Ветер с Севера (гет)

К этому ужину Ретта готовилась с особым удовольствием. Для начала приказав наполнить ванну, она искупалась, добавив в воду душистое розовое масло, привезенное из Месаины. Аромат этот с самого детства очень нравился ей, и теперь в памяти вставали родные поля, залитые солнцем, бескрайнее голубое небо без единого облачка и мама, молодая и красивая.

Только сейчас княгиня сообразила, что довольно долго даже не вспоминала о покинутой родине. Как там справляются брат и отец? Что с лордом Валерэном? Удалось ли доказать его вину?

Размышления посетили ее, но отклика в душе, как ни странно, не нашли. Мысли о муже, который будет ждать ее вечером, были гораздо ближе, а тревога на тему фатраинской миссии — актуальней.

«Потом надо будет обязательно написать письмо Теональду», — сделала она себе мысленно заметку и поспешила выбросить в данный момент все ненужное из головы.

Покинув купальню, она направилась в гардеробную, чтобы подобрать наряд. Столь важное дело ни в коем случае нельзя было решать впопыхах.

Служанки открыли сундуки, и Ретта принялась перебирать платья. Оно должно было выражать настроение своей хозяйки — радость от грядущего свидания и осознание счастья от того простого факта, что она стала женой именно Аудмунда, а не кого-либо другого. От него требовалось недвусмысленно сообщить князю обо всех ее надеждах и чаяниях. И Ретта одно за другим откладывала их в сторону, как не соответствующие поставленной цели.

Время бежало, солнце все ближе подбиралось к западному краю неба. Голоса во дворе то стихали, то вновь усиливались. Наконец она велела помощницам:

— Оставьте это, а остальные уберите.

Голубое платье из восточного шелка красиво облегало ее фигуру, оставляя открытыми плечи и декольте, и как нельзя лучше подходило к тому самому ожерелью, что ей подарил Аудмунд. Помощницы заплели волосы, добавив к образу нитку жемчуга и расшитый золотом пояс, который ненавязчиво подчеркивал бедра и талию. В конце концов, посмотрев в зеркало, Ретта осталась вполне довольна собственным внешним видом.

Вернувшись в спальню, она подошла к окну и долго смотрела на далекие вересковые поля, на простирающийся у самых стен замка город. Все это, а также мужчина, что сидит сейчас где-то внизу с одним из советников, теперь часть ее жизни. Точнее, это и есть сама жизнь. Волнующая, полная надежд и тревог. Что ждет ее? Что ждет их всех? Она закрывала глаза, и мысль ее уносилась в неведомые пространства и дали. Сердце часто билось, то и дело в волнении замирая, и молодой княгине чудилось, будто она стоит на пороге чего-то важного и ей осталось сделать всего только один шаг до цели.

За спиной тихонько скрипнула дверь, Ретта обернулась и увидела Аудмунда. Муж стоял, неотрывно глядя на нее, и в звериных зрачках его легко читалось неподдельное восхищение.

— Ты прекрасна, — сказал он наконец, и эти простые слова показались ей дороже любого самого изысканного комплимента.

— Спасибо тебе, — ответила она тихо, порозовев от смущения, и, сама не зная почему, опустила глаза.

Аудмунд сделал шаг, и кровь гулко ударила в ее уши. Мысли смешались, и все же Ретта, не колеблясь, шагнула навстречу.

— Ты прекрасна, — повторил муж, мгновенно преодолев оставшееся расстояние.

Осторожно взяв ее за плечи, он заглянул в глаза, и ноздри его чутко вздрогнули. Ретта положила руки ему на грудь, и Аудмунд, взяв ее пальцы, тихонько их поцеловал.

— Ты тоже, — с улыбкой ответила она.

Все та же котта, что была на нем утром, те же кинжалы за поясом. Однако совершенно по-новому сверкали глаза, и, быть может, поэтому дыхание ее перехватывало всякий раз, когда она на него смотрела.

— Ну что, идем? — спросил он, и Ретта с готовностью кивнула.

Подав ей руку, он распахнул дверь, и они вместе направились вниз по лестнице.

Путь их лежал в сторону одной из малых столовых, предназначенных для трапез в узком кругу. Небольшой овальный деревянный столик, накрытый для двоих, мягко мерцающие светильники создавали ощущение уединения, тишины и уюта.

Сквозь приоткрытое окно внутрь проникал свежий ветер, принося с собой запах меда и свежескошенных трав. Ретта улыбнулась, вдохнув его полной грудью, и Аудмунд вопросительно приподнял брови, словно спрашивая, не стоит ли закрыть. Ретта в ответ покачала головой:

— Нет, не надо, оставь.

— Хорошо, как скажешь, — не стал спорить муж.

Отодвинув один из стульев, он помог ей сесть, а сам устроился напротив.

На столе уютно расположились вяленые фазаны, фрукты, сами по себе удивительные в этой части света, а также десерты и северное вино.

— Что тебе положить? — спросил муж, и слуга, уже было подошедший, чтобы помочь княгине, послушно отошел в сторону.

Ретта обвела взглядом стол и сглотнула слюну.

— Давай начнем с десерта, — предложила она, состроив нарочито умоляющую рожицу, и Аудмунд рассмеялся.

Присутствующие в зале помощники явно старались быть тихими и как можно более незаметными, и все же Ретта то и дело замечала их скорбно поникшие плечи и задумчивые, печальные взгляды. Щадя их чувства, она старалась не слишком часто поднимать на мужа восторженный взгляд, но, боги, как же это было нелегко!

За нитью разговора она никак не могла уследить. Он часто затихал, и тогда за столом устанавливалась тишина, но отнюдь не гнетущая, а звенящая, полная предвкушения и предчувствия. Аудмунд то и дело вдруг замирал, пристально глядя через стол на супругу, и тогда у нее кровь приливала к щекам и сбивалось дыхание. Тарелки пустели медленно. Гораздо чаще княгиня смотрела не на фазана, а в глаза сидящего напротив мужчины, и откровенно любовалась ими.

Через открытое окно долетели тихие, напевные звуки свирели, но Ретта только покачала головой, услышав их.

— У тебя получается гораздо лучше, — совершенно серьезно сообщила она Аудмунду.

Тот рассмеялся ласково и как-то по-кошачьи нежно, урчаще.

— Отнесите фазана к нам в покои, — велел он слугам, вставая.

Обойдя стол, он подал жене руку и предложил:

— Может быть, сходим, прогуляемся?

