Линия жизни (гет)

I will let you down

I’ll let you down, I’ll

When you finally trust me

Finally believe in me

(с) Three Days Grace — Let You Down

Зима 1974г.

* * *

— Да Мерлина ради, Пит! Всего несколько капель, Морж и не заметит.

— Дело не в нескольких каплях, Сириус! — голос Пита был непривычно высоким от страха. — Ты хочешь, чтобы я ночью пошел в подземелье!

— Мы тысячу раз ходили ночью в подземелья. До сих пор живы-здоровы, как видишь.

— Один!

— Ты гриффиндорец, или кто? Петтигрю, иногда я смотрю на тебя и понять не могу, за что шляпа отправила тебя на наш факультет. Это просто подземелье, мы с Джеймсом даже ключ тебе уже достали.

— Почему тогда никто из вас не хочет пойти туда со мной?

— Потому что мы уже влезали в его запасы, и там теперь сигнальные чары, я уже триста раз тебе объяснял.

— И эти сигнальные чары вас засекут, а меня нет?

— Нет, потому что ты до этого туда не вламывался, тебя они не распознают.

— Ты же не ждешь, что я в это поверю, Сириус? Сигнальные чары либо есть, либо их нет!

— Да мне плевать, веришь ты или нет! Как я сказал, так и есть.

— Попроси Ремуса…

Сириус закатил глаза. Непривычное упрямство Петтигрю уже начало выводить его из себя. Питер из самой обычной просьбы умудрился раздуть такую драму, как будто они решили как минимум заминировать навозными бомбами кабинет директора. А на кону, между тем, была всего лишь безобидная шутка, об участии Петтигрю в которой никто, скорее всего, и не узнает никогда.

— Ты еще Фрэнка-чертова-старосту-Лонгботтома предложи попросить. Да в конце-то концов, Пит! Друг ты нам, или кто?

Этот последний аргумент был для Питера чувствительным. Водянистые глазки забегали, пока он лихорадочно думал, какие еще доводы может привести в защиту своего нежелания участвовать в шалости. Сириус смотрел на него с нескрываемым раздражением, и чем дольше Питер тянул с ответом, тем сильнее росло в нем желание отвесить толстяку хороший подзатыльник, чтобы побыстрее пришел в себя и сделал-таки, что говорят.

— Ты знаешь, что будет, если вы неверно рассчитаете дозировку?

Сириус прижал к лицу ладонь и разочарованно застонал.

— Я серьезно, Сириус! Слагхорн держит этот яд в запертом шкафу не просто так! Ты слушал его на последней лекции? Всего одна лишняя капля — и парализуется вся дыхательная система. Он может запросто двинуть кони после этой шутки!

— А ты что, будешь очень по нему скучать? — усмехнулся Сириус.

Питер снова умолк, не зная, что на это ответить. Противостояние их компании банде из Слизерина, в которой особенно любимым объектом для приколов был Северус Снейп, давно уже стало привычным. Питер хохотал вместе со всеми, когда Джеймс с помощью чар заставлял мантию Снейпа задраться по самые уши, никогда не вмешивался, когда мальчишки с помощью левитационных чар сыпали ему лишние ингредиенты в котел, из-за чего тот не раз взрывался. Это было обыденно, не пугало, не вызывало дискомфорта. Почему в этот раз было по-другому, Питер не знал. Он мог снова довериться им. Принести чертов яд, они накапали бы его в еду Снейпу и того скрутило бы в непонятной позе прямо посреди Большого зала на потеху всем собравшимся. Возможно, никто и правда никогда не узнал бы, кто именно принес Джеймсу Поттеру и Сириусу Блэку этот яд. А может… А может, если что-то пойдет не так и Снейп действительно отправится к праотцам, они просто возьмут и сделают его, Питера, козлом отпущения. Джеймс, может и не стал бы, но глядя сейчас на Сириуса, не желавшего принимать отказ, Питер был совсем не уверен, что Блэк на это не пойдет. И что тогда? Что он скажет в свое оправдание, если причиной смерти действительно будет он, и ничего тут не сделаешь?

— Это я возьму тот яд, Сириус. И если он окочурится, виноват буду тоже я, — тихо сказал Питер.

Презрение во взгляде Блэка обжигало, как каленое железо.

— Трусливый тюфяк, — процедил Сириус сквозь зубы, наступая на Петтигрю.

Тот сделал поспешный шаг назад, чтобы дистанция между ними не сократилась.

— Мы всегда были вместе. Таскали тебя везде с собой, хотя ты только и делал, что ныл и размазывал сопли. А теперь, когда друзья тебя просят о сущей мелочи, ты сразу прячешь голову в песок. Я тебя, быть может, удивлю, Петтигрю, но друзья друг другу помогают. И, да, иногда это связано с определенным риском. Но риск этот — полная фигня. Я для тебя это сделал бы, не задумываясь. И Джеймс тоже. А ты кочевряжешься, как девчонка.

Питер снова отступил. Лицо его покраснело, в глазах стояли слезы, но он крепко сжал челюсти. Сириус раньше не видел на его лице выражения такого упрямства и решительности, это было что-то новенькое и пришлось ему совсем не по нраву. Петтигрю низко опустил голову, спорить с Блэком он уже не пытался, просто смотрел в пол. Сириусу снова нестерпимо захотелось ударить Питера. Глупый, бесполезный толстяк, он постоянно только и делал, что тянул их назад. Что в учебе, что в проделках, да даже в чертовых занятиях по анимагии! Если бы его тупая голова хоть чуточку больше была способна усваивать информацию, они двигались бы в изучении куда быстрее и, как знать, быть может превращение уже получилось бы произвести.

— Я последний раз тебе говорю, Петтигрю… — голос Сириуса походил на рычание.

Питер еще раз попятился, зажмурился, приготовившись получить удар, но удара не последовало. Вместо этого раздался звук отъезжающего в сторону портрета, а потом шаги. Питер открыл глаза. Блэк больше не смотрел на него, его взгляд был устремлен за плечо Питера, на вошедшего. Во взгляде ясно читалась досада. Питер, все еще не до конца веря в свое спасение, оглянулся.

Лили Эванс заметила их, остановилась, прижимая книги к груди, и пристально посмотрела сначала на Питера, который, казалось, уже готов был звать на помощь, а потом на Сириуса. Тот ответил ей враждебным взглядом.

— Какие-то проблемы, Эванс?

— Забавно, я только что хотела задать тот же вопрос.

— У нас все шикарно, иди куда шла.

— Мне не кажется, что у Питера все шикарно, Блэк.

— А твоим мнение вроде бы никто не интересовался.

— Думаю, Алиса Прюэтт им заинтересуется непременно.

На лице Сириуса появилась жесткая ухмылка.

— Конечно. Побежишь ябедничать, как же иначе.

— Я не ябеда, — с достоинством ответила Лили, приближаясь к столу и складывая на него книги. — Но мое воспитание, к сожалению, не позволяет мне пройти мимо, если я считаю, что человек в беде.

Сириус пробормотал себе под нос что-то не очень вежливое в ответ на это заявление, смерил Лили крайне неприязненным взглядом. Девчонка стояла, сложив руки на груди, и смотрела на него бесстрашно и прямо. Как равная, к которой нельзя не прислушаться. Совсем не так, как делал это Петтигрю. Сириус фыркнул, с силой толкнул Питера в плечо, отчего Петтигрю неуклюже рухнул на диван, процедил сквозь зубы:

— Бесполезный кусок драконьего дерьма.

А затем развернулся и быстрым шагом направился в башню Гриффиндора. Если Эванс настучит старостам, план можно хоронить сразу. Старосты Петтигрю расколют в два счета. Сейчас же еще оставалась надежда, что толстяк будет держать рот на замке. Если, конечно, хочет остаться в компании.

