Тени прошлого. Книга 1. Том 1 (джен)

«Призрачная книга»

Созданная для тех, кто может менять мир.

Продолжение.

Начнём с самого простого и понятного. На момент написания гримуара мне исполнилась уже не одна тысяча лет.

На свет я появился в семье волшебников, мои родители владели магией. Если со стороны отца мое происхождение было ясное и понятное, то со стороны матери, на вопрос: кто были мои предки — был дан чёткий ответ, что об этом узнаю в своё совершеннолетие.

Мое семилетие в моей памяти осталось днём какого-то напряжения, неясного для меня страха и ожидания чего-то нехорошего, исходящего от взрослых, делающих вид, что все хорошо, и безуспешно пытавшихся отметить мой день рождения.

По сравнению с тем, как проходили мои предыдущие дни рождения, в этот раз можно было смело сказать: мы его не отмечали. Во-первых, все взрослые были в неадеквате, во-вторых, празднование моего дня рождения всегда начиналось с утра и длилось до вечера, в-третьих, мы никуда не пошли, как делали обычно, посещая различные интересные места и страны.

В этот раз с утра меня никто не поздравил, и весь день родители ходили мрачные. К пяти часам вечера все отправились за стол, словно на похороны. Кто все? Это — я, мои родители и дед по материнской линии. Сев за празднично накрытый стол, вместо того, чтобы начать меня поздравлять, все уставились на часы.

С каждой пройденной минутой, оставшейся до пяти часов вечера, напряжение все возрастало. Тогда я не мог понять что, собственно, происходит, и какая муха их всех укусила, а на мои вопросы никто не спешил давать ответы.

Когда чудо свершилось, и часы, наконец-то, пробили пять часов вечера, все взрослые, как один, уставились на меня в каком-то ожидании, а я на них смотрел с непониманием, переводя свой взгляд с одного на другого. Не знаю сколько мы так просидели, таращась друг на друга, но в какой-то момент времени они вдруг все разом отмерли, заговорили, засмеялись. Мать бросилась меня обнимать, поздравлять, а потом и вовсе расплакалась. Отец хмурился и после этого дня рождения в его отношении ко мне появились нотки охлаждения. Дед же вообще в этот раз превзошел сам себя, вручив несколько подарков, тайком вытирая слезу, а при прощании и вовсе пригласил к себе в гости. Тогда я не знал причины почему так получилось, что за эти семь лет я ни разу не был у него в гостях, а на все мои вопросы: почему нельзя в гости к деду — так туманно отвечали, что со временем я перестал их задавать.

В одиннадцать лет я пошел учиться в магическую школу-интернат. На летних и зимних каникулах половину срока я проводил с родителями, а половину — у деда. Когда мне исполнилось пятнадцать, мать родила ещё одного ребёнка, так у меня появился брат. И пусть разница в возрасте между нами была большая, я был рад рождению братика.

Все изменилось, когда мне исполнилось восемнадцать. К тому времени я только закончил дополнительный специальный курс школы для особо одарённых детей. Когда я прибыл к деду в гости, на следующий день он предупредил, что хочет со мной серьезно поговорить, и рассказать о моих предках по материнской линии.

Так вот, что я узнал из рассказа деда, а также из дневника пра-пра-. (Не знаю, сколько еще раз нужно сказать пра-, чтобы быть точным, и потому я буду просто называть его прапрадед). Так вот, скажу просто: мой прапрадед был ходящим по мирам. Само название его способностей говорит само за себя, он мог ходить по мирам или можно так: между мирами, кому как нравится.

Все ходящие по мирам являются бессмертными. Как и у всех, живущих во Вселенной, у них есть определенные законы, ограничения, рекомендации, пожелания. Так вот, одна из рекомендаций состоит в том, что любому из ходящих по мирам желательно иметь только одного ребенка, который сможет гарантированно стать ходящим по мирам. Поэтому им также рекомендуют очень тщательно выбирать от какой женщины у них появится на свет первый ребенок.

Как я понял из прапрадедовского дневника, имя его называть не могу, как и его любимых, на это есть причины, о которых, Альбус, ты узнаешь позже.

