На языке цветов (гет)

Позже Петунья будет считать смерть Доркас точкой отсчета. Война не меняется, но её суть меняется. К 1981 году Пожиратели смерти начинают целенаправленно атаковать членов Ордена, а не просто нападать на магглов или «предателей крови».

Теперь меньше столкновений в маггловских районах, волшебных деревнях, или в темных лесах, а больше нападений на магические дома, чаще всего ночью, что невозможно предсказать, как это было с атаками на маггловские районы.

Доркас умирает в конце февраля. Через две недели пропадает Кардок Дирборн, суровый валлийский волшебник с рыжеватой бородой и тёплой улыбкой, и больше о нем ничего не слышно. В середине апреля жестоко убивают Бенджи Фенвига, от которого почти ничего не остается для захоронения.

В мае убивают Эдгара Боунса, его жену Матильду и троих их детей. Старшему мальчику было всего семь лет, его сестрам шесть и четыре. Их маленькие гробики трудно забыть. Братья Прюэтт погибают в июне, забрав с собой нескольких Пожирателей смерти.

Но до всего этого была утрата Доркас. Горевать по Доркас было иначе, чем по маме или папе. Петунья знала, что мама умрет много месяцев назад, и, возможно, это было хуже, чем смерть папы или Доркас, которая была здесь одним моментом, а потом ушла. И, как бы болезненно ни было, что папа ушел, ему было шестьдесят лет, он вырастил детей и ушел на пенсию. Он прожил свою жизнь.

Доркас… Доркас так и не успела это сделать, не успела подняться по карьерной лестнице в Министерстве, не успела завести семью, выйти замуж или родить детей, не успела прожить свои двадцать. Ей не хватило шести месяцев до двадцатого первого дня рождения. Петунья аккуратно раскладывает её фотографии на полу в спальне для похорон.

Первая фотография Доркас — она ещё двенадцатилетняя, раздражённо сидит на диване в Гриффиндорской общей, пока Мэри развалилась в одном углу, а Марлин весело скачет в другом. Последняя фотография сделана в Новый год, 1981 года.

У неё в руках напиток; она всегда держала его как бизнесвумен, думала Петунья, а ноги скрещены. На её лице появляется почти лукавая улыбка, она смотрит на кого-то за пределами кадра. Вокруг мигают огоньки, люди мелькают на фоне.

Между этими двумя фотографиями — девичья жизнь, которую Петунья и Марлин, и Мэри видели, но не видели её родители, Элезар и Бернис. Петунья познакомилась с ними много лет назад, но в последний раз видела их на похоронах. Это было тихое, скромное мероприятие.

Бернис Мидоус имеет тот же тёмно-коричневый цвет кожи, что и её дочь, но её черты мягче, круглые, менее выразительные, чем у Доркас, у которой высокие скулы и гордый прямой нос. У неё были миндалевидные глаза и благородная осанка, такие же, как у Элезара, и её рост тоже был выше. Оба родителя сдержанны в горе, не плачут, но их лица выдают усталость и печаль. Доркас была их единственным ребёнком. Других близких у них нет. Она была их наследием, надеждой, гордостью, амбициозной, смелой дочерью.

7,507 дней. Вот сколько прожила Доркас. Это было её правление на Земле, как самой зрелой, самой компетентной из подруг Петуньи. Той, кто никогда не начинал, но всегда был готов закончить. Той, за которой все следили и восхищались ей одновременно.

Её открытый гроб переполнен цветами из маминой теплицы, и она одета в лучшие фокстраты. Единственное, что может быть благом от Убийственного Проклятия, так это то, что оно не оставляет следов на теле. Глаза Доркас закрыты, но её выражение лица сохраняет сосредоточенность. Она выглядит как благородная королева, похороненная с уважением, не успевшая завершить все свои амбиции по правлению.

Мэри всё ещё в Франции с Дорианом и Адрианом, и не может присутствовать — даже возвращение на похороны и на поминки было бы риском, учитывая текущее положение дел. Марлин сидит рядом с Петуньей на службе, и пока Петунья сдерживает слёзы, Марлин кипит от несправедливости, как всегда. Самый большой страх Петуньи — это то, что Марлин может тайно ненавидеть её за то, что она выжила, а Доркас нет, но в Марлин нет этой злобы, только ярость.

