Наследник (гет)

Год за го­дом и день за днем

Мы идем по до­рогам сво­им,

Лю­бим, ве­рим, сме­ем­ся, ждем,

Не­нави­дим, пла­чем, грус­тим.

Ах, до­рога труд­на, да­лека!

И нев­зго­ды нас бь­ют в пу­ти,

А над на­ми плы­вут об­ла­ка,

Сол­нце, слов­но пти­ца, ле­тит.

По­дой­дет до­рога к кон­цу,

И за­кон­чится кни­га дней,

Вот тог­да-то, ли­цом к ли­цу

Вста­нет Та, что ми­ра древ­ней.

Смо­жешь взгля­нуть в Ее гла­за?

Смо­жешь пок­лясть­ся, что нет ви­ны?

Что ни­ког­да ни­кому не ска­зал

Гнев­ных слов и обид не чи­нил?

Что до­рога твоя бы­ла свет­ла,

На ру­ках тво­их кро­ви нет?

И в ду­ше тво­ей бы­ло пол­но теп­ла,

И доб­ра за то­бой лишь ос­тался след?

Смо­жешь? Су­ме­ешь? Кля­нешь­ся? Тог­да

В пу­ти не за­будь — сло­ва, как во­да,

Ли­бо из при­гор­шни уте­кут,

Ли­бо из сер­дца выль­ют­ся вдруг.

(с) Lilofeya

___________________________________________

Хо­хот гре­мит по прос­торной ком­на­те, пе­река­тыва­ет­ся вол­на­ми и под­ни­ма­ет­ся до ка­мен­ных сво­дов, клочь­ями ог­ней вы­рыва­ет­ся сквозь ок­на и дро­жащей пылью осе­да­ет в тем­ных не­ос­ве­щен­ных уг­лах. Ог­лу­ша­юще гром­кий, са­модо­воль­ный и на­туж­ный. Хо­хот за­бива­ет­ся в уши, на­пол­ня­ет мозг гряз­ной кор­пи­ей, и са­мое не­лепое, изо рта вы­рыва­ют­ся та­кие же зву­ки — не ра­дос­тный смех, а имен­но хо­хот, су­мас­шедший, кри­водуш­ный, нас­квозь про­питан­ный фаль­шью. Че­му они так ра­ду­ют­ся, все эти лю­ди, и он вмес­те с ни­ми? Не по­нять. Он по­терял нить раз­го­вора, раз­гля­дывая свои ру­ки с за­жатой в них па­лоч­кой. Они ка­жут­ся чу­жими и мер­твы­ми, слов­но се­реб­ря­ная ру­ка Пет­тигрю, сей­час тус­кло поб­лески­ва­ющая в уг­лу, обыч­ном мес­те это­го кры­сино­го че­ловеч­ка.

Паль­цы сжи­ма­ют­ся и раз­жи­ма­ют­ся, по­вину­ясь его во­ле, ла­донь креп­ко об­хва­тыва­ет ру­ко­ят­ку па­лоч­ки, не да­вая ей вы­пасть, чувс­тву­ет­ся теп­ло и тя­жесть ро­дово­го перс­тня. Это его ру­ки. Его.

Хо­хот сти­ха­ет, и сно­ва во­зоб­новля­ет­ся раз­го­вор По­жира­телей Смер­ти. Го­лоса не­ес­тес­твен­но гром­ки и жиз­не­радос­тны. Или это толь­ко ему так ка­жет­ся? Во имя Са­лаза­ра, сколь­ко раз он бы­вал на по­доб­ных сбо­рищах, и сколь­ко раз они про­води­лись в их зам­ке? Не при­пом­нить и не сос­чи­тать. Сколь­ко раз уби­вали на них лю­дей — маг­лов, по­лук­ро­вок, гряз­нокро­вок, зна­комых и нез­на­комых? Мно­го, слиш­ком мно­го, и то­же не вспом­нить. И сколь­ко раз уби­вал он? Но на этот воп­рос он мо­жет дать точ­ный от­вет — ни­ког­да. До се­год­няшне­го дня.

Бы­ло чу­довищ­ной и неп­рости­тель­ной ошиб­кой ве­рить, что мож­но столь­ко лет но­сить на ру­ке Тем­ную Мет­ку и ос­та­вать­ся По­жира­телем Смер­ти не на де­ле, а на сло­вах, в га­зетен­ках и мне­нии аб­со­лют­но­го боль­шинс­тва ма­гов, убеж­денных в его при­час­тнос­ти к Из­бран­но­му Кру­гу Лор­да Вол­де­мор­та. Что Лорд прос­тит и за­будет то дав­нее, не­выпол­ненное, уже ото­шед­шее в не­воз­вра­тимое прош­лое за­дание с убий­ством Дамб­лдо­ра.

Нель­зя бы­ло на­ив­но по­лагать­ся на од­ни лишь вли­яние и воз­можнос­ти от­ца, пусть тот про­дол­жа­ет за­щищать сы­на, дав­но уже не са­мона­де­ян­но­го хвас­тли­вого под­рос­тка, ко­торо­му по­ра са­мому от­ве­чать за свои дей­ствия. Лорд не име­ет при­выч­ки за­бывать о Сво­их от­ме­чен­ных слу­гах, ра­но или поз­дно удос­та­ивая их чес­ти оп­равдать го­воря­щие проз­ви­ща. Поб­лажки Он да­ет ред­ко, лишь нес­коль­ким жен­щи­нам, ко­торым то ли в си­лу при­хоти, то ли из-за осо­бого бла­гово­ления по­ка поз­во­ля­ет быть все­го лишь но­миналь­ны­ми но­ситель­ни­цами Мет­ки. А все ос­таль­ные — и те, кто стал По­жира­телем осоз­нанно, рас­четли­во, с пол­ным по­нима­ни­ем то­го, что это оз­на­ча­ет, и те, кто оп­ро­мет­чи­во, под дав­ле­ни­ем или по собс­твен­ной глу­пос­ти при­нял Мет­ку — все они про­ходят че­рез ис­пы­тание убий­ством, еще бо­лее креп­ко при­вязы­ва­ющим их к Лор­ду.

Поз­дно и не­умес­тно ка­ять­ся, за­нимать­ся са­моби­чева­ни­ем, пы­тать­ся оп­равдать се­бя. Все это бы­ло, все бы­ло пос­ле ги­бели дру­зей, ког­да он клял­ся, что отом­стит, скре­жетал зу­бами, же­лая са­мой гряз­ной и му­читель­ной смер­ти их убий­цам. И слов­но его ус­лы­шали, да­ли до жу­ти пря­моли­ней­ный шанс отыг­рать­ся, взять чу­жую жизнь вза­мен по­терян­ных. Был ли он ис­кре­нен до кон­ца, ког­да на­кану­не обе­щал Гер­ми­оне не мстить ав­ро­рам?

Он не мог бы оп­ре­делен­но ска­зать, что тер­за­ло боль­ше, из-за че­го внут­ри ко­лыха­лась бо­лот­ная ть­ма. Са­мо убий­ство, ос­та­вив­шее во рту тя­гучий, рвот­ный вкус омер­зе­ния, трус­ли­вого стра­ха и ми­молет­но­го, но влас­тно­го ощу­щения собс­твен­ной си­лы? Или Гер­ми­она с ос­ле­питель­ной и мер­твой улыб­кой, бес­прос­ветным ужа­сом в гла­зах?

Но в од­ном он все-та­ки убеж­ден до кон­ца — да­же ес­ли бы Гер­ми­оны не бы­ло в Це­ремо­ни­аль­ном за­ле, о при­казе Лор­да и его блес­тя­щем ис­полне­нии она бы впер­вые ус­лы­шала толь­ко от не­го са­мого. Толь­ко так и не ина­че…

— Эй, Дра­ко, ну что, с по­чином? — в по­ле зре­ния воз­ни­ка­ет ши­рокая кри­возу­бая ух­мылка Мар­ку­са Флин­та. Те­одор Нотт про­тяги­ва­ет ста­кан ог­не­вис­ки.

— С по­чином, — ог­не­вис­ки про­каты­ва­ет­ся по гор­лу пы­ла­ющим сгус­тком, об­жи­га­ет так, слов­но он прог­ло­тил нас­то­ящий огонь, ко­торый еще боль­ше вспы­хива­ет в же­луд­ке. Его сей­час вы­вер­нет на­из­нанку пря­мо на вес­тминстер­ский ко­вер, ко­торый при­дир­чи­во вы­бира­ла ма­ма.

— Вот чес­тно, не ве­рил в те­бя, ду­мал — сла­бак, па­лоч­ка хи­ла. А вот смот­ри-ка, да­же не дрог­нул! Здо­рово, прав­да? Я свой пер­вый раз до сих пор пом­ню! — Мар­кус хо­хочет так, что об­ли­ва­ет­ся ог­не­вис­ки. — Не­пере­дава­емые ощу­щения! Прав­да, я пред­по­читаю маг­лов, с ни­ми ве­селее, но и обо­рот­ни ни­чего.

— С гряз­нокров­ка­ми-не­дома­гами еще за­бав­нее, — ус­ме­ха­ет­ся Тео, — но Марк прав, я то­же не пред­по­лагал, что и ты на­конец-то от­ва­жишь­ся.

Нет, по­хоже, ко­вер се­год­ня не пос­тра­да­ет. Ог­не­вис­ки, вспых­нув, вы­жига­ет бо­лот­ную жи­жу внут­ри.

— Пос­ле раз­бо­рок с дерь­мо­выми гоб­ли­нами хоть ду­шу от­вел. К то­му же этот обо­ротень мне с Хог­вар­тса гла­за на­мозо­лил, еще тог­да хо­телось его Ава­дой, — Дра­ко кри­вит гу­бы в бе­зуп­речной по­жира­тель­ской ух­мылке.

— Вот-вот! — лы­бит­ся Флинт, — это ты пра­виль­но ска­зал! Пра­виль­ный нас­трой, одоб­ряю.

Те­одор сог­ласно ки­ва­ет и дру­жес­ки хло­па­ет Дра­ко по пле­чу, но гла­за его тем­ны и хо­лод­ны.

— Как вспом­ню его всеп­ро­ща­ющую мор­ду, так са­мого во­ротит. Да и твоя по­лук­ровная ку­зина — та еще мразь ав­рор­ская.

Дра­ко оп­ро­киды­ва­ет еще ста­кан Ог­ден­ско­го, ко­торое стран­ным об­ра­зом не ту­манит моз­ги, а вы­жига­ет муть внут­ри и ов­ла­дев­шее им оце­пене­ние, слов­но от­та­чивая сво­им пла­менем все реф­лексы, ин­стинкты и ра­зум.

— Нет, ну как ты его, а? Пря­мо в прыж­ке, на ле­ту! — все ни­как не ус­по­ка­ива­ет­ся Мар­кус, — приз­на­вай­ся, тре­ниро­вал­ся, по­ди? Да­же я так бы не смог. Эх, жаль, что эта тва­рина не в обо­рот­не­вой ипос­та­си по­дох­ла, ши­кар­ная шку­ра выш­ла бы.

— И Фен­рир по­том по­казал бы, где пик­си зи­му­ют, — па­риру­ет Дра­ко, — брось, Марк. Эти бло­хас­тые шав­ки хоть во­ня­ют и гры­зут­ся меж со­бой, как зве­ри, но при­чис­ля­ют се­бя к ра­зум­ной ра­се. А Гос­по­дин к ним слиш­ком снис­хо­дите­лен.

Нотт пре­дуп­режда­юще ки­ва­ет в сто­рону груп­пы По­жира­телей, от­ку­да до­носит­ся ры­чащий го­лос Си­вого, но Дра­ко толь­ко злоб­но ус­ме­ха­ет­ся.

— Я не ска­зал ни­чего но­вого, Тео.

— Да, но…

— Дра­ко, — на пле­чо ло­жит­ся от­цов­ская ру­ка, — про­шу про­щения, джентль­ме­ны, Дра­ко зо­вет Гос­по­дин.

