставляет еще сильнее сверкать пока нетронутый снег. Я заворожен этим зрелищем: вопреки странному сну, я чувствую себя умиротворенным, невероятно безмятежным. Я уже не помню, когда со мной такое было в последний раз.

Долгие минуты спустя Маринетт шмыгает и долго вытирает глаза. Когда ее слезы иссякают, она шепчет:

— А тебе… Что она тебе сказала?

Я моргаю. Последняя фраза Тикки, наконец, четко вспоминается, но вдруг звучит в моей голове словно прощание. В последнее мгновение я решаю оставить ее про себя.

— Ничего четкого. В чем я уверен, так это, что она желала мне лишь добра. Это ощущение, это присутствие, это было… Словно счастье в чистом виде.

Маринетт обращает на меня голубые глаза, блестящие и прозрачные в свете зари. Она улыбается — с ностальгией, почти мечтательно. Так же, как когда спала.

— Да… Да, это правда. Именно так. Ее смех тоже производил такой эффект.

Она испускает долгий дрожащий вздох, зарывшись в шарф. Подносит руки к шее — туда, где под одеждой находится шнурок, на котором раньше висел кулон, подаренный Тикки.

— Что это значит, как вы считаете? Почему сегодня ночью, почему так?

— Возможно… Возможно, она просто хотела дать нам знак? — отваживаюсь я. — Успокоить нас, сказать нам, что она по-своему присматривает за нами?

Маринетт кивает и ждет мнения Плагга. Но тот, вернувшись на мое плечо, остается молчаливым и задумчивым.

— Наверняка, — смирившимся тоном продолжает Маринетт. — «Всё будет хорошо»… Она говорила мне это, когда хотела, чтобы Ледибаг двигалась вперед. Надо думать, у нас на самом деле нет выбора, а?

Она обменивается с Плаггом понимающим взглядом, потом он бормочет:

— Жизнь продолжается, Носительница Света.

— Она всегда продолжается, эта сволочь, — будто рефлекторно добавляет она.

Они обмениваются усмешкой, явно находясь на одной волне. Тогда она достает из кармана кусок крошечной булки, взятой в магазине. Плагг издает довольный писк, когда она протягивает его ему. Я смеюсь:

— Так это и есть знаменитые плетенки?

Маринетт улыбается:

— Последняя из его слабостей. Очень эффективна, когда хочешь его приглушить.

Плагг, слишком занятый пережевыванием щедрого куска, ограничивается тем, что посылает нам раздраженный взгляд. Я фыркаю.

— Мне многое надо наверстать, да?

Я щекочу ему голову кончиком пальца, и Плагг счастливо мурлычет, как раньше. Растроганная, Маринетт берет меня за руку.

— Не беспокойся, Котенок. Всегда будет только один Черный Кот, и это не я.

— Однако я уверен, черный будет тебе к лицу, — лукаво выдыхаю я.

— Правда? Понятия не имею…

То, что началось, как шутка, вдруг вызывает у нее озабоченность. Она устало качает головой:

— Даже если бы я могла снова стать Носительницей, не уверена, что хотела бы. Это всё в прошлом.

Она определенно намекает на свою общность с Носителями Звезды прошлого. Она уже рассказывала мне о полном симбиозе с их памятью во время высшей трансформации и о душераздирающем ощущении их потери потом.

Не дожидаясь моего ответа, она осторожно подходит к другому краю террасы, рукавом смахивает снег с перил и облокачивается на них. Плагг проглатывает плетенку и подмигивает мне белым глазом, по-прежнему пересеченным едва заметным шрамом. Беспечно подлетев, он садится на плечо Маринетт и, мурлыча, заворачивается в полу ее белого шарфа.

С тяжелым сердцем я тоже облокачиваюсь о перила и погружаюсь в молчаливое созерцание встающего солнца. После долгого мгновения нерешительности, Маринетт расцепляет руки и, прерывисто дыша, берет мою ладонь. Без колебаний я подношу ее руку к губам и деликатно целую. Когда я краем глаза проверяю ее реакцию, у нее розовые щеки и бесконечно нежная, благодарная улыбка.

Мы смотрим на сверкающий город. Белоснежные крыши насколько хватает глаз вдруг кажутся мне будто приглашением устремиться вперед, бежать прямо к горизонту, без какой-либо иной цели, кроме чувства свободы. В душе взметается волна: я не знаю, исцелится ли Плагг когда-нибудь полностью, или почувствую ли я себя способным спустя всё это время вновь надеть костюм Черного Кота. Мне его не хватает, но зачем, если я буду один?

Я не знаю, из чего будет состоять завтрашний день. Я не знаю, согласится ли Нууру когда-нибудь рассказать о годах, проведенных с моими родителями. Я мечтаю иногда отправиться куда глаза глядят, пройти тем же маршрутом, что моя мать во время своих путешествий, и, возможно, даже однажды… вновь ее встретить. Но, когда я освобожусь от контроля Совета, осмелюсь ли я на самом деле устремиться по ее следам? Захочет ли она тогда объяснить мне свой выбор — вспомнит ли она вообще обо мне? Хочу ли я на самом деле знать?