У той мгновенно пересохло во рту, она вложила чуть дрогнувшие пальцы в крепкую ладонь мужа и поднялась на ноги. Он посмотрел на нее внимательным, долгим взглядом и вздохнул глубоко и рвано. Ноздри его дрогнули, хищно расширившись, губы слегка приоткрылись, обнажив появившиеся, самые что ни на есть рысиные, клыки.

Ретта с интересом подалась вперед.

— Что, не боишься? — шепотом задал вопрос князь. Тот самый, который она уже слышала от Раэтина.

— Конечно, нет, — уверенно покачала головой она. — Ведь ты же мой муж.

Что он может ей сделать? Ведь он сам много раз говорил, что он оборотень, а не зверь, а его дед подтвердил.

Впрочем, клыков уже видно не было. Дыхание Аудмунда выровнялось, и они рука об руку направились в сад.

На небе зажглись иглисто-яркие звезды, ветер чуть посвежел, и князь спросил с тихим, едва слышным кошачьим ворчанием в голосе:

— Тебе не холодно, родная?

— Нет, все хорошо, — вполне искренне ответила Ретта, на миг прижавшись щекой к его груди.

Он бережно обнял ее за плечи, и они не спеша пошли по дорожкам парка. Без особой цели, просто слушая дыхание друг друга и наслаждаясь таким уютным ощущением близости. Под ногами тихонько шуршал гравий, а где-то вдалеке цвиркали поздние птахи.

— Завтра праздник, — между тем напомнил Аудмунд. — У тебя все готово?

Ретта ответила ему:

— Да. Вчера как раз привезли платье. То самое, что должно было стать свадебным. Но я даже рада, что в тот день мне не довелось его надеть. Теперь его вид не будет вызывать неприятных воспоминаний о твоем брате.

Князь нахмурился и, немного помолчав, сказал по-прежнему тихо:

— Мне жаль, что все так сложилось. Как я уже говорил, нам дал жизнь один человек.

— Конечно, — понимающе кивнула княгиня и с любопытством спросила: — Скажи, а вы общались в детстве?

— Крайне мало, — задумчиво покачал головой Аудмунд. — Я быстро рос, а он еще долго оставался ребенком, у нас были разные сферы интересов. Так получилось, что Бёрдбрандт в жизни мне стал гораздо ближе и роднее Бардульва. Но тут я, разумеется, не собираюсь ни о чем сожалеть.

— А разве нужно? — задала вопрос Ретта, и муж, остановившись, долго смотрел ей в глаза.

Ноздри его раздувались, а дыхание вновь стало частым. Сердце ее быстро и взволнованно забилось, она потянулась к нему навстречу, и Аудмунд, обняв ее крепко, прижал к груди и поцеловал.

У Ретты вдруг закружилась голова. Ноги ослабели, она вцепилась мужу в плечи, и он, подхватив ее на руки, понес в сторону беседки. Усадив к себе на колени, принялся целовать обнаженную кожу плеч и груди. Стало так сладко, что Ретта с трудом сдерживала рвущийся с губ стон. Усы Аудмунда щекотали кожу, но ощущение было невыносимо, до дрожи в сердце, приятным. Одна рука его придерживала саму Ретту, другая ласкала ее спину и бедра. Хотелось вжаться в него как можно плотнее, слиться с ним в одно целое. Ретта вцепилась супругу в волосы и часто задышала. Губы, ласкавшие ее плечи, вновь вернулись к груди, и Аудмунд принялись играть с ней еще и языком.

Больше стон Ретта сдержать не могла. Она до боли закусила губу, чтобы не закричать, а рука мужа, забравшись под платье, коснулась внутренней стороны бедра. Она непроизвольно завозилась, меняя позу, так чтоб ему было удобней, и вдруг в этот самый момент ей показалось, что на них кто-то смотрит. Их будущие дети. Снова возникло чувство, словно ее и Аудмунда выставили на всеобщее обозрение.

Ретту словно холодной водой окатили. Она тряхнула головой, издав стон разочарования, и муж, было отстранившийся, прижал ее к груди крепко и погладил по голове, словно маленького ребенка.

— Не переживай, — шепнул он ей на ухо. — Это не состязания, где победитель за усилие над собой получает награду, а способ обрести удовольствие. У нас все будет хорошо.

Ретта подняла глаза и посмотрела на него. На раскрасневшемся, возбужденном лице мужа ярко блестели глаза, и ей на миг показалось, будто все это широкое небо над их головами, все многочисленные звезды отражаются в них. Там можно было прочесть ожидание и надежду, но не ощущалось ни капли разочарования. Ретта вздохнула, прильнула к Аудмунду и положила голову ему на плечо.

— Я люблю тебя, — прошептала она, и он обнял ее за плечи, защищая своим телом от ночной прохлады.

— У нас все будет хорошо, — повторил он и добавил срывающимся голосом: — Родная моя…

А свирель между тем где-то далеко все пела и пела. Перекликались на стене часовые.

— Я даже не думала, — вновь заговорила она, — когда увидела тебя в первый раз, что стою перед будущим мужем.

Аудмунд тихонько рассмеялся и крепче обнял ее.

— Что ж, откровенность за откровенность, — сказал он, и Ретта заинтересованно обернулась. — Мне сразу понравился твой запах, а ведь для оборотня это очень важно. Мы можем отдавать должное красоте партнера или любоваться его глазами в лунную ночь, почему бы и нет, однако влюбляемся только в том случае, если нас привлекает запах. А поскольку я за минувший год уже более чем достаточно наслушался от пленных о твоем уме и характере, то прямо там, на берегу, и решил, что такая женщина будет для моего братца слишком жирным куском. Хотя изначально, до встречи с тобой, в самом деле, собирался просто проводить до столицы.

Ретта смотрела на него во все глаза, с трудом веря услышанному.

— Аудмунд, — наконец заразительно, в голос рассмеялась она, — а я-то тебя считала благородным!

Оборотень довольно ощерился, показав рысиные зубы:

— Клевета. Ты где-нибудь видела благородных хищников?

Он глухо, утробно заурчал и, лизнув языком мочку ее уха, прошептал:

— Но это не значит, что мы не способны на самые искренние, глубокие чувства.

Ретта выдохнула и крепко обняла мужа за шею.

— Я счастлива с тобой, — призналась ему она. — Именно об этом я и просила Тату у водопада.

— Так значит, нам обоим удалось достигнуть наших целей, — ответил он.

Ретта снова посмотрела на него:

— А о чем ты спрашивал Великую Мать?

— Смогу ли я спасти Вотростен, — признался князь, не задумываясь.

— В таком случае, поздравляю тебя с исполнением мечты.

— Желания, — поправил ее Аудмунд. — Желания. Мечты мои простираются гораздо дальше.

— Например? — заинтересовалась Ретта.