Петунья бы хотела испытать эту злость. Она думает, что могла бы, если бы не была там, если бы ей не сообщили об этом, а если бы она не была свидетельницей. Если бы кто-то из них не пережил войну, Доркас была бы последней в списке. Доркас всегда была самой умной, самой талантливой, с холодной головой.

Она никогда не проигрывала дуэль, не получала ранений в бою. Но всё это исчезло. Она не смогла противостоять Волдеморту. Вот что действительно должно было бы ранить. Что кто-то вроде Доркас мог так легко потерять свою жизнь. Что она могла бы быть там, гордая и не поддающаяся, не боящаяся зла, а затем исчезнуть. Мертвая на пыльном полу.

Её похоронили на семейном участке Мидоусов, на холме с видом на их дом, который покроется дикими цветами весной. Зимнее солнце блестит на сером слякоте на скользкой, грязной земле вокруг её могилы.

ДОРКАС КЛАУДИЯ МИДОУС

РОЖДЕНА 8 АВГУСТА 1960 ГОДА

УМЕРЛА 26 ФЕВРАЛЯ 1981 ГОДА

ЛЮБИМАЯ ДОЧЬ И ПОДРУГА

«ВЗЯВ ЕЁ ЗА РУКУ, ОН СКАЗАЛ: ДЕВОЧКА, ВСТАНЬ.»

Мидоусы — религиозные люди, и Петунья едва ли помнит библейскую историю о девочке, которую вернули к жизни перед глазами её горюющих родителей. Ребёнок не мёртв, а спит. Это должно приносить им некоторое утешение. Она задается вопросом, будет ли это на её надгробии когда-нибудь.

Если кто-то ещё останется её хоронить. Они все едва не погибли. И все они будут ближе. Лили и Джеймс тоже не могут присутствовать на похоронах, но прислали цветы — великолепный букет, который, без сомнения, со временем увянет на каком-нибудь подоконнике.

Гарри сейчас семь месяцев, ползает по коттеджу, что вызывает беспокойство только у Петуньи, счастливо режущий зубки, и тянет себя вверх за брюки отца. Доркас встречала его однажды, и, к удивлению Петуньи, легко подняла его и посадила себе на бедро, мягко покачиваясь вокруг кухни. Она бы ожидала, что Доркас будет чувствовать неловкость рядом с детьми или будет равнодушна к маленьким детям, но она просто улыбнулась и насвистывала.

Сириус тоже был другом Доркас, но он не знал её так, как Петунья. Он не провёл семь лет в тесном общении с ней, не знал её привычек, таких как решительное постукивание щёткой по раковине или то, как она предпочитала мед на тосте, а не джем. Он не пытается говорить пустые слова, а просто ложится рядом с Петуньей на диван, часто в облике Бродяги, его голова на её коленях.

В апреле они переезжают в новую квартиру; лучше быть осторожными. Петунья — единственная, кто приносит домой стабильную зарплату, но у Сириуса достаточно денег от покойного дяди Альфарда, чтобы позволить себе немного более уютное жильё. Она погружается в бессмысленное украшение интерьера, переживая из-за того, как расставить безделушки и какого цвета должны быть занавески.

Сириус ставит фотографии на камин. В центре — одна из них с свадьбы Лили и Джеймса, они танцуют, не обращая внимания на камеру, по бокам — одна с Мародёрами и одна с Петуньей, Марлин, Доркас и Мэри. Распаковка занимает у них целую неделю, несмотря на то, что у них почти нет личных вещей.

Они заканчивают в дождливый вечер и заказывают еду на вынос. Петунья ковыряется в своей лапше под тусклым светом кухни, просматривая отчёты с работы, пока Сириус не зовёт её в гостиную.

— Что-то упало под радиатор, — говорит он виновато.

Петунья смотрит на него, потирая усталые глаза. У неё завтра презентация по инвестициям для богатой пары, а в пятницу — встреча Ордена.

— Так вызови это заклинанием, — говорит она, не отрывая взгляда.

