21 закат нашей любви (гет)

С самого утра настроение было слегка испорчено. Когда отряды вернулись с похода в лагерь, вожатые объявили, чтобы все упаковали свои чемоданы сегодня, потому что завтра, в день отъезда, на это времени не будет. Мысль о сборе вещей навевала грусть. Неужели на этом всё?

Последние дни в лагере всегда сопровождались смешанными чувствами. С одной стороны, радость от проведенного вместе времени, новых друзей и ярких эмоций. С другой — печаль от расставания и неизбежное прощание с этим удивительным местом.

— Розария, как ты планируешь провести еще два месяца лета? — поинтересовалась Люмин, складывая в чемодан одежду. — Твои же родители всё ещё на работе за границей?

Розария оторвала взгляд от своего багажа и кивнула в подтверждение на вопрос подруги.

— Да, мои родители все еще работают за границей. Я, вероятно, вернусь домой и проведу оставшееся время с бабушкой и дедушкой до сентября, когда снова начнутся занятия в школе. Либо же мать меня еще куда-то отправит. Я уже привыкла, что я постоянно куда-то езжу, потому что родителям лишь бы меня куда-то спихнуть и самим мною не заниматься. А как насчет тебя, Люмин? Какие планы после лагеря?

— К сожалению, никаких, — с тяжелым вздохом ответила Люмин. — Моя единственная подруга-одноклассница укатила в деревню к бабушке до конца лета, а с компанией Итэра я как-то не общаюсь, мне всегда казалось, что я буду там лишней. Так что меня ждет одиночество, и единственный просвет в нем — это возможные видеозвонки и встречи с вами…

Розария нахмурилась, услышав это, а затем на её лице появилась коварная улыбка.

— А приезжай ко мне в гости на несколько дней! — предложила Розария, оживившись. — Родители не будут против, бабушка тоже, у нас большой дом, место для тебя найдем. Увидишь, мы здорово проведем время! А если меня отправят еще в какой-нибудь очередной лагерь, поехали со мной, а? Второй заход, так скажем.

— Ну… Я даже не знаю. Насчет приехать к тебе — я должна поговорить с родителями, — ответила Люмин, облегченно улыбнувшись. — Но насчет очередной поездки в лагерь я пас. Двадцатого июля у Тартальи день рождения. Если я поеду лагерь, то наверняка тогда не попаду к нему.

— А-а, тогда ладно. Честно говоря, я тоже не хочу уже никуда ехать, — призналась Розария. — Надоело. Мои родаки словно потеряли счет времени и забыли, что мне уже семнадцать. До сих пор беспокоятся, что я не справлюсь одна, что-то натворю дома и так далее. Бред. Буду уговаривать, чтобы меня больше никуда не отправляли. У меня всё-таки тоже теперь парень есть, я должна с ним время проводить.

— И какие у вас с Дотторе планы? — поинтересовалась Люмин.

— Знаешь, мы, оказывается, очень похожи в плане семейных отношений, — издалека начала Розария. — Оба были на воспитании у бабушек, в основном. Мои родители постоянно за границей, его отец занимается лагерем, причём этот лагерь работает не только летом, здесь есть смены и осенью, и зимой. А матери у него нет, к сожалению. Поэтому на оставшиеся пару месяцев лета мы остаёмся практически одни дома. Мы подумали пожить вместе на это время.

— Ну, это очень серьезный шаг, особенно учитывая, что вы начали свои отношения несколько дней назад, — задумчиво сказала Люмин, немного нахмурив брови. — Вы уверены, что готовы к такому?

— Да, уверена, — с твердостью в голосе ответила Розария. — Мы много обо всем говорили и пришли к выводу, что хотим провести это время вместе, чтобы лучше узнать друг друга. Тем более, если предоставляется такая возможность, то её нужно ловить.

Люмин кивнула, понимая, что дальнейшие попытки переубедить подругу все равно будут бесполезны. Она знала характер Розарии — упрямый и настойчивый, когда дело касалось её собственных решений.