Питер хотел. Хотел так сильно, что первым его порывом было бежать за Сириусом, только вот ноги почему-то не слушались. Он попытался встать, оступился и снова рухнул на диван. Блэк был прав. Он — бесполезный кусок драконьего дерьма. К горлу подкатил комок, он закрыл лицо руками и так и остался сидеть. Его удивило, когда он ощутил, как продавилась пружина сидения рядом. Кто-то сел на диван.

— Нет ничего плохого в том, чтобы не делать что-то, чего не хочешь.

Это был голос Лили. Питер отнял руки от лица, скосил взгляд, и с изумлением понял, что ему не показалось. Лили Эванс сидел рядом, сцепив руки в замок перед собой, и смотрела на него. В ее взгляде не было отвращения или презрения. Только сочувствие и понимание, непонятно откуда взявшиеся. А еще, она была очень красивая. И он впервые видел ее так близко и мог так подробно рассмотреть. У нее были длинные ресницы, светлые веснушки на носу, и нижняя губа пухлее, чем верхняя… И глаза. Очень красивые, если смотреть вот так, близко. Почему-то было очень волнительно от того, что она с ним заговорила, но в то же время и как-то не по себе. Он не понимал девочек, они его всегда немножко пугали. Было бы проще, если бы она просто прошла мимо, как обычно. Питер не знал, что ей нужно, зачем она сидит сейчас рядом и как ему себя с ней вести. Это не добавляло уверенности, он снова уткнулся лицом в ладони. Тогда случилось что-то совсем уж невероятное: Эванс прикоснулась к его плечу и ободряюще погладила. Питер вздрогнул, весь сжался. Она отдернула руку.

— Прости…

— Нет! Я… Все нормально.

— Я просто хотела сказать: Блэк и Поттер не всегда правы. Тебе не обязательно делать все так, как они говорят. Нет ничего плохого в том, чтобы иметь свое мнение и отстаивать его, Питер.

Она улыбнулась. Он ошибался, когда думал до этого, что она красивая. По-настоящему красивой она стала теперь. Настолько, что аж дух захватывало. Питер мог только сидеть и таращиться, не в силах ни отвернуться, ни сказать что-то.

— Может, это даже пойдет им на пользу, как думаешь?

Он никак не думал. Вообще невозможно было думать, когда она вот так сидела рядом и улыбалась. Питер прерывисто вздохнул, уставился на собственные ладони. Так было намного проще.

— Я… Спасибо.

— Не нужно меня благодарить, Питер. Ты молодец.

Она протянула, было, руку, чтобы снова погладить его плечо, но потом вспомнила, какой была реакция, и рука ее застыла на полпути. Секунду Лили будто решала, что делать дальше, а потом убрала руку. Питер ощутил какое-то щемящее чувство в груди. Хотелось сказать ей, что он не против, чтобы она его трогала. Или схватить ее тонкую ладошку и положить на свое плечо. Но он не шелохнулся. Продолжал сидеть и пялиться на свои руки, пока она не поднялась и не ушла, оставив его в одиночестве. Странный это был вечер. Начался как самая настоящая катастрофа, а закончился эмоциями, каких Питер никогда раньше не переживал. Он подумал, что Лили права. И если ей это доставляет удовольствие, ему нужно почаще спорить с мальчишками. Только чтобы при этом она была поблизости и видела. Быть может, тогда она еще раз подойдет и погладит его по плечу. Это было бы здорово… Он впервые чувствовал себя таким живим, таким настоящим. Чувство было просто невероятное. Петтигрю улыбнулся, потер плечо, а потом реальность ударила его, как сковородой по голове. Лили ушла, а Сириус ждал его наверху. Взбешенный… Питер вздохнул и поднялся на ноги. Он не вернется в спальни мальчиков один. Ему нужен был кто-то, кто сможет достучаться до Сириуса и мирно урегулировать этот конфликт. Ему нужен был Ремус, и он знал, где его искать.

* * *

Утро последней предрождественской вылазки в Хогсмид выдалось ясное. Снег толстым белым покрывалом укутал замок и окрестности, когда мальчишки после завтрака вышли из полумрака главного здания на улицу, в глаза им ударил яркий солнечный свет.

— Мерлин побери! — выругался Джеймс загораживая рукой лицо. — Нужно было взять наши очки для квиддича, Доркас наложила на них чары против слепящего солнца для последней игры.

— Так вот почему вы так уделали Хаффлпафф? — усмехнулся Ремус.

— Ремус, дружище, Хаффлпафф мы уделали, потому что у них сборная пуфиков на метлах. А очки просто были приятным дополнением, — сказал Джеймс, дружески закидывая руку на плечи Люпину.

Тот в ответ усмехнулся. Они приблизились к длинной очереди учеников, спешивших выбраться из замка. Завхоз по обыкновению стоял на воротах и сверялся с длинным списком учеников, имеющих разрешение от родителей на посещение Хогсмида. Когда четверо гриффиндорцев приблизились к нему, прищур у него стал совсем подозрительный, но разрешения имелись у всех четверых, и потому Филчу пришлось пропустить их. Они шустро сбежали по каменным ступеням на утоптанный снежный наст на дороге, повернули налево и уверенно зашагали по широкой дороге, ведущей к деревеньке. На душе у всех четверых было легко, как будто внутри кто-то надул сотню воздушных шариков, и теперь они изо всех сил пытались увлечь их вверх, в безоблачное, синее небо. Мальчишки смеялись, шутили, устраивали маленькие битвы снежками по пути. Казалось, им всегда будет четырнадцать, солнце всегда будет светить ярко, и не будет никаких забот.

— Когда вернемся после каникул, обязательно захвачу с собой «Сатир»! — сообщил Джеймс, разминая руки, как будто прямо сейчас собирался заняться игрой на гитаре. — У нас должна быть своя победная тема, которую весь факультет будет петь после игры.

— Филчу понравится эта идея, — усмехнулся Ремус.

— Как будто кто-то будет спрашивать у него разрешения, — беспечно откликнулся Сириус, запуская снежком в широкую фигуру Петтигрю.

Тот мигом мобилизовался и запустил снежком в ответ. Перестрелка возобновилась с новой силой, Сириус ловко увернулся от снаряда, пущенного Джеймсом, и тут же метнул ответный. Джеймс увернулся, снежок залепил Ремусу в плечо, Люпин незамедлительно ответил на атаку, повалив Сириуса в придорожный сугроб и придавив сверху всей тяжестью. Снег набился за шиворот и в рукава, но Блэк смеялся, как умалишенный. Утром пришло письмо от дяди Альфарда. Вальбурга позволила сыну провести каникулы у него, а это значило, хвала Мерлину и Моргане, что у Сириуса должно было состояться самое крутое Рождество за последние лет десять, не меньше. Его ждал его «Триумф». Альфард написал, что закончил с ним, мотоцикл полностью готов. Ему хватит недели каникул, чтобы научиться водить его, а потом… Потом он будет самым крутым пятнадцатилетним волшебником в мире, потому что он готов был поставить все карманные деньги на то, что больше ни у кого в целом мире нет собственного летающего мотоцикла. Люпин слез с него, Сириус резво выбрался из сугроба и по-собачьи стряхнул налипший на мантию снег.

— Наперегонки! — крикнул Джеймс, устремляясь вперед.

Они побежали следом, толкаясь и перекрикиваясь, все вместе.