Ес­тес­твен­но. И Дра­ко ждет это­го. Ждет с тех са­мых ми­нут, ког­да до­мови­ки уво­лок­ли те­ла Лю­пина и его до­чери, ког­да Як­сли зат­кнул рот зак­лять­ем его во­ющей и бь­ющей­ся в су­доро­гах же­не и вы­тол­кал ее из за­ла под кон­во­ем еще двух По­жира­телей. Ждал, ког­да про­вожал оту­пелым взгля­дом ухо­дящих мать и же­ну и ни­как не мог отор­вать­ся от дым­ча­то-си­него пят­на платья, об­ла­ком плы­вуще­го меж бе­лых ко­лонн. Он не ви­дел ли­ца Гер­ми­оны, толь­ко спи­ну — тон­кую, изящ­ную, бе­зуп­речно пря­мую. И пов­то­рял про се­бя: «Обер­нись, по­жалуй­ста, обер­нись! Хоть на се­кун­ду!»

Но она не обер­ну­лась. Выс­коль­зну­ла меж двух ство­рок и про­пала. С то­го вре­мени (во сколь­ко все это бы­ло? Был ли еще ве­чер или уже ночь?) толь­ко гро­мог­ласно хо­хота­ли не­яс­ные ли­ца, мель­ка­ли чер­ные ман­тии, ла­ялись обо­рот­ни, выс­тавля­емые из зам­ка. Бы­ло пос­то­ян­ное дви­жение, су­ет­ли­вое и не­понят­ное. Он рас­тя­гивал гри­масу ух­мылки в от­вет на одоб­ри­тель­ные пох­ло­пыва­ния по пле­чу и взгля­ды, пол­ные тща­тель­но скры­ва­емо­го зло­радс­тва. Лик­ви­диро­вал ча­ры Вре­мен­но­го раз­ре­шения, мор­щась от жи­вот­но­го смра­да, про­питав­ше­го, ка­залось, весь за­мок. Выс­лу­шивал мать, не по­нимая ни еди­ного сло­ва из то­го, что она го­вори­ла. Он смот­рел в ее тон­кое блед­ное ли­цо, ви­дел, как ше­вели­лись ее гу­бы, сог­ласно ки­вал, но ни­чего не вос­при­нимал. Пе­ред гла­зами бы­ли за­сох­шая глян­це­во-чер­ная лу­жа и из­ло­ман­ный че­ловек. И пах­ло ди­ко и тош­нотвор­но — зве­рем, кровью и ожи­дани­ем это­го мо­мен­та, от­тя­нуто­го, но не­из­бежно­го. Мать по­няла, на­вер­ное, по­тому что ос­то­рож­но про­вела по ще­ке прох­ладной ла­донью и по­кача­ла го­ловой.

На фо­не тем­ной обив­ки его лю­бимо­го ко­жано­го крес­ла бе­ле­ет плос­кое ли­цо Лор­да. На нем ред­кое вы­раже­ние глу­боко­го удов­летво­рения. Бо­кал ви­на в длин­ных бе­лых паль­цах. Ви­но крас­ное, на­сыщен­но­го от­тенка. Слов­но кровь.

— Я рад за те­бя, мой маль­чик.

— Хо­тя бы из­редка сле­ду­ет встрях­нуть­ся, от­влечь­ся от ску­ки цифр и бес­ко­неч­ных де­ловых кон­трак­тов, не прав­да ли?

— Да, мой Лорд, со­вер­шенно сог­ла­сен с Ва­ми.

— А где твоя суп­ру­га, Дра­ко? На­де­юсь, с ней все в по­ряд­ке?

— Бла­года­рю за за­боту, мой Лорд, с ней, ра­зуме­ет­ся, все хо­рошо. Сей­час пя­тый час по­полу­ночи, и моя же­на в это вре­мя обыч­но уже спит.

— Не бу­дем ее тре­вожить. А я хо­тел по­гово­рить вот о чем. Что ты мо­жешь ска­зать о вам­пи­рах, мой маль­чик? Да, Лю­ци­ус, я ви­жу твое не­доволь­ство, но по-преж­не­му счи­таю, что по­мощь сы­на те­бе при­дет­ся при­нять.

Они втро­ем слов­но от­го­ражи­ва­ют­ся от ос­таль­ных в ка­бине­те. По­жира­тели поч­ти­тель­но от­сту­па­ют по­даль­ше, что­бы не по­мешать раз­го­вору и од­новре­мен­но не ус­лы­шать то, что на­вер­ня­ка не пред­назна­чено для мно­жес­тва ушей.

Дра­ко чувс­тву­ет тре­вогу от­ца, прор­вавшу­юся да­же сквозь его не­воз­му­тимость.

— Гос­по­дин, поз­воль­те, я уве­рен…

Взма­хом ру­ки Лорд до­сад­ли­во ос­та­нав­ли­ва­ет Лю­ци­уса и вновь об­ра­ща­ет­ся к Дра­ко:

— Итак?

— У нас нес­коль­ко ев­ро­пей­ских про­ек­тов по по­воду пос­та­вок ред­ких ин­гре­ди­ен­тов для зе­лий. По ним я ве­ду де­ла с гра­финей Эль­жбе­той Ба­тори На­даш­ди, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко. — Мо­гу с дос­та­точ­ной до­лей уве­рен­ности ут­вер­ждать, что вам­пи­ры — от­личные де­ловые пар­тне­ры, ес­ли соб­лю­да­ешь оп­ре­делен­ные пра­вила об­ще­ния. Я, ко­неч­но же, имею в ви­ду кла­ны ста­рых вам­пи­ров, а не но­во­об­ра­щен­ных с моз­га­ми не боль­ше грец­ко­го оре­ха, ко­торые бли­же ле­тучим мы­шам, чем ра­зум­ным су­щес­твам.

— Гра­финя вос­хи­щена то­бой, Дра­ко, — до­воль­но ки­ва­ет Лорд, — и со­вер­шенно не пе­рено­сит тво­его от­ца.

— Эта че­тырех­сотлет­няя кро­вопий­ца на­де­ет­ся, что оболь­стит и об­ра­тит мо­его сы­на! — взры­ва­ет­ся Лю­ци­ус, в по­рыве да­же ос­ме­лив­шись по­высить го­лос на Тем­но­го Лор­да. — Я не пу­щу Дра­ко в ее ло­гово!

— Отец, но я встре­чал­ся с ней и не раз, — воз­ра­жа­ет Дра­ко, с не­до­уме­ни­ем встре­чая гнев от­ца. — Гра­финя ум­на и по­нима­ет, что мы ей не по клы­кам.

— Вы встре­чались на ней­траль­ной тер­ри­тории, да­леко от ее ро­дово­го гнез­да и ро­довых чар, и она бы­ла свя­зана Неп­ре­лож­ным Обе­том! Нын­че же все бу­дет по-дру­гому. И для то­го, что­бы за­полу­чить в свой клан но­вого силь­но­го вам­пи­ра, она пой­дет на мно­гое. Ес­ли она по­ложи­ла глаз на те­бя, зна­чит, по ее мне­нию, ты да­леко пой­дешь, — горь­ко ус­ме­ха­ет­ся Лю­ци­ус, — по­верь, я дав­но знаю эту хит­рую бес­тию и не зря нас­та­ивал на том, что­бы не иметь с ней ни­каких дел.

— Но она пред­ло­жила са­мые вы­год­ные ус­ло­вия. Мы за­рабо­тали на пос­тавках не­мало гал­ле­онов.

— Это бы­ла за­мани­ва­ющая улов­ка! По­это­му она об­ра­тилась к те­бе, а не ко мне. Она по­нима­ла, что я сра­зу ей от­ка­жу.

— Отец, из­ви­ни, но твое пред­по­ложе­ние о на­мере­ни­ях гра­фини ка­жет­ся мне слег­ка на­тяну­тым. За­чем ей имен­но я? В Ев­ро­пе пол­но ку­да бо­лее под­хо­дящих кан­ди­датов для по­пол­не­ния ее кла­на.

— Твое смя­тение, друг мой Лю­ци­ус, по­нят­но, — вме­шива­ет­ся Лорд, взма­хом ру­ки вы­казы­вая свое не­тер­пе­ние, — но я уже ре­шил. Гра­финя глу­боко у­яз­вле­на тво­им през­ри­тель­ным от­но­шени­ем к вам­пи­рам, аб­со­лют­ным не­жела­ни­ем сот­рудни­чать с ни­ми и тем то­ном, ко­торым ты раз­го­вари­ва­ешь с ее пред­ста­вите­лями и лич­но с ней, по­это­му на­ши пе­рего­воры по при­со­еди­нению ста­рых кла­нов тер­пят сок­ру­шитель­ный крах. А у Дра­ко есть к ней под­ход. Там, где не по­луча­ет­ся у те­бя, по­лучит­ся у Дра­ко, по­это­му я от­прав­ляю в Тран­силь­ва­нию вас обо­их. Твоя из­во­рот­ли­вость и лю­бовь к ин­три­гам вку­пе с его ме­тода­ми обес­пе­чат нам ус­пех. А что ка­са­емо то­го, че­го ты так бо­ишь­ся — я имею вли­яние на до­рогую Эли­зу, она не ос­ме­лит­ся об­ра­тить ма­га, но­сяще­го мой Знак.

— Ми­лорд, у мо­его сы­на нет опы­та в дип­ло­мати­чес­ких иг­рах. И я бо­лее чем убеж­ден, что мо­гу спра­вить­ся с пе­рего­вора­ми без учас­тия Дра­ко, — го­лос Лю­ци­уса тверд и нас­той­чив.

Лорд на мгно­вение прик­ры­ва­ет гла­за, слов­но ус­тав от упорс­тва Сво­его слу­ги. На сто­ле сто­ит нет­ро­нутый бо­кал ви­на, пур­пурно мер­цая в све­те ка­мин­но­го пла­мени. В ком­на­те вне­зап­но нас­ту­па­ет прон­зи­тель­ная и поч­ти бо­лез­ненная для ушей ти­шина. По­жира­тели, ко­торые не сме­ют ра­зой­тись без раз­ре­шения сво­его Гос­по­дина, умол­ка­ют и зас­ты­ва­ют не­под­вижны­ми ста­ту­ями. Да­же Си­вый зак­ры­ва­ет пасть на по­лус­ло­ве и изум­ленно та­ращит­ся пь­яны­ми гла­зами на Лю­ци­уса.

— То есть мо­его сло­ва те­бе не­дос­та­точ­но? Или ты мне не ве­ришь, друг мой? — Тем­ный Лорд го­ворит поч­ти ве­село, но у всех при­сутс­тву­ющих по спи­не про­бега­ет струя мер­твен­но­го хо­лода.

— Я ве­рю Вам, мой Лорд, но не до­веряю Кро­вавой Гра­фине, — Лю­ци­ус в дол­жной ме­ре поч­ти­телен, но неп­рекло­нен, — у ме­ня один сын.

— Я сог­ла­сен, мой Лорд. Ду­маю, отец пре­уве­личи­ва­ет опас­ность, ис­хо­дящую от дос­то­поч­тенной гра­фини. В кон­це кон­цов, я ве­ду с ней де­ла и бо­лее или ме­нее ос­ве­дом­лен о ее при­емах. Я все­цело до­веряю Ва­шему сло­ву и сде­лаю все, что в мо­их си­лах, что­бы на­ше пред­при­ятие име­ло ус­пех.

Лю­ци­ус вски­дыва­ет­ся, но не про­из­но­сит ни сло­ва, ос­та­нов­ленный баг­ро­вым взгля­дом Лор­да Вол­де­мор­та. Лорд спле­та­ет паль­цы и до­воль­но улы­ба­ет­ся. И как преж­де от его го­лоса, от этой улыб­ки мо­роз про­дира­ет по ко­же, хо­чет­ся очу­тить­ся за мно­го миль от собс­твен­но­го зам­ка, от этой ком­на­ты и это­го сто­ла, от все­го, что хоть как-то на­поми­на­ет о Нем. Толь­ко что сде­лать с Мет­кой на ру­ке? Что сде­лать с па­мятью, ко­торая обож­же­на эти­ми го­дами Его вла­дычес­тва? Что сде­лать с собс­твен­ной со­вестью, отя­гощен­ной смертью?

— Пре­вос­ходно, Дра­ко! Я и не ожи­дал ино­го. По­лагаю, нес­коль­ких ча­сов вам с Лю­ци­усом хва­тит, что­бы при­вес­ти се­бя в по­рядок и под­го­товить­ся к по­ез­дке. Порт-ключ уже у тво­его от­ца, по­это­му, на­де­юсь, лиш­не­го про­мед­ле­ния не бу­дет. Гра­финя ждет те­бя зав­тра, вер­нее, уже се­год­ня к пя­ти ча­сам по­полуд­ни. Пе­редай ей мои на­исер­дечней­шие при­веты.