— Накормить народ хлебом, завести в Вотростене наконец домашнюю живность, а еще навсегда устранить фатраинскую угрозу. И, конечно же, стать счастливым в семейной жизни, — ответил ей князь и в свою очередь спросил: — Ну что, может, пойдем в покои? Нам надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним праздником, да и поужинать бы все же не мешало.

Словно в ответ на эти слова в желудке у Ретты голодно булькнуло.

— Пойдем, — охотно поддержала она идею и выскользнула из объятий супруга, чтобы поправить платье.

Встав, Аудмунд взял жену за руку, и они направились через сад в сторону замка. Поднявшись по лестницам, вошли в покои и обнаружили на столе помимо фазана еще и компот из яблок. Ретта сглотнула набежавшую слюну, и муж, подойдя, разорвал птицу пополам и протянул одну часть жене.

— Спасибо, — поблагодарила она, принимая мясо.

И они наконец с аппетитом поели. Когда посуду убрали, оба отправились переодеваться. Сняв платье и надев ночную сорочку, Ретта вернулась в спальню и села перед зеркалом причесываться. Аудмунд, подошел сзади и положил руки ей на плечи.

— Скажи, — спросила она, с удовольствием разглядывая отражение его обнаженного торса, — ты прежде тоже спал так?

— Как именно? — уточнил князь с интересом.

Ретта чуть заметно порозовела:

— Ну как сейчас ложишься — в штанах.

Он пожал плечами и честно ответил:

— Разумеется, нет. Зачем бы я стал так делать, если в моей комнате, кроме меня самого, никого не было?

— Тогда…

Ретта вдруг замялась, никак не решаясь высказать просьбу вслух. Положив на столик щетку, она встала и, откинув одеяло, забралась в постель. Князь терпеливо ждал, облокотившись о каминную полку и приподняв брови.

— Быть может, ты теперь будешь спать, как прежде? — наконец смогла договорить она и опустила смущенно взгляд. — Тебе же наверняка неудобно и непривычно.

Аудмунд фыркнул, очевидно сочтя подобное объяснение слабым и неубедительным. Да Ретта и сама была в принципе с ним согласна. Это все были, конечно же, отговорки, а правда заключалась в том, что ей невыносимо, до дрожи в пальцах, хотелось увидеть его тело полностью, целиком.

Муж покачал головой и вкрадчиво прошептал:

— Что ж, если ты хочешь…

Кровь снова застучала у нее в висках. Во рту пересохло, но она все же подняла глаза и не опускала их, даже несмотря на пылающие щеки.

А муж не спеша развязал шнуровку и стянул штаны, представ перед супругой во всей красе. Она задышала часто, закусила губу, и все же первым побуждением было не отвернуться, а протянуть руку и дотронуться до него. Но на столь смелый шаг она уже не решилась.

Аудмунд, решив, по-видимому, больше ее не мучить, обошел кровать и забрался под одеяло. Обняв жену, он прижал ее к себе, и Ретта с удовольствием пристроила голову у него на груди, наконец выдохнув.

— Моя смелая маленькая княгиня, — проговорил он ласково, поглаживая ее по плечу.

— Смелая? — покачала головой Ретта. — Вовсе нет. Иначе…

Она не договорила, а он поцеловал ее в макушку и закрыл глаза.

— Добрых снов, родная, — пожелал он.

— Спокойной ночи, любимый, — откликнулась Ретта.

Она закрыла глаза, и в памяти всплыла свирель и Аудмунд, подносящий инструмент к губам.

«Надо будет еще раз попросить его сыграть», — решила она.

Мерное дыхание мужа убаюкивало. Мысль ее то и дело возвращалась к только что увиденному, и тогда по телу ее разливалось приятное тепло, поднимаясь откуда-то из глубин существа.

Образы становились все более путаными и рваными, и Ретта сама не заметила, как уснула.

Пробудилась она, когда солнце успело забраться практически в зенит. Протянув руку, она обнаружила, что Аудмунда рядом нет. Впрочем, секунду спустя он обнаружился у окна. Уже одетый в котту, он сидел и что-то писал за столом.

— С добрым утром, — поприветствовала она и, выскользнув из постели, подошла и обняла, положив голову на плечо.

— С добрым утром, — откликнулся муж и, взяв ее руку, поцеловал ладонь.

Прикосновение губ и усов к нежной коже вновь заставило Ретту вздрогнуть от внезапного, острого удовольствия. Она крепче прижалась к нему и спросила:

— Чем занимаешься?

В ответ он неожиданно удрученно вздохнул:

— Пишу письмо Таяне. На днях большая часть оборотней покинет Вотростен, и мой долг как князя и друга Горгрида сообщить его жене о гибели мужа. Печальный долг, но на чужие плечи это дело не переложишь.

— Понимаю, — в тон ему откликнулась Ретта.

«Должно быть, это очень тяжело, — подумала она. — Заново переживать случившееся, когда и сам еще не до конца оправился».

— Не грусти, я уже почти закончил, — уже более бодрым голосом продолжил он. — Сейчас допишу и буду полностью в твоем распоряжении.

— У тебя сегодня нет дел? — уточнила она, и сердце, исполнившись надежды, пропустило удар.

— Нет, — покачал головой князь, весело сощурившись. — В день праздника я все отменил. Если только не случится чего-нибудь срочного, то до завтра у меня выходной. Как насчет того, чтобы сейчас поесть и покататься верхом?

— Идея чудесная! — обрадовалась она. — Тогда я быстренько пойду и оденусь.

— Беги, — улыбнулся ласково Аудмунд и вернулся к письму.

А Ретта юркнула в гардеробную и, приведя себя в порядок, надела платье для верховой езды. Впрочем, от обычного оно отличалось только более широкой юбкой. Повертевшись с удовольствием перед зеркалом, она в шутку показала своему отражению язык и направилась назад в спальню.

— Плащ принесете к столовой, — велела княгиня служанкам.

Аудмунд тем временем уже закончил свое печальное послание и тоже собирался на прогулку. Для него это означало переменить перевязь и захватить меч.

— Ну что, готова? — спросил он, увидев жену.

Она кивнула, с восхищением рассматривая мужественный облик супруга. Тот, заметив ее внимание, довольно ощерился и подал руку:

— Тогда пошли?

Гвардейцы стояли на своих постах, впрочем, как и всегда. За окнами ярко светило солнце, обещая столь редкий в эту пору солнечный день, и настроение Ретты было приподнятым. Хотелось сделать какую-нибудь невинную глупость, например, прямо сейчас начать танцевать, но она усилием воли сдерживалась.