Маринетт снова шмыгает. Плагг что-то бормочет, и она издает задушенный смешок. Потом она продвигается вдоль перил, пока не прижимается ко мне. Я обнимаю ее, чувствуя себя на седьмом небе.

В конце концов, неважно, что нас ждет. Мне никто не нужен, чтобы знать, что я должен делать здесь и сейчас — рядом с моим квами, рядом с моей Леди.

«Позаботься о них, Адриан».

Да, Тикки. Обещаю. Можешь рассчитывать на меня.

Благодарности и кое-что еще

Написано 29.02.2020 во время беспрерывного слушания «Building Light» — Филиппа Бриана, Габриэля Сабана, Анны-Софи Вернаэйэн: https://youtu.be/lXi8xA1BxZs

Приключение «Белый, красный, черный» началось 10 ноября 2017 года. Оно нагрянуло во время слушания «Hurt like Hell» Флёри Прологом и драматическим импульсом, причем его сценарий должен был оставаться в пределах простого сонгфика. У меня возникло неожиданное и непреодолимое желание описать личное чувство: траур, грусть, которая его сопровождает, эмоции, которые возвращаются каждый год в одно время.

Простое «описать» превратилось в «написать». Сегодня сонгфик — изначально мини, который разросся на много глав — официально заканчивается спустя два года, три месяца и несколько дней работы. БКЧ не только находит удовольствие в сплине, отчаянии и сожалении; БКЧ — это ответ: яркий, сложный и трудно формулируемый, но полный надежды, в который я хочу верить, день за днем.

То, что я чувствую сейчас, за несколько часов перед последней выкладкой, едва описуемо. Есть гордость за то, что я довела свою идею до конца; облегчение, что я, наконец, закончила выкладки и долгие часы форматирования; небольшое разочарование, связанное с возвращением в забвение и равнодушие; вопрос о том, что дальше. Радость встретить в комментариях чудесных воодушевленных людей. Счастье от того, что я смогла заинтересовать читателей и увлечь их в свое путешествие.

Но особенно, особенно, страх и грусть от мысли о том, что надо перевернуть страницу. Мне становится плохо, как если бы я должна была расстаться с кем-то, не зная наверняка, что снова когда-нибудь его встречу.

Постепенно для меня стало очевидным: не попрощавшись как следует, невозможно перейти к другому проекту. И мне захотелось сделать это с большой помпой и по всем правилам искусства.

Те, кто удовлетворены этим окончанием истории, могут остановиться здесь. Я низко кланяюсь вам и благодарю за ваши возможные последние отзывы. В надежде вскоре снова встретиться с вами в моих будущих проектах, желаю вам хорошего дня и чудесной жизни!

То, что следует дальше, адресовано тем, кто как я, не хотят еще перевернуть страницу, закрыть книгу и переключиться на другое.

То, что следует дальше — благодарности… и, возможно, кое-что еще? — адресовано таким же, как я, мечтателям…

Месье Тома Астрюку…

(а также его семье, коллегам и всем тем, кто прямо или косвенно поспособствовал разработке «Чудесной Ледибаг»)

Месье,

Весьма маловероятно, что вы когда-нибудь прочитаете эти строчки, но неважно. Я всем сердцем желаю, чтобы вы изо дня в день всегда знали о той страсти, что вы внушили вашим произведением и вашим трудом, о вдохновении, которое вы подарили всем тем, кому повезло открыть и оценить «Чудесную Ледибаг». Конечно, в фандоме не всё всегда в розовом свете. Конечно, каждое художественное, сценарное или коммерческое решение может стать предметом споров и вызвать как конструктивные замечания, так и злую и абсолютно беспричинную критику. Но в том, что касается меня, вы сформировали мою юность своим мультсериалом. Вы заставили меня размышлять, и ваше произведение помогло мне развить мое перо: оно позволило мне пойти гораздо дальше, чем я могла бы подумать, когда начинала смотреть серии «Чудесной Ледибаг».

Я желаю вам идти вперед, вопреки всему, и продолжать создавать и воплощать в жизнь свои идеи. Я желаю вам чудеснейшего вдохновения, много мужества и выражаю вам громадное СПАСИБО.

Алье

Привет, девочка моя. Как ты знаешь, БКЧ пришло ко мне однажды мрачным вечером, когда я слушала «Hurt Like Hell». Это был довольно серый период, отмеченный тенями терактов в Париже и днями памяти по ним. Период, когда я только что прошла через сложный профессиональный опыт, который стал причиной моих собственных потерь. Думаю, в наших персонажах есть немного от нас, писателей, и в любом сценарии, что мы можем создать, есть немного нашей истории. И я знаю, что в твоих реакциях, твоих слабостях, твоей импульсивности, как и в твоей человечности есть черты той личности, которой я хотела бы быть в повседневной жизни перед моими проблемами. Поэтому спасибо, что с такой искренностью взяла на себя не такую легкую роль. Твоя история не закончена, как и моя, и мы обе повзрослеем. Догадываюсь, что ты останешься напористой, но, несмотря ни на что, постарайся позаботиться о себе и о тех, кто тебя окружает! Мне не терпится увидеть, какой ты станешь.