Хогсмид гостеприимно раскрывал двери лавок перед учениками, приятно пахло рождественскими сладостями «Сладкое королевство», не меньше манили запахом сливочного пива «Три метлы», а вывеска в «Зонко» обещала несколько невообразимых новинок специально к празднику. Они остановились на широкой главной улице, решая, куда именно пойти в первую очередь. Мнения разделились: Питер с Ремусом поддерживали «Три метлы», Сириус с Джеймсом тащили компанию в сторону «Зонко». Мимо прошли, посматривая на них и хихикая, несколько девочек. Это было, казалось бы, явление совершенно обычное, однако толкотня мигом прекратилась. Джеймс подобрался, наградил их в ответ широченной улыбкой и отвесил шутливый поклон. Девочки в ответ захихикали громче и скрылись в трактире. Поттер усмехнулся и тут же поймал дружеский тычок локтем от Сириуса.

— Вы, господин Поттер, дамский угодник, как я погляжу?

— Галантность, мистер Блэк, никогда не бывает излишней. Джентльмены мы, или кто?

Все рассмеялись, добродушно подкалывая совсем засмущавшегося и покрасневшего Питера. Ремусу от такого разговора тоже было не очень по себе, но друзья не вовлекали его в свою игру, и потому смущение легко было спрятать.

— Джентльмен, ты ж с девчонкой даже за ручку не держался ни разу, — поддел Сириус, скептически изгибая бровь.

— Вот еще, зачем мне ее держать за ручку? — фыркнул Джеймс. — Настоящие мужчины сразу хватают в охапку и тащат в берлогу. Смотри и учись!

Джеймс цепким взглядом прозондировал пространство, ощущая подспудно (он скорее съел бы свой шарф, чем признался в этом), как трясутся от волнения поджилки. Несколько групп девочек спешили вверх по улице, щебеча о своем, девчоночьем. Взгляд интуитивно выхватил из толпы рыжие косички, выглядывающие из-под шапки, а дальше все произошло само собой:

— Эй, Эванс! Эванс, а пошли сливочное пиво пить!

Она оглянулась, приподняла бровь, окинула его оценивающим взглядом, а потом задрала нос и бросила высокомерное: «Нет, спасибо». Джеймс поджал губы, взъерошил волосы на затылке, от души ткнул под ребра Сириуса, у которого от смеха на глазах уже выступили слезы.

— Ну и дура! — крикнул ей вслед Джеймс.

Лили нахмурилась, бросила на него донельзя неодобрительный взгляд, но ничего не ответила. Отвернулась и быстрее зашагала вверх по улице, так, что ее подружки едва за ней поспевали. Джеймс своей вины не чувствовал. Девчонка слишком уж зазналась в последнее время.

— Хорошая попытка, дружище, — Блэк утешительно похлопал Поттера по плечу.

— Я еще не закончил, и первый блин всегда комом. Харц!

Девочка с копной русых кудряшек остановилась и вопросительно посмотрела на Джеймса. Ее подружки переглянулись и заулыбались, не сводя взглядов с группы поддержки Поттера. Сириус усмехнулся и отсалютовал одной из них. Девочка тут же покраснела и захихикала пуще прежнего. Джеймс, будучи не в силах оторваться от собственной шевелюры, шагнул навстречу однокурснице.

— Харц, а я вот в «Три метлы» иду. Хочешь сливочного пива?

Ее брови взлетели еще чуть выше, она прошлась по Джеймсу оценивающим взглядом, и когда он уже решил, что и в этот раз придется искать другую цель, улыбнулась ему.

— Хочу.

Джеймс театрально развернулся, скорчил товарищам рожу, а потом галантно предложил девочке опереться на его руку. Они прошли мимо опешивших подружек Гризель Харц прямо к главному входу в «Три метлы», где Джеймс предупредительно придержал девушке дверь, а затем пропали внутри.

— Я глазам своим не верю… — пробормотал пораженный Люпин.

— Пойдем, посмотрим, что они будут делать! — воодушевленно пискнул Питер.

— Вот еще, — фыркнул Сириус, несколько обескураженный легкой победой Джеймса. — Хочется ему пить сливочное пиво с девчонкой вместо того, чтобы с нами опробовать новинки в «Зонко» — пожалуйста. А мы идем в «Зонко».

Он одним движением развернул Петтигрю в сторону нужной двери магазина. Ремус, бросив последний недоверчивый взгляд на «Три метлы», зашагал следом. Джеймс, сам того не ведая, дал первый импульс к революции в мыслительном процессе своего тихого друга. До сих пор девочки существовали для Ремуса и, как ему казалось, его друзей в какой-то параллельной вселенной, которая не соприкасалась с их миром. Конечно, Люпину не составляло трудности поддержать с ними разговор, или помочь с домашним заданием, когда его об этом просили. На первом и втором курсах они говорили на одном языке, для Ремуса не было разницы, с мальчиком он говорит, или с девочкой. А потом что-то начало неуловимо меняться. Будто из-под масок обычных людей вдруг повылезали инопланетяне. Странные взгляды, которые они то и дело бросали на компанию Ремуса, это раздражающее хихиканье… По одиночке девочки оставались все теми же разумными и приятными в общении существами, но стоило им сбиться в стайку, и это становилось просто невыносимо. Впрочем, и по одиночке девочки со временем стали различаться. Большинство, конечно, осталось таким же, как всегда: девочки как девочки, ничего необычного. Но были и такие, с кем можно было болтать обо всем на свете, не смущаясь, совсем как со старым другом, а от взгляда на других сердце почему-то делало сальто-мортале в груди, а кровь приливала к ушам, такие они были красивые. И язык сразу не слушался, появлялось острое желание бежать как можно быстрее и дальше, чтобы она ни дай Мерлин не решила, что он полный идиот. Наверное, поэтому от таких девочек он предпочитал держаться подальше, если была такая возможность.

Ремусу всегда казалось, что и у друзей так же. Он просто не задумывался о том, что может быть иначе. А теперь один из его друзей бесстрашно первым заговорил с очень симпатичной девочкой, позвал ее погулять и преуспел. Они теперь сидели в баре вместе и пили сливочное пиво, говорили о чем-то… О чем вообще можно говорить с такой девочкой, чтобы не было неловко? Про уроки? Про последнюю игру Ос с Пушками? В голове почему-то была полная каша, совершенно для Люпина не привычная. Он вдруг в полной мере осознал, что Джеймс положил начало переменам, которые рано или поздно затронут их всех. А он был не готов…

В «Зонко» было шумно и многолюдно, но Ремус не рвался в толпу, оставив это Сириусу с Питером. Блэк мастерски переключил внимание Петтигрю с Джеймса на новинки инструментов для магических шуток, и сам, кажется, уже совсем позабыл о выходке Поттера. Ремус, к сожалению, не мог сделать это так же просто. Он аккуратно присел на подоконник, чуть подвинув выставленную в витрину коробку с фейерверками, дожидаясь, пока друзья закончат с покупками, и то и дело поглядывая через изрисованное морозным узором окно на «Три метлы». Джеймс так и не появился. Видимо, все у них шло хорошо. От этой мысли, с одной стороны, было радостно на душе, а с другой… Если Джеймс и Гризель начнут проводить много времени вместе, неизбежно случится один из двух вариантов: или они потеряют Джеймса, или в их компании станет на одного человека больше. Ремус плохо представлял себе, как Гризель впишется в их компанию, если Джеймс вдруг решит в нее влюбиться. И захочет ли она вообще вписываться, или будет просто существовать где-то параллельно, как раньше, с той лишь разницей, что теперь Джеймс будет ускользать в ее мир из их общего? Он тряхнул головой, убеждая себя, что слишком заморачивается. Ничего необычного не произошло, многие ребята с их курса уже проявляли интерес к девочкам. В этом нет ничего странного, в их-то возрасте. Не будь он оборотнем, он бы и сам, наверное, скоро попытался бы пригласить кого-нибудь вроде Гризель попить вместе сливочного пива. Если, конечно, смог бы как-то произнести вслух приглашение, будучи смущенным донельзя и красным, как рак. Люпин усмехнулся и отвернулся от окна. Что проку думать об этом? С ним-то все понятно. Отношения — не для оборотней. Может, поэтому что-то так противно ноет в груди? Сириус, Питер… Рано или поздно своя Гризель появится у каждого из них. А у него, у Ремуса, не будет никого. Потому что иначе с его стороны это будет подло, придется обманывать. Обманывать Люпин не хотел, особенно кого-то, кто мог бы стать для него достаточно особенным. И что тогда? Снова одиночество? Ремус вздохнул, пытаясь прогнать от себя навязчивое чувство тоски. Оно вцепилось в него острыми зубами и норовило отхватить приличный кусок, если он не прекратит попытки. Ремус даже готов был уже сдаться, когда на помощь, сам того не зная, пришел Сириус с его привычным тактом как у слона в посудной лавке.