Сразу после короткого завтрака они направились во двор, где их уже ждали лошади — Астрагал и жеребец Аудмунда по кличке Капитан.

Ретта погладила своего четвероногого друга и обняла его за шею, приветствуя:

— Здравствуй, мой хороший. Как твои дела?

Тот в ответ радостно заржал, из чего она сделала вывод, что у него все прекрасно.

Подняв лицо к небу, она зажмурилась от удовольствия и подумала, как было бы чудесно поехать только вдвоем, без охраны. Но это, разумеется, было невозможно. Четверо гвардейцев уже ждали, и ей оставалось только подчиниться этикету и здравому смыслу и поставить ногу на ладонь мужа, уже готового помочь ей сесть в седло.

Ворота распахнулись, мост услужливо опустился, и княжеская чета в сопровождении стражи выехала за ворота.

— Ну что, вперед? — бодро воскликнула Ретта, и Аудмунд вслед за ней пришпорил коня.

Легкий ветерок приятно обдувал лицо. Шелестели травы, вереск склонял разноцветные головы, словно кланялся.

— Нет, не сюда, — окликнул жену князь. — Левее.

И та, уже собиравшаяся было свернуть на одну из городских улиц, послушно последовала за ним.

Они направились в объезд городских предместий. По правую руку тянулись дома, слева колыхалось вересковое море, а впереди виднелась узкая полоска леса.

— Куда мы едем? — спросила изнывающая от любопытства Ретта.

Ибо видно было, что супруг держит путь не просто абы куда, наобум, но явно в какое-то конкретное место.

Аудмунд обернулся к ней, сощурился заговорщически и неопределенно ответил:

— Скоро увидишь. Хочу кое-что тебе показать.

Ретте оставалось только набраться терпения и подчиниться.

Она хотела задать вопрос, часто ли князь может позволить себе вот так сбежать от двора, дел и свиты, но потом подумала, что вопрос сам по себе не имеет смысла. Он ведь государь, а не пленный, а вотростенский двор не столь формален, как месаинский.

— Давно хочу спросить тебя, — сменила тему она, — сколько лет Рамору?

— Шестьдесят восемь, — охотно ответил Аудмунд. — А Иласару пятьдесят.

— А твоему деду?

— Сто три.

— А письмо ты им когда отдашь? — продолжала она.

— По возвращении в замок.

Он подъехал ближе и взял Ретту за руку. Пальцы их переплелись, и Аудмунд бережно погладил большим пальцем ее ладонь. Он улыбнулся нежно и ласково, и по телу Ретты разлилось приятное тепло. Невыносимо захотелось потянуться и достать запутавшийся в его волосах солнечный зайчик. Или хотя бы просто погладить. Но, конечно, подобного поведения в присутствии стражи позволить себе она не могла. Тогда Аудмунд, немного подождав, сам остановился и, дождавшись, пока она присоединится к нему, наклонился и осторожно поцеловал. Губы ее сами собой приоткрылись ему навстречу. С уст мужа сорвался глубокий, чуть слышный стон, и он обхватил ее за плечи, крепко прижав к груди.

Внутри у Ретты запульсировало, она подняла руку и ласково погладила чуть шершавую щеку супруга.

— Я люблю тебя, — выдохнул он ей прямо в губы.

— Я тоже, очень, — ответила она и прислонилась щекой к его плечу.

Некоторое время они так просто стояли, наслаждаясь мгновением полного, безоговорочного счастья. Стражи делали вид, что ничего не замечают, а может, занятые своими прямыми обязанностями, и в самом деле не обращали на князя с княгиней никакого внимания. Наконец, когда солнце, казалось, сделало по небу полный круг, или же всего через пару минут, тут Ретта затруднилась бы сказать точно, Аудмунд отстранился и сказал, поцеловав ее пальцы:

— Ну что, поедем?

Она кивнула, и их маленькая кавалькада продолжила путь в сторону виднеющегося невдалеке подлеска.

— Тут есть одно дерево, — заговорил он наконец, при этом светло и немного мечтательно улыбаясь, — которое я очень любил ребенком. Оно древнее, возрастом не менее семи столетий, но еще крепкое. Это дуб. Мальчишкой я часто залезал на него, прятался в кроне и, удобно устроившись на одной из веток, наблюдал за едущими по тракту путниками. Гадал, куда они направляются и чем занимаются в жизни. Я мог так забавляться часами.

— А тебя в это время искали в замке? — улыбнулась Ретта.

Аудмунд в ответ покачал головой:

— Вовсе нет. И отец, и Горгрид хорошо знали об этом месте, и если в Асгволде признаков наличия меня вдруг не обнаруживалось, то ехали прямиком сюда. Вот оно.

Князь с княгиней остановились около мощного дуба, растущего прямо у кромки леса. Одним своим видом он внушал уважение. Ретта объехала вокруг, погладив шершавую кору.

— Так вот он какой, еще один твой друг, — заметила она, с уважением разглядывая древесного старца.

Аудмунд кивнул и оперся о луку седла:

— Очень верное замечание. Именно друг. Ты знаешь, однажды я взял от него желуди и решил посадить внутри замковой ограды. Несколько лет потом терпеливо ухаживал, и в итоге целых три молодых дубочка взошли.

— Прям небольшая рощица! — восхитилась Ретта.

— Так и есть, — подтвердил Аудмунд. — Ты много раз мимо них проходила, но наверняка не обращала внимания. Они растут недалеко от беседки.

— Покажешь мне потом? — попросила она.

— Обязательно, — пообещал он.

Они еще немного постояли, любуясь деревом, а потом вновь пустили отдохнувших коней, на этот раз в сторону моря.

— Ты ведь, кроме Асгволда, ничего, по сути, в Вотростене не видела, — сказал ей Аудмунд. — И у тебя может сложиться ложное впечатление, будто наша страна — пустыня с редкими вкраплениями хуторов и деревень. А ведь это не так.

— Ты хочешь показать мне порт? — обрадовалась Ретта и в нетерпении подалась вперед.

— Да, — подтвердил он догадку.

Она радостно вскрикнула, в победном жесте вскинув руку, и князь рассмеялся, то ли радуясь ребячеству супруги, то ли просто от хорошего настроения.

Серая полоска моря впереди становилась все шире. Ветер трепал плащи и путал волосы. Травы ласкали ноги лошадей и всадников. Ретта то и дело оборачивалась на мужа, и тогда сердце ее сбивалось с ритма. Аудмунд, ловя ее взгляд, улыбался в ответ и брал за руку.

Мощеная дорога под ногами постепенно становилась все шире и шире. Начали появляться дома, но не жилые, а склады и амбары. Чувствовался запах моря.