Дра­ко скло­ня­ет го­лову в знак пос­лу­шания. Вис­ки ко­лет не­понят­ный тре­вож­ный страх от­ца и неп­рикры­тое удо­воль­ствие Лор­да, вновь сло­мав­ше­го во­лю од­но­го Сво­его слу­ги и нас­ла­див­ше­гося без­гра­нич­ной властью над дру­гим.

Слов­но по­лучив без­мол­вный сиг­нал, По­жира­тели Смер­ти тя­нут­ся к вы­ходу. Кто-то нап­равля­ет­ся к ка­минам, кто-то — к две­рям, что­бы транс­грес­си­ровать за пре­дела­ми зам­ка. Пи­тер Пет­тигрю, слов­но кры­сий хвост, не от­ста­ет от Лор­да.

Дра­ко сто­ит на лес­тни­це, наб­лю­дая за пос­ледни­ми ис­че­за­ющи­ми в ка­мине, за от­цом, поч­ти­тель­но про­вожа­ющим Гос­по­дина, ко­торый на этот раз от­пра­вил­ся к Нот­там.

От­сту­пив­шее бы­ло оце­пене­ние вновь ско­выва­ет ра­зум и те­ло, на­вали­ва­ет­ся страш­ная ус­та­лость и оди­ночес­тво. Дра­ко чувс­тву­ет се­бя ста­риком, от­жившим свое. Хо­чет­ся сесть на сту­пень­ку, прис­ло­нить­ся лбом к кам­ню сте­ны, впи­тывая его хо­лод и веч­ное спо­кой­ствие, ощу­тить за­мок как рань­ше, в детс­тве, ког­да все бы­ло прос­то, лег­ко и по­нят­но. Ког­да мож­но бы­ло ча­сами слу­шать ис­то­рии от пор­тре­та де­да, втай­не от ма­мы ла­комить­ся мин­даль­ны­ми пи­рож­ны­ми пе­ред ужи­ном на кух­не у до­мови­ков, ве­село вы­бегать навс­тре­чу вер­нувше­муся от­цу, пред­вку­шая неп­ре­мен­ный ве­чер­ний раз­го­вор обо всем и ни о чем, заб­рать­ся на чер­дак, пря­чась от на­зой­ли­вого учи­теля по эти­кету, и за­терять­ся там на це­лый день, учить­ся фех­то­вать со ста­рым сэ­ром Фе­лици­усом, бро­дить с ро­дите­лями по ма­гази­нам Ко­сого Пе­ре­ул­ка и по­том с бла­гого­вени­ем дер­жать в ру­ках пер­вую вол­шебную па­лоч­ку. Ког­да звез­ды чу­дились да­леки­ми ог­ня­ми ма­яков из не­ведо­мых ми­ров, а за­мок с его мно­гочис­ленны­ми та­инс­твен­ны­ми за­лами, ком­на­тами, га­лере­ями, тай­на­ми — це­лым от­дель­ным ми­ром. Ког­да бы­ло все, кро­ме Тем­но­го Лор­да.

Ско­ро рас­све­тет, фев­раль­ские но­чи уже не так длин­ны. В ар­ке ок­на вид­ны рос­сы­пи звезд, их свет ка­жет­ся тус­клым и древ­ним. Ря­дом тя­жело опус­ка­ет­ся на сту­пень­ку отец.

— За­чем, сын?

Дра­ко с уси­ли­ем по­вора­чива­ет за­немев­шую шею.

— Что?

— За­чем ты сог­ла­сил­ся? — отец прик­ры­ва­ет гла­за ла­донью, го­лос его глу­хой и без­мерно ус­та­лый, — Кро­вавая Гра­финя на са­мом де­ле опас­на. Ты ведь и без ме­ня зна­ешь, что маг­лы для нее толь­ко еда, она по­пол­ня­ет свой клан ма­гами. Я бы смог нас­то­ять на том, что твое учас­тие в этой аван­тю­ре с вам­пи­рами не­обя­затель­но.

— Се­год­ня я впер­вые убил че­лове­ка, а те­бя вол­ну­ет ка­кая-то ста­руха вам­пирша, — кри­во ус­ме­ха­ет­ся Дра­ко.

— Мы оба зна­ем, что это дол­жно бы­ло про­изой­ти, и он все­го лишь обо­ротень.

— Мы в родс­тве с ним.

Лю­ци­ус ис­ко­са ос­тро взгля­дыва­ет на сы­на.

— Иног­да я за­бываю, что ты на­поло­вину Блэк.

— Это что-то зна­чит?

— Блэ­ки… рань­ше для до­ма Блэк на пер­вом мес­те неп­ре­лож­но сто­яли Семья, Род, Клан. Они вы­дава­ли сво­их до­черей толь­ко за луч­ших из луч­ших и бра­ли в же­ны де­вушек из се­мей, спо­соб­ных при­нес­ти Блэ­кам как мож­но боль­ше бо­гатс­тва, влас­ти, сла­вы. Но чис­тая кровь очень дол­го сто­яла для них не на пер­вом мес­те. В их ге­не­ало­гичес­ком дре­ве, ко­неч­но же, нет маг­лов, но не­мало прос­лавлен­ных и вы­да­ющих­ся ма­гов с сом­ни­тель­ным про­ис­хожде­ни­ем. Блэ­ки вы­бира­ли се­бе но­вых Блэ­ков и сто­яли нас­мерть за тех, кто во­шел в семью. Так мне рас­ска­зывал дед.

Отец за­мол­ка­ет и по­тира­ет ли­цо ла­доня­ми, слов­но из­го­няя на­важ­де­ние.

— А по­том?

— По­том… по­том пос­ту­лат чис­той кро­ви стал для них ос­новным, как и для всех ста­рых бла­город­ных се­мей­ств.

— Так что же все-та­ки важ­нее? — Дра­ко с нап­ря­жени­ем ждет от­ве­та.

Дол­гое мол­ча­ние скре­бет­ся заб­лу­див­шей­ся на мра­мор­ном по­лу мышью, пот­рески­ва­ет за­мер­зшим стек­лом ок­на, шур­шит по­лой по­доб­ранной ман­тии.

— Не знаю, сын, — на­конец ро­ня­ет Лю­ци­ус, — по­верь, те­перь и не знаю...

Дра­ко под­ни­ма­ет­ся на но­ги, пре­одо­левая ус­та­лость те­ла и мыс­ли.

— Иног­да ты за­быва­ешь, что я уже не ре­бенок, отец, и ты сам пе­редал мне пра­во Хо­зя­ина. Те­бя ждет ма­ма, от­дохни. Нам пред­сто­ит труд­ный день и не­лег­кие пе­рего­воры.

Ко­ридо­ры, ко­ридо­ры, бес­ко­неч­ные ко­ридо­ры Мал­фой-Ме­нора. Он бре­дет по ним, слов­но в пер­вый раз, слов­но на­ходит­ся в чу­жом зам­ке. Толь­ко не­понят­но, то ли он осаж­да­ющий враг, то ли обо­роня­ющий за­щит­ник, приз­ванный из­да­лека и ни­чего не по­нима­ющий. Он от­тя­гива­ет се­кун­ды и ми­нуты, но в то же вре­мя изо всех сил стре­мит­ся в тот единс­твен­ный ко­ридор на треть­ем эта­же, с ры­царя­ми-копь­енос­ца­ми у лес­тнич­но­го про­лета и глу­пыми кар­ти­нами на сте­нах, где всег­да, с са­мого детс­тва бы­ли его ком­на­ты. А еще там бы­ла Зо­лотая гос­те­вая, в ко­торой, по при­хоти Нар­циссы, зо­лоты­ми бы­ли да­же за­щел­ки для окон. Те­перь в том ко­ридо­ре толь­ко ИХ апар­та­мен­ты, объ­еди­нив­ши­еся и за­нима­ющие, по су­ти, все кры­ло, и Зо­лотая гос­те­вая дав­но но­сит наз­ва­ние бу­ду­ара мо­лодой хо­зяй­ки.

Фа­келы на сте­нах про­горе­ли, ос­та­вив его в тем­но­те. На кон­це вол­шебной па­лоч­ки сла­бо за­жига­ет­ся ого­нек, ос­ве­щая прос­транс­тво впе­реди на нес­коль­ко ша­гов.

Он ска­зал от­цу пол­ча­са на­зад: «Те­бя ждет ма­ма». Да, ма­ма всег­да жда­ла от­ца, не­важ­но от­ку­да — с про­гул­ки в пар­ке, встре­чи с де­ловы­ми пар­тне­рами или за­дания Лор­да. Лег­ко, неж­но и по­кой­но или с вол­не­ни­ем, бес­по­кой­ством, но тер­пе­ливо и без­ро­пот­но. Она уме­ла ждать и уме­ла встре­чать, с ви­ду сдер­жанная, но си­яющая гла­зами и улыб­кой. Ее жен­ская лю­бовь точ­но всег­да сле­дова­ла за от­цом, при­давая ему уве­рен­ности в се­бе, на­деж­ности и си­лы. А ма­терин­ская об­ни­мала его са­мого, за­бот­ли­во ог­раждая от все­го неп­ри­ят­но­го и дур­но­го, что, по ее мне­нию, мог­ло ему гро­зить.

Ему ка­залось, что эту спо­соб­ность — ждать, лю­бя, бес­по­ко­ясь, но не до­бав­ляя тре­вог — Нар­цисса по­дари­ла Гер­ми­оне. На­вер­ное, им боль­ше ни­чего не ос­та­валось, кро­ме как на­ходить уте­шение в ожи­дании, на­пол­ненном на­деж­дой на бла­гопо­луч­ное воз­вра­щение тех, ко­го они лю­били.

Гер­ми­она то­же всег­да ждет его. В их ма­лень­ком до­ме на бе­регу мо­ря, под шум волн, скрип ста­рых де­ревь­ев и кри­ки ча­ек. Рас­па­хива­ет дверь, за­видев его из ок­на, и идет навс­тре­чу быс­трым не­тер­пе­ливым ша­гом, не до­жида­ясь, по­ка он вой­дет в ка­лит­ку. Или стре­митель­но и лег­ко сбе­га­ет с лес­тни­цы, на бе­гу уко­ряя се­бя, что про­пус­ти­ла, ког­да он по­явил­ся у их кам­ня. Ждет в биб­ли­оте­ке Мал­фой-Ме­нора, пог­ру­жен­ная в тол­стые кни­ги и по­жел­те­лые ру­копи­си. Ждет, чин­но си­дя в рос­кошных пыль­ных гос­ти­ных и выс­лу­шивая пус­тые раз­го­воры свет­ских вол­шебниц, ко­торые с жад­но-за­вис­тли­вым лю­бопытс­твом ки­нут­ся об­суждать ее, ед­ва она ис­чезнет в зе­леном пла­мени, окон­чив не­нуж­ный, но при­личес­тву­ющий по эти­кету ви­зит. Она ждет, на­де­ет­ся и ве­рит. И он зна­ет и зна­ет еще, что ина­че она не мо­жет. А он как бы жил, су­щес­тво­вал, ес­ли бы не знал это­го, ес­ли бы не бы­ло ми­лых лю­бимых глаз, неж­ных рук, ес­ли бы не мог об­нять ее и пог­ру­зить­ся ли­цом в не­ук­ро­тимые каш­та­новые куд­ри? Ес­ли бы она по-преж­не­му бы­ла не ЕГО, а ПОТ­ТЕ­РА и У­ИЗ­ЛИ?

Он не­воль­но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, поч­ти сра­жен­ный этой мыслью. Пе­рево­дит ды­ханье, встря­хива­ет го­ловой, по­тирая лоб. А ес­ли…

… ес­ли она не ждет уже? Ес­ли ис­чезла из его жиз­ни, по­тому что он убил ее улыб­ку и до­верие, пре­дал на­деж­ды и ве­ру, по­терял пре­дан­ность и вер­ность? Ес­ли она соч­ла, что смерть это­го обо­рот­ня — слиш­ком до­рогая пла­та за вы­бор? Ес­ли она триж­ды прок­ля­ла се­бя за то, что со­вер­ши­ла, приш­ла в ужас от то­го, что свя­зала свою жизнь с убий­цей и по­жале­ла о том, что ког­да-то ска­зала ста­рому хри­пато­му Ав­ро­ру, что не вер­нется?

