Пламя и кровь (джен)

Потеря Драконьего Камня не ударила по Рейнире слишком сильно — просто потому, что по ней уже ничто не могло слишком сильно ударить. Ей некуда было падать — она была на дне. Сутки напролёт она проводила в своей комнате с сыном, не причёсываясь и не переодеваясь, если ей не напоминали, и даже забывая есть и пить.

Столица жила своей жизнью: паства Пастыря предлагала всем желающим мясо драконов, от которого люди сгорали изнутри; в Блошином Конце проститутки перебили бандерш и сутенёров и, заключив стратегический союз с ворами, золотарями, скорняками и контрабандистами, навалили баррикад и объявили, что у них тут своё королевство, а на царство венчали восьмилетнего Геймона — за лиловый цвет глаз; немногие адекватные стражники и уставшие от вседозволенности наёмники собрались на холме Висеньи вокруг сьера Перкина Блохи, межевика из Приречья, короновавшего юношу по имени Тристан и утверждавшего, что этот Тристан был зачат в полигамном браке покойного короля с некой Лизой из Старых Камней.

Вольные города всерьёз озаботились тем, чтобы вторгнуться в Вестерос и отнять побережье, и теперь собирали войска — куда лучше, чем те отбросы, что они бросили принцу Деймону. В ходе переговоров Рогаре, лиснийский знатный дом, купили у князя Девкента принца Визериса.

И всё это предстояло — насколько он знал — разгребать королю Эйгону Второму.

Первые королевские решения

Начал он с того, что приказал добить Сиракс и Плясунью, пока те не очухались, а их туши скормить Солнышку, чтоб тот стал сильнее. Или, по крайней мере, так от его имени приказал сьер Гвейн Хайтауэр; он же отправил воронов известить всех вокруг, что законный король возвратился и вскоре снова сядет на трон. Сядет метафорически: подняться на железный трон со сломанными ногами несколько невозможно.

Первым на новость о захвате Драконьего Камня откликнулся, как ни странно, затворник лорд Корлис. Не прошло и трёх дней, как в замок явился его посол — четырнадцатилетний Алин — с предложением своего деда: в обмен на жизнь Бейлы и имя Веларионов для Алина и покойного Аддама он обещал предоставить королю весь свой флот и самого себя в полное распоряжение.

Леди Бейла — титула принцессы она лишилась, поскольку титула принца посмертно лишился её отец — с переломами рук и ног и ожогом на лице, но живая, лежала в своих покоях под охраной верного сьера Марстона и его алебарды.

Девка отлично сражалась, и мне нравится мысль передать Дрифтмарк кому-то, кто вылез не из пизды моей доброй сестрицы, — ответил король, соглашаясь на предложение. Насколько он его понимал — вопрос дискуссионный: в те дни он снова пил маковое молоко, словно воду.

Покончив с переговорами и велев накормить мальчишку, а то он тощий, как смерть от чахотки, король занялся делами крепости. Нужно было разобраться в узниках: кого-то освободить, как септона Аксентия, просидевшего в камере целых двенадцать лет, а кого-то, как пойманных покойным сьером Альфредом работорговцев — казнить, потому что на Стену в такое неспокойное время отправлять бесполезно: сбегут.

Заодно был казнён мейстер Герардис, признавшийся, что приносил в жертву валирийским богам нерождённых младенцев и их матерей, обращавшихся за абортом, а также что резал людей живьём, чтобы лучше узнать их устройство. Протокол утверждает, что это всё было с разрешения и поощрения принца-жреца, но навряд ли: для таких тонких мерзостей покойный принц Деймон был слишком простым человеком.

За мейстером следом на костёр отправились ещё несколько самых активных "валирийцев" — вообще оказалось, что секта не просто закрепилась на острове, а что там все эти годы существовала какая-то искажённая версия старых верований, странно смешавшихся с культом Семерых; это было сочтено поклонением Врагу и его слугам и приравнено к измене королю.

Наконец, войска Штормов и Хайтауэров подошли совсем близко к столице, и король решился отправиться в новый бой.

