Хроники (джен)

Третье марта пятьсот сорок девятого года

Король умер.

Эта весть поразила Фиор, подобно удару молнии — Ваалор, более полувека правивший страной, умер. Нет, страну не ждал династический кризис — просто Ваалор казался чем-то незыблемым и вечным… Полвека мира и процветания — страна не знала войн с самого нашествия Безумного Тайвина. Полвека расцвета магии — Фиор превосходил в этом почти все страны Ишгала. Полвека изобилия — говорили, что короля благословила Золотая Луна. Целая эпоха — и эта эпоха закончилась. Что будет дальше? Кто знает…

— Король умер, — сообщил усевшийся рядом со стариком полноватый парень, со стуком поставив кружку пива на стол.

— Вот дела-то… — старый Таро задумчиво посмотрел в кружку. — Ну, выпьем за помин души доброго короля… Полвека на троне продержался — давно уж такого не было. Эх, парень… Ровесники мы с ним, вот сижу я тут с тобой и думаю: а ну как и меня не сегодня-завтра прихватит?

Рассуждения старика его собутыльник пропустил мимо ушей — все, что ему требовалось, он уже услышал. И не только ушами…

Покойного короля действительно любили, наследника по-настоящему уважали — с этой стороны никаких проблем не ожидалось…

На рыночной площади Харгеона было непривычно тихо. Нет, здесь по-прежнему шла бойкая торговля, но каждый считал нужным приглушить голос, не кричали торговцы, зазывая покупателей, не плясал возде фонтана паяц, а слепой флейтист наигрывал какую-то грустную мелодию. Людям было не до веселья — король умер, и его подданные искренне печалились. То тут, то там собиралась на площади небольшая толпа, когда кто-нибудь из купцов раздавал поминальные дары, словно по родственнику, кто-то пустил по кругу кувшин вина, за которым подозрительно следили стражники с черными перьями на шлемах… Напрасно, как ни удивительно — больше одного-двух глотков не делал никто, больше того, поднесли даже стражникам, что уж совсем ни в какие ворота не лезло. Случись такое в другой день — и дебоша не избежать, а сегодня горожане только начинали говорить громче — кто утверждал, что король мог бы прожить еще немало лет, кто удивлялся тому, сколько он прожил, кто шептал, что смерть настигла монарха в объятиях молоденькой любовницы, а то и не одной, и громко завидовал…

Не так восприняли новость за стенами поместий и замков знати — их обитателей куда больше кончины короля беспокоило воцарение нового. Принц Тома унаследовал нрав отца и его нелюбовь к старой аристократии, больше того — он собирался провести реформу, запланированную отцом, и лишить аристократию монополии на управляющие должности от мэра и выше.

Именно поэтому в доме барона Лея собрался цвет фиорской знати — обсудить сложившуюся ситуацию.

— Это немыслимо! — маркиз Аррен расхаживал по залу, бурно жестикулируя одной рукой и тиская эфес меча другой. — Нас собираются лишить нашего священного права, которым мы владели с первых дней Фиора! Уравнять с площадной чернью! Что же дальше? Король возомнит, что вправе лишить нас наших имений? Или, быть может, велит распустить отряды стражи?То, что подобает нам по закону, он намерен отнять, и это только начало! Нет, господа, мы должны четко и недвусмысленно дать понять: мы не потерпим такого отношения к себе! Король — не более, чем первый среди равных…

— Но он первый, — перебил оратора барон Хираока. — И если вы забыли, маркиз, напоминаю вам, что король вполне вправе лишить любого из нас земель и титула. Впрочем, Аррены никогда не славились здравомыслием… Поэтому, если вы захотите сделать глупость — потрудитесь сделать ее без меня. Прощайте.

Хираока выбрался из-за стола, тяжело опираясь на трость, и захромал прочь.

— А знаете, он прав, — протянул, вставая, герцог Эвару. — Вы опять действуете в фамильном стиле, маркиз… И, как представитель Короны, я вас внимательно слушаю. Вы ведь хотели внести какое-то предложение?

Маркиз побледнел, но почти мгновенно взял себя в руки.

— Да! — заявил он. — Я предлагаю всем собравшимся явиться к принцу и со всем должным почтением попросить его воздержаться от запланированной реформы!