Нино

Йо, приятель. У нас не было много времени пообщаться в БКЧ, но ты всегда отзывался, верный своему делу, когда надо было подать реплику колеблющемуся Адриану или окутать заботой строптивую Алью. Я надеюсь однажды дать тебе роль немного более содержательную, чем просто хорошего друга. Я знаю, ты исполнишь ее с простотой, которая граничит с пофигизмом — и я обожаю это. Держись за Алью, старик, она быстро бегает и за ней сложно следовать, но она всегда будет возвращаться к тебе.

Натали Санкёр

В ту эпоху, когда родился БКЧ, в сценарии канона у вас было очень мало места, и это отразилось в моей вселенной. Простите, что заставила вас исчезнуть, однако мне нравилась связь, которая была у вас с Адрианом за кулисами БКЧ — в первую очередь защитницы. Даже если меня немного пугает то, чем оборачивается ваша роль во вселенной канона, мне по-прежнему любопытно, и я желаю вам «развития персонажа» в соответствии с ожиданиями фанатов.

Месье Г.

Месье, вы не слишком болтливы! Я сто раз благословила серию «Обливио» за то, что, наконец, появилось касающееся вас имя — даже если это оказалась всего лишь одна буква. Это уже чудеснее всего, что до сих пор могли предложить в фандоме, и гораздо проще использовать в серьезном фанфике. Спасибо за ваше участие в жизни Адриана и Маринетт в последних главах. Надеюсь однажды достойно вознаградить вашу преданность.

Лиле Росси

Спасибо, что осталась заточенной в своей комнате. Я не осмеливаюсь представить Париж-Пиксель, если бы там присутствовала ты со своим макиавеллизмом. Но, учитывая, что ты, вероятно, будущая XXXXXXXX во вселенной канона «Чудесной Ледибаг», это только справедливо, правда?

Jabb, моему другу-дракону…

Надеюсь, однажды ты доберешься до этих строчек. Я желаю всем сердцем, чтобы эта история смогла тебя развлечь. У основного произведения есть свои границы, это правда, так что я скрещиваю пальцы, чтобы завоевать тебя моим собственным альтернативным видением! В любом случае, ты уже в личных сообщениях завалил меня отзывами-простынями… Спасибо за твои анализы, положительные или колкие, но всегда тщательные, всегда драгоценные. Удачного продолжения твоим проектам, и попутного тебе ветра, мой друг, пусть он несет тебя быстро и далеко!

Габриэлю Агресту

Месье, я не буду распространяться насчет того, что я думаю о поведении вашего альтер эго в официальном сериале — я рискую быть грубой. Но я признаю, по крайней мере, одну пользу от ваших злоупотреблений: ваше поведение заставило меня задать себе правильные вопросы и создать для БКЧ предысторию, соответствующую вашим действиям в первом сезоне. Результат в БКЧ для меня столь реален, что я уже не могу принять иную альтернативу. Я не говорю, что одобряю ваши действия, но я их понимаю. Вам, конечно, не повезло, но после у вас был выбор, и вы его сделали. Отныне это записано, зафиксировано. Тем не менее я благодарю вас за ваш последний поступок по отношению к Адриану в БКЧ. Каким бы болезненным и могущим отразиться на жизни вашего сына он ни был, я обеспечу, чтобы впредь он помог ему идти вперед с высоко поднятой головой, чего бы то ни стоило.

Vanamonde, моему верному библиотекарю…

Дорогая, ты на расстоянии пережила стресс и восторг создания БКЧ, когда мы вместе переводили наши знаменитые Bloody Cross Chronicles. Мне понравилось в прошлом году давать тебе читать БКЧ до выкладки, но отдаешь ли ты себе отчет, настолько история с тех пор отшлифовалась? В любом случае, мне понравилось открывать — или заново открывать — серии «Чудесной Ледибаг» вместе с тобой. Надеюсь, БКЧ смог захватить тебя от начала до конца, мой любимый неутомимый библиотекарь. И — пожалуйста, прости меня — я продолжаю надеяться, что однажды ты напишешь мне в личном сообщении, что уже перевела три первые главы БКЧ, так же как в самом начале нашей истории ты оказала мне честь с BCC (смех). Знаю-знаю, ты привела мне свои доводы, и я принимаю их. Но помечтать-то можно? Я обожаю тебя, дорогая. Желаю тебе жить счастливо и иметь много книг, а также однажды суметь забраться в волшебную библиотеку, которая тебя удовлетворит, или хотя бы в медиатеку, которая оценит твои таланты.