Что тог­да?

Он ша­га­ет быс­трей и быс­трей, поч­ти пе­рехо­дит на бег, что­бы пос­ко­рее доб­рать­ся до сво­их ком­нат, что­бы убе­дить­ся…

Вы­сокие створ­ки две­рей поч­ти не скри­пят, ког­да он, ста­ра­ясь сту­пать ос­то­рож­но и нес­лышно, про­ходит в их спаль­ню. Прох­ладный сум­рак раз­бавлен не­яр­ким крас­но­ватым от­блес­ком от уг­лей про­горев­ше­го ка­мина и зыб­ким све­том фев­раль­ско­го ут­ра, по­ка еще роб­ко заг­ля­дыва­юще­го в ок­на.

Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, ед­ва уни­мая собс­твен­ное ды­хание, ко­торое ка­жет­ся гром­ким и зло­вон­ным, про­питан­ным ог­не­вис­ки. Те­ло не­хотя под­чи­ня­ет­ся моз­гу, и от­то­го ша­ги не­уве­рен­ны и ог­лу­шитель­ны. Он по­ка не зна­ет, что ска­жет Гер­ми­оне. Но он ви­дит то единс­твен­ное, что чуть не уби­ло его, чуть не ввер­гло в сле­пое бе­зумие — она здесь! Она не уш­ла, не ис­чезла, не рас­тво­рилась во мра­ке этой длин­ной но­чи.

Вмес­то ты­сячи мыс­лей, раз­ры­вав­ших на час­ти еще вче­ра, еще ми­нуту на­зад, сей­час в го­лове ни од­ной связ­ной, од­ни об­рывки, ко­торые всплы­ва­ют сну­лыми ры­бина­ми квер­ху брю­хом и тут же то­нут в вяз­кой чер­ной жи­же, ут­робно во­роча­ющей­ся внут­ри.

Он ог­ля­дыва­ет ком­на­ту, не в си­лах ос­та­новить взгляд ни на чем. Пус­той угол, в ко­тором ко­пошат­ся те­ни. Поб­лески­ва­ют се­реб­ря­ные ни­ти неб­режно бро­шен­но­го на ку­шет­ке па­лан­ти­на. Под но­гами стро­гий ге­омет­ри­чес­кий узор ков­ра. От­кры­тая кни­га на сто­лике ря­дом с кро­ватью. Отод­ви­нутый ка­мин­ный эк­ран. Свет­ле­ющее не­бо за рас­черчен­ны­ми квад­ра­тами окон­ных сте­кол. Все ту­ман­но и сколь­зко, все фор­мы рас­плыв­ча­ты, все ли­нии об­манны. От­ли­ва­ет фаль­ши­вым зо­лотом ра­ма го­беле­на, то­же рас­тво­ря­юще­гося в ут­ренней тус­клос­ти. Но не­ожи­дан­но его блуж­да­ющий взгляд пе­рех­ва­тыва­ет и удер­жи­ва­ет дру­гой взгляд — прон­зи­тель­ный, ос­трый, ум­ный. Кан­ди­ды Ког­тевран уже мно­го сто­летий нет на этой зем­ле, не су­щес­тву­ет ее вол­шебных изоб­ра­жений, ко­торые смог­ли бы что-то ска­зать, пре­дос­те­речь, осу­дить, есть толь­ко этот ста­рый, по­тем­невший и выц­ветший от вре­мени го­белен, соз­данный без­вес­тным маг­лом, су­мев­шим вдох­нуть ду­шу в не­под­вижные чер­ты, сде­лать мер­твые гла­за жи­выми и воп­ро­ша­ющи­ми. Ве­ликая вол­шебни­ца гля­дит в упор пря­мо и жес­тко, тре­буя не­мед­ленно­го от­ве­та:

«Смо­жешь ли взгля­нуть в ее гла­за, как мне сей­час? В гла­за пом­ня­щие, пот­ря­сен­ные уви­ден­ным? Су­ме­ешь ли удер­жать в ру­ках то, че­го ни­ког­да не был дос­то­ин? Най­дешь ли в се­бе си­лы приз­нать ви­ну, а за­тем ид­ти даль­ше, оп­равды­вая ее вы­бор?»

«Да! ДА, де­мен­тор по­дери!» — без­звуч­но кри­чит он в мер­твое ли­цо, и внут­ри, раз­брыз­ги­вая зло­вон­ную грязь, взры­ва­ет­ся вспо­лоха­ми ад­ское пла­мя.

И в плы­вущем ог­ненном ту­мане единс­твен­ное, что ви­дит­ся от­четли­во до ре­зи в гла­зах — ши­рокая кро­вать с тем­но-си­ним пок­ры­валом, сей­час ка­жущим­ся поч­ти чер­ным, на ко­тором спит его жизнь.

Шо­рох ман­тии при дви­жении бь­ет по ушам, и он не­лов­ко зас­ты­ва­ет на мес­те, бо­ясь раз­бу­дить и в то же вре­мя от­ча­ян­но же­лая, что­бы она прос­ну­лась. Что­бы пос­мотре­ла на не­го за­тума­нен­ным со сна взгля­дом, и он смог убе­дить­ся, что ужас рас­та­ял за ночь, не прок­ра­лось от­чужде­ние, она по-преж­не­му его.

«Слы­шишь, я уве­рен в ее люб­ви!» — ска­лит­ся он, ог­ля­дыва­ясь на пор­трет.

«Лю­бить мож­но и от­талки­вая, воп­ре­ки, про­тив се­бя. Лю­бить, му­ча­ясь, сом­не­ва­ясь, не до­веряя, ужа­са­ясь — и уби­вая этим лю­бовь. Кто мо­жет пок­лясть­ся, что она не от­вернет­ся в от­вра­щении, не от­шатнет­ся в стра­хе? Что меж­ду ва­ми не вста­нет обо­ротень, уби­тый то­бой не в чес­тном по­един­ке, а жес­то­ко и под­ло?» — бес­плот­ный го­лос Кан­ди­ды зву­чит в ушах ре­аль­нее, чем приг­лу­шен­ный звук его ша­гов по ков­ру.

Ед­ва слы­шен ти­хий сон­ный вздох, но от это­го зву­ка его ка­ча­ет из сто­роны в сто­рону. Он поч­ти па­да­ет на ко­лени ря­дом с кро­ватью, его тря­сет, на лбу выс­ту­па­ет лип­кая ис­па­рина, те­ло ка­жет­ся чу­жим.

Гер­ми­она спит в одеж­де, все в том же платье, ук­ры­тая тол­стым пле­дом, но свер­нувша­яся в клу­бок, слов­но озяб­нув, с под­ло­жен­ной под го­лову ру­кой. Она сно­ва взды­ха­ет и де­ла­ет дви­жение во сне, ос­во­бож­денная ру­ка сви­са­ет с края по­душ­ки. И он при­жима­ет­ся к ней гу­бами, це­луя неж­ное би­ение пуль­са под тон­кой ко­жей за­пястья, без­за­щит­но бе­ле­юще­го в по­луть­ме.

Под­ра­гива­ет хруп­кий миг ожи­дания, го­товый раз­бить­ся вдре­без­ги. От­ра­жа­ют­ся и ос­та­ют­ся в бес­ко­неч­ном зер­каль­ном вре­мен­ном ко­ридо­ре гра­ни зас­тывших се­кунд, теп­ло ко­жи, лег­кий аро­мат ду­хов и ос­ты­ва­ющий в ка­мине пе­пел, жгу­щий из­нутри огонь и зна­комый гор­ча­щий вкус пре­датель­ства. И все раз­би­ва­ет­ся, раз­ры­ва­ет­ся, за­кан­чи­ва­ет­ся и на­чина­ет­ся це­лую веч­ность спус­тя, в то мгно­вение, ког­да он чувс­тву­ет на ще­ке сла­бые паль­цы, ед­ва ощу­тимое лас­ка­ющее дви­жение, ког­да ви­дит об­ме­тан­ные тем­ны­ми кру­гами ог­ромные ка­рие гла­за на блед­ном ли­це. На­вер­ное, толь­ко тог­да он по­нима­ет, что она не спа­ла, не сом­кну­ла ве­ки ни на до­лю се­кун­ды в эту бес­пре­дель­ную ночь.

— Я… я… — сло­ва слов­но сколь­зят по гор­лу и не хо­тят вы­ходить на­ружу. — Я…

— Мы.

Гер­ми­она при­под­ни­ма­ет­ся на кро­вати, нем­но­го нак­ло­ня­ет­ся к не­му. Прох­ладные ла­дони об­хва­тыва­ют его ли­цо.

— Мы, — пов­то­ря­ет она, гля­дя в его гла­за пря­мо, твер­до и от­ча­ян­но. — Это мы. По­нима­ешь?! Это толь­ко мы! И ник­то боль­ше, ник­то…. Толь­ко мы… И всег­да мы...

Ее гу­бы дро­жат, по ще­ке про­бега­ет мок­рая до­рож­ка. И он мол­ча бе­рет ее ру­ки и це­лу­ет, скло­няя го­лову, слов­но пе­ред ко­роле­вой. Он си­дит пе­ред ней на ко­ленях, не в си­лах ни встать, ни ска­зать боль­ше ни сло­ва, по­тому что она ска­зала все, что нуж­но, что не­об­хо­димо, что он да­же не ожи­дал ус­лы­шать. По­тому что раз­де­лила по­ров­ну меж­ду ни­ми то страш­ное, чер­ное, ко­торое тенью сле­дова­ло за ним с ми­нуты смер­ти обо­рот­ня, и взва­лила на свои пле­чи и его груз ви­ны. По­тому что ее лю­бовь ока­залась в ты­сячи раз щед­рее и ве­лико­душ­нее, чем он смел на­де­ять­ся. По­тому что те­перь те сом­не­ния, ко­торые тер­за­ли его, ка­жут­ся нас­толь­ко пос­тыдны­ми, что он ни­же скло­ня­ет го­лову и об­ни­ма­ет ее ко­лени, об­тя­нутые плать­ем. И толь­ко ос­трый взгляд Кан­ди­ды Ког­тевран хо­лодом ко­лет за­тылок, слов­но на­поми­нание о пе­режи­том.

Мо­роз­но-неж­ное, фев­раль­ское ут­ро за­нима­ет­ся за ок­ном. Ро­зова­тый луч сколь­зит по по­докон­ни­ку, пе­реп­ры­гива­ет на порть­еры, иг­ри­во вспы­хива­ет на се­реб­ристых ни­тях па­лан­ти­на. Для ко­го-то это ут­ро бу­дет пер­вым, а ко­му-то уже не суж­де­но уви­деть его. Для ко­го-то оно ос­та­нет­ся в сер­дце веч­ной не­зажи­ва­ющей болью, а кто-то пос­пе­шит за­быть его, слов­но пох­мелье пос­ле за­тянув­шей­ся ве­черин­ки. Но это­му ут­ру суж­де­но из­ме­нить мно­гое и мно­гих.

* * *

По ко­ридо­рам Мал­фой-Ме­нора, сле­пой пти­цей на­тыка­ясь на ка­мен­ные сте­ны и прон­зая их, ле­тит крик. Крик та­кой не­чело­вечес­кой не­навис­ти, так тес­но пе­реви­той с жес­то­чай­шей, нес­терпи­мой болью, что до­мови­ки жмут­ся к сте­нам, слов­но ста­ра­ясь слить­ся с ни­ми, и то и де­ло до­пус­ка­ют оп­лошнос­ти в пов­седнев­ных де­лах. Да­же у ста­рого Бер­нарда, выш­ко­лен­но­го луч­ше всех, дро­жат ру­ки, и нес­коль­ко ка­пель чая про­лива­ет­ся на бе­лос­нежную сал­фетку. До­мовик тут же на­чина­ет вык­ру­чивать се­бе уши, но Нар­цисса ус­та­ло ос­та­нав­ли­ва­ет его:

— До­воль­но, Бер­нард, до­воль­но.

— Гос­по­жа моя, — до­мовик кла­ня­ет­ся так низ­ко, что ка­са­ет­ся но­сом по­ла, и не пе­рес­та­ет на­казы­вать се­бя, — прос­ти­те, гос­по­жа моя!

