Душа Зорро (гет)

Как только Торнадо свернул с дороги на знакомую тропу, ведущую к пещере, Зорро натянул поводья, переводя коня на шаг. Щека пылала от заслуженной пощечины, а сердце колотилось в груди, словно пойманная в клетку птица, готовая вырваться на свободу.

Слушая ее рассказ, он с мучительной ясностью осознал, сколь несправедлив был к ней. Его вспышка гнева недельной давности, оказалась безосновательной, а поведение за ужином в гасиенде заслуживало не просто порицания — его следовало привязать к позорному столбу и отхлестать собственным хлыстом Зорро.

Маленькая хрупкая девочка, бесстрашно управляющая таким огромным конем, как Фантом, всю свою недолгую жизнь провела в тени отцовской воли, под его неусыпным контролем, но это не помешало ей раскрыть его план. Возможно, в ее поступке и не было заботы о судьбе самого Зорро, но как же сладко терзала сердце мысль о том, что она просила защитить Диего. Ирония судьбы, не иначе.

Торнардо фыркнул, недовольно переступая с ноги на ногу, словно разделяя настроение своего хозяина. Зорро задумчиво погладил его бархатную гриву, пытаясь унять бурю эмоций, бушевавшую внутри. Перед глазами стоял ее испуганный взгляд, полный одновременно вызова и мольбы о помощи. Он никогда не видел в ней такой силы.

Его терзала мысль, что он едва не сломал эту юную, неокрепшую душу своим эгоизмом и слепотой. Он, Зорро, борец за справедливость, сам оказался несправедливым по отношению к тому, кто нуждался в его защите больше всего. Внутри зрело чувство вины, похожее на ядовитый сок кактуса, медленно отравляющее его изнутри.

И в тот момент он не нашел ничего лучше, чем яростно поцеловать ее. Он вложил в поцелуй всю горечь осознания своей ошибки, всю нежность, от которой мечтал избавиться всю эту неделю, всю надежду на прощение. И возмездие настигло его в виде оглушительной пощечины.

Он потер левую щеку, где все еще пульсировала тупая боль. И вдруг в памяти всплыло, как она, словно испугавшись чего-то, внезапно прильнула к нему, крепко прижавшись на всем остатке пути до гасиенды. Неужели догадалась?

Зорро усмехнулся, горько и самоиронично. Он, легенда Калифорнии, повержен одним метким ударом хрупкой руки. И, что самое унизительное, он сам напросился на это. Но под слоем боли и унижения пробивался росток надежды. Ее внезапное объятие, такое крепкое, говорило о многом. Возможно, не все потеряно. Возможно, она не презирает его за ту боль, что он уже успел причинить ей.

Он представил ее лицо в тот момент — смесь замешательства и, возможно, едва уловимой симпатии. Эта девочка была настоящей загадкой, сложной и многогранной, как драгоценный камень, грани которого еще предстояло рассмотреть. Он поклялся себе, что больше никогда не позволит себе судить ее, не разобравшись в мотивах ее поступков.

Въехав в пещеру, Зорро спешился. Легонько похлопав Торнадо по крупу, он освободил его от седла. Конь благодарно фыркнул, тут же уткнувшись мордой в мешок с овсом. Зорро прошел вглубь пещеры, где в полумраке мерцал подвесной фонарь, освещая импровизированный стол. Развязав шнуры плаща, он одним движением скинул его с плеч, отстегнул ремень с ножнами и, поместив шляпу, приютившей маску, бандану и перчатки, поверх всего, оставил все это на столе. Подниматься наверх не было сил. Он устало опустился рядом со стойлом Торнадо, на душистую гору сена, и, прислонившись к прохладной стене пещеры, закрыл глаза. Мгновение — и сон сморил его.

Диего проснулся от настойчивого толчка в плечо. Веки, слипшиеся от усталости, с трудом разомкнулись, но тут же судорожно сомкнулись вновь, ослепленные наглым лучом фонаря.

— Бернардо, убери его от меня к черту! — прохрипел он, отворачиваясь.

Мозо, повинуясь, отступил, унося с собой режущий свет. Диего позволил себе медленно осмотреться, чувствуя, как возвращается зрение.

— Что за… Ах да, — память услужливо подкинула обрывки вчерашнего вечера. Он попытался приподняться, но резкая, тупая боль пронзила все тело, заставив выдохнуть сквозь зубы. — Напомни мне в следующий раз, чтобы я спал в своей кровати.

Бернардо что-то взволнованно зажестикулировал, и Диего непонимающе нахмурился.