Мой прапрадед влюбился, когда ему исполнилась всего тысяча лет, а это для бессмертных пора юности. И как его ни уговаривали родители не торопиться с рождением ребёнка, а сначала пожить вместе хотя бы лет сто, чтобы удостовериться, что это его истинная любовь, он их не послушал и поддался уговорам жены, которая хотела ребёнка и не желала ждать. Не знаю, что там после произошло, он об этом не пишет, но в итоге он остался один с сыном. Так, для справки: девочки у ходящих по мирам не рождаются.

Прошло несколько тысяч лет после того, как он остался один, когда он встретил свою истинную и перед ним встал ужасающий по своей сути выбор. Его любовь сможет стать бессмертной только после рождения их совместного ребенка, а у него уже есть ребёнок и он больше, вроде как, не имеет права на еще одного. Из-за создавшейся ситуации следует одно, что его любимая не сможет стать бессмертной, и пусть из-за отношений с ним и проведенного ритуала единства ее срок жизни значительно увеличится в несколько раз, но все же она умрет, а он останется один.

Так вот моему предку аукнулась ошибка его молодости, и когда его любимой осталось жизни не больше ста лет, он решился нарушить негласное правило.

Путешествуя по мирам, он открыл мир, где не было людей. Как я понял из его описаний, в нем еще не закончился ледниковый период. Для задуманного прапрадедом этот мир подходил идеально своей удаленностью от основных миров, по которым путешествуют ходящие по мирам. Плюсом было еще и отсутствие людей в этом мире. Это давало моему прапрадеду гарантию того, что в этот мир никто не придет из ходящих по мирам, ведь миры нуждаются в помощи только тогда, когда в них живут разумные.

Прапрадед не сразу решился поведать о его идее жене, потому что не знал, как она на это отреагирует перед тем, как согласится на брак с ним. Он ее предупредил и о том, что у них не будет детей, и о причинах этого. И он оказался прав: поначалу жена отказывалась от предлагаемой им авантюры, мотивируя это тем, что не просто так появился совет об одном ребенке. Прапрадед постарался все узнать о причинах, приведших к возникновению данной рекомендации, но не преуспел в этом, поэтому он усилил нажим на жену, и в итоге она согласилась.

Пока происходил процесс уговаривания, прапрадед в это время создавал условия для их комфортного проживания. Когда она согласилась, он провел ее в этот мир, который со временем люди назовут Земля.

Перемещение любимой в выбранный им мир у прапрадеда получилось без каких-либо проблем, и все было отлично до тех пор, пока прапрадед не решил с любимой навестить его родителей. Это пока было можно, потому как она еще не забеременела. Вот тогда выяснилось, что его любимая жена потеряла способность следовать за ним по мирам, как было до попадания в этот мир. Его отчаяние от осознания, что теперь она до конца своих дней будет жить в этом мире, выплеснулось на страницы его дневника. Для него осталась только надежда на рождение ребенка, что его появление на свет приведет к тому, что жена получит бессмертие и к ней вернётся способность следовать за ним по мирам.

Когда ребенок все же родился, это случилось за двести лет до ее смерти, то моего предка постигло еще одно разочарование. Его любимая не приобрела бессмертие, мало того, к ней также не вернулась способность следовать по мирам вместе с ним. Единственное, что давало утешение ему, это то, что мир, пленив его жену, взамен подарил ей еще пятьсот лет жизни, прибавив к оставшимся у нее ста годам.

Родившийся сын не обрел способностей ходить по мирам. Прапрадед не стал искать причин, приведших к такому результату, он был несказанно благодарен миру за дополнительные пятьсот лет жизни его любимой.

На седьмой день рождения сына случилось страшное. В какой-то миг сидящий, и с нежностью прижимающийся к нему сын, взбесился и с рыком набросился на своего отца, зубами вцепившись в его руку. Прапрадеду с трудом получилось с помощью своих способностей усыпить ребенка, и уже после этого разжать зубы.

Это происшествие вынудило прапрадеда отправиться на поклон к самым старым ходящим по мирам, чтобы выяснить, что случилось с его вторым ребенком.

Из неясных намеков и печали, которая буквально сочилась в каждой строке, я сделал вывод, что всего, что произошло с прапрадедом, можно было избежать. Старики знали о последствиях рождения второго ребёнка у ходящих по мирам, но никак не вмешались, чтобы предотвратить происходящее, но все же они помогли прапрадеду, дав рецепт зелья, блокирующего агрессивные проявления у ребенка.

