Сказки Синего леса (джен)

в воскресное утро — не было десяти — среди инструментов, пыли, огня, бумажек

в моей мастерской родился железный тигр. и не было в мире тигра чудней и краше.

в руках моих будто вспыхнуло колдовство:

рубиновой пылью блеск подчеркнул в глазницах,

я сделал ему из меди усы и хвост, язык меж клыков, как будто бы чтоб дразниться,

и зубы, ножей острее, держал в горсти, и каждой шерстинки вес и размер рассчитан...

в моей мастерской родился железный тигр. я сделал его, не смея просить защиты,

но очень нуждался в ней.

чуть зацвёл наш лес —

и ландыши, эти чёртовы правдорубы,

своим перезвоном будто сказав земле, где можно найти известного душегуба,

меня подвели и выдали.

май как май — деревья поют о новом, им вторят грозы,

а я себя спрятал в самый безлюдный край, пытаясь спастись — но зная, что было поздно.

в деревне, где из орудий лишь топоры и прялки, и жернова одиноких мельниц,

сидеть в мастерской мог долго, но до поры, пока не услышат лязги из подземелий,

пока не заметят дым в темноте ночной.

заметили быстро.

не было мест, чтоб скрыться.

работал всю ночь: с последней — совсем — одной фигуркой.

не чтоб в итоге не гнить в темницах,

а чтобы оставить что-нибудь на потом — ну, после того, как я... не хочу о грустном.

уж я постарался. может, не скажут, что я был и остался лучшим творцом искусства

хотя бы среди коллег своих, кузнецов — хотелось бы верить в то, что однажды будет

хоть энное поколенье, в конце концов, не судящее работы людей по людям.

убил, не убил...

да я и не убивал, хоть принял вину за случай, лишивший силы:

мальчишка — уж как, неведомо — цепь порвал, в моей мастерской её починить решили,

я недоглядел...

у тигра его глаза: и свет изумрудный с отблесками рубина,

покуда я жив, сумеет мне рассказать, как горько втройне, что то был мой младший сын, и

напомнить, кто я.

и помню, но не сейчас:

я слышу шаги, и шёпот, и звон их ружей,

и страх угнездился мантией на плечах, впиваясь когтями глубже, пока снаружи

решают, что с этим делать.

и я прошу:

спасите,

хоть кто,

я знаю, что я виновен,

и жизнь положу, чтоб слово — не просто шум, и всё, что сломал, стократно покрою новым,

чтоб даже мой сын простил меня.

но — шаги.

молиться нет смысла, я никогда не верил,

особенно если братья — теперь враги — сейчас за стеной, ломают стальные двери

и входят, и мне осталось лишь сдаться, но — финальный этап, наверно, ещё не сыгран?

последнее, что услышал — кошмарный рёв,

последнее, что увидел — тень, профиль тигра.