Эмили Агрест

Первое слово, которое приходит ко мне каждый раз — это… «Спасибо». Когда началась работа над БКЧ, вы были лишь тенью за несколькими репликами, элемент прошлого, молчаливый силуэт, даже не предполагающий кастинга. Но вы появились без предупреждения, и ваше возникновение в арке «Истоки» было, по-моему, самым вдохновляющим и заметным моментом в моей маленькой авторской жизни. Вы придали предыстории глубину и эмоции, которые два года назад я не считала возможными. Без вас сегодня не было бы БКЧ, и Адриана тоже. Прошу вас великодушно простить меня за всё, через что я заставила вас пройти. Я позабочусь, чтобы ваш сын вырос, гордясь такой матерью, как вы.

Надеюсь, вы обрели мир.

SilverPanthomD…

Сил, моя Сил. Моя красавица, моя бета. Моя сестренка по сердцу и по перу…

Наш путь был долог — с того знаменитого вечера, когда я представила тебе странный и неожиданный Пролог, выводящий на сцену неких Черного Кота и Ледибаг, которых ты даже не знала. Таким образом БКЧ формировал два года нашей прекрасной дружбы, между летним зноем террас Болоньи и теплом диванчиков парижских кафе… Ты не знаешь, насколько я благодарна тебе за всё это. БКЧ был одной из моих самых прекрасных проб пера, одной из самых напряженных и одной из самых быстрых. Но я прекрасно знаю, что он никогда не существовал бы без тебя. Он никогда не был бы столь успешным без твоего взгляда и твоих комментариев. О, эта история еще долго будет расти, как и мы. Но когда я вижу, какие усилия ты прилагаешь в профессиональных планах и с еще немного дилетантским пером, у меня возникает впечатление, что я вижу себя в том же возрасте — у-у-у, можно подумать старушка тут мелет чушь (смех). В общем, короче. Я от всего сердца желаю, чтобы твое перо однажды определилось, и ты смогла очертя голову броситься в собственные писательские планы. И я надеюсь, что смогу тогда поддержать тебя так же, как ты поддерживала меня. Я молюсь, чтобы, несмотря на непредвиденные обстоятельства, случающиеся в жизни, мы могли продолжать общаться, писать друг другу, обмениваться мнениями, снова и снова. Я молюсь, чтобы это продолжалось как можно дольше.

Я обожаю тебя, моя красавица.

Алеку и Северине, моим второстепенным оригинальным персонажам

Спасибо за ваш профессионализм. Уходя, оставьте визитку на приеме, окей? Никогда не знаешь.

...сygne, переводчице русской версии "Белого, красного, черного"...

Благодаря писательству случаются прекрасные встречи — и прекрасные сюрпризы тоже. Новость, что БКЧ, возможно, будет переведен — один из таких сюрпризов. Уже второй раз одна из моих историй переводится, и вначале — всегда одна и та же смесь возбуждения и страха. Дорогая cygne, когда ты пришла просить у меня разрешения на перевод БКЧ на русский, я почувствовала одновременно гордость и тревогу, как мать, которая готовится отпустить своего ребенка на школьную экскурсию в далекую незнакомую страну: а вдруг БКЧ вернется из нее изменившимся? А вдруг перевод будет некачественный, а вдруг переводчик не отнесется к делу серьезно? А вдруг история будет там плохо принята читателями? Видеть мою историю переведенной — это видеть, как она окончательно ускользает из-под моего контроля, и растет, и развивается, и покидает меня, на радость и на горе.

К счастью, всё прошло хорошо. И я с постоянно обновляющимся счастьем смогла прочитать комментарии читателей, которые ты, cygne, мне любезно переводила. Теперь «мои» двое героев сияют на другом конце Земли, прочитанные и оцененные читателями, которые не говорят на моем языке, но которые разделяют со мной это увлечение. Это бесценный подарок, cygne, и я благодарю тебя.

Надеюсь, что однажды мы снова сможем сотрудничать. Желаю тебе всего наилучшего для дальнейшей работы, дорогая cygne, и пользуюсь случаем, чтобы поприветствовать тех, кто читал и комментировал перевод БКЧ. ОГРОМНОЕ СПАСИБО!!!

Рипост, Климатике и Леди Вайфай, моим любимым «плохим девочкам».

Девочки, вы замечательно справились с вашими ролями крутых свободных электронов в маленькой банде Новых Героев. Мне очень понравилось вводить вас в действие рядом с моей Ледибаг — какое чувство долга, какая мощь, какой блеск! И было удовольствием видеть в диалогах вашу динамику игры. Я спрашиваю себя, могли ли вы так же прийти к взаимопониманию в повседневной жизни… Но надо еще, чтобы вы пересеклись! Предложения?