— Не могу, если не знаю, что это, — замечает он, и она закатывает глаза, а потом встает на колени, чтобы протянуть свою гораздо более маленькую руку под радиатор и достать это. Её пальцы касаются чего-то кубического и незнакомого, и она вытащила маленькую бархатную коробочку. Она недоуменно смотрит на него.

— Что это?

Он тянет её за запястье и ухмыляется, а она смотрит на коробочку и на него.

— О, Сириус… — начинает она.

— Я думал, что мы будем долго помолвлены, — пожимает он плечами. — Думаю, у тебя и так хватает дел, чтобы ещё планировать свадьбу, но…

— Открой коробочку, чёрт побери! — кричит она, прижимая руку ко рту, и он это делает.

Это кольцо её матери; тонкое серебряное обручальное кольцо с маленьким бриллиантом; инициалы её матери выгравированы на кольце, и она проводит по ним большим пальцем. Сириус не надевает кольцо на её палец, а просто смотрит на неё с той упрямой надеждой, которую он порой проявляет.

— Твой папа дал мне его, — говорит он тихо. — Я был так же удивлен, как и ты. Никогда не думал, что он так ко мне привязан, если честно…

Она наклоняется и целует его, одной рукой касаясь его щеки, другой — кольца.

— Конечно, он был привязан к тебе, — говорит она, когда кольцо оказывается на её пальце, немного великом. — Хотя, думаю, ему бы больше понравилось, если бы у тебя были короче волосы.

Сириус проводит рукой по своим волосам, делая вид, что обижен.

— Ещё одна причина отложить всё это. Не хочу стричь такую роскошь.

Петунья фыркает и прислоняется к его боку.

— Но не слишком долго, — добавляет она. Это трудно выразить словами. Дело не в том, что она меняет своё мнение о том, что беглый брак — это глупо, а идея заводить семью слишком рано — безответственно.

Она знает, что Сириус не спешит заводить детей так же, как и она. Они были бы ужасными родителями сейчас. Но она пришла к какому-то принятию, как она думает. Если… если нет какого-то явного конца войне, если нет света в конце туннеля, если нет решающей битвы совсем скоро, то…

Тогда в чем смысл тратить время на ожидание? Целое поколение не может ставить свою жизнь на паузу, задыхаясь, ожидая следующего удара, год за годом. В какой-то момент им нужно смириться с реальностью ситуации.

Петунья этого не любит, но она также хотела бы быть замужем когда-нибудь, независимо от войны, и если он думает, что рано или поздно… то и она тоже. Они остаются до поздней ночи, разговаривая, забыв о графиках.

— Как давно ты понял? — спрашивает она его, голова на его груди, считая каждый вдох.

— Что именно? — он недовольно ворчит, лениво проводя рукой по её волосам.

— Что хочешь жениться. Я не думала, что ты… — Ну, это не совсем правда. Она просто думала, что если бы он когда-то захотел, то это было бы годы спустя, когда война закончится, когда их жизни будут нуждаться в небольшом волнении и возбуждении. Что-то спонтанное, хотя это тоже было довольно спонтанно. Они даже не говорили об этом, кроме как изумляясь самой идее жениться так рано.

— О, примерно с шестого курса, — говорит Сириус слишком беззаботно.

Петунья поднимает шею, чтобы взглянуть на него.

— Сириус, мы расстались на шестом курсе!

— Да, — усмехается он, — вот тогда я и понял.

Она с негодованием поднимается на локте.

— Ты знал, что хочешь жениться на мне, когда мы кричали друг на друга во дворе и не разговаривали несколько месяцев?

— Ну, я подумал, если уж я и женюсь на ком-то, то на той маленькой девочке, что орёт мне в лицо о том, чтобы я не убивал себя ради неё, — продолжает он, ухмыляясь, но она видит правду в его серых глазах, такие прямые и откровенные, как никогда. Всё-таки они давно обещали друг другу больше не говорить белых лжи ради приличия.

— Ты правда совершенно безумен, — говорит она, снова укладывая голову ему на грудь.

— В этом мире все немного безумны, любовь моя. — Его рука снова начинает поглаживать её волосы, и она закрывает глаза, чтобы ещё немного удержать этот момент краткого счастья.