— Иди, Бер­нард, я са­ма, — уже жес­тко го­ворит Нар­цисса, — ос­тавь в по­кое свои уши, сос­тавь ме­ню на зав­тра, не за­будь при­нес­ти ви­на из пог­ре­ба. И по­луч­ше за­чаруй апар­та­мен­ты гос­по­жи Ан­дро­меды. Зав­тра ко мне при­дут да­мы из бла­гот­во­ритель­но­го ко­мите­та, не­гоже, что­бы что-то сму­щало их.

Гер­ми­она вздра­гива­ет. Спо­кой­ствие и не­воз­му­тимость свек­ро­ви ее пот­ря­са­ют, с од­ной сто­роны. А с дру­гой — она не пред­став­ля­ет, что им еще ос­та­ет­ся де­лать, как не сох­ра­нять на ли­це бла­го­об­разные хо­лод­ные ми­ны и пы­тать­ся де­лать вид, что ни­чего осо­бен­но­го не про­ис­хо­дит. За­мок прев­ра­щен в пы­точ­ную ка­меру, при­чем уже дав­но. Но ни­ког­да еще Лорд так от­кро­вен­но не по­казы­вал, нас­коль­ко Ему без­различ­но мне­ние об этом хо­зя­ев зам­ка. По ка­кой-то толь­ко Ему ве­домой при­чине, Тонкс сох­ра­нили жизнь. Ма­ло то­го, ее не ки­нули в под­зе­мелья, Лорд рас­по­рядил­ся по­мес­тить ее под уси­лен­ной ох­ра­ной в ком­на­ты на треть­ем эта­же, ко­торые нег­ласно на­зыва­ют­ся «Апар­та­мен­та­ми Ан­дро­меды» и на­ходят­ся в уд­ру­ча­ющей бли­зос­ти от их с Дра­ко кры­ла. За­чем? Что­бы пос­ле убий­ства му­жа и до­чери ее по­ложе­ние в рос­ко­ши по­каза­лось осо­бен­но без­на­деж­ным? Это, по мень­шей ме­ре, глу­по. Вряд ли Тонкс за­меча­ет, что ок­ру­жа­ет ее, что она ест или пь­ет. За­точи ее в те же под­зе­мелья, она так­же ки­далась бы на сте­ны и вы­ла от не­выно­симой скор­би по тем, ко­го уже ни­ког­да не смо­жет об­нять.

С ут­ра Лорд, Як­сли и Пет­тигрю пы­тали ее. Те­перь Лорд уда­лил­ся по дру­гим де­лам, но ос­та­вил сво­их прис­пешни­ков. Что они хо­тят выз­нать? Что стре­мят­ся от­нять у ее из­му­чен­но­го соз­на­ния и уби­того го­рем ра­зума? Да, Тонкс, на­вер­ня­ка, вхо­дит в Ор­ден Фе­ник­са, сто­ит на ос­трие атак Соп­ро­тив­ле­ния, ко­торые так до­саж­да­ют Лор­ду, и зна­ет мно­гое. Но не бес­смыс­ленно ли по­лагать, что она не за­щище­на? Они от­нюдь не глу­пы и сде­лали вы­воды еще го­ды на­зад, пос­ле ее по­хище­ния.

Гер­ми­оне хо­чет­ся транс­грес­си­ровать. От кри­ков и сто­нов Тонкс, зме­ино-ядо­витых улы­бок Лор­да, пе­репу­ган­ных до­мови­ков, ог­ромной пус­то­ты Мал­фой-Ме­нора. В их дом, в их ти­шину и без­мя­теж­ность, пусть толь­ко ка­жущу­юся, ил­лю­зор­ную, но все рав­но так не­об­хо­димую сей­час. И Дра­ко нет. Ког­да же он вер­нется с этих пе­рего­воров из Ев­ро­пы? Как он ей ну­жен, прос­то фи­зичес­ки не­об­хо­дим! Прос­то что­бы был ря­дом, что­бы она его ви­дела, мог­ла в лю­бой мо­мент по­чувс­тво­вать при­кос­но­вение его рук, ут­кнуть­ся лбом в пле­чо, рас­пла­кать­ся от об­легче­ния…

Как рас­пла­калась, ког­да он при­шел ут­ром на рас­све­те, про­пах­ший за­пахом зла и смер­ти. Ког­да пы­тал­ся по­доб­рать сло­ва, и рву­щи­еся с губ, и не же­лав­шие зву­чать в горь­ком воз­ду­хе нах­лы­нув­шей бе­ды. Ког­да в его гла­зах бы­ло та­кое чер­ное от­ча­яние, что сер­дце у нее в гру­ди чуть не ра­зор­ва­лось от люб­ви и нес­терпи­мой жа­лос­ти. Она про­вела ру­кой по его во­лосам в поч­ти ма­терин­ском жес­те и вдруг уви­дела в блек­лом рас­свет­ном по­лусум­ра­ке, что они, и так от при­роды очень свет­лые, те­перь при­об­ре­ли цвет толь­ко что вы­пав­ше­го пер­во­го сне­га. Ее Дра­ко по­седел в не­пол­ные двад­цать че­тыре го­да.

Он си­дел у ее ног, об­ни­мая ко­лени, а она не мог­ла ос­та­новить­ся, ти­хо пла­кала, оп­ла­кивая и тех, ко­го не уви­деть боль­ше, и страш­ную, му­читель­ную ви­ну, лег­шую на их с Дра­ко пле­чи, — на­каза­ние Лор­да, Его на­поми­нание о том, что их жиз­ня­ми рас­по­ряжа­ет­ся толь­ко Он и ник­то иной.

Как они смо­гут взгля­нуть в гла­за Тонкс, ког­да все это за­кон­чится? Сос­то­ит­ся ли ког­да-ни­будь, че­рез ме­сяцы или го­ды, их встре­ча? Как по­мочь Тонкс сей­час? Бу­дет ли во­об­ще у Тонкс еще од­но ут­ро? Нель­зя так прос­то си­деть и ждать, ког­да Он… ког­да она ум­рет, но что же де­лать?

Ни на один воп­рос нет от­ве­та.

Ут­ром на зав­тра­ке, ко­торый тя­нул­ся це­лую веч­ность, Лорд мно­гоц­ветно и мно­гос­ловно рас­суждал о по­боч­ном дей­ствии ка­ких-то зак­ля­тий, рас­ска­зывал о вам­пи­рах и сво­ем зна­комс­тве со зна­мени­той Кро­вавой Гра­финей. И сло­вом ни об­молвил­ся о той, ко­торая в то вре­мя кор­чи­лась от Неп­рости­тель­ных и кри­чала так, что бы­ло слыш­но да­же здесь, в Бе­лой Сто­ловой на пер­вом эта­же.

Мал­фои мол­ча­ли. На ли­це Нар­циссы ле­жала тус­клая тень, сум­рачный Лю­ци­ус лишь из­редка ки­вал в знак вни­мания. А Дра­ко то и де­ло взгля­дывал на нее, как буд­то хо­тел удос­то­верить­ся, что она тут, си­дит ря­дом за сто­лом. А пе­ред ее гла­зами вста­вали ужа­са­ющие кар­ти­ны пы­ток Тонкс, и му­тило от гус­то­го за­паха кро­ви, ко­торый, ка­залось, поч­ти ви­димым шлей­фом тя­нул­ся из Апар­та­мен­тов Ан­дро­меды. Длин­ные бе­лые паль­цы Лор­да, ху­дые кос­тистые за­пястья, выг­ля­дыва­ющие из ши­роких ру­кавов ман­тии, при­тяги­вали взгляд, и она не мог­ла не ду­мать о том, сколь­ко ма­гов и маг­лов при­няло смерть из этих рук. И Тонкс бу­дет сле­ду­ющей. В го­лове был плот­ный ту­ман, в ко­тором чу­дови­щами из ть­мы пла­вали эти мыс­ли, но на­до бы­ло си­деть за длин­ным сто­лом, нак­ры­том бе­лос­нежной ль­ня­ной ска­тертью, ус­тавлен­ном се­реб­ря­ными при­бора­ми, блеск ко­торых ре­зал гла­за. На­до бы­ло пить чай, на­мазы­вать мас­ло на го­рячую бу­лоч­ку, по­давать Лор­ду сли­воч­ник, под­ни­мать бро­ви в удив­ле­нии, вос­кли­цать «О, вот как?», ки­вать и улы­бать­ся, в ду­ше мо­лясь о том, что­бы улыб­ка не ка­залась ма­соч­ным ос­ка­лом.

Лорд был в хо­рошем нас­тро­ении, вы­ходя из-за сто­ла. Он шу­тил о лю­бимой ра­боте, ко­торая ждет Его, до­воль­но щу­рил­ся баг­ро­выми ще­лями глаз, и Гер­ми­ону, из­му­чен­ную этой каж­доднев­ной и не­навис­тной ролью вер­но­под­данной, прос­то скру­тило спаз­мом от­вра­щения от Его слов, сы­той ин­то­нации, вы­раже­ния удов­летво­рен­ности на бе­зоб­разном плос­ком ли­це, на­рочи­то мед­ленно­го и гра­ци­оз­но­го жес­та, ко­торым Он взял свою па­лоч­ку с от­дель­но­го сто­лика. Пе­ред гла­зами все поп­лы­ло ку­да-то вбок и зак­ру­жилось, она по­нима­ла, что па­да­ет, но ни­чего не мог­ла сде­лать, ру­ки и но­ги ка­зались сде­лан­ны­ми из же­ле. Она ед­ва ус­пе­ла схва­тить­ся за спин­ку сту­ла, вце­пилась как за якорь, так, что по­беле­ли ног­ти, и мус­ку­лы све­ло от рез­ко­го нап­ря­жения. Ник­то ни­чего не за­метил. Лорд уже вы­ходил в две­ри, Дра­ко впол­го­лоса пе­рего­вари­вал­ся с ро­дите­лями. Она пос­то­яла нем­но­го, уни­мая бу­рю внут­ри и пе­режи­дая, по­ка не скро­ет­ся вы­сокая чер­ная фи­гура.

По­том она про­вожа­ла Дра­ко. Они поч­ти не раз­го­вари­вали, но по­нима­ли друг дру­га без слов.

«Не бой­ся, я не дам этим кро­восо­сам соб­лазнить ме­ня», — он по­пытал­ся улыб­нуть­ся, но по­лучи­лась кри­вая и не­ес­тес­твен­ная гри­маса. Он по­нял это и прос­то об­нял ее, зак­лю­чил в теп­лое коль­цо рук, а она ут­кну­лась в его пле­чо, вды­хая род­ной за­пах, ко­торый стран­ным об­ра­зом уни­мал тош­но­ту, и пы­талась ус­по­ко­ить­ся. Вам­пи­ры — не де­мен­то­ры, они ра­зум­ны, и Дра­ко уже не раз встре­чал­ся с ни­ми и да­же брал ее с со­бой на од­ни пе­рего­воры. Но страх ле­дяным об­ла­ком за­мора­живал сер­дце. Он был ну­жен ей, она бы­ла нуж­на ему. Имен­но сей­час, пос­ле все­го про­изо­шед­ше­го. Прос­то по­быть вмес­те, по­мол­чать или, на­обо­рот, про­гово­рить про­изо­шед­шее, вы­гово­рить­ся. Они всег­да чер­па­ли си­лы и на­ходи­ли под­дер­жку друг в дру­ге, а те­перь он бу­дет так да­леко от нее, с су­щес­тва­ми, си­лу и опас­ность ко­торых нель­зя не­до­оце­нивать. И она бу­дет бро­дить по зам­ку, ка­са­ясь стен кон­чи­ками паль­цев… и сно­ва ждать, ждать, ждать… как мно­го раз за эти го­ды… рас­тво­рять­ся в ожи­дании, то­нуть в мрач­ных пред­чувс­тви­ях, за­дыхать­ся от на­бега­ющих волн стра­ха за его жизнь.

Чувс­твуя ды­хание му­жа на ще­ке, она ко­леба­лась — ска­зать ли ему сей­час те нес­коль­ко слов, точ­ное под­твержде­ние ко­торым по­лучи­ла все­го лишь па­ру дней на­зад — и все рав­но не бы­ла до кон­ца уве­рена. Но тут по­явил­ся до­мовик от Лю­ци­уса. Вре­мя под­хо­дило, порт-ключ дол­жен был уже ак­ти­виро­вать­ся. И она не ска­зала.