Мастеру Фу

Вы были краеугольным камнем всего этого проекта. Ничто не было бы возможным без вас — ни резкое взросление Ледибаг и Черного Кота, вынужденных сражаться со своим учителем, ни великолепное возвращение Новых Героев, ни даже изложение скорбной предыстории Агрестов. И за всё это — спасибо. Я хотела дать вам прошлое, в котором был бы смысл, но думаю, моя идея превзошла нас обоих. Я воздаю должное вашей самоотверженности, длинной почти в два века, вашим ошибкам, которые сформировали вас и которые делают вас, по-моему, более человечным и понятным, чем когда-либо. Вы тоже сделали свой выбор, и понадобится несколько целых фанфиков, чтобы исследовать всю вселенную, которую вы едва обозначили для нас в БКЧ. Я немного сожалею о недостатке сложности вашего персонажа во вселенной канона, однако мы можем признать, что он был глубоко человечным и обаятельным, как и ваш альтер эго в БКЧ.

Я позабочусь о ваших учениках, и они станут взрослыми, которыми вы будете гордиться. И могу вам поклясться, что, где бы они ни были и кем бы отныне ни стали, ваши дети свободны, как никогда. Так что пребудьте в мире, Мастер Фу.

Нууру

Спи, маленький ангел, и пусть тебе снятся хорошие сны. Ты сполна это заслужил. Мы будем рядом, когда ты проснешься, чтобы увидеть твою улыбку.

Тикки

Я тоже позабочусь о них. Обещаю.

Плаггу

Спасибо за твои находчивые реплики, всегда идеальные, чтобы служить «разрядкой смехом». Спасибо… И прости за всё остальное.

Адриану

Здравствуй, мой хороший.

Я прекрасно помню тот момент, когда ты, кого я считала поверхностной моделью и несерьезным, бестактным супергероем, олицетворением сомнительного желания соблазнять юных представительниц слабого пола своими кошачьими ушами и кожаным костюмом (моя первая реакция на тебя: «WTF?! Это полное дно… Да еще и французское?!»), ты стал… тобой, просто тобой. Несчастный мальчик, но исполненный доброй воли, сердцеед по природе, но такой славный. Любовь с первого взгляда! (впрочем, я не единственная, кто сломался в этот момент, хи-хи…)

Какой путь ты с тех пор прошел. Мне безумно понравилось вывести все твои грани и этапы развития: забавный и боевитый друг; напарник, смирившийся с преждевременным уходом; подросток, влюбленный в свою героиню; ребенок, ищущий своего отца и который в итоге обнаружит слишком многое… до ответственного молодого человека в процессе становления, которому еще сложно определить собственные роли, но который решительно остается оптимистичным и восприимчивым.

И мне безумно понравилось показывать в БКЧ, что через все эти грани ты мог, несмотря ни на что, остаться верным своей напарнице, внимательным к ее счастью, порой в ущерб своему. Что ты хочешь, я тоже после тридцати всё еще мечтаю о прекрасном принце…

Прости, что заставила тебя плакать. Прости, что дала тебе это прошлое, полное смысла, но в то же время такое суровое. Прости, что ранила тебя. Прости, что почти убила тебя несколько раз. И спасибо, что ты поднимался каждый раз более человечный и более привлекательный, каждый раз более сильный.

Я горжусь тобой, горжусь тем, что ты уже совершил. Тебе остается столько еще сделать и узнать, но я уверена, что ты сумеешь справиться. Постарайся, однако, позаботиться о себе, мой хороший, поскольку Плагг прав: там никто не сделает это вместо тебя. А если ты останешься без сил, кто тогда присмотрит за твоей Леди? (на самом деле, вопрос даже не рассматривается, мы оба это знаем. Если ты останешься без сил, твоя Леди придет, чтобы помочь тебе встать!)

Короче, оставайся искренним и верным себе, Котенок. Продолжай заставлять нас пускать слюнки своими фотосессиями и своими манерами соблазнителя — Эмили бы гордилась — и продолжай заставлять нас таять от счастья своими броскими репликами и нежными жестами.

Даже если я прекрасно себе это представляю, мне не терпится увидеть, каким ты станешь через год, через пять лет, через десять лет. Черный Кот однажды — Черный Кот всегда, не так ли? Ты тоже — без маски, без костюма остаешься моим героем.

Спасибо, мой хороший. И попутного ветра.

Маринетт

О, моя красавица… Здравствуй. Наша очередь, не так ли? Но мне столько надо тебе сказать… И я даже не знаю, с чего начать…

Думаю, мы не слишком похожи. Разве что в одной детали: один милый блондин тоже украл мое сердце одним словом, одним жестом. Даже годы спустя, когда я думала, что забыла его, достаточно увидеть фотографию или встретить его на улице, чтобы у меня скрутило желудок и пропал голос. Так что когда я вижу, как твое альтер эго в официальном сериале разрабатывает головоломные планы, чтобы понравиться своей любви с первого взгляда, это раздражает меня, но одновременно я ее понимаю. О да, как я ее понимаю…

Только что я говорила Алье, что писатели вкладывают немного себя и собственной истории в своих персонажей, и в отношении тебя это даже слишком справедливо. Но вначале БКЧ должен был стать лишь сонгфиком, в котором я использовала гипотетическое горе твоего напарника, чтобы выразить собственные эмоции… Моя красавица, я сожалею обо всем, что заставила тебя пережить. О Тикки, о твоих ранах. О повседневной боли, и о потере дорогого существа, и о мимолетном, но повторяющемся ощущении полной потери контакта с твоим окружением.