Прочитав эти строки, я понял, чего ждали и боялись мои родные на мое семилетие.

После смерти жены прапрадед смог перенести в мир женщину для своего сына, которая полностью подходила ему по всем параметрам и потому нормально перенесла единоразовое перемещение между мирами по тропам ходящих по мирам. Когда его внуку исполнилось семь лет, прапрадед появился на его день рождения, и вручил его родителям рецепт зелья, подавляющего агрессивные наклонности у внука. Так и повелась на несколько тысяч лет поставка зелья, потому что перед смертью его любимая взяла с него обещание, что он будет приглядывать за их потомками до тех пор, пока не убедится, что они смогли адаптироваться к этому миру, и он на это согласился. Как долго ему пришлось за нами присматривать, я не знаю, на этом его дневник заканчивается.

Из всего прочитанного я сделал вывод, что совет, относительно рождения только одного ребенка у ходящих по мирам, возник не на пустом месте. Мне было немного жаль прадеда из-за того, что ему пришлось пережить.

Но самое ужасное, что поведал дед, это то, что стремление убить отца, начиная с семи лет, до сих пор преследует наш род. Тогда, в мои семь лет, они все ждали часа моего рождения, потому что, как правило, желание убить начинает проявляться сразу, минута в минуту рождения. Но если переживания матери и деда были связаны с тем, брошусь ли я на деда или нет, то отец переживал о том, стану ли я его наследником или нет.

Также, дед мне поведал, что их переживание с матерью было связано еще и с тем, как на мне может отразиться последствие того, что нарушилась родовая тенденция рождения детей в нашем роде только мужского пола: моя мать оказалась первой девочкой, рожденной в нашем роду за несколько миллионов лет.

Подводя итоги своего рассказа, дед заявил, что у меня есть шанс стать ходящим по мирам, потому что у меня напрочь отсутствует желание убить его и даже не возникло ни малейших предпосылок к этому за все эти годы.

Я ему возразил, обосновывая своё несогласие с его выводами тем, что просто склонность к убийству родителей прервалась на моей матери, потому что она родилась женщиной. На что он стал возражать, но увидев мою непреклонность, зловеще посоветовал посмотреть на поведение моего младшего брата в его седьмой день рождения. Если у него не проснётся желание убить кого-то из нас двоих, его или меня, то он будет только рад этому. Я уточнил: а что не так с отцом? Он объяснил, что мой отец не несет в себе нашей крови и потому на него проклятие нашего рода не сработает, в отличие от нас с ним.

Также дед поведал, что у матери, перед замужеством с ее будущим мужем, то есть с моим отцом, была достигнута договоренность, что любой из ее детей мужского пола, в ком в семилетнем возрасте не возникнет желание убить деда, станет… Грубо говоря, я в семь лет стал наследником рода по матери.

Тогда, после всех этих откровений, я был очень зол и эту злость стремился перенести на других, а так как в особняке деда мы были только вдвоем, то всю злость и обиду я сорвал на нем. С пеной у рта я доказывал, что он не прав, все это выдумки, и все в таком духе. Когда я выдохся, он просто сказал:

— Мне не важно, веришь ли ты в то, что я тебе рассказал или нет, в какой-то мере я тебя понимаю. Когда мне, в твои годы, рассказали все то, что я тебе поведал, я также, как и ты, пришел в ярость, и не хотел этого, так же, как ты сейчас, понимать и принимать. — после небольшой паузы он продолжил тихим, печальным голосом. Если бы не эта печаль, сожаление и раскаяние, прозвучавшее в его голосе, мы бы, наверное, с ним разругались полностью, но именно его, такой потерянный, вид заставил меня остыть, внимательно выслушать, и принять выставленные им условия.

— Я не в состоянии доказать, что ты совершаешь ошибку, которую совершил я. Да и не буду этого делать. Все бесполезно, исходя из моего опыта. Но я также не готов сдаться и поэтому, если ты хочешь покинуть мой дом, ты должен дать магическую клятву, что не заведешь ребенка до тех пор, пока не примешь наследие рода.