Аудмунд и Ретта перешли на шаг, и гвардейцы подъехали ближе, пристроившись сзади и по бокам.

Бодро трусивший в сторону порта мужичок, завидев князя, затормозил, но тот махнул рукой, предлагая обгонять. Низко поклонившись, путник пришпорил лошадь и вскоре скрылся из вида.

Отчетливо потянуло рыбой. Шум и гам, крики матросов становились все громче. Впереди пронеслась в туче пыли ватага ребят, среди которых Ретта заметила и несколько девочек тоже.

— Это ученики, да? — спросила она, проводив их взглядом.

— Совершенно верно, — ответил муж. — Школа тут совсем рядом, на расстоянии полумили влево.

Астрагал сердито всхрапнул, и Ретта поспешила уступить дорогу какому-то моряку, тащившему на плечах бочку. Судя по запаху, в ней была соленая рыба.

На пристани царил невообразимый гвалт. Сразу три судна швартовались, перебрасывали на берег сходни, и она поняла, что в такой суматохе их точно теперь никто не заметит.

В море вдавались несколько длинных каменных причалов, внутренний и внешний рейд с двух сторон обнимали усыпанные галькой косы. На них гордо возвышались довольно толстые стены с башнями и бойницами.

— Это на случай нападения, да? — предположила Ретта, оглянувшись на мужа.

— Угадала, — ответил Аудмунд.

Они поехали вдоль пристани. Море шумело, разбрызгивая соленые капли, Астрагал недовольно фыркал, обходя мешки, ящики и перешагивая валяющиеся под ногами бухты канатов. Кто-то совсем рядом над ухом пронзительно свистнул, Ретта испуганно вздрогнула и подняла глаза. Вдруг ей показалось, что она видит знакомые очертания.

— Смотри, «Счастливый», — указала она рукой, обращая внимание Аудмунда.

— Где? — встрепенулся тот и всмотрелся в то направление, куда она указывала.

— Вот же он, — отозвалась Ретта, с интересом наблюдая, как меняется выражение лица мужа. Из отстраненно-мечтательного оно стало довольно-хищным. Он только что не облизывался, как кот, поймавший мышь.

— Значит, скоро следует ждать доклада Кьярби, — прошептал он так, чтобы кроме жены его никто не услышал.

— Неужели…

Сердце подпрыгнуло и взволнованно заколотилось. Так значит, именно этот корабль был послан на Фатраин выполнять поручение?

Князь кивнул и вслух добавил:

— Но это все уже завтра. Теперь отчет — не срочное дело.

— Ты абсолютно уверен? — поинтересовалась она.

— Конечно. Иначе я бы уже давно обо всем знал. Но Кьярбьерн не торопится, а это значит, что сегодня я могу не менять планы и посвятить этот день тебе. Чего ты хочешь?

Ретта задумалась. Было большое искушение сказать «тебя», но тогда они рискуют не успеть на праздник. Значит, следовало остановиться на другом желании, не менее увлекательном.

— Вернуться в замок и пообедать в саду, — в конце концов сказала она.

Аудмунд усмехнулся коварно, подъехал ближе и наклонился, делая вид, что говорит на ухо. На самом же деле он лизнул ее шею, осторожно прихватил зубами мочку уха и, положив руку на бедро Ретты, осторожно его погладил. Она закусила губу, с трудом удерживая стон.

— Как пожелает моя госпожа, — негромко, вкрадчиво прошептал он и, развернув коня, скомандовал: — Вперед, в Асгволд!

И снова замелькали уносящиеся вдаль поля. Кони радостно мчались домой, словно летели над землей, и ветер разносил их заливистое, бодрое ржание.

Асгволд быстро рос впереди, и Ретта любовалась городом, успевшим стать ей всего за несколько дней родным. Сколь много прожито за такой короткий срок! Она мысленно оглядывалась назад и сама с трудом верила. А сколько еще предстоит пережить!

Она посмотрела на мужа, и тот, почувствовав ее взгляд, тоже повернул голову и улыбнулся.

«Когда у нас родится сын, — вдруг подумала она, — на кого он будет похож?»

Впрочем, раз они оба светловолосы, то и ребенку суждено стать блондином, иначе и быть не может. Ну, возможно с легким намеком на рыжину, как Аудмунд. И уж конечно, оборотень — кесау ведь иных детей не рожают. Она со всей отчетливостью представила их будущего малыша, и мысль эта породила в груди восторг. Конечно, сына-оборотня еще предстоит научиться понимать, но уж тут она справится. Любимый поможет.

Конечно, чтобы он появился на свет, должно сперва кое-что произойти. Но Ретта твердо решила, что после праздника обо всем объявит мужу. О том, что уже больше ничего не боится и что нет необходимости и дальше ждать. Уже совсем скоро.

Они свернули на одну из главных улиц города и, перейдя с галопа на рысь, поехали к замку напрямик. Люди им уступали дорогу, махали вслед, собаки сердито брехали, не обращая ни малейшего внимания на титулы всадников, а Ретта оглядывалась по сторонам, присматриваясь, не встретится ли по пути подходящее для госпиталя место. Чуть позже, когда лорд Кьярбьерн отчитается Аудмунду о миссии на Фатраин, она вместе с князем сядет над картой и выберет участок под строительство. Но сперва, конечно, следовало поглядеть воочию. Мастер Ингдун уже обещал ей всяческую поддержку и помощь. Старик вообще отнесся к идее с энтузиазмом.

Одно-двухэтажные дома ремесленников и торговцев стали расти, сменяясь дворцами знати и официальными учреждениями. Маленькая кавалькада свернула на соседнюю улицу и вскоре подъехала к воротам замка. Стражи опустили мост, и Аудмунд, едва они оказались во дворе, спешился и подошел, протягивая руки, чтобы снять с Астрагала жену.

Ретта спрыгнула прямо в объятия оборотня, и он, пользуясь случаем, на короткое мгновение ее прижал, и она с удовольствием вдохнула его, ставший уже таким родным, запах.

Люди-рыси безусловно чувствовали ароматы сильнее, тут даже двух мнений быть не могло. Но и она со своим человеческим обонянием сразу с закрытыми глазами узнавала мужа по запаху, присущему только ему одному. И, боги, до чего же он ей нравился!

Она улыбнулась, глядя Аудмунду прямо в глаза, и он с удовольствием выпустил свои кошачьи клыки.

— Ну что, идем пока в покои? — предложил муж. — Слугам понадобится немного времени, чтобы все подготовить.

— Давай, — покладисто согласилась Ретта. — Мне все равно нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок.