Но к счастью, тебе и твоей вселенной пришлось лишь вытерпеть моих демонов и дождаться конца грозы. Вы их развили, возвысили, изгнали. Вы дали им смысл, и в течение глав ты позволила мне написать ответ, который я, возможно, никогда не сумела бы сформулировать одна. Осталось теперь выучить урок, который ты высказываешь между строк в эпилоге, и повторять его, как ты, день за днем.

Я смотрю на твое альтер эго в конце третьего сезона, который представляет ее одновременно смирившейся, но оптимистичной, несмотря ни на что — интересный урок жизни в сериале «для детей». И я смотрю на тебя в БКЧ… Какие вы большие, какие вы прекрасные, каждая по-своему! И подумать только, что это лишь начало…

Ты была великолепна в роли Ледибаг — одна у руля, но с большей, чем когда-либо, решимостью вести бой. Ты, как у Данте, однажды вечером пришла ко мне без предупреждения, год спустя после начала БКЧ, во всей красе своей высшей формы, великолепная и пугающая, носительница одного из самых амбициозных и эпичных поворотов, что я когда-либо осмеливалась вообразить. Я была взбудоражена идеей устроить тебе встречу с прошлыми Носителями Звезды! И встревожена, когда описывала твое последнее сражение! И в слезах рядом с тобой в больнице, когда ты понимала, что…

О, моя красавица. Прости.

Прости и спасибо. Спасибо за твои слабости и твои силы, спасибо за твои слезы и за твой смех, спасибо за твою неуклюжесть влюбленной девочки и твою воинственность сложившейся героини. Спасибо, что была со мной эти два года, три месяца и несколько дней. Теперь я буду напрасно пытаться заснуть, потому что я буду скучать по тебе. Как по подруге, как по сестре, как по дочери, которую я должна отпустить и позволить взрослеть вдали от меня.

Мне тебя уже не хватает.

И наконец, Ледибаг и Черному Коту, моим двум героям…

Мое перо столь же плодовито, сколь ограничено, так что оно всегда возвращается к простой модели, эффективной и бесконечно склоняемой: два персонажа, столь же различные в некоторых аспектах, сколь похожие в других, объединенные перед лицом врага, сражающиеся против всех. Так что можно догадаться, что когда папаша Астрюк выпустил ваш любовный квадрат, мои голубки, было просто НЕ-ИЗ-БЕЖ-НО, что я дополню его фанфиком на 450 страниц!

Что сказать вам еще, что я уже не сказала каждому в отдельности? Вы потрясающие и поразительные. Вы в одиночку объединяете целые поколения. Ваш фандом изобилует изобретательностью, а ваша вселенная представляет одновременно столько жанров, что просто счастье погрузиться в нее и потеряться там, даже по прошествии нескольких лет.

Однако за пределами ваших подобий официального сериала, солнечных и милых, но регулярно заставляющих нас приплясывать от нетерпения, я счастлива, что смогла создать в БКЧ ваши более богатые нюансами альтер эго. Мне безумно понравилось шлифовать ваши диалоги, каждую из ваших маленьких нежных перепалок, вплоть до малейшей игривой реплики (Черный Кот спасибо за помощь в «кошачьих каламбурах» и прочей игре слов, это было настоящей головоломкой).

Спасибо за вашу взаимопомощь в сценах сражения, писать которые было таким наслаждением. Спасибо за тот столь нежный и отчаянный момент во дворе Мастера Фу. Вы замечательно воплотили то, что я требовала от вас.

Спасибо за ваши постоянные импровизации, вроде того момента в супермаркете, или ваши признания под снегом перед тем как отправиться в Париж-Пиксель. Почему в эти моменты мне казалось, что это настолько само собой разумеется между вами?

Спасибо за вашу ссору, какой бы короткой и резкой она ни была, такую сильную, что она вызвала у меня слезы. Спасибо за ваши взаимные жертвы друг ради друга, человечные сердцем, супергерои в душе.

Спасибо за поцелуи и объятия, которые мне казались такими неловкими и, однако, такими настоящими.

Спасибо за то, что стали парой, которую я неустанно создаю каждый день — этот незаметный, но очевидный симбиоз, в котором нет ни лидера, ни того, кто следует, но естественное чередование ролей и алхимия каждого мгновения. Вы еще всего лишь в полулегком весе, как сказал один квами, и мне не терпится вообразить множество вариантов вашего совместного будущего. Но во всех этих альтернативных вариантах, каноничных или нет…

Я желаю вам независимости и следования за личными мечтами, как и взаимного доверия и неиссякаемого мужества, чтобы укреплять то, что всегда вас объединяло. Я желаю вам не только смотреть друг на друга, но и смотреть в одном направлении, поскольку именно это значит любить(1). Во всяком случае, это то, во что я верю.