— Что ты тут расселся? Мы закупились.

— Ну и слава Мерлину, — Ремус с готовностью поднялся на ноги. — Теперь куда?

— Я есть хочу, — умоляюще пропищал Питер.

Сириус картинно закатил глаза и плечом толкнул дверь, выходя из магазина.

— Ты как дите, Питти. Хочу кушать, хочу пипи, хочу на ручки. С завтрака еще часа не прошло.

— В «Трех метлах» вкуснее!

Сириус с Ремусом переглянулись, Люпин неопределенно пожал плечами, Блэк фыркнул, и все трое направились, к восторгу Питера, в сторону трактира.

* * *

Слизеринки были стайными созданиями, они никогда не ходили поодиночке. И, как в любой стае, в их среде имелась четкая иерархия, с детства приучающая будущих светских львиц, как нужно искать свое место под солнцем и отстаивать его. Еще на первых курсах у них формировались сообщества, которые со временем обрастали все более дорогим пафосом и побрякушками, возводя одних девочек на пьедестал школьных икон, а из других формируя для этих маленьких божеств прочную заискивающую свиту. Чем симпатичнее была девочка, чем большее состояние было спрятано в банковской ячейке ее отца, чем известнее была фамилия в светских кругах магического сообщества, тем выше было ее положение в иерархии их девичьей стаи. Если при этом девочке случалось обладать лидерскими качествами и способностью удерживать внимание людей, добиваться от них желаемого, то рано или поздно Хогвартсу являлась новая королева, задававшая моду на все на свете, от цвета перьев до марок косметических зелий, которые девочки бросались выписывать с маниакальной преданностью законодательнице мод. Ее слово становилось законом, распространяющимся далеко за пределы одной конкретно взятой стайки Слизеринок. Ее воле не сопротивлялись. И она всегда получала то, чего хотела. Так было с самого основания школы, и вряд ли кто-то решился бы что-то менять в сложившемся укладе. Девочки приходили в Хогвартс, учились, росли, выпускались, и на смену им приходило новое поколение, выбирая новых королев и следуя за ними всюду верной стайкой. Всегда в серебристо-зеленых галстуках, всегда вместе, какие бы интриги не плелись в их тесном кругу.

Далия была из породы победителей: миниатюрная, с крупным чувственным ртом и хитрым взглядом выразительных карих глаз, она с первого курса считалась одной из самых симпатичных девочек в своей параллели, хотя никогда не была красавицей в классическом понимании. Далии, в общем-то, это было без надобности: она с детских лет знала о своих достоинствах и умела выгодно преподнести их так, что о недостатках окружающие не успевали задуматься. Она имела все задатки, чтобы в будущем стать новой школьной королевой: громкое имя правнучки Гектора Фоули, двадцать четвертого Министра Магии, процветающий каретный бизнес отца, делающий семейную банковскую ячейку предметом оживленных дискуссий финансовой колонки в «Ежедневном Пророке», и, в добавок к этому, острый ум, хитрость, которую оценил бы сам Салазар Слизерин, на факультете которого она обучалась, склонность к плетению интриг и удивительная способность из любой, даже самой мутной истории выходить без каких-либо потерь для репутации. Когда Далия была на третьем курсе, семикурсники уже выстраивались в очередь, чтобы погулять с ней в Хогсмиде. На пятом не осталось в Хогвартсе половозрелых юношей, которые хотя бы раз не представили ее в своей постели. Теперь же Далия вышла на финишную прямую: семьмой курс, ТРИТОН, результаты которого были не слишком важны для нее, и замужество за Терренсом Паркинсоном, уже обговоренное и согласованное между семьями. Она плохо знала будущего мужа, но он был не слишком стар, имел такую же безупречную родословную и пухлый кошелек. Этого было достаточно, чтобы не возражать против выбора родителей, тем более, девушка имела все основания полагать, что замужество мало изменит ее жизнь. Вместо сообщества школьных фанаток будут женщины из высшего общества, куда известное имя мужа непременно введет ее. Вместо фаворитов из параллели будет куда более обширный выбор мужчин самого разного калибра. Пожалуй, она даже с нетерпением ждала возможности опробовать на них свои чары, ведь в Хогвартсе «нет» ей не мог сказать ни один парень, если уж она его выбирала. Ни один…

Далия была не в духе этим ясным зимним утром. Они сидели в «Трех метлах», сдвинув два столика вместе. Девочки, от третьекурсниц и до однокурсница Далии, привычно окружили ее и трещали без умолку, раздражая. Она могла бы хлопнуть по столу, заставить их умолкнуть, но вместо этого кивала и улыбалась. Нельзя было допустить, чтобы свита заметила ее подавленность и раздражение: она и так была не осторожна, когда сама подсела к Уоррингтону за завтраком. Конечно, пока в этом факте никто не усмотрел бы ничего криминального, но стоит ей еще раз дать маху, стоит показать, что его равнодушие к ее персоне хоть сколько-нибудь ее задело — и все. Все начнет рушиться как карточный домик, чего допустить было никак нельзя. Поэтому Далия делала то, что получалось у нее лучше всего: играла роль милостивого вожака стаи, при этом напряженно обдумывая сложившуюся ситуацию. Ее никогда не отвергали. Уоррингтон или идиот, который не понял ее притязаний, либо подонок, который на них не ответил. В любом случае, требовались ответные действия, чтобы и незадачливый объект интереса, и его потенциальные последователи уяснили раз и навсегда: Далии Фоули не отказывают. И с ними, с этими ответными действиями, лучше было бы не затягивать, времени у Далии и так осталось не слишком много. Это должно было быть что-то прицельное, что разбило бы Уоррингтону сердце, но при этом незаметное, чтобы ее имя осталось в стороне. Что-то, или, быть может, кто-то… Ее взгляд бесцельно скользил по лицам школьников, собравшихся в «Трех метлах», ни на ком подолгу не задерживаясь. В баре было людно, компании, большие и маленькие, разделили между собой все пространство, громко смеялись и звенели посудой. Эти звуки только усиливали раздражение, мешали сосредоточиться, поймать за хвост ускользающую мысль. Далия медленно, незаметно для своих спутниц, выдохнула и сжала салфетку в тонких аристократических пальцах. А потом звонок над дверью зазвенел снова, и в бар вошли трое мальчишек.

Двое из них были совсем еще детьми, не представляли никакого интереса, и потому по ним взгляд Далии скользнул, как по пустому месту. Третий отличался. Он был выше, плечи широкие, как у взрослого мужчины, в фигуре читалась аристократическая грация, которой его спутники были лишены напрочь. Прямо принц в окружении деревенщин, ни дать, ни взять. Далия усмехнулась этой мысли. На стул он опустился с очень идущей ему небрежностью, и тут же откинулся назад, раскачиваясь на задних ножках, отчего не предназначенный для такого использования предмет мебели угрожающе поскрипывал, на что паренек обращал не больше внимания, чем слон на муху. Тонкие черты лица, насмешливый взгляд серых глаз на красивом лице… Она знала этого мальчика, как знают друг друга все дети Чистокровных. Но не успела отметить тот момент, когда мальчик начал превращаться в мужчину. А превращение, между тем, было уже почти завершено.