И они направились в донжон. Позвав служанок, она переоделась, умылась и заново уложила слегка растрепавшиеся от быстрой скачки волосы. Солнце уже успело перебраться на западную часть небосвода, и намеченный праздник становился все ближе. Однако на обед вдвоем у них времени все равно оставалось более чем достаточно.

Она вновь подумала о муже, и чувство тепла, даже жара, ставшее уже за этот день привычным, снова разлилось по телу. Мысль о том, что, возможно, произойдет после, вызывала уже не страх, а только радостное предвкушение. Желание объявить обо всем Аудмунду прямо сейчас было велико, но Ретта решила, что не стоит, пожалуй, сбивать ему настроение.

Усилием воли она привела смятенные мысли в порядок и вернулась в гостиную. Супруг уже ждал ее и, увидев, поднялся с кресла и протянул руку.

— Готова? — уточнил он.

— Да, — уверенно ответила она и вложила пальцы.

Решив не отвлекать слуг, наводящих в замке последний лоск, они спустились в сад по одной из боковых лестниц.

— Словно два заговорщика, — рассмеялась Ретта, с удовольствием вдыхая тяжелый аромат хвои и подставляя лицо солнышку.

— Люблю иногда развлечься подобным образом, — признался муж.

Она взяла его под руку, и оба направились неторопливым шагом к беседке.

— Я приказал накрыть стол там, — сообщил тем временем Аудмунд. — Сначала хотел на траве, но земля теперь с каждым днем становится все более холодной, даже если постелить ковер и набросать подушки.

— Как скажешь, — не стала спорить Ретта. — Тут тебе виднее. А у меня настроение слишком хорошее, чтобы его можно было испортить какой-то беседкой.

Супруг рассмеялся и, наклонившись, быстро поцеловал ее в щеку.

Скоро в конце дорожки показались дубки, и Аудмунд заметил, указав на них:

— Те самые, за которыми я ухаживал.

Ретта с восхищением посмотрела на них и покачала головой:

— Могла ли я подумать там, в Месаине, что младший вотростенский принц окажется не только безжалостным полководцем, но еще заботливым мужем и трепетным садовником?

Аудмунд в ответ весело фыркнул:

— Все мы исполняем несколько совершенно разных ролей в жизни, и было бы слишком скучно во всех выглядеть одинаково.

Ретта оглянулась на него, сощурившись. На смеющиеся и одновременно совершенно серьезные глаза с вертикальными зрачками, на усы и губы и ответила тихо:

— Совершенно с тобой согласна.

Они вошли в беседку, где их уже ждал накрытый столик, и Аудмунд, собрав разбросанные по скамейке подушки в кучу, помог Ретте сесть.

Особой изысканностью обед не блистал — должно быть, повара приберегли фантазию до ужина. Однако была жареная с вяленым мясом капуста, румяные, наливные яблочки и хлеб. И, конечно, чай.

Ретта спросила:

— Послушай, а вина в Вотростене совсем не пьют?

Аудмунд положил ей в тарелку карпа и ответил:

— Как правило, нет. Во-первых, собственных виноградников у нас, как ты понимаешь, не имеется, а привозное стоит слишком дорого. Меды, конечно, варят вкусные, но их выставляют в основном на праздники, так что традиция пития не прижилась. А ты что, хочешь вина?

— Ни в коем случае, — энергично помотала головой она. — Просто к слову пришлось. Хмельные напитки я почти не пью.

И они приступили к рыбе. Ели молча, только время от времени поглядывая друг на друга, а чуть позже, когда дошла очередь до мяса, Аудмунд, видимо, в шутку, выпустил коготь и, подцепив тонкий ломтик, отправил его в рот. Ретта замерла, наблюдая это зрелище.

— А мне? — наконец спросила она нарочито жалобно.

Муж посмотрел на нее и, выбрав кусок покрупнее из ее порции, подцепил и поднес ко рту жены.

Таким способом есть мясо ей, конечно, не приходилось. Она придвинулась ближе и положила голову на плечо Аудмунда, затем открыла рот пошире, и он аккуратно положил кусочек туда, а после потянулся за следующим. Происходящее было очень необычно и отчего-то волнующе. Когда тарелки опустели, Ретта объявила:

— Было очень вкусно.

— Очень рад, что тебе понравилось.

— Какой удобный, однако, столовый прибор, — заметила она, оценивающе поглядев на его уже снова человеческую руку.

— И, главное, всегда при мне! — с шутливой важностью ответил на это муж.

Когда чай тоже был выпит, они посидели еще некоторое время, любуясь опускающимся к горизонту солнцем и постепенно темнеющим небом, а потом князь встал и, протянув жене руку, объявил:

— Пора собираться.

Она посмотрела на него долгим взглядом, затем кивнула и вложила пальцы. Заходящее солнце играло в его волосах, придавая им густой, глубокий оттенок, глаза казались темнее обычного, а черты резче. Он сам напоминал теперь творение талантливого скульптора, и Ретта на миг вдруг остро пожалела, что не умеет писать портретов.

— Идем, — ответила она и выдохнула, переводя дыхание.

А замок, полностью готовый к празднику, уже сверкал, словно фамильная драгоценность. Пламя тысяч свечей отражалось в зеркалах, окнах и в натертом до блеска паркете, так что с непривычки даже слепило глаза.

— Я гляну быстренько? — спросила Аудмунда изнывающая от любопытства Ретта.

— Разумеется, — улыбнулся супруг.

Приоткрыв дверь в бальный зал, она увидела украшенные лентами и цветами простенки, флаги с гербами Вотростена, а также помост с двумя тронными креслами — один побольше, второй поменьше.

— Второе для тебя, — прошептал муж, встав у нее за спиной и тоже глядя в зал.

Она обернулась и прочла на лице его вдохновение и какое-то неуловимое величие, на ступеньку поднимающее своего обладателя над остальными смертными. Оно не являлось следствием определенной одежды, позы или выражения лица, но шло изнутри, из глубин души. Ретта потянулась и осторожно коснулась губами его щеки.

— Необыкновенно красиво, — сказала она. — Спасибо!

Он посмотрел на нее добрым, всепонимающим, мудрым взглядом, который гораздо уместнее смотрелся бы на лице Горгрида или Весгарда, и Ретта в который раз подумала, сколь много оборотням дает память.

— Гости уже начинают потихоньку съезжаться, — сказал он. — Пойдем, оденемся.

— Ты прав, поспешим! — живо откликнулась она, и оба поднялись в донжон.

Аудмунд направился в свою часть гардеробной, а Ретта позвала служанок и велела им доставать давно уже выбранное платье из золотой парчи, расшитое бриллиантами и жемчугом.