Но я не беспокоюсь: смотреть в одном направлении — это то, что вы с самого начала часто делали под масками. Теперь только остается вместе идти вперед. И какое прекрасное обещание вы нам даете в эпилоге…

До свидания, мои герои, поскольку однажды надо все-таки остановиться и перевернуть страницу.

До свидания, и до скорого!

Elenthya.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

О. Вы еще здесь? Это конец, знаете? Титры прошли.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Как это «нет»? Очень даже да!

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Ладно.

Предупреждение: тем, кто не любит сцены после титров, просьба остановиться здесь.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Я сказала: те, кто не любит оставаться неудовлетворенными: брысь!

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Всё в порядке?

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Вы уверены? Ладно.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Что ж, для тех, кто дошел досюда И кто не боится необходимости включить воображение, вот два небольших разоблачения для размышлений.

Первое: поздравляю, вы действительно закончили «Белый, Красный, Черный».

Да, да.

Тем не менее знайте, что…

«Белый, Красный, Черный» содержит секрет. Маленькую деталь, милую уловку, спрятанную между строк. Короче, песчинку в колесе.

Да-да, самые заинтересованные могут перечитать весь фанфик, возможно, это поможет.

Секрет мог бы отозваться и многое изменить в будущем тех…

Ах да, смотрите-ка, второе маленькое разоблачение.

Музыкальное сопровождение: «Life Chronicles» — Audiomachine (беспрерывно)

https://youtu.be/ItxR_YTL-2E

День +366.

— О. Как мило, — бормочу я с намеренным сарказмом.

— Вот и всё. Потерянный выводок, наконец, объединился…

Я бросаю на нее разочарованный взгляд. Сидя на корточках в тени дымохода, она внимательно разглядывает террасу вдали.

— Ты говоришь об объединившемся выводке, — шиплю я. — Два квами, искалеченных и неспособных чувствовать надвигающееся, третий умерший, а остальные бесследно исчезнувшие. Не слишком блестяще.

Она мотает головой, словно отряхиваясь, и ее деревянные украшения тихо постукивают. Буря этой ночью была суровой: ее кожа усеяна синяками, а по-прежнему мокрый мех накидки жалко выглядит.

— Так происходит, когда вожак стаи больше не обладает нужными способностями, — мрачно заявляет она. — Пусть он обретет мир в своей старости. Фу давным-давно должен был отказаться от роли альфы.

Я пожимаю плечами, отчего в моих волосах звенят нефритовые перья — для меня, обычно носящего короткие волосы, по-прежнему немного неудобно чувствовать, как эта грива оттягивает затылок.

— Долго ты будешь продолжать свои метафоры про стаю, Мононокэ(2)?

— Перестань меня так называть, Оперенный. Ты меня утомляешь.

— Ха-ха! Ты так говоришь, но я знаю, ты меня обожаешь.

Вместо ответа она бросает на меня холодный взгляд. Ее янтарные глаза сверкают в тени мехов и раскрашенной черным маски. Ей не надо показывать клыки, чтобы вызвать у меня дрожь, и я осторожно отвожу взгляд.

— Теперь, когда он вернулся в Париж, что будем делать?

Она, наконец, перестает сверлить меня взглядом, и мне невольно становится легче дышать.

— Данные нам распоряжения ясны: мы потихоньку присматриваем за обоими. Но поскольку они даже не отреагировали на сражение этой ночью, можно считать их в окончательной отставке.

Я наблюдаю за парочкой. Не подозревая о том, что затевается, они по-прежнему стоят, обнявшись, наслаждаясь восходом солнца.

— Но никогда не знаешь. Особенно с Адрианом Агрестом, — добавляет она.

— Да? Он всего лишь волчонок, — шучу я, с невинной миной подражая тяге к волчьим метафорам моей нынешней напарницы.

— Волчонок, который еще не закончил расти, — холодно поправляет она. — И который располагает единственным еще более-менее компетентным квами. Мы знаем, какой вред может нанести Мотылек, даже изолированный.

Я снова пожимаю плечами, сбитый с толку.

— Нда-а… Пока что мне это кажется маловероятным. Думаешь, Адриан когда-нибудь вспомнит, что произошло на самом деле?

Она теряется, выглядя искренне удивленной моим вопросом. Снова смотрит на того, о ком речь.

— Не вижу, как это могло бы произойти, — наконец, заявляет она. — Я уже год наблюдаю за ним, и он не выказал ни малейших подозрений насчет своих родителей. Для него всё это — старая история. И так лучше.

С этими словами она встает и поправляет густой мех, который покрывает ее голову и голые плечи. Когда она удаляется по крышам, я бормочу:

— Знаешь, думаю, в глубине души она сожалеет, что не смогла вмешаться в прошлом году.

— Это было доказательством мудрости. И именно поэтому она командует.