— Помоги мне, — он протянул руку, и, приняв помощь друга, встал, а затем медленно расправил сведенные болью плечи. Каждая мышца ныла, словно не он скакал в седле всю ночь, а Торнадо плясал на его костях. — Не волнуйся, я в порядке, — проговорил он, поймав обеспокоенный взгляд Бернардо. — Ты хочешь знать, что случилось? — в ответ на вопросительный кивок. — Пойдем, расскажу по дороге.

Пока они поднимались в комнату Диего, пока тот умывался и брился, Бернардо узнал в мельчайших деталях о ночных приключениях друга. Лишь пылкий поцелуй и последующее возвращение в гасиенду дель Кастильо остались за завесой тайны.

— Прости, что тебе пришлось убирать здесь после того, как я… — Диего запнулся, чувствуя, как краска стыда заливает лицо. — После того, как я все здесь перевернул. Я был неправ.

В ответ Бернардо лишь тепло улыбнулся и сделал несколько успокаивающих жестов руками.

— Да, и перед отцом тоже обязательно извинюсь. Он столько натерпелся из-за меня, -прошептал Диего, сгорая от стыда за свой недавний срыв. — Сегодня я хочу провести в тишине и уединении своей спальни.

Слуга, словно его вдруг осенило, хлопнул себя по лбу и жестом сотворил в воздухе очертания женской фигуры.

— София? — эхом отозвалось имя в мыслях Диего, заполнив собой все пространство.

Бернардо замотал головой, вновь изобразил женский силуэт и махнул рукой за плечо. Диего нахмурился, пытаясь разгадать этот ребус. Бернардо повторил пантомиму.

— Женщина… — кивок. — Потом… — отрицательное мотание головой. — Раньше… — неуверенный кивок. — Женщина раньше… Что это может значить, «женщина раньше»?

Бернардо, в глубокой задумчивости, потер лоб и вновь принялся за свое представление: женская фигура, взмах рукой за спину, и жест, словно стрела, пронзающая сердце.

— Анна Мария?! — осенило Диего.

Бернардо, вне себя от радости, что наконец-то его поняли, энергично закивал и указал вниз.

— Анна Мария здесь? Но зачем?

Бернардо пожал плечами, выражая полное неведение.

Диего устало вздохнул.

— Знаешь, я начинаю страшиться твоих утренних появлений. В последнее время ты приносишь мне, мягко говоря, не самые радужные известия.

Мозо сокрушенно развел руками.

— Да-да, понимаю, ты не виноват, — Диего надел протянутый ему голубой пиджак. — Давно она здесь?

Бернардо указал на пальцах число двенадцать.

— С полудня? — удивился Диего и бросил взгляд на часы. — Уже два часа. И отец все это время развлекает ее?

Слуга кивнул головой.

— Ладно, пойдем встретим нашу гостью, заодно и пообедаем. Надеюсь, Кресенсия уже накрывает на стол.

Появление Анны Марии в Лос-Анджелесе, в свете ночных откровений Софии, поселило в душе Диего тягостное предчувствие.

А ведь еще месяц назад он бы слетел по этим ступеням, как на крыльях, и ворвался в гостиную, жаждущий увидеть ту, в которую был безумно влюблен.

Диего открыл дверь и замер на пороге. Анна Мария была в гостиной одна. Все такая же красивая, как и в их первую встречу: волосы цвета вороного крыла, безупречно уложенные в сложную прическу, оттеняло точеный овал лица с высокими скулами. Темно-карие глаза, обрамленные густыми ресницами, казались сейчас особенно печальными. На ней было элегантное платье из кремового шелка, подчеркивающее ее стройную фигуру. Казалось, время над ней не властно, за эти три года с последней их встречи лишь легкая тень усталости легла на ее прекрасное лицо.

Диего невольно вспомнил, как когда-то боготворил каждую ее черту, как тонул в ее взгляде, как его сердце замирало от одного прикосновения ее руки. Словно наваждение, все это растворилось с появлением Софии, оставив после себя лишь смутное воспоминание о былой влюбленности, блеклую тень юношеского увлечения.

— Анна Мария, — произнес он и заметил, как она вздрогнула от его голоса.

Девушка поднялась с кресла, в котором до этого сидела, ее лицо озарила радостная улыбка.

— Диего, как я рада вас видеть!

Диего подошел к ней и поцеловал протянутую руку, в тоже самое время прислушиваясь к внутреннему «я»: никаких чувств. Лишь вежливая симпатия к давней знакомой, уважение к женщине, когда-то занимавшей важное место в его жизни. Ничего более. Он сам удивился, как легко и естественно это получилось. Без трепета, без волнения, без той юношеской горячки, что когда-то охватывала его при виде Анны Марии. София словно выжгла все прежние чувства, оставив лишь чистый белый лист, на котором теперь было написано только ее имя.