— Вы только взгляните, как подрос старшенький Блэк, — задумчиво протянула Далия, ни к кому конкретно не обращаясь.

Девочки, как стая борзых, которым хозяин велел взять след, оглянулись, пристальными взглядами окинули трех мальчишек (те не обратили на это ровным счетом никакого внимания, слишком поглощенные разговором между собой), а потом повернулись к Далии и склонили головы ближе к столу.

— Фи, он же Гриффиндорец.

— Весьма невоспитанный, к тому же. То ли дело Регулус. Если бы мне не сказали, кто у них старший, а кто младший, я и сейчас считала бы, что Регулус старше.

Далия не обращала внимания на младшего Блэка прежде, и он не слишком заинтересовал ее и теперь. Старший же, чем дольше она за ним наблюдала, казался девушке все более занимательным экземпляром. Однако она не стала озвучивать своих мыслей. Вместо этого Далия только пожала плечами, усмехнулась и принялась за свой десерт, предоставив свите трактовать ее реакцию так, как им будет угодно.

Обсуждение и не думало стихать. Братья Блэк, как оказалось, давно уже были героями множества девичьих мечтаний, и хотя все сошлись на мнении, что общаться куда приятнее с Регулусом, не нашлось ни одной девочки, которая не признала бы, что Сириус намного симпатичнее. К тому же, именно он был наследником имени и состояния, что само по себе делало его куда более интересной персоной, нежели Регулус когда-либо смог бы стать для них.

— Но он всего на четвертом курсе, — наморщила нос Медея Пьюси. — Маленький.

— Ему пятнадцать, — как бы между делом заметила Октавия Яксли, бросая на Блэка из-за плеча цепкий, почти плотоядный взгляд. — Не так уж мало, Меда. Не ты ли говорила, что у юной леди все шансы остаться старой девой, если в ее пятнадцать у нее не было ни одного кавалера?

— Ну, так и мальчонка — не юная леди, — ухмыльнулась Медея.

Далия была склонна согласиться с Октавией. Более того, мысль, которую она усердно ловила последние пятнадцать минут, вдруг обрела в ее голове ясные очертания. Мальчишка в пятнадцать лет уже обладал всеми нужными ей качествами, чтобы вписаться в начавший складываться у нее в голове план, который должен был полностью уничтожить Уоррингтона, если не репутационно, то морально — точно. На мгновение Сириус бросил взгляд на стол слизеринок, встретился глазами с Далией, а потом нахально усмехнулся. Она не отвела взгляд. Наоборот, растянула губы в приветственной улыбке, едва склонив голову набок. Мальчик, явно такого не ожидавший, смутился, попытался (не безуспешно, справедливости ради) это скрыть и вернулся к разговору с друзьями. Далия тихо рассмеялась. Он походил на забавного щеночка в этой своей браваде и самоуверенности при полном отсутствии опыта. Будет интересно посмотреть, во что он превратится, когда она с ним закончит.

Разговор плавно перетек в другое русло, и Далия не пыталась вернуть его на прежнюю тему. В сторону Блэка она тоже больше не смотрела, хотя то и дело чувствовала на себе его взгляд, оценивающий и как будто примеряющийся. Мальчик, очевидно, возомнил себя крупным хищником, а ее — своей потенциальной добычей. Эта мысль окончательно развеселила ее, прогнав все мрачные мысли об Уоррингтоне. Да, именно таким он и был: милым озорным щеночком. И она собиралась сделать его своим новым питомцем.

* * *

Это была первая ночь, когда Люциус так и не вернулся. До полуночи Нарцисса сидела, завернувшись в теплую шаль, у камина в большой гостиной и ждала его, ощущая нарастающую с каждым часом ожидания тревогу. Люциус не был открыт с ней, он никогда не посвящал ее в свои дела, и очень скоро она перестала спрашивать о них. Но одно всегда отличало ее странного замкнутого мужа: он возвращался к ужину, либо предупреждал о своем отсутствии. Всегда, до этой ночи. Часы на каминной полке пробили полночь, Нарцисса крепче обхватила себя руками, напряженно думая. Лорд Абраксас был единственным человеком, к которому она могла бы обратиться с вопросами о местонахождении Люциуса, но она не знала, где искать его самого. В последнее время свекр был в непрестанных разъездах, и, как и его сын, не считал необходимым посвящать домашних в детали своих дел. Потом она подумала о Беллатрикс, на предплечье которой стояла та же метка, что и у мужа Нарциссы. Эта идея казалась более удачной, Нарцисса даже поднялась к себе и написала сестре, но затем передумала и сожгла письмо.

Метка на предплечье Люциуса не давала ей покоя с первого дня их совместной жизни. Ее взгляд как магнитом притягивало к тому месту, где под одеждой мужа скрывался череп со змеей, но он предпочитал не замечать этого. Нарцисса терпеливо ждала, когда Люциус решит, что время пришло и расскажет ей все, подтвердит или опровергнет ее догадки и подозрения. Шло время, ситуация не менялась. Тогда она решила обратиться к сестре. Беллатрикс можно было спросить прямо, и Нарцисса надеялась, что сестра не станет уходить от ответа. Она действительно не стала, даже наоборот, ей как будто доставляло удовольствие рассказывать Нарциссе то, что Люцуис предпочитал от нее скрывать. Так она узнала о Пожирателях Смерти, об их связи с известным темным магом, который именовал себя Лордом Волдемортом. Беллатрикс не сказала ей ничего подробного, ловко обходя вопросы Нарциссы, которые позволили бы ей узнать больше, чем дозволено человеку, который не имеет метки, но и такой информации было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. В идеях и целях Пожирателей не было ничего противоречащего политике, которой ее семья придерживалась веками, и потому они не шокировали Нарциссу. Желаемая Темным Лордом модель мира и общества прекрасно вписывалась в аналогичные представления семьи Блэков и Малфоев. Это объясняло, почему Люциус был одним из его Пожирателей. Но вот методы… Беллатрикс не сказала ничего конкретного, но Нарцисса достаточно пристально следила за происходящим в Магической Британии, чтобы связать вечерние исчезновения мужа с происшествиями, о которых на следующий день писали в пророке. Исчезновения, убийства, покалеченные тела и разумы — все это было слишком реально, и во всем этом Люцуис каким-то образом участвовал. Она не знала, как реагировать на это и как этот факт влияет на ее отношение к мужу. С одной стороны, она оказалась замужем за страшным человеком, который, возможно, пытает и убивает людей, а затем с невозмутимым видом возвращается домой к ужину. С другой, Люциус полностью исполнял все свои обязательства перед ней и имел полное право требовать, чтобы в остальном его оставили в покое. Нарциссу мучило, что в ее супружеской жизни полностью отсутствует душевная теплота, но требовать ее она не считала себя вправе, и потому давила в себе недовольство, скрывала и не высказывала его мужу. И чем дальше, тем сильнее сомневалась в справедливости принятого решения.