А те­перь ко­рила се­бя, что не ска­зала. Ведь это бы­ла не толь­ко ее тай­на, не толь­ко ее за­та­ен­ная не­веря­щая ра­дость и пред­чувс­твие но­вого, не­из­вес­тно­го еще счастья, это все бы­ло и его, при­над­ле­жало ему по пра­ву.

* * *

Тош­но­та так и не от­пуска­ет. Все вок­руг, ка­жет­ся, при­об­ре­ло за­пах, гад­кий, вы­вора­чива­ющий внут­реннос­ти на­из­нанку. И все по­меня­ло свой вкус, да­же у обыч­ной во­ды ощу­ща­ет­ся гни­лос­тный прив­кус.

— Как ты се­бя чувс­тву­ешь? — Нар­цисса вни­матель­но смот­рит на не­вес­тку, — ты очень блед­на.

— Все хо­рошо, — че­рез си­лу вы­дав­ли­ва­ет Гер­ми­она, — мне прос­то… прос­то нем­но­го не­уют­но… Я хо­чу про­гулять­ся в са­ду.

Нар­цисса по­нима­юще ки­ва­ет и сно­ва об­ра­ща­ет­ся к «Про­року», а по­том слов­но вспо­мина­ет что-то:

— У ме­ня к те­бе прось­ба, ес­ли не труд­но.

— Да, ко­неч­но, — от­кли­ка­ет­ся Гер­ми­она, уже встав­шая из-за сто­ла.

Нар­цисса ак­ку­рат­но скла­дыва­ет га­зету, раз­гла­жива­ет ее, под­ни­ма­ет на не­вес­тку спо­кой­ный се­рый взгляд:

— В Дра­вен­дей­ле раз­волно­вались при­виде­ния. Как обыч­но, и в этом нет ни­чего экс­тра­ор­ди­нар­но­го. Но сэр Те­офи­лус со­об­щил, что при­чиной бес­по­кой­ства пос­лу­жило «бе­зоб­разное», как он вы­разил­ся, «су­щес­тво, до чрез­вы­чай­нос­ти на­поми­на­ющее пол­тергей­ста». По его сло­вам, он как-то про­ник в за­мок, пе­ребил по­лови­ну зер­кал, без ус­та­ли за­дира­ет до­мови­ков и ме­ша­ет им за­нимать­ся до­маш­ни­ми де­лами, ос­квер­нил все ва­зы и пор­тре­ты, в том чис­ле и его. Сэр Те­офи­лус был очень взвол­но­ван и умо­лял при­быть как мож­но ско­рее, пос­коль­ку приз­рачные да­мы уже на гра­ни нер­вно­го сры­ва.

Гер­ми­она, как бы ху­до ни бы­ло, не мо­жет сдер­жать не­воль­ной улыб­ки. Бед­ный сэр Те­офи­лус.

— Хо­рошо, я раз­бе­русь с этим. Но Лорд вы­казал же­лание ото­бедать в Мал­фой-Ме­нор зав­тра и об­су­дить со мной ка­кой-то ал­хи­мичес­кий трак­тат.

— Я объ­яс­ню Ему твое от­сутс­твие. Ду­маю, Он не бу­дет воз­ра­жать про­тив мо­ей ком­па­нии.

— Вы уве­рены?

— Да. — Нар­цисса вни­матель­но смот­рит ей в гла­за, — Лю­ци­ус и Дра­ко дол­жны вер­нуть­ся дня че­рез три, ес­ли все прой­дет ус­пешно. И ты мо­жешь ос­тать­ся в Ир­ландии по­доль­ше, до их при­ез­да. От­дохни, на­берись сил. Ты на са­мом де­ле выг­ля­дишь не очень хо­рошо. Вес­на в Ир­ландии всег­да чу­дес­на, а Дра­вен­дейл да­рит по­кой и уми­рот­во­рение. Я это знаю по се­бе.

— По­кой и уми­рот­во­рение? — пе­рес­пра­шива­ет Гер­ми­она, и все внут­ри нее сжи­ма­ет­ся в ком, — вы по­лага­ете….

— Да, — пе­реби­ва­ет свек­ровь, и ее взгляд ста­новит­ся жес­тким, — я по­лагаю. Имен­но так, ты не ос­лы­шалась. Мал­фой-Ме­нор сей­час — не луч­шее мес­то для…

Нар­цисса не до­гова­рива­ет, но Гер­ми­она вдруг по­нима­ет, что она име­ет в ви­ду, что она име­ла в ви­ду еще в эту страш­ную ночь, ког­да вы­води­ла ее из за­ла и при­води­ла в чувс­тво. И весь на­пор, злость, от­ча­яние — все, что хо­тело взор­вать­ся в от­вет на хо­лод­ную бес­чувс­твен­ную жес­то­кость Нар­циссы — все это од­ним ми­гом про­пада­ет, ос­та­вив в ду­ше все ту же му­тор­ную смесь бес­по­мощ­ности и об­легче­ния.

— Вы же зна­ете, — пос­ле ми­нут­но­го ко­леба­ния поч­ти шеп­чет Гер­ми­она, — Он не от­пустит…

— Мне Он не от­ка­жет, — Нар­цисса по­тира­ет тон­ки­ми паль­ца­ми вис­ки, слов­но у нее вне­зап­но раз­бо­лелась го­лова.

Нес­лышно по­яв­ля­ет­ся Бер­нард, по­да­ет ей не­боль­шой лист пер­га­мен­та с ме­ню, при­бира­ет со сто­ла. А Гер­ми­она не мо­жет пе­рес­ту­пить по­рог, не мо­жет за­дать воп­рос, ко­торый вер­тится на язы­ке. На­конец до­мовик ис­че­за­ет, наг­ру­жен­ный по­судой, и мо­лодая жен­щи­на все-та­ки ре­ша­ет­ся:

— Я хо­тела бы уз­нать… что… что с те­лами Лю­пина и его до­чери?

Нар­цисса мед­ленно от­ры­ва­ет взгляд от ме­ню, и Гер­ми­она го­това пок­лясть­ся, что в ее гла­зах мель­ка­ет смя­тение.

— Я по­забо­тилась о них, — Нар­цисса ос­тавля­ет пер­га­мент на сто­ле, вста­ет и под­хо­дит к ок­ну.

Сре­ди пыш­но­го ве­лико­лепия Бе­лой Сто­ловой, на фо­не вы­соко­го ок­на с леп­ни­ной, в по­токе тор­жес­твен­но ль­юще­гося за­кат­но­го све­та ее фи­гура ка­жет­ся по­луп­розрач­ной. Все­го лишь сут­ки на­зад уга­сал та­кой же ве­чер, та­кие же зо­лотис­то-ро­зовые сол­нечные лу­чи кра­сили ка­мен­ные сте­ны, и они сто­яли в Биб­ли­оте­ке и не зна­ли, что бу­дет… Это бы­ло все­го лишь сут­ки на­зад, а ка­жет­ся, прош­ли сто­летия и эпо­хи…

— Они бу­дут по­хоро­нены на ма­гичес­ком клад­би­ще не­пода­леку от Блэк-Хол­ла.

— Он раз­ре­шил?!

— Он ни­ког­да не ин­те­ресу­ет­ся тем, что нам при­ходит­ся де­лать пос­ле каз­ней. Его от­талки­ва­ет смерть и все, что с ней свя­зано.

— А как же…

— Бел­латри­са не зна­ет, ко­неч­но же, — в го­лосе свек­ро­ви скво­зит ус­та­лость, — и не уз­на­ет, по край­ней ме­ре, от ме­ня.

— Мис­сис Мал­фой, я бы хо­тела по­бывать… там…

На нее сно­ва на­каты­ва­ет прис­туп дур­но­ты и те­мень в гла­зах при вос­по­мина­ни­ях о че­лове­ке, рас­прос­тертом на зер­каль­ном по­лу, слов­но взмо­лив­шемся о по­щаде, но на са­мом де­ле сра­жав­шемся до кон­ца. О бе­лом платье, изук­ра­шен­ном алым, и мра­мор­ной ко­лон­не, рас­цвет­шей баг­ря­ными цве­тами. О плю­шевом мед­ве­жон­ке в кро­вавой лу­же и ма­лень­кой де­воч­ке, ко­торой боль­ше не нуж­ны иг­рушки.

— Не сей­час, — Нар­цисса обо­рачи­ва­ет­ся и по­нима­юще, но неп­реклон­но ка­ча­ет го­ловой, — толь­ко не сей­час.

Гер­ми­она уси­ли­ем во­ли бе­рет се­бя в ру­ки. Свек­ровь пра­ва, как пра­ва поч­ти всег­да и во всем.

— Что же бу­дет с Тонкс? Че­го Он хо­чет от нее? — нег­ромко го­ворит Гер­ми­она и неп­ро­из­воль­но вздра­гива­ет, об­ни­мая се­бя за пле­чи.

Кри­ков Тонкс не слыш­но, на­вер­ное, ее из­му­чен­ное соз­на­ние вновь про­вали­лось в свой по­лубе­зум­ный, осе­нен­ный по­тус­то­рон­ним мир. И ка­жет­ся, буд­то эта проз­рачная ти­шина, это зо­лотое си­яние сол­нца, до кра­ев на­пол­ня­ющее прос­торную ком­на­ту, этот поч­ти ве­сен­ний, яс­ный, слег­ка по­дер­ну­тый го­лубо­вато-проз­рачной дым­кой ве­чер — все это са­мая ог­ромная ложь на све­те и ве­личай­шее над­ру­гатель­ство над Тонкс и те­ми, кто дав­ным-дав­но объ­яв­лен вне за­кона, но умуд­ря­ет­ся вы­живать и жить воп­ре­ки мрач­ным те­ням Его кол­довс­тва.

— Она об­ре­чена. И об­ре­чен тот, кто хоть нем­но­го об­легчит ее стра­дания, — впол­го­лоса от­ве­ча­ет Нар­цисса.

И Гер­ми­она за­кусы­ва­ет гу­бу, по­нимая, что име­ет в ви­ду свек­ровь. Что бы ни бы­ло, но фи­нал из­вестен. Ник­то не влас­тен над смертью, но Тем­ный Лорд, из­бе­га­ющий встреч с ней, тем не ме­нее щед­ро да­ру­ет ей жер­тву.

* * *

— Стар­шая гос­по­жа про­сит зай­ти в ее по­кои, — до­мовик Пин­ки низ­ко кла­ня­ет­ся.

Гер­ми­она ки­ва­ет и от­пуска­ет его. Она уже оде­лась по-маг­лов­ски, со­бира­ясь транс­грес­си­ровать к де­ревуш­ке в трех ми­лях от Дра­вен­дей­ла. Ка­мин­ное пу­тешес­твие стра­шит при од­ной мыс­ли о по­лете сквозь вра­ща­ющу­юся пес­трую во­рон­ку с раз­мы­тыми сте­нами.

Она идет к ком­на­там Лю­ци­уса и Нар­циссы, по ко­ридо­ру, нас­квозь про­питав­ше­муся кри­ками, сто­нами и болью Тонкс. По­калы­ва­ет в вис­ках, и мыс­ли пу­та­ют­ся. По­чему-то в этом ко­ридо­ре, оби­том тем­но-зе­леной штоф­ной тканью с узор­ча­тыми раз­во­дами, зас­тавлен­ном мяг­ки­ми крес­ла­ми и сто­лами на тон­ких нож­ках, уве­шан­ном ста­рыми, но яр­ки­ми еще го­беле­нами и ус­тлан­ном тол­сты­ми пер­сид­ски­ми ков­ра­ми, со­вер­шенно стран­ная акус­ти­ка — ска­зан­ное да­же ше­потом гул­ко раз­но­сит­ся по не­му, дро­бит­ся эхом и вос­при­нима­ет­ся так, слов­но го­лос от­ра­зил­ся от го­лых ка­мен­ных стен в ог­ромной ку­поль­ной пус­то­те. В этом от­вет­вле­нии ко­ридо­ра толь­ко Апар­та­мен­ты Ан­дро­меды, до не­дав­не­го вре­мени пус­тые и не­жилые, в ко­торых се­рый прах пы­ли ло­жил­ся на пред­ме­ты и ме­бель, и ник­то его не тре­вожил, кро­ме из­редка при­бира­ющих­ся до­мови­ков. К со­жале­нию, вы­ход на лес­тни­цу, ве­дущую к кры­лу стар­ших Мал­фо­ев, толь­ко из это­го ко­ридо­ра.