— Что ж, я желаю вам удачи, — с улыбкой произнесла она. — Надеюсь, всё получится.

— Спасибо, Люмин, — с благодарностью ответила Розария. — А что насчет тебя и Тартальи?

— Здесь всё намного сложнее. Мы не сможем видеться так часто, как хотелось бы. Всё-таки нас разделяют два часа езды, каждый день не поездишь… И меня это очень беспокоит. Да, можно созваниваться по видеосвязи, но это все равно не то, особенно в отношениях. Я просто надеюсь, что пока меня нет рядом, он не найдет себе девчонку там, в своем городе…

— Ты переживаешь, это понятно. Но, может, попробуешь поговорить с ним об этом? — предложила Розария, сжав руку подруги в знак поддержки. — Откровенность — это важно. Он должен знать о твоих чувствах и беспокойствах.

— Я думала об этом, но боюсь выглядеть навязчивой. Каждый раз, когда я начинаю этот разговор, получается, что он больше успокаивает меня, чем рассказывает о своих мыслях, — Люмин вздохнула, опустив взгляд на раскрытый чемодан с аккуратно уложенной одеждой. — Может, я должна просто довериться ему?

— Конечно, доверие — это главная составляющая отношений, — кивнула Розария. — Но ты вправе знать, что он думает. Не бойся обсуждать свою тревогу. В конце концов, это поможет вам обоим понять друг друга лучше.

— Может, ты и права, — согласилась Люмин с теплой улыбкой. — Спасибо. Я попробую поговорить с ним. Я просто боюсь, что он подумает, что я ему не доверяю, мне кажется, что все мои сомнения от моей неуверенности в себе и низкой самооценки. Понимаешь, Розария, я все время представляю себя и Тарталью вместе, и мне всё время кажется, что для такой девушки, как я, Тарталья слишком хорош. Вокруг столько девушек, намного красивее меня, а он выбрал меня, и мой противный мозг всё время ищет подвох в этом… И я не могу ничего с этим поделать, Розария.

Розария вздохнула и посмотрела на Люмин с задумчивым выражением. Она знала, что такие мысли могут терзать, но также понимала, что истинная ценность человека кроется не только во внешней красоте.

— Люмин, ты должна понять одну вещь, — начала Розария спокойным, но уверенным голосом. — Внешность — это не самое главное. Тарталья выбрал тебя не потому, что он нашел самую красивую девушку в мире, а потому что ты для него являешься чем-то особенным. Ты — добрая, веселая, искренняя. Есть столько качеств, которые делают тебя уникальной и неповторимой. И если Тарталья видит это в тебе, то ты должна начать видеть это в себе.

Люмин внимательно слушала, её глаза блестели от непрошенных слёз. Речь Розарии затронула её сердце, пробуждая в ней тщетно подавляемые искры уверенности.

— Но как мне перестать сомневаться? — тихо спросила она. — Я знаю, что он любит меня, но эти навязчивые мысли всё ещё возвращаются…

Розария задумалась на мгновение, подыскивая нужные слова.

— Знаешь, путь к уверенности в себе — это процесс, — ответила она. — Это как путешествие. Ты не сможешь сразу стать тем, кем хочешь быть. Но маленькими шагами, своим упорством, ты сможешь преодолеть эти сомнения. И важно не забывать: ты уже достойна любви просто потому, что ты есть. Начни с этого. Постепенно, день за днем, напоминай себе о своих достоинствах. Ты сильнее, чем думаешь, Люмин.

Люмин прошептала слова благодарности подруге и вздохнула. Розария права: она не должна бояться говорить с Тартальей и выражать свои чувства открыто и честно. В конце концов, любовь заслуживает того, чтобы за неё бороться, и она была готова сделать всё возможное…

После завтрака все отряды направились на главную площадь. Здесь каждому отряду был предоставлен ватман, чтобы написать все мысли о летнем лагере, пожелания и памятные моменты. На столе лежали карандаши, ручки, фломастеры и краски, предоставляющие воплотить самые разные творческие фантазии.