После жарких споров я все же дал деду магическую клятву, после чего дед меня отпустил, как и обещал, а перед уходом мне были выданы инструкции:

«Однажды ты почувствуешь непреодолимое желание вернуться к истокам. Ты придешь в Дом, который построил твой предок, ходящий по мирам, и когда ты в него войдешь, с тобой что-то должно произойти и, возможно, ты примешь способности ходящего по мирам. Или не примешь, тогда последствия будут непредсказуемы, вплоть до смерти. Место, где находится этот Дом, ты сможешь узнать из бумаг, которые будут лежать, дожидаясь тебя все это время в тайнике в моем кабинете».

Еще одной существенной причиной, побудившей меня уступить, и дать деду клятву было то, что мне было восемнадцать лет и ни о каких детях я тогда не думал.

Переночевав у деда, потому что наше противостояние с ним завершилось поздно ночью, утром, уже прощаясь, он сунул мне в руки дневник еще какого-то моего предка, и прежде чем я успел что-либо на это сказать, он скороговоркой проговорил:

— Прочитав его, ты сможешь получить ответы на те вопросы, на которые я тебе не ответил в твои пятнадцать лет.

Этим своим заявлением он вынудил меня взять дневник из его рук, хотя первым моим побуждением было в категоричной форме от него отказаться.

А все почему, а потому что, когда мне исполнилось пятнадцать лет, все мои однокурсники уже вовсю влюблялись и даже невооруженным взглядом было видно, что их непреодолимо влечет к девочкам.

Меня обеспокоило то, что я вообще не испытываю какого-либо влечения к противоположному полу. Усугубляло ситуацию то, что у меня напрочь отсутствовало вообще какое-либо сексуальное влечение. А так как с отцом у меня были прохладные отношения, то за разъяснениями я отправился к деду. На что он мне ответил, что это особенности нашего рода, сексуальное влечение у меня пробудится не раньше тридцати пяти лет. Все, что мне оставалось делать, это принять данный факт и постараться не переживать по поводу своего позднего созревания. И когда дед потребовал от меня клятву о том, что я не заведу детей, пока не приму наследие рода, я ее дал с лёгкостью, потому какие дети, когда я созрею для отношений еще через семнадцать лет, а в возрасте восемнадцати лет для меня срок в семнадцать лет казался вечностью.

И вот, отдавая мне дневник, дед намекнул на ту ситуацию и во мне взыграло любопытство, поэтому я не смог отказаться от дневника. Ну что я могу сказать, я не пожалел ни на минуту о том, что взял дневник и также о том, что прочитал его.

Этот дневник принадлежал моему предку, который стал первым из рода, что в свои семь лет не испытал желания накинуться на своего отца в целях убийства.

В дальнейшем я его буду просто называть прадедом. Так вот, в ситуации с ним как раз получилось все наоборот. На его седьмой день рождения его отец воспылал непреодолимым желанием его убить.

Так, Альбус, не злись, имён я все равно не назову, а если путаешься в моих предках, предлагаю использовать свои руки и тогда не ошибешься.

Вот, смотри как. На каждый пра- загибаешь палец. Итак, пра- загнул один палец, еще один пра- загибаешь еще один палец, в итоге получилось прапрадед. Следовательно, если согнуты два пальца — это мой предок, который ходит по мирам до сих пор, между прочим.

Следующим у нас идёт прадед, то есть сгибаешь один палец, это значит, что это мой предок, который первый не испытал желания убить своего отца. Ну, а если просто дед — это мой дед по материнской линии, ближайший мой предок, которого я знал тогда.

Правда, я здорово придумал, как тебе помочь разобраться с моими тремя дедами?

Эй, ты куда? Не нужно так расстраиваться, со временем у тебя получится разобраться с пальцами.

Ты вернулся?

Это здорово!

Эй, ты, что не будешь на меня ругаться? А как же праведный гнев?

А ты выпил успокоительного?

Аж две дозы?

Ну, ты гигант!!!

Значит, без варианта вывести тебя из себя?

Это мы еще посмотрим! Может, у меня получится.

Ну, ладно, ладно! Продолжаю.

Прадеда спас неожиданно появившийся в момент трагедии ходящий по мирам, который в последнюю минуту успел предотвратить его убийство.

Ужасное состояло в том, что зелье, так хорошо помогающее детям блокировать немотивированную агрессию к своим отцам, с отцом прадеда не сработало.