Сто­ны Тонкс пе­рехо­дят в тон­кий вой, нас­квозь прос­верли­ва­ющий уши. Ка­кое бы ни бы­ло дей­ствие, но вы­нуж­денное без­дей­ствие страш­нее все­го, ду­ма­ет Гер­ми­она, и сер­дце за­лива­ет ле­дяная тос­ка.

Сза­ди до­гоня­ет Бер­нард, спе­ша вы­пол­нить при­каз хо­зяй­ки о за­чаро­вании Апар­та­мен­тов. До­мовик, сто­рожа­щий у вы­соких двус­твор­ча­тых две­рей, мед­ленно их от­кры­ва­ет. Гер­ми­она слы­шит за спи­ной лег­кий скрип, чей-то гру­бый воз­глас, выр­вавший­ся и уси­лив­ший­ся го­лос Тонкс, и ог­ромным нап­ря­жени­ем во­ли по­дав­ля­ет в се­бе же­лание ки­нуть­ся к ней, под­держать, об­нять. Нель­зя, прос­то не­воз­можно. Хо­тя Лор­да сей­час и нет, но при Тонкс на­ходят­ся ли­бо Як­сли, ли­бо Мак­Нейр, не­от­лучно сте­регу­щие цен­ную плен­ни­цу.

Днем, уже поч­ти опаз­ды­вая на наз­на­чен­ное вре­мя ак­ти­вации порт-клю­ча, Дра­ко зак­ли­нал ее да­же не пы­тать­ся ос­во­бодить Ним­фа­дору. «Это бе­зумие, — пов­то­рял он сно­ва и сно­ва, креп­ко дер­жа ее ла­дони в сво­их и гля­дя пря­мо в гла­за, — ты по­нима­ешь? Ты не спа­сешь ее, но по­гиб­нешь са­ма. Моя ку­зина по­ка нуж­на Ему, и ей бу­дут сох­ра­нять жизнь. Сей­час Он от­пра­вил­ся в У­эльс, ска­зал, что вер­нется че­рез не­делю. Ее не каз­нят без Не­го, вре­мя еще есть. Я об­ду­маю все, по­ка бу­ду в Ев­ро­пе. Мо­жет быть, удас­тся что-то сде­лать. По­жалуй­ста, не до­пус­кай да­же мыс­ли о том, что­бы… ты по­нима­ешь, о чем я. Об­хо­ди сто­роной эти прок­ля­тые ком­на­ты и из­бе­гай да­же раз­го­воров о ней. Ты ведь мо­жешь не сдер­жать­ся, и тог­да Он… Нет, да­же ду­мать не хо­чу об этом. Ты слы­шишь ме­ня, Гер­ми­она? По­жалуй­ста, смот­ри на ме­ня. Я не у­еду, по­ка ты не пок­ля­нешь­ся!»

К ее глу­боко­му изум­ле­нию, Лю­ци­ус то­же сде­лал лег­чай­ший на­мек, слов­но пре­дос­те­регая ее. Пе­ред са­мым от­кры­ти­ем пор­та­ла, он, на­тяги­вая пер­чатки, со сво­им обыч­ным през­ре­ни­ем в го­лосе и ле­дяным ви­дом про­тянул: «На­де­юсь, в на­ше от­сутс­твие не бу­дут пред­при­няты глу­пые не­ос­то­рож­ные дей­ствия, и обой­дет­ся без про­ис­шес­твий. Я очень на это на­де­юсь». Он не смот­рел на нее, но она фи­зичес­ки чувс­тво­вала, что сло­ва об­ра­щены к ней.

Сер­дце пла­кало от сос­тра­дания, бе­зум­ной жа­лос­ти к Тонкс, но ра­зумом она по­нима­ла — Дра­ко прав. Как бы ни бы­ло ужас­но, как бы ни бы­ло не­выно­симо боль­но, но эти нес­коль­ко лет, ко­торые они про­вели, в глу­бочай­шей тай­не скры­вая то, за что Лорд пы­тал бы до по­тери рас­судка, при­учи­ли сдер­жи­вать по­рывы, хит­рить, об­ма­нывать, и мас­ка ли­цеме­рия поч­ти при­рос­ла к ли­цу.

И ей, сжи­мав­шей в бес­си­лии ку­лаки, вдруг по­каза­лось, что она по­теря­ла се­бя — ту храб­рую сме­лую гриф­финдор­ку, ко­торая без раз­ду­мий бы­ла го­това бро­сить­ся в бой за спра­вед­ли­вость и свет. Ко­торой ка­залось, что на све­те су­щес­тву­ет толь­ко чер­ное и бе­лое, доб­ро и зло, и не уметь раз­ли­чать их или пы­тать­ся за­нять ней­тра­литет зна­чит ав­то­мати­чес­ки при­нять сто­рону зла. О нет, жизнь пос­ме­ялась над ее прин­ци­пами, пе­ревер­ну­ла все с ног на го­лову и кри­вилась в гри­масе сар­казма, раз за ра­зом под­ки­дывая не­раз­ре­шимые за­дачи. Чер­ное и бе­лое — те­перь для нее абс­трак­тные по­нятия, по­тому что не­ред­ко ока­зыва­лось так, что в аб­со­лют­ной ть­ме вдруг роб­ко бе­лела свет­лая сто­рона, или же в бе­зус­ловно доб­ром и свет­лом не­ожи­дан­но об­на­ружи­валась тень.

Она пос­пешно взбе­га­ет по лес­тни­це, поч­ти ис­те­рич­но сту­чит­ся в две­ри и, ус­лы­шав раз­ре­шение вой­ти, прос­каль­зы­ва­ет внутрь, ста­ра­ясь скрыть на ли­це сле­ды вол­не­ния.

Это лич­ные ком­на­ты Нар­циссы, и на всем здесь ле­жит ее от­пе­чаток. Стро­гая сдер­жанность и вмес­те с тем изя­щес­тво об­ста­нов­ки, хо­лод­но­ватые то­на, тон­чай­ший изыс­канный аро­мат ду­хов, ни од­но­го пор­тре­та (в этом Дра­ко по­хож на мать), толь­ко нес­коль­ко пей­за­жей. Нар­цисса так ес­тес­твен­но впи­сыва­ет­ся в ок­ру­жа­ющую ее сре­ду ста­рин­но­го арис­токра­тиз­ма, как ни­ког­да не впи­шет­ся са­ма Гер­ми­она.

Свек­ровь си­дит на ди­ване, скло­нив­шись над низ­ким сто­ликом. Под­няв го­лову, она под­зы­ва­ет Гер­ми­ону и по­казы­ва­ет на крес­ло.

— Са­дись, мне нуж­но отоб­рать кое-ка­кие из этих книг, что­бы ты внес­ла их в биб­ли­оте­ку Дра­вен­дей­ла.

Пы­та­ясь от­влечь­ся, Гер­ми­она рас­смат­ри­ва­ет то, что ле­жит на сто­ле. Муж­ские зо­лотые ча­сы на це­поч­ке, нес­коль­ко блок­но­тов-ежед­невни­ков в тис­не­ной ко­же, кол­до-фо­тог­ра­фия в рам­ке, снитч, вол­шебная па­лоч­ка, связ­ка клю­чей, вну­шитель­ная стоп­ка книг, ко­торые быс­тро пе­релис­ты­ва­ет Нар­цисса и не­кото­рые от­кла­дыва­ет в сто­рону, ме­шочек из вы­тер­то­го по­линяв­ше­го бар­ха­та, на ко­тором ви­ти­ева­той гладью вы­шиты три бук­вы — РАБ.

«РАБ, РАБ…» — не­воль­но пов­то­ря­ет про се­бя Гер­ми­она, — «где же это я ви­дела? Или слы­шала? РАБ, РАБ… РАБ…»

Она бе­рет в ру­ки ме­шок, те­ребит за­вяз­ки, паль­цы сколь­зят по нем­но­го шер­ша­вой се­реб­ря­ной ни­ти, вь­ющей­ся по бар­хатной тка­ни.

— Что это?

Нар­цисса ки­да­ет бег­лый взгляд и воз­вра­ща­ет­ся к оче­ред­ной кни­ге.

— Без­донный Ме­шочек, дет­ская без­де­луш­ка.

— А что это за бук­вы?

— Ини­ци­алы мо­его ку­зена Ре­гулу­са, — рас­се­ян­но от­ве­ча­ет свек­ровь, — его пол­ное имя бы­ло Ре­гулус Ар­кту­рус Блэк. Ре­гулус обо­жал ста­вить мо­ног­рамму на свои ве­щи, это бы­ла его ма­лень­кая сла­бость.

«РАБ, РАБ… Ре­гулус Ар­кту­рус Блэк… Си­ри­ус Блэк… Ори­он Блэк… Сиг­нус Блэк… Бел­латри­са Блэк… Ан­дро­меда Блэк… От­ку­да у Блэ­ков эта тра­диция — звез­дные име­на? На­вер­ня­ка, есть ка­кая-ни­будь древ­няя ле­ген­да вро­де тех, ко­торые рас­ска­зыва­ет Фи­она о Мал­фо­ях. Толь­ко не­кому ее рас­ска­зать и не­кому слу­шать, Блэ­ков боль­ше нет. РАБ… Ре­гулус и Си­ри­ус… Од­на кровь, од­ни ге­ны, од­но вос­пи­тание, толь­ко один брат — Ав­рор, а вто­рой — По­жира­тель Смер­ти…»

Взгляд сколь­зит по ве­щам, цеп­ля­ет­ся и от­ме­ча­ет мель­чай­шие де­тали и под­робнос­ти.

Кни­ги са­мой раз­ной те­мати­ки — по­эзия и про­за, юмо­рис­ти­чес­кие рас­ска­зы, фи­лософ­ские прит­чи, нес­коль­ко ро­манов, ни од­ной по ма­гии и кол­довс­тву.

Снитч — до­воль­но об­шарпан­ный, по­цара­пан­ный, крылья сло­маны и тор­чат в раз­ные сто­роны.

Кол­до-фо­тог­ра­фия в прос­той глад­кой рам­ке — двое чер­но­воло­сых маль­чи­шек, один пос­тарше, вы­ше и креп­че, с жи­вым кра­сивым ли­цом и озор­ной ух­мылкой, об­ни­ма­ющий за ху­дые пле­чи дру­гого, стро­го-серь­ез­но­го, с тон­ки­ми нер­вны­ми чер­та­ми ли­ца, стран­но по­хожи­ми и не­похо­жими на чер­ты бра­та.

Вол­шебная па­лоч­ка — длин­ная, с чуть за­мет­ным из­ги­бом, с изящ­ной ру­ко­ят­кой из по­жел­тевшей от вре­мени сло­новой кос­ти с за­тей­ли­вой резь­бой.

Плос­кий круг­ля­шок ча­сово­го ме­даль­она. Зо­лото тус­кло мер­ца­ет на све­ту, а вен­зель РАБ слов­но со­чит­ся ру­бино­во-алым ог­нем.

Вдруг внут­ри все взры­ва­ет­ся от вне­зап­ной до­гад­ки, хо­лоде­ют кон­чи­ки паль­цев, да­же мыс­ли о Тонкс ухо­дят на зад­ний план.

«РАБ… РАБ!»

Ста­ра­ясь ка­зать­ся рав­но­душ­ной, она спра­шива­ет:

— Вы бы­ли друж­ны с Ре­гулу­сом?

— Да, — по­мед­лив, от­ве­ча­ет Нар­цисса, пог­ла­живая ис­тре­пан­ный пе­реп­лет кни­ги, — в детс­тве я час­то иг­ра­ла с Си­ри­усом и Ре­гулу­сом, мы бы­ли близ­ки по воз­расту. Си­ри­ус был слов­но огонь, у не­го бы­ла не­обуз­данная фан­та­зия. Он во­об­ра­жал се­бя то ры­царем, то пи­ратом, то ве­ликим ма­гом, а мы с Ре­гулу­сом смот­ре­ли ему в рот и ста­рались во всем под­ра­жать. Од­нажды Си­ри­ус ре­шил пос­тро­ить дом на де­реве и ста­щил вол­шебную па­лоч­ку Бел­латри­сы, но, не зная нуж­ных зак­ля­тий, по­валил са­мый ста­рый дуб в на­шем са­ду и не­ча­ян­но сло­мал па­лоч­ку. Бел­ла бы­ла в бе­шенс­тве и крик­ну­ла, что ког­да-ни­будь его убь­ет. Его на­каза­ли, но это толь­ко раз­за­дори­ло его. Он был не­уго­монен и не­уто­мим в вы­дум­ке раз­ных про­каз. Ре­гулус всег­да всту­пал­ся за ме­ня пе­ред ним и по­том, уже в Хог­вар­тсе, счи­тал, что обя­зан быть мо­им за­щит­ни­ком, — грус­тная улыб­ка тро­га­ет гу­бы свек­ро­ви.