Люмин взяла фломастер и написала: «Я не понимаю, как за три недели это место превратилось из того, что я ненавидела, в то, в котором я хочу остаться навсегда… Всё благодаря людям, которые меня здесь окружали».

Розария, стоявшая рядом с Люмин, наклонилась, чтобы прочитать то, что написала Люмин. Улыбка тронула уголки ее губ.

— Удивительно, как много может измениться за такой короткий промежуток времени, да? — спросила она.

— Да, верно. А что ты собираешься написать?

Розария на мгновение задумалась, раздумывая, что написать на ватмане.

— Думаю, я напишу обо всех приключениях, смехе и моментах, которые мы здесь прожили. Это была незабываемая смена это точно!

— Если ты напишешь обо всех наших приключениях, тебе не хватит ватмана, — поддразнил ее Дотторе

— Поверь мне, я могу быть краткой, когда захочу. Я просто изложу все это по пунктам, проще простого, — Розария игриво закатила глаза и взяла ручку, чтобы написать свои мысли.

— Тарталья, а как насчет тебя? Ты придумал, что написать? — поинтересовалась Люмин.

Тарталья оторвал взгляд от ватмана, глубоко задумавшись. Он обдумывал свои мысли, пытаясь подобрать правильные слова. Он глубоко вздохнул и начал писать слова на свободном месте, его ручка плавно скользила по бумаге. Когда он, наконец, закончил, то перечитал написанное с намеком на улыбку на губах:

— «Этот летний лагерь был чем-то особенным… Я встретил здесь невероятных людей, завел настоящих друзей. А еще есть один человек, который сделал этот лагерь незабываемым, тот, кто наполнил мое сердце эмоциями, которых я никогда раньше не испытывал. Будет тяжело прощаться с этим местом…»

— И кто этот «один человек»? — спросила Люмин, усмехнувшись.

— Не разыгрывай скромницу, ты точно знаешь, о ком я говорю… — Тарталья ухмыльнулся, его глаза заискрились любовью, когда он посмотрел на Люмин. — Это ты, глупышка.

— Ой, ну… Я просто хотела, чтобы ты сказал это прямо, — слегка рассмеялась Люмин, гордо вскинув голову и откинув назад передние пряди волос.

Она подошла к столу с красками. Открыв баночку с гуашью, она измазала руки краской и, вытянув их вперед, угрожающе направилась к Тарталье, чтобы оставить на нем яркие пятна. Глаза того расширились от удивления и игривости.

— Эй, подожди, ты не посмеешь этого сделать! — он, посмеиваясь, попытался отступить назад, но лишь опрокинул стул, стоящий позади его.

Она воспользовалась его замешательством и быстро приблизилась. Встав на цыпочки и вытянув руки, она приложила ладони к его щекам, оставив следы красок на его лице

Тарталья попытался изобразить раздражение, но его смех выдал его веселье. Он протянул руку и схватил ее за запястья, нежно притягивая ближе к себе, а затем схватил со столика гуашь и обмазал ею свои руки, и прежде, чем Люмин успела сообразить, схватил ладонью её ягодицу, оставляя след краски на её шортах.

— Знаешь, в эту игру могут играть двое. Если ты собираешься оставить на мне свой след, я тоже хочу оставить свой на тебе.

Люмин взвизгнула и попыталась вырваться, но безуспешно. Лицо её залилось краской — на этот раз от смущения. Смущение, впрочем, быстро сменилось улыбкой, когда она заметила озорной огонёк в глазах Тартальи.

— Ах ты, хулиган! — Люмин игриво хлопнула его по плечу, но он только рассмеялся в ответ.

— Что, сдалась? — дразнил он её, слегка покачивая из стороны в сторону.

— Никогда! — ответила она и, не теряя времени, ухватила ближайшую кисть. Окунув её в ярко-красную краску, она начертила на его футболке нечто, что должно было быть сердцем, но больше напоминало хаотичные линии.

Тарталья удивлённо посмотрел на красные мазки на своей одежде и прыснул от смеха.