Когда мой прапрадед выяснил, что его любимая лишилась способности следовать за ним по мирам, тогда он открыл координаты мира, в котором они теперь жили и совместными усилиями других ходящих по мирам был выстроен замок в складке пространства с различными охранными системами, завязанными на кровь. И пока в потомках моего прапрадеда ходящего по мирам будет течь его кровь, они смогут жить в замке под надежной защитой и полным обеспечением всем, что требуется для жизни. Так, в итоге, и получилось — замок ни разу не был найден ни технически, ни магически.

Спасший моего прадеда ходящий по мирам, забрал его у родителей, в пространственной складке с замком создал еще одну пространственную складку, в которой жил и растил моего прадеда.

Матерью моего прадеда была волшебница и потому получилось так, что он стал не только первым, в ком не проснулась родовая агрессия к отцу, но и тем, кто первый из рода стал магом, пусть и слабым. Пусть были большие проблемы с управлением магией, но она у него была. Также у прадеда, помимо всего перечисленного выше, выявилось более позднее сексуальное созревание.

Не знаю, как могла бы сложиться моя судьба дальше после всего, что я узнал, и как долго бы я пребывал в раздрайве после всего, что произошло, если бы не встреча, которая изменила мою жизнь. Я познакомился с мужчиной старше меня на шестнадцать лет. Мы оказались настолько похожи в своем стремлении познавать что-то новое и неизведанное в магии, что не заметили как подружились.

На момент знакомства я был на перепутье, школа закончена, и что делать дальше я не знал. Наследником отца я не мог быть по озвученным выше причинам, а заняться исследовательской деятельностью в одиночку не было возможностей. Из одноклассников единомышленников не нашлось, а примкнуть к уже состоявшимся магам было невозможно, потому что вряд ли кто заинтересуется недавним выпускником, а если и возьмут, только как обслуживающий персонал, на что я был не согласен.

В тот незабываемый для меня вечер мы так увлеклись общением, что не заметили когда прием завершился, и мы тут же договорились о встрече на завтра.

При встрече с моим будущим наставником на следующий день, не откладывая все в долгий ящик, он предложил стать его ассистентом, если мой уровень знаний его устроит. Я тут же дал своё согласие и мы переместились в его кабинет, где я подвергся такому опросу, что экзамены показались мне незначительным событием в моей жизни. В завершении этого опроса он дал несколько заданий, которые я с блеском выполнил. И только после этого, уже став его ассистентом и дав магическую клятву о неразглашении, я попал в его лабораторию и узнал над чем он сейчас работает.

Чтобы не вдаваться в ненужные подробности, и тебе, Альбус, было понятней, поясню, что он работал над созданием подобия философского камня, хотя к камню это не имело никакого отношения, одна и единственная из его возможностей состояла в том, чтобы продлевать жизнь мыслящему.

Я с искренней радостью согласился работать с ним, не совсем понимая, почему уже состоявшийся человек предлагает работать с ним молодому, без каких-либо заслуг, человеку. Как ты уже догадался, Альбус, да, он был геем.

Полностью увлеченный интересной работой, я, на желание брата убить меня и деда, проснувшееся у него, как и предсказывал дед, в его семь лет, среагировал достаточно спокойно. Да, мне было больно, но не за себя, а за мать. Когда она поняла, что происходит, она сильно расстроилась, и расплакалась на моем плече.

Немного успокоившись, мать стала рассказывать, как все было. Пока мне не исполнилось тринадцать лет, она предохранялась, а потом отцу нужен был наследник, и она решилась на ещё одного ребёнка. Так у меня появился брат, а у матери переживание и страх, которые сегодня воплотились в жизнь. Так же я понял, что она боится, что узнав правду, я ее возненавижу. На что я ее искренне заверил, что этого не будет, она ни в чем не виновата, но также она должна понять, что видеться мы с ней теперь будем вдали от глаз брата, чтобы не провоцировать у ребенка стремление к убийству.

На следующий день, еще раз заверив мать в том, что я на нее не сержусь и ни в чем не обвиняю, я поведал ей, что просто уеду из страны, мне давно это предлагали, но я все колебался, а сейчас, наконец-то, приму данное предложение с чистой совестью. Мать согласилась, и я простился со своими родителями. До их смерти мы виделись еще несколько раз, при этом всячески избегая встреч с братом.