В тот вечер она вошла в кабинет Люциуса, робко постучав, но не дожидаясь ответа. Он был удивлен такому несвойственному ей своеволию, но, тем не менее, не прогнал ее. Нарцисса говорила, много. Люциус просто сидел за столом, сложив пальцы домиком перед собой, и слушал. Он не прерывал ее, не отрывал от ее лица пристального взгляда холодных серых глаз до того самого момента, пока она, опустошенная и потерянная, не упала в кресло напротив его стола, чувствуя, что вот-вот лишится чувств. Она спросила его, впервые, куда он уходит почти каждый вечер и не напрасны ли ее подозрения. Она ждала, что хотя бы теперь удастся пробить лед, что теперь, когда она все знает, он станет чуточку откровеннее с ней, они смогут говорить друг с другом больше. Пустые надежды. Люциус не счел необходимым объясняться. Он отчитал ее за неуместное желание влезть не в свое дело и сообщил, что не считает любопытство приемлемым качеством для своей жены. Ей в тот момент казалось, что лучше бы он ее ударил. По крайней мере, это был бы жест эмоциональный. Все же лучше этого холодного расчета во всем. В конечном итоге она ничего не добилась. Ее мужу по-прежнему было с ней не интересно, он по-прежнему пропадал по вечерам, с той лишь разницей, что теперь Нарцисса точно знала, где. Тогда она начала читать «Ежедневный Пророк». Каждое утро, с маниакальной внимательностью выискивая в сообщениях об учащающихся с каждым месяцем беспорядках что-то, что могло бы натолкнуть на мысль о присутствии ее мужа на месте происшествия. Не удавалось найти ничего…

Также ничего не сказала бы ей и Беллатрикс. Ее сестра, в отличие от Люциуса, охотно говорила о политике Темного Лорда и восхищалась им, но стоило хотя бы мимоходом коснуться тем, связанных с конкретными делами Пожирателей — и Цисса натыкалась на глухую стену молчания. Даже если Белла знала, где ее муж, она не сказала бы ей. Оставалось только ждать. Нарцисса не стала спускаться в гостиную, она позвала домовую эльфийку, та помогла ей переодеться ко сну, и молодая женщина забралась в свою королевскую, но такую пустую в ту ночь кровать. Сон так и не пришел. Она ворочалась с боку на бок, прислушиваясь к звукам внизу, но так и не услышала знакомых шагов. Ночью Люциус не вернулся.

Завтракала Нарцисса снова в одиночестве, как на иголках ожидая, когда сова принесет свежий номер «Пророка». Она буквально выхватила еще пахнущий типографской краской сверток пергаментов их рук домового эльфа и поспешила в читальную комнату, где никто не стал бы ее беспокоить. На первой странице не было ничего тревожного, Нарцисса нетерпеливо перевернула ее. Аналогично пришлось поступить со второй и третьей, чтобы добраться до страницы с происшествиями. Тут она, к собственному ужасу, нашла то, что искала. Заголовок сообщал о стычке Аврората с несколькими неназванными темными волшебниками. В заметке говорилось о жертвах среди магглов, раненом авроре, двух арестованных и одном убитом, имена не назывались. Газета выскользнула из ее ослабевших пальцев. Убитый… Кого-то из Пожирателей убили прошлой ночью, а Люциус так и не вернулся домой. Если бы его арестовали, ей бы уже сообщили, значит среди арестованных его не было наверняка. Но разве не так же должны были бы поступить, если бы убитым был именно он? Или тело так обезображено, что невозможно сразу установить личность? От этой мысли ее замутило, завтрак настойчиво просился наружу. Нарцисса не знала, как ей себя вести, куда бежать и что делать. Посоветоваться тоже было не с кем, что убивало ее сильнее всего. Юная миссис Малфой не привыкла быть один на один с собственными проблемами. Чувство неуверенности лишало ее всякой воли к борьбе, а именно им были пропитаны все ее мысли о муже. Бессонная ночь плавно перетекла в беспокойный день, в течение которого она не находила себе места и отказалась от обеда и ужина, потому что кусок в горло не лез.

Он вернулся поздним вечером этого бесконечного дня. Наверное, она все-таки задремала в кресле в гостиной, потому что сначала ей показалось, что шаги мужа ей приснились. Нарцисса вздрогнула, вскочила на ноги и бросилась навстречу Люциусу. Его не было в Холле, откуда сперва послышались шаги. Сердце Нарциссы рухнуло вниз, на глаза навернулись непрошеные слезы. В тот момент она отчетливо услышала, что в кабинете ее мужа кто-то есть. Молодая женщина толкнула дверь, даже не подумав стучать, вопреки всем законам этикета. Он был там. Усталый, с темными кругами под глазами, но совершенно точно живой и невредимый. Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы в ту же секунду не броситься ему на шею и не разрыдаться. Люциус этого не понял бы. Он и теперь не слишком понимал, что жена делает в его кабинете и почему позволила себе подобную бестактность, она хорошо видела это по его лицу.

— Что-то случилось, Нарцисса?

Эти слова подкрепили ее догадки. Он действительно не понимал. На мгновение внутри нее волной поднялся порыв броситься к нему, ударить кулаками в грудь и высказать все. Как он ее напугал, как она переживала, как не спала эту ночь… Но она была не уверена, что это приведет к нужному эффекту, и такое поведение было совсем ей не свойственно. Она молча смотрела на него, он — на нее в ответ.

— Ты выглядишь утомленной, — заметил он. — Так что произошло?

— Ты не вернулся к ужину.

Он вопросительно приподнял брови, а потом (хвала Мерлину!) на его лице проступило понимание. Он, как будто бы, даже смутился, а потом вздохнул, и устало опустился в кресло за письменным столом.

— Я приношу свои извинения, Нарцисса. С моей стороны это был действительно не самый красивый жест. Обстоятельства сложились так, что у меня не было возможности известить тебя о срочных делах, возникших у меня ближе к вечеру. Я постараюсь исключить повторение подобных происшествий в будущем.

Как будто на этом инцидент должен был быть полностью исчерпан. Нарцисса стиснула зубы.

— В «Пророке» есть статья о битве между Авроратом и несколькими волшебниками. Есть арестованные и убитые…

Он сузил глаза, помолчал несколько секунд, а потом медленно кивнул, показывая, что знает, о чем говорит жена.

— Я думала…

— Я уже не раз говорил тебе не думать об этом, Нарцисса, — резко сказал Люциус. — Это тебя не касается.

— У меня на этот счет другое мнение.

Не известно, откуда она взяла в себе моральные силы сказать это вслух, но это произошло. Брови Люциуса дрогнули, чуть сошлись на переносице.

— Я твоя жена, Люциус. Не просто женщина, которую ты привел в дом, чтобы она за ним присматривала. И мне важно знать, что ты вернешься домой. Что ты жив и здоров. Действительно важно.

Он напряженно смотрел на нее, на щеках проступили желваки. Нарцисса ожидала грубой отповеди, но вместо этого муж медленно выдохнул и кивнул.

— Ваша правда, леди Малфой. Что ж… Кое-что я могу сказать, чтобы тебя успокоить. Мой род деятельности больше не имеет отношения к инцидентам, подобным случаю, описанному в пророке. Ты можешь перестать читать этот раздел и накручивать себя.

Как ни странно, это действительно помогло. У нее будто камень с души свалился. Затем, правда, появилось еще больше вопросов: было ли это частью его обязанностей в прошлом? Если он не участвовал в стычке, где он провел ночь? И какой род деятельности темный Лорд избрал для него теперь? Она знала, что он не ответит на эти вопросы. И это знание вернуло чувство опустошенности. Осталось одно желание — дойти до спальни и упасть в кровать.

— Спасибо… — тихо произнесла Нарцисса.

Она повернулась, чтобы уйти, но Люциус остановил ее.

— Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать, раз уж мы повышаем уровень доверия, — сказал он, недобро блеснув глазами. — Беллатрикс получила повышение. Мой прежний пост теперь принадлежит ей. Думаю, тебе следует поздравить ее от нас обоих.

Нарцисса нахмурилась.

— Я не понимаю…

— Беллатрикс объяснит сама, если сочтет нужным, — отрезал Люциус.

Он принялся разбирать бумаги с таким видом, будто не было ничего важнее этого, ясно давая Нарциссе понять, что ей пора уходить. Она ушла, смущенная и запутавшаяся. Но в одном Люциус был прав — от Беллы у нее было больше шансов получить хоть какие-то ответы, чем от него.