— Ну, теперь ты точно не отмажешься, — заявил он, притворно хмуря брови и свободной рукой пытаясь что-то вытирать, только размазывая краску ещё больше. Но стоило взглянуть в глаза Люмин, как вся серьезность тут же исчезла, оставив только бескрайнее озорство.

Тарталья, не собираясь сдаваться, резким движением поднял её на руки и закружил. Взвизгнув, Люмин попыталась вырваться, но её руки обвили его шею, оставляя красочные следы ее ладоней.

Как только он поставил её на землю, она сразу отпрыгнула назад и выставила руки перед собой, безмолвно говоря, что если он приблизится, то она запачкает его ещё больше.

Тарталья усмехнулся её защитному жесту, его глаза не теряли своего озорства. Он сделал шаг ближе, почти испытывая искушение разоблачить ее блеф.

Он резко приблизился к Люмин, схватив ее за руки и разведя их в стороны, оказался таким образом в ее объятиях, и в этот момент положил ладони, перепачканные краской, на ее груди, оставив следы своих ладоней и там.

Люмин почувствовала, как вспыхнули ее щеки, смесь смущения и возбуждения в груди. Она попыталась оттолкнуть его, но его хватка была крепкой.

— Тарталья… Что ты… Ты сумасшедший! — возмущенно воскликнула Люмин.

Его глаза блеснули озорным огоньком, и он склонился ближе, почти касаясь губами ее уха.

— Может быть, — прошептал он низким голосом, — но именно это делает меня таким интересным, не так ли?

Люмин чувствовала, как ее сопротивление медленно тает, как снег под весенним солнцем. Она опустила взгляд, не смея встретиться с его глазами, но могла ощущать его горячее дыхание на своей коже, легкий румянец переходил в глубокую красноту.

— Отпусти меня, Тарталья, — прошептала она, пытаясь при этом придать своему голосу твердость.

Но он лишь усмехнулся, его ладони отстранились от ткани ее футболки, оставляя за собой заметные следы краски. Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Он начал наклоняться, чтобы поцеловать, однако вдруг Люмин взвизгнула. Причиной этому была внезапно появившаяся Розария, что тоже присоединилась к их игре с красками. Она обхватила ладонями предплечье Люмин, оставляя на нем следы.

— Эй! — Люмин вскрикнула и отстранилась от Тартальи, чтобы посмотреть на хозяина прикосновения. — Тьфу, Розария, напугала меня!

Розария опустила взгляд на грудь Люмин, заметив явные отпечатки рук, оставленные Тартальей. Затем она разразилась смехом, не в силах сдержать свое веселье.

— Похоже, кто-то оставил на тебе свой след, а, Люмин? — она взглянула на Тарталью с понимающей ухмылкой на губах.

Внезапно Дотторе появился у нее за спиной и обнял ее, заставив ахнуть. Розария собиралась возразить, но прежде чем успела вымолвить хоть слово, почувствовала, как его перепачканные краской руки властно оказались на её груди. На лице Розарии отразились одновременно раздражение и смирение. Она попыталась оттолкнуть Дотторе, но он крепко держал ее в своих объятиях.

— Я тоже хочу оставить на тебе свой след, Розочка, — промурлыкал Дотторе.

— Дотторе, ты невыносим. Убери от меня свои руки! — то ли всерьез, то ли в шутку злилась Розария. — Что ж, Люмин, теперь мы обе помечены благодаря этим двум идиотам.

Она указала на Тарталью и Дотторе, на лицах которых были ухмылки, парни явно были довольны работой своих рук. Дотторе положил голову на плечо Розарии. Казалось, его не беспокоили попытки оттолкнуть его, и его руки упрямо обнимали её.

Парни, казалось, получали огромное удовольствие от хаоса, который они устроили. Они продолжали участвовать в проказах, гоняясь за Люмин и Розарией, полные решимости оставить на них ещё красочные следы. Краска разлетелась по воздуху, и другие отдыхающие тоже присоединились к беззаботному веселью, пачкая одежду друг друга и от души смеясь.