— Это разумная мысль, — кивнул Эвару. — Что ж, я передам его величеству вашу просьбу, однако не могу гарантировать, что он ее удовлетворит. Полагаю, на этом собрание закончено?..

Предположение оказалось правильным — собравшиеся постарались покинуть дом с максимально допустимой приличиями скоростью. Час спустя, когда убрался даже маркиз, барон Лей поднялся в свой кабинет, достал из тайника бутылку исключительно крепкого пойла, рухнул в кресло и совершенно неаристократично приложился к горлышку.

— Аррен! — рыкнул он, выдохнув и стерев слезы. — Гребаный Хираока! На кол!..

…Пару часов спустя заглянувшие в кабинет слуги обнаружили хозяина пьяным в стельку. Он ухитрился спать, наполовину сползши с кресла и при этом закинув ногу на подлокотник. Как он ухитрился все это проделать — сказать никто не мог, да и особо не интересовался. Слуги аккуратно извлекли господина из кресла, отнесли в спальню, раздели, уложили — и постарались забыть об этом случае. В конце концов, с каждым может случиться…

— Ваше величество, — неприметный человек в плаще поклонился, — желаете ли вы услышать доклад?

— Желаю, — коротко кивнул принц.

— Сегодня утром многие аристократы собрались в доме барона Лея в Магнолии, и на этой встрече пытались критиковать распоряжения вашего отца и ваши, а также высказали желание надавить на вас и добиться отмены этих решений…

— Вот как? — принц задумчиво поднял глаза на собеседника. — И чем же это закончилось?

— Сперва барон Хираока выразил сомнения в разумности маркиза Аррена, который все это организовал, — ответил неприметный человек, — и покинул собрание. Затем герцог Эвару напомнил собравшимся, что является представителем Короны, и их пыл резко угас. Было решено, что нобили выразят вам свое почтение и выскажут смиренную просьбу пересмотреть принятые решения. Герцог вызвался сообщить это вам, так что на вечерней аудиенции вы, полагаю, услышите куда более обстоятельный рассказ. Что же касается прочих сословий, то они ожидают от вашего величества продолжения политики вашего отца и настроены весьма спокойно и в случае волнений аристократии обратились бы против них.

— Рад это слышать. Что ж, если это все…

— Да. Позвольте вернуться к моим трудам, ваше величество…

— Позволяю. И благодарю за сообщение, — принц снова опустил взгляд к лежащим на столе бумагам. Подготовка к вечерней аудиенции и завтрашней коронации отнимали все время… И так теперь будет всегда. А ведь завтра еще и свадьба, назначенная еще год назад — и что мешало отцу умереть парой дней раньше или позже…

Четвертое марта пятьсот сорок девятого года

Принц Тома, как и подобает жениху, встречал свою невесту у дворцовых ворот. Карета остановилась, двое слуг раскатали ковровую дорожку — и принц сделал три шага вперед.

— Арли, моя дорогая, вы совершенны, — он протянул руку, помогая девушке спуститься.

— А вы все тот же льстец и сердцеед, — невысокая стройная блондинка в обманчиво простом серебристо-сером платье слегка улыбнулась, принимая помощь. — Позвольте выразить вам свои соболезнования…

— Благодарю, — коротко склонил голову принц. — Хоть мой отец и пребывал в том возрасте, когда, по словам мудреца, еще можно прекрасно жить, но столь же прекрасно и умереть, его кончина стала для всех нас неожиданностью…

И это было чистой правдой — старый Ваалор был крепок и полон сил и собирался через год-другой отречься от престола и «доживать в свое удовольствие»…

— Возможно, вы пожелаете перенести свадьбу на другой день, — продолжала тем временем принцесса, — и мы поддержим такое решение. В сложившихся обстоятельствах…

— Обсудив этот вопрос, мы пришли к выводу, что в этом нет нужды, — ответил Тома, открывая двери перед невестой. — Мой покойный отец сам назначил этот день, и, последовав его воле, мы наилучшим образом почтим его память…

За ничего не значащей беседой принц проводил невесту к ее апартаментам, сообщил, что с нетерпением ожидает ее на приватном завтраке через два часа и оставил на попечении служанок — коронация должна была начаться в полдень, и времени категорически не хватало.