Она с любовью провела рукой по нарядной ткани. То самое, что она не надела на свадьбу с Бардульвом. Уж так вышло. Да и сама церемония в итоге получилась более чем странная и трагическая. Бой с магами, гибель Горгрида. Нет, столь изысканный наряд достоин лучшего обращения и антуража. И если сегодня ее, так сказать, посвящают в княгини, то не стоит ли и ей самой считать этот праздник второй свадьбой?

Решив для себя таким образом, она оделась и села за столик, приказав уложить волосы. Помощницы засуетились, а Ретта тем временем принялась перебирать в памяти все события минувшего дня. Прогулка с мужем, его улыбка и счастье, так легко читавшееся на обычно серьезном лице. Они казались драгоценными жемчужинами, которые хотелось сохранить, сберечь, чтобы потом при случае с удовольствием разглядывать, достав из шкатулки.

— Готово, госпожа, — объявили девушки, и Ретта, оглядев себя в зеркало, кивнула, довольная увиденным.

На город уже успели опуститься сумерки. Дни теперь становились все меньше и меньше. Все раньше разжигались камины в покоях, и огонь теперь подолгу горел, отдавая тепло и придавая помещениям уют.

Она вышла в спальню и огляделась по сторонам. Аудмунд, завидев ее, поднялся из кресла, и Ретта, восхищенная увиденным, перестала дышать. Казалось бы, все то же самое, что он надевал всегда. Но то ли сказывалось ее собственное настроение, то ли дело было в чем-то еще, она не знала ответа и уж конечно не собиралась его искать. Но самый вид мужа, одетого в рубаху из тонкой серой шерсти, в черную котту, отделанную серебристой нитью, и широкий пояс с тяжелой кованой пряжкой вызывал у нее перебои в сердцебиении. Волосы его, ничем не стянутые, свободно падали на плечи. На голове гордо поблескивал древний венец князей.

— Ты прекрасен! — даже не пытаясь скрыть восхищения, сказала она.

— То же самое я собирался сказать тебе, — улыбнулся он.

Окинув ее фигуру долгим выразительным взглядом, он взял ее за руку и просто сказал:

— Удивительна!

Всего одно слово, но Ретте оно заменило долгую речь, столь много в нем было искреннего, неподдельного чувства.

Она покраснела невольно, словно маленькая девочка, и князь добавил:

— Ничего не бойся. Придворные за минувшие дни успели достаточно узнать тебя, так что сюрпризов не будет. И я рядом.

— Как всегда, — откликнулась Ретта, и Аудмунд наклонился и поцеловал ее отчаянно пульсирующую жилку на шее.

— Моя княгиня, — прошептал он таким тоном, от которого ее бросило в жар, а по коже словно закололи сотни крохотных, невидимых иголочек.

Гвардейцы, повинуясь сигналу, распахнули двери, и вновь, как в день похорон, множество копий разом ударили об пол.

Они спустились привычным уже путем в тронный зал, и голос советника Весгарда объявил:

— Князь Аудмунд и княгиня Алеретт!

Вдруг стало непривычно и странно слышать собственное полное имя. Ее так часто за последние дни называли кратким, что она успела отвыкнуть.

Окинув взглядом полный народу зал, она заметила в нем не только советников и ожидающих своей очереди к представлению фрейлин, но также всех прочих представителей знати, их жен и детей.

Вот только на месте старшего советника, не случись той беды, стоял бы сейчас не Весгард, а Горгрид. Сердце кольнуло, на душу на мгновение опустилась печаль. Она посмотрела на Аудмунда и по его помрачневшему лицу поняла, что он подумал о том же. Впрочем, довольно скоро князь вновь взял себя в руки, и Ретта поспешила последовать его примеру. Сегодня день радости.

— Сограждане, — заговорил Аудмунд, и редкие шепотки в зале мгновенно смолкли. Внимание собравшихся обратилось к нему. — Сегодня торжественный, знаменательный день. Я рад объявить вам, что в Вотростене вновь после многих лет отсутствия появилась та, что составляет отныне счастье и радость княжеского дома. Она его опора и надежда. Без жены любой мужчина, будь он даже сам правитель, никто. Вам, лучшим людям нашей страны, я представляю свою прекрасную супругу — княгиню Алеретт.

У Ретты от волнения слегка потемнело в глазах, а в ушах зашумело. Она почувствовала, как Аудмунд крепче сжал ее руку, и, найдя его вопросительный, немного встревоженный взгляд, улыбнулась:

— Все хорошо, — одними губами прошептала она.

Он в ответ слегка поднял бровь, будто спрашивал, уверена ли она, и Ретта кивнула.

Зал загудел, взорвавшись приветственными криками. Лорды и леди громко рукоплескали, а дети, подбежав к помосту, принялись бросать лепестки цветов.

«Ну что ж, первый шаг можно считать сделанным, — подумала молодая княгиня, улыбаясь светло и счастливо. — Теперь надо начинать обживаться».

Ее новые фрейлины хлопали в ладоши, казалось, громче всех. Когда крики чуть-чуть утихли, лорд Весгард вышел на шаг вперед и заговорил, обращаясь к гостям:

— Позвольте также представить вам, благородные лорды и леди, этих дам, новый двор нашей княгини. Леди Бериса…

Только тут Ретта поняла, что ее няня тоже стоит среди присутствующих. Такая же красивая, изысканная и величавая, как другие женщины. Теперь было хорошо видно, что в жилах ее течет благородная кровь. Ретта улыбнулась своей первой статс-даме, и та в ответ незаметно, но весело подмигнула ей.

— Леди Орнильд, — зачитывал дальше список Весгард, — леди Адэрун, леди Барнильд…

Последняя, конечно, со своей ногой стоять не могла, а сидела на стуле немного в стороне. Айтольв, присутствовавший на празднике ради исполнения своих прямых служебных обязанностей, поискал ее взглядом и, заметив, что у нее все хорошо, успокоился. Ретта чуть заметно покачала головой.

Старший советник закончил зачитывать список, и знать вновь поприветствовала рукоплесканиями, правда, более тихими, девушек и женщин двора.

Лорд Весгард сделал чуть заметный знак рукой, и шум смолк. В одной из соседних комнат заиграла музыка, и Ретта узнала гимн Вотростена, который частенько слышала еще во время войны. Теперь он звучал для ее ушей не тревожно, а торжественно и жизнерадостно. Звуки летели ввысь, к расписному потолку, разносясь по замку, и обещали, казалось, тем, кто слышал его, мир и процветание. Во всяком случае, так показалось самой Ретте.