Вскоре вожатые лагеря решили, что пришло время положить конец хаосу, вызванному краской, и проинструктировали всех направиться к умывальникам на открытом воздухе.

Отдыхающие постепенно добрались до умывальников, у каждого из них одежда и кожа были в разной степени испачканы краской. Смех и болтовня все еще звучали вокруг, игривая атмосфера отказывалась исчезать полностью.

Около умывальников подростки не смогли удержаться от желания продолжить свои игривые выходки. Всё вокруг превратилось в зону брызг, что разлетались повсюду, свидетельствуя о водной битве.

Тарталья наткнулся на шланг, подсоединенный к источнику воды, и радостно извлек его с озорным блеском в глазах. Он вернулся к умывальникам, где Люмин, Розария и Дотторе пытались смыть остатки краски. Прежде чем они успели возразить, Тарталья направил шланг в их сторону, обрушив на них непрерывную струю хлещущей воды, заставляя закричать от неожиданности.

Троица, желая отомстить, кинулись в сторону друга, вырвали у него шланг из рук, и через мгновение поток воды обрушился уже на самого шутника.

— Эй, Тарталья, — крикнул Дотторе, взглянув на Розарию, футболка которой просвечивала из-за того, что была мокрой и прилипала к телу. — По-моему, идея с водой была отличной. Смотри, какой потрясающий вид открылся.

Тарталья взглянул на Люмин, его взгляд задержался на ее фигуре. Трудно было не заметить ее изгибы и то, как ткань подчеркивала ее формы, открывая больше, чем скрывала.

— Эй, перестаньте так на нас пялиться! — Люмин попыталась поправить футболку, но мокрая ткань упрямо прилипала к ее телу, соблазнительно обрисовывая фигуру. — Слушай, Розария, пойдем переоденемся, нечего радовать глаз этим двум извращенцам!

Розария взглянула на Люмин, явно забавляясь ситуацией. Затем она снова посмотрела на Тарталью и Дотторе, которые беззастенчиво смотрели на них. Закатив глаза, она кивнула в знак согласия.

Через некоторое время девчонки вышли из комнаты в сухой одежде и, признаться честно, чувствовали себя освеженными после водной битвы.

— Слушайте, — привлекла всеобщее внимание своих друзей Люмин. — А ведь у нас нет ни одной совместной фотографии. Может быть, хотя бы в последний день исправимся?

— Давайте сюда, — услышав их диалог, крикнул Аято, играя роль профессионального фотографа, — встаньте поближе к тому большому дубу, чтобы фон был красивым.

Подстроившись под дерево, четверо друзей обнялись и широко улыбнулись в объектив. Щелчок затвора камеры запечатлел этот момент радости и дружбы. Тарталья, не выдержав, сделал смешное лицо, заставив всех остальных рассмеяться.

Затем началась череда парных фотографий. Тарталья встал рядом с Дотторе, поддерживая его за плечо, в то время как Дотторе пытался сделать серьезное выражение лица, однако не устоял и тоже улыбнулся. Люмин и Розария, взявшись за руки, выглядели словно сестры, радостно смеясь и глядя друг на друга с теплом.

Когда подошла очередь фотографии Тартальи с Люмин, он неожиданно поднял её на руки, что вызвало взрыв смеха и громкие аплодисменты остальных. Наконец, Розария и Дотторе, стоя бок о бок, смотрели в объектив, каждый теряясь в своих мыслях и все равно излучая дружелюбие.

— Всё, — объявил Аято, — теперь у вас есть фотографии на память о нашем чудесном летнем лагере.

Друзья смотрели на фотографии, каждый находя в них что-то своё, то неуловимое, что делало этот лагерь особенным. Теперь можно будет холодным зимним вечером однажды взглянуть на снимки и с теплотой вспомнить о каникулах.

* * *

Когда солнце село, на территории лагеря разожгли большой общий костер, языки пламени радостно плясали в ночном воздухе. Сначала вокруг костра собрались дети из младших отрядов, чтобы попрощаться с летним лагерем. После них пришло время и старших отрядов. Они подошли ближе к огню, чтобы ощутить его тепло и вспомнить всё, что произошло за эти несколько недель.