* * *

Сердце стучало так сильно, что Беллатрикс искренне удивлялась, почему эхо его ударов на разносится по коридору, как ее шаги. Повелитель был ей доволен, задача выполнена, а что до тех недоумков, которым не хватило мастерства и сноровки не попасть в плен: они были уже не ее заботой. Люциус должен был предвидеть, что со сменой полевой мантии на белые перчатки Министерского советника такие проблемы придется решать ему. Дипломатией ли, подкупом ли, штурмом ли изолятора временного содержания Аврората. Хотел политики вместо переломанных тел — получил политику, пусть теперь не жалуется. Беллатрикс почти не думала о бывшем главе пыточной бригады с того самого момента, как ей передали командование, и ничто, кроме поставленных перед ней задач, не занимало теперь ее мыслей. Долохов считал, что она действует слишком агрессивно, слишком напролом, но даже он в итоге вынужден был признать, что результат оправдал затраченные средства. Повелитель хотел добиться цели быстро, и она провела операцию быстро. Вечно осторожничающий Люциус возился бы неделю. Она видела удовлетворение на бледном лице Темного Лорда, и уже это было для нее наградой. Но он был милостив сверх ее ожиданий. Он сказал, что будет обучать ее. Лично (от одной этой мысли сердце пропускало удар в сладостном предвкушении).

Тяжелая юбка была по ногам, мерзко шурша при каждом шаге. Беллатрикс силой воли подавила желание разорвать ее, чтобы ускорить шаг еще сильнее. Коридор впереди заканчивался большими двустворчатыми дверьми, пламя свечей в канделябрах трепетало, когда она проходила мимо. У дверей женщина остановилась, ее рука взметнулась вверх, для стука. Створка двери распахнулась, приглашая ее внутрь до того, как костяшки ее пальцев коснулись полированного дерева.

— Войди, Белла.

Голос напоминал вкрадчивый шелест. Мурашки побежали по ее коже, как это всегда происходило, стоило ей услышать, как он произносит ее имя. Беллатрикс шагнула в полумрак просторной пустой комнаты, ее цепкий взгляд немедленно охватил все помещение, подмечая детали. Темный Лорд стоял в центре комнаты, перед ним — коленопреклоненный Макнейр, позади Макнейра что-то лежало. Странно было видеть этого громадного, могучего мужчину в подчиненной позе, словно он был большим нашкодившим псом, вымаливающим теперь снисхождение хозяина.

— Оставь нас, — коротко распорядился Повелитель.

Макнейр поднялся, бросил на Беллатрикс, едва доходившую по росту ему до груди, не дружелюбный взгляд и вышел, закрыв за собой дверь. Они остались вдвоем, Лорд продолжал молча созерцать нечто мешкоподобное на полу, не обращая внимания на Беллу. Ее это устраивало. Просто быть здесь, в этой комнате, видеть величавую высокую худую фигуру перед собой — этого уже было достаточно, чтобы она чувствовала себя счастливой. Или почти счастливой, не так это было важно.

По комнате разнесся тихий вздох, от которого разом затрепетали все свечи в канделябрах, а Волдеморт медленно повернул голову в ее сторону.

— Подойди, Белла.

Она повиновалась, не отрывая взгляда от точеного бледного профиля и темно-красных, будто светящихся в темноте глаз. Она никогда прежде не находила мужчин, по возрасту годившихся ей в отцы, хоть сколько-нибудь привлекательными, но этот человек, это существо был совершенно особенным. В нем все олицетворяло собой силу и власть, каждая черточка, каждое движение. Единожды попав под чары Темного Лорда уже невозможно было перестать восхищаться им.

— Достоинства проведенной операции уже были отмечены ранее. Теперь пара слов о недостатках.

Ее сердце екнуло. Белла поспешно склонила голову в подчиненном поклоне, показывая готовность принять любое наказание и мысленно кипя от негодования. Долохов! Только он критиковал исход миссии, и Повелитель достаточно прислушивался к нему, чтобы в конце концов услышать…

— Считаешь ли ты, что я не способен самостоятельно определить сильные и слабые стороны своих людей?

Вопрос был как удар плетью. Беллатрикс вскинула на Темного Лорда испуганный взгляд.

— Ни в коем случае, Повелитель! Я никогда бы не позволила себе даже подумать!..

— И, тем не менее, именно об этом ты сейчас думала, Беллатрикс, — его голос был ледяным. — Не лги Лорду Волдеморту. Он узнает. Он всегда узнает.

Она снова опустила взгляд, олицетворение раскаяния. Волдеморт выдержал паузу, а затем его голос снова зашелестел в комнате.

— Мы не будем сейчас касаться вопроса подготовки людей, которых ты отбираешь для выполнения моих поручений. Момент, который вызвал у меня желание устроить эту встречу, касается другого. Если я говорю, что некий человек должен исчезнуть, как ты станешь это осуществлять?

Она не растерялась. Давно минуло время, когда для ответа на подобный вопрос ей потребовалось бы задуматься. Беллатрикс сходу могла назвать несколько способов заставить человека исчезнуть, и сделала это, не мешкая, наблюдая, как медленно искривляет тонкие губы Темного Лорда удовлетворенная ухмылка. Эта ухмылка говорила, что он снова доволен. Она шла по тонкому льду, он треснул, но она устояла.

— Довольно. Расскажи, что ты знаешь о проклятии расщепления.

Вопрос застал ее врасплох. На бесконечно долгое, как ей показалось, время комната погрузилась в молчание, пока Беллатрикс лихорадочно искала в памяти хоть что-то, что могло бы помочь ей правильно ответит на вопрос, и снова он прочитал ее разум, как будто он был открытой книгой.

— Ты никогда не подумала бы использовать его. Что ж, напрасно.

— Мой Повелитель, упоминаний об этом проклятье исчезающе мало. Секрет давно утерян, а волшебника, который мог бы его наложить, не существует в природе.

Ухмылка обозначилась на бледном лице Волдеморта еще четче.

— Неужели?

Палочка возникла в его руке в мгновение ока. Тонкий синий луч вырвался из нее, ударил в предмет на полу, тот начал таять на глазах. Беллатрикс, не веря глазам, шагнула ближе. Перед ней был труп, и проклятье пожирало его на глазах. Первой опала одежда, следом растворилась кожа, мышцы, оголились кости.

— Мой Повелитель!

Неуловимое движение палочкой — и пошел обратный процесс. Волдеморт смотрел на труп с явным разочарованием.

— Эти чары действуют одинаково хорошо и на живую, и на мертвую плоть. Проклятье неизменно пожирает того, на кого наложено, если только проклявший волшебник не отзовет его. Сложная магия Беллатрикс. Сложная и редкая. Однако же, я считаю, что мой руководитель пыточной бригады должен ей владеть. Он должен был стать материалом для обучения.

Волдеморт отвернулся от трупа, будто тот оскорблял его одним своим видом.

— Однако Уолден перестарался. Магглы хрупки. Этот сломался прежде, чем выполнил свое предназначение. Впрочем…

Вид его стал задумчивым, затем Темный Лорд склонился над телом, простер над ним руку с палочкой и замер. Губы его подрагивали, но Беллатрикс не слышала ни слова. Потом зал как будто наполнился посторонними шорохами и шепотом, неизвестно откуда налетел ветер в замкнутом помещении. Он взметнул волосы Беллатрикс, бросил ей их в лицо, вынудив вскинуть руки, чтобы защититься. А потом все неожиданно стихло. Труп дернулся раз, другой, а потом медленно, нетвердо, поднялся на ноги и замер так, покачиваясь, словно пьяный, и тараща на волшебников белесые глаза. Беллатрикс прежде никогда не видела, как создаются инферии. Зрелище было одновременно отвратительно и прекрасно, она смотрела, как завороженная.

— Начнем.