Когда мне исполнилось тридцать пять лет, и у меня проснулось либидо, я понял, что люблю своего наставника и друга. Сказать, что я был шокирован, это не сказать ни о чем, мой отец был убежденным натуралом и геев презирал. Он и во мне воспитал соответственное отношение к геям, короче, я оказался не готов к такому.

Спасибо моему любимому за проявленный такт и понимание. Когда он понял, что со мной творится что-то неладное, он сделал все, чтобы помочь мне справиться с этой проблемой. Тогда же и он открылся мне, что тоже гей, и что он научился с этим жить.

Именно его пример помог мне принять мою ориентацию. И только через год я смог признаться ему в своей любви, чтобы услышать в ответ, что он, как только увидел меня, так сразу и влюбился, но так как для него насилие в любом виде неприемлемо, особенно в отношениях с любимым, он все эти годы скрывал свои чувства. Поначалу он думал, что я натурал, но однажды я ему поведал, что у нашего рода взросление мужчины происходит только к тридцати пяти годам. Он стал ждать и надеяться, хотя его первым побуждением было желание расстаться со мной. Столько лет ожидания без гарантии, что я когда-либо посмотрю на него с интересом — это было ужасно. Но когда он представил себе, что будет жить вдали от меня, не имея возможности даже просто со мной общаться, тогда он понял, что не сможет расстаться со мной никогда.

Когда моему любимому исполнилось девяносто с небольшим, у нас получилось создать, оставим привычное для тебя, Альбус, название, философский камень. Нашей радости не было предела, мы сможем жить вечно, так мы тогда думали и искренне верили в это.

На радостях я поспешил к деду, чтобы предложить, пусть и не бессмертие, слишком к тому времени он был стар, но наше открытие могло обеспечить ему еще несколько лет жизни. Дед вначале все у меня тщательно расспросил про наше открытие и порадовался за нас, что теперь мы будем жить долго. После посоветовал держать это открытие втайне, чтобы за нами не началась охота, но сам отказался воспользоваться нашими трудами, объяснив, что ему уже поздно.

Мы так душевно общались, что я даже не заметил, как рассказал о моих отношениях с наставником. Он сказал, что рад за меня и хотел чтобы мы вместе навещали его как пара, а когда я с удивлением поинтересовался почему он меня не осуждает, то дед поведал мне грустную историю о том, что именно оттого, что он не смог переступить через себя и отказался от своей любви к мужчине, из-за этого он потерял возможность стать ходящим по мирам. Поэтому он взял с меня клятву, надеясь что это поможет мне принять другую половую ориентацию. Я подтвердил ему, что это сыграло определенную роль в принятии себя геем.

Мы любили друг друга и были счастливы все эти годы, и поэтому я оказался совсем не готов к тому, когда на свое четырехсот пятидесятилетие мой любимый в подарок попросил отпустить его. Он устал жить и последние десять лет жил только ради меня, но когда понял, что скоро возненавидит меня из-за этого, то решился обратиться ко мне с просьбой отпустить его. Для него негативное отношение ко мне было неприемлемо, а он хотел умереть с любовью ко мне, прося прощения за то, что не может жить дальше.

Мне трудно было отпустить его, но я его очень любил, чтобы обречь на мучения и поэтому я согласился. С того дня он перестал сохранять свое тело молодым. Что удивительно, после этого события у него проснулась жажда жизни. В то время мы много отдыхали, много путешествовали, любили друг друга и каждый раз перед сном прощались навсегда, потому что не знали проснётся ли он на следующее утро. Смерть к нему пришла не мгновенно, как мы думали. Он медленно, как и положено человеку, начал стареть и умер глубоким стариком у меня на руках, успев попрощаться со мной в возрасте четырехсот девяносто четырех лет.

Когда я развеял его прах над морем, как он и просил, я думал, что после его смерти захочу отправиться вслед за ним, но даже тоскуя по нему, у меня такого желания не было.

Зато через два года возникло желание посетить Дом, о котором говорил дед, и чем больше проходило времени, тем сильнее оно становилось. Однажды я решился и отправился, как я тогда думал, в свое последнее путешествие.