Я покидаю свой насест, чтобы последовать за ней. Начинается день, самое время для нас трансформироваться. Изнуренный, я вздыхаю: зима в этом городе решительно слишком холодная, быстрее бы нас отозвали!

— Короче, — ворчу я, с наслаждением потягиваясь. — Это дело полностью закончено.

— Или же это было лишь неудачное начало?

Удивленный, я прерываю потягивания и смотрю на напарницу. Выражение ее лица ни холодное, ни подозрительное, просто задумчивое. Хотя она старше меня, она кажется такой хрупкой и уязвимой, стоя голыми ногами в снегу, что вызывает во мне чудную нежность. Я сопротивляюсь желанию — плохая идея — похлопать ее по плечу.

— Думаешь о Божьей Коровке? — осторожно спрашиваю я. — Учитывая состояние ее Носительницы, без надлежащей помощи она никогда не появится вновь.

— Я в этом не так уверена…

Она останавливается и с закрытыми глазами втягивает ледяной воздух.

— Ее балансир Черный Кот по-прежнему жив. А Божьи Коровки всегда возрождаются весной, так что — кто знает? Не является ли это великолепным посланием для всех нас?

Я столбенею. Наконец, она поднимает веки, на которые наложен воинственный грим, и ее янтарные глаза беззлобно смотрят на меня, вопрошающие. Я переступаю с ноги на ногу, поглаживая предплечья, заключенные в дерево и перья.

Когда она не убивает меня взглядом, она действительно прекрасна.

— Понятия не имею, Рина. Я никогда об этом не думал.

Ее улыбка становится слегка лукавой, на раскрашенных щеках появляются ямочки.

— При том, что ты уже год сопровождаешь эту девочку? Ты ужасно плохо врешь, Ал.

Она обнажает копье, украшенное амулетами из дерева и кости.

— Я возвращаюсь. Попутного ветра, Оперенный.

Она уходит, как вихрь, быстрая, как молния. Устанавливает копье и отталкивается на соседнюю крышу. Исчезает среди дымоходов, окаймленных снегом, скоро став незаметной, благодаря бело-серым мехам.

Я возвращаюсь обратно. Сев на корточки на краю черепичной крыши, остерегаясь показываться — что довольно непросто, учитывая мои яркие цвета, — я осторожно изучаю террасу. Наша влюбленная пара не пошевелилась.

Я колеблюсь еще несколько мгновений, потом тщательно проверяю окрестности — на случай, если вдруг Рина вернулась. Наконец, достаю из сумки мобильник, делаю максимальное приближение и фотографирую террасу, после чего с колотящимся сердцем съеживаюсь за дымоходом. Двое подростков на снимке невероятно трогательны. К Маринетт вернулся здоровый цвет лица, а Адриан даже демонстрирует сияющую улыбку, которая не имеет ничего общего с профессиональными, но искусственными улыбками его последних фотосессий.

Хорошо.

Я набираю подробное сообщение, а потом качаю головой и стираю его, чтобы написать другое, более лаконичное. Потом я удаляю и его тоже. Наконец, я решаю присоединить фотографию к письму с простыми приветствиями. Не думая больше, я отправляю сообщение. Снимок скажет сам за себя, так?

И что бы ни говорила наша наставница… Я знаю, это доставит ей удовольствие.

«Сообщение отправлено».

Музыкальное сопровождение: «Metamorphosis», par Julien Journet

https://youtu.be/aeQNha-FE1s

Забытый в полумраке мобильник коротко вибрирует, а потом сдержанно мигает цветной вспышкой, что означает ожидающее сообщение. Короткий огонек едва освещает кучу карт, писем, фотографий и рисунков, которые загромождают стол.

Поток воздуха врывается через окно, колыхая жалюзи из раскрашенного дерева. Снаружи солнце начало спускаться за горизонт. По высоким травам холма пробегают колыхания света, а мглистое небо окрашивается оранжевыми и золотыми цветами заката.

Фигура перед океаном бросает вызов теплому ветру, ее длинные волосы пляшут в его порывах. Гордо сидя на ее плече, темно-синее существо тоже созерцает горизонт, его перья трепещут. Однако озабоченное тишиной существо бормочет что-то женщине, которая слабо улыбается. Она отвечает шепотом, гладя кончиком пальца маленькую пушистую голову существа.

— Но прошел уже год, — пищит существо. — И все остальные проснулись. Когда мы пойдем, Хозяйка? Я так скучаю по Нууру и Плаггу!

Женщина улыбается еще мягче:

— Я знаю, Дуусу. Но я еще не готова снова рискнуть всем. Ты ведь понимаешь, правда?

Квами молча кивает и не настаивает. Он угадывает слезы в зеленых глазах своей Носительницы, так умело скрытые за безмятежным выражением лица, присущим лидеру.

Когда спускается ночь, женщина бормочет:

— Не беспокойся. Чем позднее, тем лучше… но однажды их надо будет найти.

Слова Хранительницы улетают с бризом, словно движимые старой надеждой.

Белый, красный, черный

Первое действие

Конец