— Я тоже рад вас видеть, Анна Мария. Вы прекрасно выглядите, — сказал Диего, и это была чистая правда. Она действительно была прекрасна. Но эта красота больше не трогала его сердце. Она была как картина, восхитительная, но чужая. Он рассматривал ее словно сторонний наблюдатель, оценивая ее наряд, прическу, но не чувствуя ничего, кроме восхищения работой художника.

Он окинул комнату взглядом, словно выискивая фигуру отца, хотя несколькими секундами ранее убедился в его отсутствии.

— Дон Алехандро был вынужден отлучиться, — с пониманием произнесла она, вновь погружаясь в объятия кресла. — Какие-то неотложные дела.

Диего кивнул, принимая объяснение, и опустился в кресло напротив.

— Рад нашей встрече, Анна Мария, но все же не могу не спросить, что привело вас в Лос-Анджелес?

— Я выхожу замуж, Диего, — прозвучало в ответ. И хотя слова должны были быть наполнены радостью, тень печали скользнула по ее лицу, что не укрылось от его взгляда.

— Мои поздравления, — произнес он, оценивая ее прямую спину, казалось, еще более выпрямившуюся от его слов. — Но радости в ваших глазах я не вижу.

Анна Мария улыбнулась, и в этой улыбке было больше горечи, чем счастья.

— Диего, я хотела попросить прощения.

— За что? — он был искренне удивлен.

— Я помню ваши ухаживания… и, хотя вы не говорили об этом прямо, я уверена, что вы были влюблены в меня.

Диего молчал, не находя слов, чтобы отрицать очевидное.

— Сейчас я оказалась в похожей ситуации, — она вздохнула, опуская взгляд, словно не в силах вынести его проницательного взора.

Де ла Вега приподнял бровь, ожидая продолжения.

— Диего, как вы смогли это пережить?

— Я не совсем понимаю, о чем речь, Анна Мария. Вы только что сказали, что выходите замуж.

Анна Мария подняла на него свои большие печальные глаза.

— Да, это так. Но я не люблю его, Диего. И никогда не полюблю. Мой отец перед смертью настоял на этом браке. Сеньор Перес — влиятельный человек, с хорошими связями, — она замолчала, словно боясь продолжить, а затем тихо добавила. — Я люблю другого.

Диего слушал ее, и ему казалось, что он слышит эхо своего собственного прошлого. Он вспомнил боль, разочарование, ту горечь, которую испытал, когда понял, что Анна Мария никогда не ответит на его чувства. И ему стало искренне жаль ее.

— И что же вы намерены делать, Анна Мария? — мягко спросил он.

— Я не знаю, — прошептала она, и слеза скатилась по ее щеке. — Я должна выйти за него. Нет другого выхода. Я обещала отцу перед смертью, — она вытерла слезу тыльной стороной ладони. — Я просто хотела узнать, как вы справились с… с разочарованием. Как вы смогли отпустить свои чувства?

Диего на мгновение задумался.

— Я не думаю, что можно просто отпустить свои чувства, Анна Мария. Они всегда остаются с нами, как шрамы на сердце. Но со временем они блекнут, перестают болеть так сильно. А потом… потом приходит новая любовь, которая исцеляет старые раны, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Но если вы любите другого, Анна Мария, и если тот другой любит вас…

Анна Мария перебила его, покачав головой:

— Это невозможно, Диего. Он меня не любит. Он даже не замечает меня.

Диего прищурился, рассматривая ее лицо. В ее словах звучала такая безысходность, такая уверенность в своей нелюбви, что он не мог не усомниться в ее правоте. Он помнил, как сам когда-то слепо верил в невозможность взаимности с Анной Марией.

— Не стоит так говорить, Анна Мария. Любовь — вещь непредсказуемая. Иногда она скрывается за маской безразличия, иногда проявляется в самых неожиданных поступках. Вы уверены, что знаете его чувства? Вы говорили с ним об этом?

Анна Мария отвела взгляд.

— Нет, я не говорила. И не буду. Это бессмысленно.

Диего вздохнул. Он понимал ее страх, ее нежелание быть отвергнутой, сам через это когда-то прошел.

— Анна Мария, я не могу советовать вам, как поступить. Это ваша жизнь, и вам решать. Но я хочу сказать вам, что любовь — это самый ценный дар, который мы получаем. И если у вас есть шанс на любовь, не упускайте его. Не позволяйте долгу, обещаниям или страху лишить вас счастья. Подумайте об этом и примите решение, которое сделает вас счастливой.