Гибель Рейниры

На дракона короля сажали краном, каким лошадей грузят на корабли — тем самым немало его позабавив, конечно. Но стоило им подняться — как все сомнения в том, сможет ли Эйгон Второй хоть что-то захватить остались позади, так легко и умело он летел над проливом.

Вместо того, чтобы, как это сделал принц Джекейрис, приземлиться в городе, он полетел напрямую в замок, уверенный, что никто не решится стрелять по нему со стены. И он был прав: когда он приземлился во внутренний двор, всё тот же сьер Ломас Стонтон пал пред ним на колени и спросил, что он может сделать для своего государя.

Сдохнуть, — кратко, но ёмко ответил король, а Солнышко плюнул коротким сгустком пламени. Сьер Гвейн более чем подробно изложил, кто именно и как именно помешал королеве Хелейне спастись. И настолько все были искалечены этой войной, что даже сьер Карлтон Стонтон, родной брат сьера Ломаса только покорно спросил, кто будет теперь комендантом Красного Замка.

Но король не ответил, а только велел привести королеву Рейниру, её детей и малый совет, и немедля освободить всех узников чёрных клетей.

К чести Рейниры, держалась она хорошо — хотя и смотрелась сущей ведьмой: нечёсаная, без кровинки в лице, в платье, в котором не меньше недели она и спала, и ела. За руку она держала принца Эйгона; малый совет — лордов Селтигара, Бар-Эммона и Стронга и сьера Гаррольда Вестерлинга — вели связанными. Только сьер Гаррольд ещё пытался сопротивляться.

Король приказал погрузить их в повозку и везти в Портовую Септу.

Сам он поднялся и полетел туда же, по дороге остановившись на холме Висеньи и приказав сьеру Перкину, если он хочет жить, расчистить дорогу предателям. Разумеется, щедрые дозы огня и драконьих когтей тоже немало помогли продвиженью повозки — в седле Эйгон Второй даже казался отличным воином.

Наконец, цель была достигнута.

На глазах у толпы, Рейнира вышла из повозки и поднялась по ступеням септы; наверху её ждал Солнышко. Покайся, и умрёшь с миром, — как говорят, сказал ей король, но она только плюнула в его сторону. Принц Эйгон, рыдая, взмолился о пощаде для своей матери — "Она только женщина, и по-женски глупа, виноват был мой отец, но он уже мёртв" — но мольба не была услышана.

Двадцатого числа четвёртой луны 130 года сбылось и второе обещание короля Эйгона Второго: на ступенях Портовой Септы Рейнира встретила свою смерть. Она была быстрой: Солнышко откусил ей голову. До последнего эта гордая женщина сохраняла достоинство, даже ради сына не желая унижаться перед победителями.

Как пишет дорнийский посол при Железном Троне сьер Адрик Аллирион, в смерти Рейнира была большей королевой, чем в жизни.

Освобождённые

О том, что было дальше, и песни, и хроника пишут в самых восторженных выражениях; сложно хранить нейтральный тон, когда говоришь о таких материях.

Например, вскоре после казни Рейниры, когда только окончился суд над предателями малого совета (их приговорили к костру) — через толпу протолкались три женщины в крайне непристойной одежде. Четвёртую они тянули за собой — высокую, почти совершенно седую, всё ещё несравненно красивую. Вопреки всем советам голубых септ и приказу сьера Гвейна, король слез с седла — горожане увидели, как он плохо держится на ногах — и проковылял ей навстречу, чтобы обнять.

А королева не проронила ни слезинки, и только, подобно слепой, касалась лица государя, повторяя "Ты пришёл", и благодарила богов. А государь плакал, как девица, и утирал свои слёзы подолом котарды. Потом он попросил людей, чтобы подняли его в седло, так как ноги его не слушаются; и сьер Перкин Блоха и его воспитанник Тристан подняли его на плечи и помогли сесть в седло; и он принял у них свою мать и так полетел с ней в замок.

В замке его уже ждали освобождённые узники Чёрных Клетей.