Это был невероятный урок. Теория заняла совсем немного времени: Волдеморт не тратил время на лишние слова, вся информация, выдаваемая им, была четко структурирована. Так как все внимание Беллы без остатка принадлежало ему с того самого момента, как она вошла в комнату, женщина впитывала его слова, как губка. Только одно вызывало у нее смутную, подспудную тоску: его длинные, ловкие пальцы, показывающие ей движения палочкой. Ей хотелось, чтобы они сомкнулись на ее запястьях, ощутить их холодное прикосновение, когда они будут направлять ее… Беллатрикс знала, что он все видит. Знает о каждой грязной мысли в ее голове, но предпочитает не замечать. Не замечать и не дотрагиваться до нее лишний раз, пусть именно это было бы для нее самой лучшей наградой в мире. Поэтому она старалась подавить неуместные сейчас желания, вытравить их прочь и сосредоточиться на проклятье. Она должна была освоить его, чтобы он был доволен. И чем быстрее — тем лучше. В конце концов, он делился с ней знаниями, делал ее сильнее. Это, если смотреть на вещи рационально, было куда больше, чем глупое бесполезное прикосновение.

Белла, со свойственной ей горячностью, набросилась на практику, как только Темный Лорд решил, что пришло время. Снова и снова она насылала проклятье на живого мертвеца, сбивая его с ног, подбрасывая в воздух и один раз даже разорвав на части, но заставить его раствориться у нее никак не выходило. Немного неточное движение рукой, ошибка в ударении при мысленном произнесении заклинания, внимание, которое никак не удавалось сосредоточить только на трупе — все это приводило к закономерной неудаче. Каждый новый провал вызывал все более жгучую ярость, подогреваемую страхом увидеть разочарование на лице Повелителя. Она заставила себя остановиться. Заставила сосредоточиться, целиком уйти в заклинание, его формулу. И только в момент полной уверенности, что все сделано правильно, она снова предприняла попытку атаковать инферию. Из ее руки как будто выстрелил плотный синий канат, который впился в тело напротив, и принялся рушить, растворять его, как кислота. Она управляла этим проклятьем полностью, могла сначала растворить одну руку существа, потом другую, могла замедлить процесс, или ускорить его. Чувство было потрясающим, если бы не одно но: проклятье было очень энергоемким. Чем больше разрушений оно приносило, тем больше магии требовалось от Беллатрикс. Труп не двигался, не кричал, продолжая таращиться на нее и тянуть, тянуть из нее магию и силу. В какой-то момент она поняла, что вот-вот достигнет предела и попыталась разорвать связь, прекратить заклятье, но у нее ничего не вышло. И в следующий раз. И потом.

— Довольно, Белла, — его голос звучал бесконечно далеко, а она даже не могла сказать ему, что не может остановить проклятье.

Она искала его взглядом и не находила. Беллатрикс продолжала бороться. Кожа слезла с лица инферии, обнажив красные мышцы. Но скоро исчезли и они, показалась сероватая блестящая кость. Труп пошатнулся и рухнул, Белла ощутила физический толчок, будто он тянул ее с собой вниз. Она не хотела, боролась, но он был слишком тяжелым. В глазах помутнело, она оступилась. Беллатрикс не могла больше стоять. Колени подкосились, она падала, бесконечно медленно. Потом что-то изменилось. Будто невидимая рука подхватила ее, задержала в воздухе, отсекла тяжелый груз, влекущий ее к земле. Как только тяжесть тела инферии исчезла, Беллатрикс быстро пришла в себя, вернула телу равновесие и смогла самостоятельно встать. Ее взгляд невольно принялся искать тело, но от него не осталось ничего. Ни капли крови, ни обрывка одежды… Полное, абсолютное ничто. Беллатрикс, сияя улыбкой, повернулась к Повелителю и наткнулась на его внимательный, изучающий взгляд. Взгляд, от которого ее улыбка тут же померкла.

— Все получилось, Повелитель! У меня…

— Почему ты не прекратила, когда тебе было сказано?

— Я…

Она не знала что сказать, робея, как школьница, под пристальным взглядом красных глаз. Взгляд этот прошелся от ее лица вниз, глаза сузились, задержавшись на ее животе, а потом лицо Темного Лорда разгладилось, снова став маской безразличия.

— Ясно. Я жду, что мне будут сообщать о таких вещах заранее, Беллатрикс. Не каждый вид магии подходит для женщины в положении. Мы закончили на сегодня. Ступай.

Он отвернулся от нее. Белла же застыла на месте, как громом пораженная. О чем он говорил? В каком таком положении?

— Повелитель! — в ее голосе звучало возмущение. — Это недоразумение, я готова продолжать.

— Нет, не готова.

Она задохнулась от обиды, но тут он развернулся, посмотрел на нее. Взгляд был совершенно незнакомый, он никогда прежде на нее так не смотрел, и она не могла понять, что за ним скрывается.

— Чистокровные дети, тем более дети моих верных слуг, слишком важны, чтобы ими рисковать, Беллатрикс. Это случилось несвоевременно, но до сих пор не мешало тебе справляться с задачами и не принесло существенного вреда. Я рассчитываю, что так будет и впредь, до определенного срока. Что будет далее, я решу позже. А теперь ступай, наше занятие окончено.

Она не могла противиться его прямому приказу. Как будто он наложил на нее Империо. Она боролась, упиралась, но ноги сами понесли ее к выходу. Дверь снова услужливо распахнулась перед ней и закрылась, стоило ей выйти. Тогда же контроль над телом снова вернулся к ней, Беллатрикс пошатнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. Ее положение… Дети верных слуг… Зачем он говорил ей все это? Она не собиралась заводить детей. Ни сейчас, ни когда-либо позже. Уж точно не от Рудольфуса, мантикора его раздери! Так почему же…

Осознание пришло парой секунд позднее и заставило ее в силой впиться ногтями в собственный живот, чуть пониже пупка.

Нет. Нет-нет-нет!

Она отказывалась в это верить, этого просто не могло быть. Беллатрикс с маниакальной аккуратностью следила, чтобы этого не произошло, так как же? Она прикрыла тяжелые веки, стиснула зубы, со свистом втягивая воздух через рот. Ни одно средство не дает полной гарантии. Так сказала ей старая ведьма в лавке зелий. Только, пожалуй, полное воздержание. А полного воздержания, справедливости ради, она никогда не придерживалась. Ее муж не вызывал в ней пылкой страсти в его обычном состоянии, но в последнее время произошли определенные перемены. Рудольфус поймал удачу за хвост, снова и снова принося Повелителю добрые вести о своих проектах. Темный Лорд был доволен им, возвышал его, приближал к себе. И чем ближе к нему был Рудольфус, тем привлекательнее он становился в глазах собственной жены. Она в последнее время часто проводила ночи в его спальне, получая какое-то извращенное удовольствие от осознания факта, что с ней мужчина, которого Темный Лорд считает одним из своих ближайших соратников. Ее возбуждал его статус, не он сам. И все-таки… Или старуха продала ей протухшее зелье, или в какую-то из ночей она забыла о нем, но результат был на лицо. Темный Лорд никогда не ошибался, и если он сказал, что внутри нее завелся паразит, значит, так оно и есть. Она сильнее сжала пальцы, ощущая тупую боль, как будто хотела вырвать зародыш из своего тела, растоптать его, сделать так, чтобы он никогда не существовал.

— Никогда не существовал… — пробормотала Беллатрикс.

Что ж, это был один из вариантов. Помимо очевидного пути с рождением ребенка она могла найти и другие пути решения этой проблемы. Только действовать нужно было быстро, пока новость о ее положении еще можно скрывать от окружающих. Существо внутри нее было не желательным, оно было проблемой. И Беллатрикс собиралась решить эту проблему в кратчайшие сроки.