Лица подростков отражались в мерцающем свете костра, а их глаза светились от лёгкой грусти расставания. Каждый из них держал в руках по деревяшке, на которых были написаны пожелания и мечты. Они по очереди подходили к пламенному центру, чтобы бросить свои деревяшки в огонь, символически отправляя в небо свои сокровенные желания.

Вожатые, стоявшие рядом, наблюдали за этой трогательной церемонией с лёгкими улыбками. В их мыслях пробегали воспоминания о каждом из своих подопечных, о том, как с каждым днем ребята открывались, становились дружнее и смелее. В воздухе чувствовался особенный дух единства.

Ночь постепенно углублялась, а костер всё так же ярко освещал округу. Старшие ребята у костра, обняв друг друга за плечи, начали рассказывать истории и вспоминать смешные случаи. Смех перекликался с треском горящих поленьев, создавая незабываемую атмосферу.

Далее вожатые взяли гитары и начали играть музыку. По традиции, старшие отряды встали в круг и, обняв друг друга, положили руки на плечи своих товарищей. Они раскачивались из стороны в сторону в такт музыке, пламя отбрасывало теплый отблеск на их лица. Те, кто уже знал песню, что исполнялась каждую лагерную смену около костра, подпевал.

Летели дни, выжигая узоры на лицах, часы, И далее на частицы. Снись мне. Как тебе у обочины? Здесь пустота и снова тихая, тихая ночь.Дни мимо из подворотен. Спи. Всего-то несколько сотен лет,Мы хватаем за то, чего нет. Жадно хватаем за то, чего нет.

Якобы жизнь на моём пороге, видимо, нас недопоняли Боги.Разметай меня вдоль дороги, как пыль разметай меня вдоль дороги.Якобы жизнь на моём пороге, видимо, нас недопоняли Боги.Разметай меня вдоль дороги, разметай меня

В глубине ночи пламя костра освещало их лица, так похожие друг на друга в этот момент, как будто сам воздух был пронизан нитями памяти. Размышления о прошедших днях посещали каждого, проникая в сердце, как колючий ветер, и оставляя за собой ледяной след. Кто-то вспоминал счастливые моменты лагеря, кто-то плакал… Но взор каждого был устремлен в бескрайнее звездное небо, воображая новые высоты и мечты. Тихий шелест деревьев отзывался эхом далекого будущего, светлого и непредсказуемого.

— А теперь, ребята, попрошу просто послушать песню, которую мы с Аякой и Лини хотим исполнить для вас, — сказал Аято.

Ребята продолжили раскачиваться из стороны в сторону, обнявшись, и приготовились внимательно слушать. Первым пел Аято, аккуратно порхая пальцами по струнам гитары:

Знаете, ребята, вот уже конец смены. С вами побывали в том мире, где до этого я не был.Вам отдаем любовь, вам отдаем сердца.Нет сил слёз держать, ведь горят ваши глаза.Я нечасто говорю вам эти строки,Но забыв навсегда про все ссоры и склоки,Мы сейчас хотим сказать лишь об одном:Что лагерь — это теперь навсегда ваш дом.

Далее, на припеве, нежным голосом запела Аяка, от её голоса у подростков по коже забегали мурашки:

Мы так любим вас и в этот час Нет ничего сильнее нас. Ведь мы теперь одна семья Навечно вместе вы и я. Лагерь мой, ты навсегда со мной — Осенью дождливой и зимой.Детство, я прошу, не уходи, Огоньком гори в моей груди. Второй куплет пел Лини, вглядываясь в лицо каждого подростка, у многих из которых уже в глазах скопились слёзы:

Знаете ребята, вот уже конец сменыНо расставаться нам ещё не время.Будьте всегда собой, будьте тем, кем есть, Ведь вы наша гордость, ведь вы наша честь.И когда вы вернетесь к себе домой,И при свете дня и в тиши ночной,Помните, что здесь вас всегда ждутПомните, что все мечты сбываются тут.