Ровно в полдень суета стихла и над городом поплыл размеренный колокольный звон. Распахнулись ворота дворца, и на мостовую ступили четверо рыцарей королевской гвардии, за ними — двое пажей, разбрасывавших крокусы, а следом за ними — сам король, в полном облачении, с непокрытой головой и с мечом в руках. Еще один паж держал край королевской мантии, а замыкала процессию вторая четверка гвардейцев.

Десятью шагами дальше шла толпа придворных, разодетых еще пышнее, чем обычно, под присмотром оруженосцев гвардии. По краям площади, за двумя цепочками городской стражи, зашевелились простые горожане, стараясь протиснуться в первые ряды и как можно лучше рассмотреть шествие, но ни придворные, ни король не обращали на них внимания. Придворные предвкушали обязательно следующую за коронацию раздачу милостей и наград, король же откровенно скучал и мечтал о том, чтобы церемония поскорее кончилась.

Достигнув собора, процессия остановилась. Рыцари гвардии замерли у дверей, король отсалютовал им мечом, а затем отдал его храмовому стражнику — даже монарх не мог войти в церковь вооруженным.

— Храни его пуще своей жизни, ибо это — Меч Державы, — произнес Тома, и стражник преклонил колено со словами:

— Да, о мой король.

Епископ ждал у алтаря, преклонив колени перед лежащей на нем короной, но едва король вошел в собор, он поднялся.

— Я приветствую тебя, Тома Е Фиор, первый этого имени, именем Зентопии и во благо народа!

— Я приветствую тебя, святой отец, именем народа и Фиора!

Король остановился в шаге от алтаря, поклонился и произнес:

— За тем, что принадлежит мне по праву, закону и обычаю, пришел я ныне, чтобы принять долг и честь отцов моих.

— Прими же их, как велит закон человеческий и закон небесный, — ответил епископ, взял корону с алтаря и поднял над головой. — Перед ликом Зентопии, на глазах у народа, я, Хранитель Короны, отдаю тебе, Тома Е Фиор, корону, дабы утвердилась твоя власть во всем Фиоре!

Подняв руки, король принял из рук Хранителя корону и ответил:

— Перед ликом Зентопии, на глазах у народа я, Тома Е Фиор, первый этого имени, принимаю у тебя, Хранитель, корону, дабы утвердилась моя власть во всем Фиоре! Да будет так!

— Да будет так! — отозвался священник, и корона увенчала короля.

Тома Е Фиор, окончательно вошедший в свои права, повернулся к толпе, собравшейся в соборе, и поднял руку в приветствии.

И сотни людей всех возрастов и сословий в едином порыве закричали:

— Да здравствует король!

Переждав крики, Тома снова поднял руку и объявил:

— Радуйтесь, люди Фиора, и разделите радость короля, ибо сочетается он ныне браком с прекраснейшей из дев ради блага королевства и любви человеческой!

Толпа разразилась прямо-таки экстатическими воплями. Толпа знала: королевская свадьба — это бесплатная выпивка во всех столичных кабаках.

Начало церемонии было назначено на шесть часов вечера, так что времени на подготовку хватило — правда, в обрез…

В этот раз процессий было две — жених и невеста добирались до собора разными дорогами, что вылилось в поездку по разным сторонам площади. Короля окружали придворные — исключительно женатые мужчины, тогда как неженатые юноши держались чуть позади, принцессу точно в таком же порядке сопровождали придворные дамы. Перед процессией жениха шла девочка лет шести, перед невестой и ее спутницами — ее ровесник, и оба с умильными лицами создавали с помощью трещоток оглушительный шум. Собравшаяся за ограждением толпа кричала и громыхала, то и дело находились желающие плеснуть в молодоженов вином — на счастье, звонили колокола собора…

У дверей собора обе процессии встретились, руки невесты и жениха связали белой лентой и только после этого позволили войти. Епископ, стоявший у алтаря, приветствовал вошедших поднятыми руками, и тотчас обе процессии смешались, разбиваясь на пары.

Дождавшись, когда собравшиеся успокоятся, епископ провозгласил:

— Всякой вещи сообщает движение любовь — и пути ее привели ныне к свету Зентопии мужчину и женщину, дабы уж не порознь совершалось их движение, но совместно! Ответствуй, Тома, воистину ли нет у тебя иной жены или же нареченной?