Аудмунд стоял с самым серьезным лицом, чуть опустив голову, и прочие мужчины в зале вторили его позе. От дам подобного не требовалось, но и на их лицах нельзя было прочесть ни малейших признаков легкомыслия и веселья.

Звуки смолкли, и Ретта, подняв глаза, посмотрела на Аудмунда.

— Все хорошо, — сказал он тихо. — Ты умница.

А она в который раз уже залюбовалась им, и сердце восторженно взмыло куда-то ввысь.

— Ну что, идем? — спросил ее князь и подал руку.

Ретта вложила пальцы, и гости расступились, образуя проход.

— Одну секунду, — попросила она и обернулась к Айтольву. — Капитан, я полагаю, что князь не разгневается, если вы оставите на время свои обязанности и поможете невесте. Она без вас не справится.

Аудмунд серьезно кивнул:

— Я согласен.

И, незаметно подмигнув жене, помог ей сойти с помоста и повел в обеденный зал. Чего только не было на столах! Лосось, треска, сельдь, форель, семга, палтус; мясо во всех видах — оленина, баранина, говядина, зайчатина, кабаны, а также не виданное прежде Реттой мясо кита и тюленя. Стояли несколько видов супов, сыры, пироги с ягодами — клюквой, брусникой, черникой, голубикой, малиной, а также множество сладких соусов.

Между блюдами красовались вазы с цветами, и можно было подумать, что дело происходит не на холодном севере, а теплом юге.

Аудмунд посадил жену во главе стоящего на возвышении стола, и она, пользуясь случаем, прошептала:

— Роскошная трапеза!

Он наклонился и с улыбкой поцеловал кончики ее пальцев:

— Благодарю!

Прикосновение губ к руке взволновало, дыхание у Ретты перехватило, и она с удовольствием стала наблюдать за мужем, пока он шел к своему месту.

Гости принялись рассаживаться, Айтольв, решив, по-видимому, не усложнять себе или леди Барнильд жизнь, просто перенес ее из тронного зала на руках.

«Для начала неплохо», — одобрительно подумала Ретта и снова посмотрела на супруга.

В этот самый момент его ноздри дрогнули, и она подумала, что же именно он почувствовал. Но задавать вопрос сейчас, разумеется, было как минимум неудобно — слишком далеко он сидел.

Где-то вдалеке играла, создавая фон, ненавязчивая, легкая музыка. Гости за столами негромко переговаривались. У Ретты в тарелке исходил паром черепаховый суп, однако она от волнения почти не могла есть. Перед мысленным взором вставали картины одна горячей другой. Вспоминался Аудмунд, каким она его увидела накануне вечером, и тогда сегодняшний праздник начинал казаться ей невыносимо длинным. Стучало в висках, почти невозможно было сидеть. Как вдруг она заметила, что муж нахмурился, резко втянул носом воздух, и ноздри его хищно расширились. Он бросил на нее прямой пристальный взгляд, и Ретта почувствовала, что у нее вспотели ладони. Князь отодвинул собственный стул и встал. Обойдя стол быстрым шагом, он подал ей руку и спросил:

— Потанцуешь со мной?

Растерянно кивнув, она вложила пальцы и пошла вместе с ним в середину зала. Музыка заиграла громче, разлившись бурным каскадом, а после потекла, словно плавный ручей. Аудмунд привлек ее к себе, и она положила руку на его плечо.

— Почему ты молчишь? — спросил он шепотом, наклонившись к самому уху. — Почему не говоришь ничего?

— О чем? — неловко попыталась выкрутиться она.

В самом деле, сейчас же праздник. К тому же она никак не могла сообразить, какими словами ему обо всем сказать. Ведь он не просто супруг, он привлекательный, необыкновенно красивый мужчина, к которому ее влечет! Да у нее же просто язык отнимается!

Аудмунд сдавленно зашипел, и верхняя губа его дрогнула:

— Никогда не пытайся лгать мне о таких вещах! Ты уже забыла, что я наполовину зверь и чувствую твое возбуждение? Пойдем!

Он прервал танец и, подав Ретте руку, направился вместе с ней к выходу. Остановившись около старшего советника, сказал ему:

— Лорд Весгард, прошу нас извинить, но мы с княгиней вынуждены вас теперь покинуть. Продолжайте праздник без нас.

— Ваша воля, мой повелитель, — почтительно склонил голову тот.

— Хорошего вечера.

Они покинули столовую и свернули в один из боковых коридоров. Коротко рыкнув, Аудмунд с силой прижал жену спиной к стене и вдохнул ее запах.

— Ну же, Ретта, — прошептал он ей почти в самую шею. — Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он крепко обнял ее за бедра и прижал к себе. Отчетливое ощущение его силы заставило огнем запылать ее щеки. Ноги ослабели, и она, возможно, упала бы, если бы Аудмунд ее не держал.

— Хочу, — пробормотала она, плохо понимая, что происходит вокруг.

Где они? Видит ли их кто-нибудь? А впрочем, какое это теперь имеет значение?

Он наклонился и осторожно коснулся губами шеи, одновременно пропустив ладонь между ее бедер, и Ретта на этот раз уже не смогла сдержать стон.

— Ну же, — продолжал настаивать муж. — Скажи это. Скажи вслух, Ретта, и я клянусь, что ты не пожалеешь!

— Я хочу тебя, — послушно пробормотала она и, закусив губу, посмотрела прямо на мужа. Зрачки его превратились в две узкие щелочки.

— Я хочу тебя, Аудмунд, — повторила она, на этот раз громко и твердо. — Сейчас. И плевать, увидят нас потом дети или нет.

— Наконец-то! — выдохнул он и подхватил ее на руки.

Поднявшись в покои, он пронес ее мимо стражи и пинком распахнул дверь. Отпустив Ретту, принялся ее раздевать. Точнее, он просто расстегнул несколько верхних застежек, а затем задрал юбку и стянул платье через голову. Несколько жемчужных пуговиц упали на пол. Ретта сняла с волос сетку, вынула заколки и шпильки и зашвырнула их куда-то в сторону, не глядя.

— Моя! — почти по-звериному прорычал Аудмунд и, накрыв ее грудь одной рукой, второй провел ладонью по внутренней стороне бедра. Боясь упасть, она с силой вцепилась ему в плечи. Муж вновь подхватил ее и перенес в кровать.

— Моя, — прошептал он, на этот раз нежно и, склонившись, жадно поцеловал.

Ретта нетерпеливо потянулась к пряжке на его поясе, и Аудмунд, рывком сорвав его, стащил с себя одежды. На мгновение он замер, позволяя восторженному взгляду жены себя разглядеть и, заметив, как она вновь потянулась к нему, еще раз коротко рыкнул и присоединился к ней.