Ребята молча слушали песню, некоторые из них уже не могли сдержать рыданий. Вожатые смотрели на своих подопечных с улыбкой, но и у самих глаза блестели от переполнявших эмоций. Когда мелодия затихла, наступило мгновение полной тишины, в которой можно было почувствовать, как все сердца бьются в унисон.

— Спасибо вам за этот волшебный вечер, — наконец, сказал Лини. — Мы все одна большая семья, и каждое лето, проведенное вместе, делает нас только крепче и дороже друг другу. Помните, что где бы вы ни были, у вас всегда есть место, куда можно вернуться, место, где вас ждут с открытым сердцем. Каждый из вас необыкновенный, и впереди у всех великие дела. Мы будем вспоминать всех и каждый момент, проведенный вместе, — с гордостью проговорил он, а затем перевёл взгляд на первый отряд. — Но, к сожалению, не все из вас смогут вернуться в лагерь на следующий год…

— Первый отряд, мои любимые, — всхлипнула Аяка. — Я так рада, что я была вашей вожатой в этом году. Вы умные, классные, самостоятельные и такие дружные. Оставайтесь такими всегда. Не грустите, что этот год в лагере ваш последний, помните: в жизни у вас будет ещё много замечательных знакомств и поездок, просто однажды детство нужно оставить позади и вспоминать с улыбкой.

Слушая трогательные слова Аяки, только единицы подростков первого отряда смогли сдержать слёзы, остальные же плакали на плечах друг у друга. Розария, Дотторе, Тарталья и Люмин стояли вчетвером в обнимку, роняя слёзы на землю. В их глазах отражались огоньки костра, создавая атмосферу сказочного прощания. Все знали, что возвращение домой на следующий день будет горько-сладким, но именно сейчас, в этот момент, все переживали это вместе и держались друг за друга.

— Когда я был в вашем возрасте, — продолжил Лини, — мне тоже пришлось попрощаться с лагерем, который стал для меня вторым домом. Сначала мне казалось, что ничего более прекрасного уже не будет, но жизнь показала, что впереди меня ждали удивительные открытия и новые друзья. И кто знает, может быть, кто-то из вас когда-нибудь вернется сюда в качестве вожатого, чтобы подарить такие же волшебные моменты новому поколению лагерной семьи.

Аяка тепло улыбнулась и, смахивая слезу, добавила:

— Не забывайте писать друг другу сообщения, звонить, делиться новостями и фотографиями. Этот мир большой и яркий, и связи, которые мы здесь установили, помогут вам пройти через любые трудности. Всегда помните, что каждый из вас оставил свой след в сердце этого лагеря, и лагерь навсегда останется в ваших сердцах.

— Мы все вместе создали нечто особенное, — вступил в речь Аято, стоя у костра и окидывая взглядом лица, освещенные теплым светом пламени. — Мы смеялись, играли, делились сокровенными мечтами и тайнами. В каждом из вас я вижу свет, который будет освещать путь не только вам, но и всем, кто рядом с вами. Пусть этот свет никогда не гаснет.

Слова Аято подхватил тихий шелест деревьев и легкий треск огня. Подростки молча смотрели на пламя, уносясь мыслями к моментам радости, смеха и участия в общих делах. Лини снова заговорил, его голос был полон теплоты и уверенности:

— Этот костер — символ нашего единства, и хотя его огонь скоро угаснет, наша дружба останется такой же крепкой. Вы — наша сила, наша гордость. Незабываемая летняя сказка подошла к концу, но впереди вас ждут новые страницы жизни, которые вы будете писать сами.

Вожатые и подростки еще долго сидели у костра, вспоминали забавные случаи, делились планами на будущее и мечтами, пели под гитару, но ночь уже укутывала лагерь своим темным одеялом, а яркие звезды наблюдали за прощальным вечером, наполненным искренностью и теплом. И так, с чувством удовлетворения и легкой грусти, каждый из присутствующих унес в своем сердце частицу минувшего лета, обещая сохранить эти воспоминания на всю жизнь…