Анна Мария внимательно посмотрела на него.

— Вы так говорите, как будто у вас есть какой-то опыт в этом. Как будто вы сами когда-то были в подобной ситуации.

Диего слабо улыбнулся.

— Возможно, вы правы. Каждый из нас когда-то сталкивался с выбором между долгом и сердцем. И поверьте, я знаю, как тяжело сделать правильный выбор.

Как три года назад, так и сейчас, эта задача кажется непосильной. Тяжкий груз долга перед жителями Калифорнии будет вечно лежать на его плечах. Однажды надев маску Зорро, он перестал принадлежать только себе.

— Знаете, Анна Мария, — продолжил он, помолчав, — недавно я понял одну важную вещь. Если ты не борешься за свою любовь, ты обрекаешь себя на вечное сожаление. И потом, когда уже ничего нельзя будет изменить, ты будешь вспоминать этот момент и думать: "А что, если бы я попробовал?" И этот вопрос будет преследовать тебя всю жизнь.

Анна Мария сквозь слезы одарила его улыбкой, в которой плясали осколки грусти и восхищения.

— Диего, вы — философ, не меньше, — прошептала она, и в голосе ее звучала еле уловимая, щемящая зависть. — Я немного завидую той счастливице, которая сумела разбудить в вас такие чувства.

Диего лишь молча кивнул, соглашаясь с ней всем сердцем. Да, ему несказанно повезло встретить Софию.

Появление в гостиной Кресенсии позволило ему промолчать в ответ. Он наблюдал, как служанка накрывает на стол, думая о только что сказанных собственных словах. Лишь произнеся их, он осознал всю глубину истины, которую пытался донести до Анны Марии. Он говорил не только для нее, но и для себя, напоминая себе о том, как важно ценить каждый момент, проведенный с любимым человеком.

Взгляд его невольно скользнул к окну, за которым царила тишина, как обычно бывало во время сиесты. Он вспомнил их первую встречу, случайную, но такую судьбоносную. София, словно луч света, ворвалась в его упорядоченную жизнь, полную долга и ответственности. Она заставила его увидеть мир другими глазами, напомнила о простых радостях и о том, что значит быть по-настоящему счастливым.

И теперь, стоя перед выбором между долгом и любовью, он понимал, что рискует потерять самое ценное, что у него есть. Слова Анны Марии о зависти жгли его сердце. Он и сам завидовал себе, тому Диего, который имел смелость любить и быть любимым. Но маска Зорро, как проклятие, продолжала тянуть его вниз, сковывая его движения и мысли.

Кресенсия закончила накрывать на стол и бесшумно удалилась. В комнате снова воцарилась тишина. Диего посмотрел на Анну Марию, чьи глаза, полные слез, по-прежнему были устремлены на него. Он понимал, что своим молчанием лишь усиливает ее страдания. Но как найти слова утешения, когда его собственное сердце разрывается от боли и неопределенности?

В этот момент в гостиную вошел дон Алехандро. Его появление стало спасением для Диего. Он приветливо улыбнулся отцу, радуясь возможности перевести разговор на другую тему. Но внутри него уже зрело решение. Он должен поговорить с Софией. Он должен рассказать ей о своих чувствах, пока не стало слишком поздно. Он не мог позволить долгу и страху лишить его единственного шанса на счастье. Слова, сказанные Анне Марии, эхом отдавались в его голове, напоминая о неизбежности сожаления, если он не попытается.

Обед прошел в разговорах о насущных проблемах гасиенды. Диего почудилось, будто отец и Анна Мария просто возобновили прерванный разговор, с того самого момента, как дон Алехандро был вынужден покинуть гостью. Радуясь, что молодая женщина наконец обрела душевное равновесие, Диего внимательно их слушал, изредка роняя собственные замечания и с удовольствием отмечая, что отец относится к ним с неподдельным уважением.

Когда зной дня начал уступать место вечерней прохладе, девушка засобиралась в обратный путь. Дон Алехандро, сославшись на не терпящие отлагательств бумаги, укрылся в тиши библиотеки. Диего же выпала честь сопровождать гостью до самого пуэбло — оказалось, она приехала одна, без эскорта.

Не желая тратить время на смену костюма, он лишь подхватил темно-серые перчатки, надвинул на глаза шляпу в тон и вскочил на паломино. Диего надеялся вернуться в поместье до заката, чтобы успеть отдохнуть перед завтрашней поездкой к Софии. Знал бы он, что уготовано ему судьбой…