— Нет, отче!

— Ответствуй, Арли, воистину ли нет у тебя иного мужа или нареченного?

— Нет, отче!

— Готовы ли вы идти отныне одной дорогой. Есть один хлеб, пить одну воду и сойти в одну могилу?

— Готовы, отче!

— Внемлите же, люди, и знайте, что ныне объявляю я перед ликом Зентопии сего мужчину по имени Тома и сию женщину по имени Арли мужем и женой отныне и присно, покуда не исполнится их судьба, и да будет так!

— Да будет так! — подхватили собравшиеся.

Обратно вся процессия шла, разбившись на пары — сперва юноши и девушки, за ними — семейные пары, и только за ними — новобрачные. Стража сдвинулась, подпуская горожан ближе, и теперь в толпу летели монеты, в ответ же бросали пригоршни пшеницы, старались окатить вином и выкрикивали здравицы. С первого удара колокола и до полуночи спиртное в столице было бесплатным, так что многие горожане уже были навеселе — и королевская свадьба их совершенно не интересовала. Да и тех, кто еще был трезв, куда больше волновал этот недостаток, а не причина щедрости казны…

— Слава мимолетна, — заметил король, бросив короткий взгляд на толпу. — Завтра они будут помнить только праздник, а не повод к нему…

— Но разве это плохо, мой дорогой супруг?.. — отозвалась королева. — Ведь лучше так, чем слишком долгая память…

Арли поежилась — младшая дочь безумного Тайвина из Боско, родившаяся уже после его смерти знала об этом лучше, чем кто-либо другой.

Пятое марта пятьсот сорок девятого года

Несмотря на ранний час, тронный зал быстро наполнялся людьми. Придворные, лорды, старшины гильдий, купцы, генералы, выборные от ремесленников и крестьян, председатель Совета магов… Все ждали традиционной речи монарха на первой официальной аудиенции, ждали с нетерпением и опаской — по сути дела, король этой речью возвещал свои планы на царствование. Всем хотелось знать, чего ждать от нового короля, но многие были заранее уверены, что ничего хорошего они не услышат. Особенно глубоко в этом был убежден примчавшийся в столицу маркиз Аррен — в особой аудиенции ему было отказано, а в то, что Хираока передал королю их пожелания, он не верил. На то они и пожелания…

Большинство же прочих посетителей таких проблем не испытывали — конечно, многим из них было, о чем беспокоиться, но их опасения были куда проще… Люди бродили по залу, заводили разговоры ни о чем, брали с подносов проскальзывающих тут и там слуг чашечки с кофе или чаем, разглядывали интерьер — и ждали.

Распахнувшиеся резные двери разом оборвали все разговоры. Первыми в зал вошли четверо гвардейцев, вставшие у трона, за ними — секретарь и хранитель печати, офицеры свиты, два трубача и, наконец, под звуки фанфар — король и королева. Замыкала процессию вторая четверка гвардейцев, разошедшаяся по углам зала.

Стремительно обернувшиеся посетители кланялись, посыпались славословия и обязательные непристойные шутки, которыми приветствовали молодоженов на следующий день после свадьбы, невесть откуда выскочивший шут вылил горячий кофе за воротник Аррену, и король под гул голосов и тихие смешки усадил королеву и опустился на трон сам.

— Я рад видеть всех вас, — начал он, — и понимаю, что некоторые из вас с опасением смотрят в будущее. Но я говорю вами — эти опасения напрасны. Из рук моего отца я принял мирную и процветающую державу, и таковую же — с вашей помощью — я оставлю своему наследнику. Я намерен неуклонно продолжать дело моего отца, приумножая благосостояние страны, и я призываю вас всех соединиться в этом великом труде на благо всех и каждого, дабы все мы, кода придет наш час пересечь Грань, с честью взглянули бы в глаза отцам нашим и сказали: «Смотрите — ваше дело живет!»

На мгновение за словами короля последовала тишина — а затем кто-то хлопнул в ладоши, и несколько секунд спустя тронный зал взорвался аплодисментами. Не аплодировал только один человек — но кому было дело до амбициозного и не слишком умного пограничного маркиза из рода с дурной репутацией? Только мастеру лазутчиков, обменявшемуся взглядами с королем и тихо растворившемуся в толпе придворных…