ТомоМурзик (джен)

Вернувшись в гостиную Гриффиндора, Том приступил к реализации своего нового плана с холодной методичностью учёного. Он больше не был просто наблюдателем или защитником. Он стал паразитом. Элегантным, незаметным, но паразитом.

Его главной задачей было физическое соприкосновение с Гарри в моменты, когда тот проявлял магию. Он устроился так, чтобы его лапа всегда касалась Гарри, когда тот практиковал заклинания на уроках или делал домашнее задание. Сначала это было просто — Гарри, всё ещё чувствуя вину за историю с Цербером, сам искал его близости, часто брал на руки, гладил.

Том ловил момент. Когда Гарри сосредоточенно шептал заклинание и из его палочки вырывалась струйка света, Том концентрировался на точке касания. Он не отбирал силу — нет, это было бы слишком грубо и заметно. Он создавал крошечный, невидимый канал, по которому «стекал» излишек магической энергии, рассеивающийся в воздухе. Он был губкой, впитывающей то, что и так пропадало бы даром.

Эффект был минимальным, но накапливающимся. Том чувствовал это как лёгкое потепление в лапах, как едва уловимый прилив бодрости. Его отрастающие когти будто заряжались этой чужой силой, становясь чуть крепче, чуть острее. Он не становился могущественным волшебником — его кошачья природа не позволяла напрямую использовать эту энергию для сложных заклинаний. Но он направлял её на себя, на ускорение регенерации, на укрепление собственной врождённой магии оберега.

Однажды во время трансфигурации, когда МакГонагалл заставляла их превращать мышь в табакерку, у Гарри что-то щёлкнуло. Мышь не просто превратилась в табакерку — она стала изящной, фарфоровой, с тонкой позолотой. Успех был ярким и очевидным.

— Отлично, Поттер! — впервые за долгое время похвалила профессор. — Пять очков Гриффиндору.

Гарри сиял. А Том, сидя у него на коленях, чувствовал, как по их точке соприкосновения проходит особенно мощный, тёплый импульс. Он был сладким, как наркотик. Это была не просто рассеянная энергия — это была энергия триумфа, прорыва, сильного положительного эмоционального всплеска.

В ту ночь Том почувствовал, как его когти, наконец, достигли своей первоначальной длины. Они снова были острыми, твёрдыми, полными скрытой мощи. Он вышел на пробежку по коридорам и смог, наконец, беззвучно цепляться за гобелены и каменные выступы, как в старые времена.

Но вместе с силой пришло и новое понимание. Он качал энергию не из безликого источника. Он питался успехами Гарри. Его рост, его победы, его магическое развитие — всё это подпитывало того, кто планировал его уничтожить.

Ирония была восхитительной. И… тревожной. Потому что Том начал замечать странную вещь. Когда Гарри терпел неудачу — когда его заклинание проваливалось, когда Снейп язвительно критиковал его зелье, — Том чувствовал… пустоту. Отсутствие ожидаемой подпитки. Он начал подсознательно желать, чтобы Гарри преуспевал. Не из привязанности, нет. Из жажды. Из зависимости.

Он сидел на спинке дивана и наблюдал, как Гарри и Рон играют в волшебные шахматы. Когда Гарри находил удачный ход и с энтузиазмом двигал фигуру, Том чувствовал знакомый, тёплый прилив. Он закрывал глаза, наслаждаясь им, как гурман.

Затем Рон сделал свой ход, разнёс защиту Гарри и поставил мат. Волна разочарования и досады, исходившая от Гарри, была для Тома горькой и пресной.

Он спрыгнул с дивана и ушёл в тень. Ему нужно было переосмыслить свою стратегию. Он стал зависеть от своего врага. Его сила снова была привязана к Гарри Поттеру, но на этот раз — самым извращённым образом.

Он не мог позволить этому продолжаться. Ему нужен был его собственный, независимый источник силы. И он знал, где его искать. В подземельях Хогвартса, в тайной комнате, которую он когда-то открыл. Там был Базилиск. И там была часть его души.

Но чтобы добраться туда, ему нужно было не просто быть сильным котом. Ему нужно было снова стать охотником. И его первая добыча должна была стать… тем, кто знал путь. Профессором Квирреллом.