Верховный септон Скорбный едва мог говорить, и угас, не дожив и до вечера, но успел благословить короля и велеть ему быть милосердным в своих победах; сьер Тиланд Ланнистер пытался держаться прямо и даже поклонился королю, но не смог устоять и упал. Всё те же сьер Перкин и Тристан, которые со своим войском теперь следовали за королём, подхватили его и, по приказу короля, отнесли в лучшие покои, где заботу о нём поручили мейстеру Орвилю.

Этот бедный старик был тоже отправлен в чёрные клети, за то, что случайно отозвался о ком-то из Зелёной партии без осуждения.

Когда, наконец, прибыли сьер Гвейн Хайтауэр и остальная команда с Драконьего Камня, уже темнело. Септы были отправлены позаботиться о сьере Тиланде и верховном септоне — в их медицинском искусстве король убедился на своём опыте, а сьер Гвейн, оба Тома и женщины разместились в бывших покоях принца Эймонда — готовить для них новые комнаты не хватало свободных рук: слишком много слуг убежало бунтовать к горожанам.

Королевская уборка

А наутро короля снова погрузили на дракона и он отправился к Рыночной площади, где собирался держать суд над бунтовщиками из горожан.

Суд его был необычно милосердным — впрочем, оно и логично, ведь бунтовали против Рейниры.

Но сначала король наградил своих верных помощников.

Том Беда с бородой и вся его семья получили фамилию Гуд и земли в Королевском Домене, причём сьер Марстон был тут же узаконен. Герб новой семьи был весьма необычен: зелёный дракон с головой пса на золотом фоне. Девизом их стало "Бесконечная верность". Гуды, впрочем, владели своей землёй не слишком долго: в 196 они поддержали не ту сторону и отправились за море вместе с Эйгором Риверсом. Последние упоминание об этом семействе мы встречаем в Восстание Баратеона: некий сьер Данстон Гуд на Трезубце поверг в поединке сьера Майлса Мутона.

Сьер Гвейн Хайтауэр тоже не остался без награды, получив деревушку Белый Шиповник и положив начало дому Хайтауэров из Королевского Домена. Они также были не на той стороне в 196, но остались при своём и продолжали владеть Белым Шиповником ещё очень долго.

Что до бунтовщиков, то сьер Перкин Блоха не просто не был наказан — он получил место коменданта Красного Замка (и заработал вечную ненависть сьера Карлтона Стонтона, считавшего место своим по праву). Женщины из Блошиного — по именам из них известны только некие Эсси и Сильвенна Сэнд, якобы дочь лорда Толанда — были также прощены, получили небольшую сумму денег и приказ найти себе честное дело.

Известно, что Эсси, использовав эти деньги, женилась на красильщике Стевроне, а Сильвенна постриглась в обители серых сестёр и часто у них гостила. Запомним эти имена и продолжим.

Пастырь, клявший короля и драконов до последнего вздоха, и самые лютые его товарищи были ещё недоступны — они заперлись в Логове. Но заочно их приговорили к сожжению — что встретило крики одобрения: войско фанатиков уже порядком утомило народ.

Оставалось разобраться с принцем Эйгоном и с Тристаном и Геймоном — "королями" из народа.

Сложность здесь была в том, что, по закону, претендентам на трон полагалось сожжение — но и Тристан, и Геймон не бунтовали против короля Эйгона, а напротив, его поддержали (насколько мальчик восьми лет мог кого-то поддерживать).

Изначально король хотел казнить сына Рейниры; но принцесса Джейхейра умолила его проявить милосердие и оставить мальчику жизнь, чтобы, — как пишет хронист, — у доброй принцессы был товарищ по играм. Видимо, это подало королю мысль, и Геймон был объявлен не восьмилетним, а семилетним — а потому ещё не способным отвечать за проступки. Поскольку король не мог убеждённо сказать, что не спал с его матерью, он объявил Геймона своим воспитанником и взял во дворец.

Что до Тристана, то с ним было всё интереснее. На площади развели небольшой костерок, и несколько септ (с септонами в городе было плохо, а женщин Рейнира щадила) отрезали юноше прядь волос.

Король объявил, что Тристан мёртв, и тут же юноша был помазан с именем Томмен и посвящён сьером Гвейном в рыцари как сьер Томмен Труфайр. Позднее он стал белым щитом.