— Я пом­ню, как Валь­бур­га гор­ди­лась сы­новь­ями и Си­ри­усом в осо­бен­ности, хо­тя все по­чему-то счи­тали, что она боль­ше лю­бит млад­ше­го. Од­на­ко она всег­да пов­то­ряла, что имен­но Си­ри­ус — ис­тинный Блэк. Но Ре­гулус от­нюдь не рев­но­вал, он обо­жал стар­ше­го бра­та, хо­тел во всем по­ходить на не­го. Си­ри­ус пос­ту­пил в Хог­вартс и от­да­лил­ся от семьи, от не­го, по­том вов­се ушел из до­му, и за­тем…, — Нар­цисса осе­ка­ет­ся, но про­дол­жа­ет, — Ре­гулус очень тос­ко­вал по бра­ту и пы­тал­ся за­менить его пе­ред ма­терью. Мне иног­да ка­залось, что он стал По­жира­телем для то­го… для то­го, что­бы мес­то Си­ри­уса в ду­ше бы­ло за­пол­не­но чем-то дру­гим, и что­бы до­казать Валь­бур­ге, что он то­же нас­то­ящий Блэк. Ему бы­ло все­го де­вят­надцать, ког­да он… ког­да его каз­ни­ли.

— Из-за че­го Лорд каз­нил Ре­гулу­са? — спра­шива­ет Гер­ми­она, ее нап­ря­жен­ное вол­не­ние дос­ти­га­ет пре­дела.

За­пер­тый в сте­нах сво­его не­навис­тно­го до­ма, крес­тный Гар­ри от­зы­вал­ся о млад­шем бра­те не ина­че как о лю­бим­чи­ке влас­тной ма­тери, из­ба­лован­ном слюн­тяе, все­цело пре­дан­ном Вол­де­мор­ту и за­ветам чис­токров­ных ро­дов. Си­ри­ус не­из­менно кри­вил­ся, ког­да речь так или ина­че за­ходи­ла о его детс­тве и семье, с ух­мылкой ты­кал в го­белен с ро­довым дре­вом, на ко­тором кра­сова­лась выж­женная ды­ра вмес­то его име­ни, и, не­ес­тес­твен­но гром­ко хо­хоча в от­вет на ее роб­кий и, как ей ка­залось, нес­кром­ный воп­рос — не ску­ча­ет ли он по семье, объ­яв­лял сво­ей семь­ей ро­дите­лей Гар­ри.

— Из-за сво­ей по­доз­ри­тель­нос­ти и чь­его-то на­вета, — Нар­цисса бо­лез­ненно мор­щится, — я не ду­мала тог­да, что у Ре­гулу­са мо­гут быть вра­ги, но кто-то на­шеп­тал Лор­ду, что у Блэ­ка есть… де­вуш­ка-маг­ла и он под­держи­ва­ет связь с бра­том-Ав­ро­ром. Ни­чего не мо­гу ска­зать нас­чет этой маг­лы, но Ре­гулус не ви­дел­ся с Си­ри­усом нес­коль­ко лет. Вер­нее, Си­ри­ус не же­лал об­ще­ния ни с кем из Блэ­ков, кро­ме дя­ди Аль­фар­да. Я уве­рена, до­нос был лжи­вый, но Лорд по­верил, — она за­мол­ка­ет, гля­дя на кол­до-фо­тог­ра­фию, и про­дол­жа­ет пос­ле не­дол­го­го мол­ча­ния, — Валь­бур­га не пе­ренес­ла смер­ти Ре­гулу­са, враж­дебнос­ти и от­лу­чения Си­ри­уса, ко­торое для нее бы­ло рав­но­силь­но смер­ти. Пор­ва­ла со все­ми свя­зи, за­точи­ла се­бя в до­ме и ти­хо угас­ла.

Гер­ми­оне труд­но пред­ста­вить, что про­тив­ная ста­руха на пор­тре­те в при­хожей ста­рин­но­го до­ма на пло­щади Грим­мо мог­ла так силь­но лю­бить сво­их сы­новей, что жизнь в ней умер­ла без них. Валь­бур­га Блэк в ее во­об­ра­жении пред­ста­вала бес­чувс­твен­ной са­модурс­тву­ющей ис­те­рич­кой, го­товой унич­то­жить всех, кто, по ее мне­нию, та­ки или ина­че за­пят­нал чис­то­ту кро­ви. Этот об­раз сло­жил­ся из рас­ска­зов Си­ри­уса и воп­лей пор­тре­та, чер­не­ющих пя­тен унич­то­жен­ных имен на фа­миль­ном дре­ве, книг по тем­ной ма­гии и раз­ных зло­вещих ар­те­фак­тов, не­навис­ти ста­рого Кри­чера и ужас­ных го­лов-чу­чел до­мовых эль­фов, са­мой ат­мосфе­ры мрач­но­го до­ма, ко­торый, ка­залось, да­же скри­пом по­ловиц, хо­лод­ны­ми сквоз­ня­ками и жут­ко­ватым в ти­ши свис­том вет­ра на чер­да­ке вы­живал их из се­бя. Но, вы­ходит, Нар­цисса зна­ла дру­гую Валь­бур­гу.

Ес­ли в Валь­бур­ге Блэк бы­ло то, в чем Гер­ми­она ког­да-то ей от­ка­зыва­ла, ес­ли она бы­ла лю­бящей ма­терью, ко­торой стар­ший сын раз­бил сер­дце, а млад­ший не смог его ис­це­лить и вов­се унес с со­бой в мо­гилу пос­ледние на­деж­ды, то мог ли «из­ба­лован­ный бес­ха­рак­терный слюн­тяй» быть дру­гим, кем-то иным, не тем, ко­го при­вык­ли ви­деть, о ком сло­жилось оп­ре­делен­ное мне­ние? Вер­на ли ее до­гад­ка о та­инс­твен­ном РАБ?

Гер­ми­она уже дру­гим взгля­дом смот­рит на ве­щи, ле­жащие на сто­ле. Они те­перь не прос­то ча­сы, кни­ги, снитч — они слов­но на­пол­ня­ют­ся теп­лом че­лове­ка, ког­да-то брав­ше­го их в ру­ки. Че­лове­ка, ко­торо­го, ве­ро­ят­но, сов­сем не знал собс­твен­ный брат, не же­лал знать, зас­та­вив се­бя за­быть о серь­ез­ном маль­чи­ке, хо­тев­шем во всем быть по­хожим на не­го.

Свек­ровь про­тяги­ва­ет ей не­боль­шую стоп­ку книг и не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся:

— Из­ви­ни, иног­да я прос­то с го­ловой пог­ру­жа­юсь в дни бы­лые и за­тяги­ваю в них то­го бе­дола­гу, ко­торо­му не пос­час­тли­вилось ока­зать­ся ря­дом. На­вер­ное, это ста­рость.

— Нет-нет, вы уме­ете изу­митель­но рас­ска­зывать, — про­тес­ту­юще вос­кли­ца­ет Гер­ми­она, — мне всег­да ин­те­рес­но слу­шать вас.

— Ты слиш­ком доб­ра, — ка­ча­ет го­ловой Нар­цисса, но ее прек­расное ли­цо ос­ве­ща­ет­ся неж­ной улыб­кой. Гер­ми­она зна­ет, что она ни­ког­да не улы­ба­ет­ся так чу­жим лю­дям, тем, кто не вхо­дит в ее уз­кий до­верен­ный круг. Эта улыб­ка пред­назна­чена толь­ко Лю­ци­усу, Дра­ко и лич­но ей.

По­том, слов­но пре­одо­лев ми­нут­ную сла­бость и по­доб­равшись из­нутри, Нар­цисса ста­новит­ся стро­же:

— Не бес­по­кой­ся о Лор­де. Те­бе сей­час нель­зя лиш­ний раз бес­по­ко­ить­ся и вол­но­вать­ся.

Гер­ми­оне уда­ет­ся не за­лить­ся крас­кой от про­ница­тель­нос­ти свек­ро­ви, но ру­ки вы­да­ют сму­щение — она ро­ня­ет кни­ги на пол и пос­пешно со­бира­ет их, пря­ча ли­цо.

— Ты ска­зала Дра­ко?

Воп­рос зас­та­ет Гер­ми­ону не врас­плох, она жда­ла его, но все же она мед­лит с от­ве­том, со­бира­ясь с мыс­ля­ми.

— Н-нет еще. Ког­да он вер­нется.

Гер­ми­она вы­ходит от свек­ро­ви, креп­ко при­жимая к гру­ди кни­ги Ре­гулу­са Блэ­ка и спи­ной чувс­твуя ее взгляд.

Иног­да Нар­цисса пу­га­ет ее. Она точ­но уга­дыва­ет же­лания и тре­воги, пред­ви­дит дей­ствия без вся­кого вол­шебс­тва, но сво­ей про­низы­ва­ющей ра­ботой мыс­ли. Она — ди­ковин­ное со­чета­ние хо­лод­ной свет­скос­ти и жи­вого сер­дечно­го учас­тия, внеш­ней су­хой не­воз­му­тимос­ти и ду­шев­но­го бес­по­кой­ства. Час­то од­но толь­ко ее при­сутс­твие да­ет воз­можность спо­кой­но дер­жать­ся на из­ма­тыва­ющих при­емах Лор­да, не сры­вать­ся на пус­тых ба­лах с их сот­ня­ми враж­дебных глаз, бес­числен­ны­ми гряз­ны­ми ин­три­гами и злос­ловны­ми пе­ресу­дами. Ку­да бы ни приш­ла, где бы ни бы­ла, Нар­цисса при­носит с со­бой по­кой, сдер­жанное уми­рот­во­рение, па­рой-трой­кой фраз га­ся кон­фликт, уме­ло и не­замет­но пе­рево­дя раз­го­вор на бе­зопас­ную те­му, и ни­кому не при­дет в го­лову, что ей скуч­но или ее со­вер­шенно не за­нима­ет пос­ледняя сплет­ня.

Но Гер­ми­она те­перь мо­жет ви­деть по поч­ти не­замет­ным приз­на­кам (осо­бый нак­лон го­ловы, чуть-чуть сдви­нутые бро­ви, нем­но­го опу­щен­ные угол­ки губ), что очень час­то Нар­циссе дей­стви­тель­но нет де­ла до тех лю­дей, ко­торые ок­ру­жа­ют ее на оче­ред­ном ра­уте, ле­безят и по­добос­трастно угож­да­ют, ло­вят каж­дое сло­во, ко­пиру­ют жес­ты. Она слу­ша­ет их, но не слы­шит, дав­но тя­готит­ся все­об­щим вни­мани­ем и ус­то­яв­шимся по­ложе­ни­ем ко­роле­вы выс­ше­го ма­гичес­ко­го све­та, суп­ру­ги од­но­го из са­мых вли­ятель­ных спод­вижни­ков Тем­но­го Лор­да, боль­ше все­го же­лая ук­рыть­ся в ти­хом се­мей­ном кру­гу, от­дохнуть, не прит­во­ря­ясь ни пе­ред кем ожив­ленной и фаль­ши­во-ра­душ­ной, не быть об­разцом чис­токров­ной ле­ди, не де­монс­три­ровать пе­ред Лор­дом бе­зуко­риз­ненное вер­но­под­данни­чес­кое нас­тро­ение. Од­на­ко, же­лая ски­нуть эти око­вы, она тем не ме­нее все рав­но ос­та­ет­ся той, кем яв­ля­ет­ся по рож­де­нию. Ее сло­во всег­да ве­сомо, ее ви­зит в чей-то дом оз­на­ча­ет, что она приз­на­ет хо­зя­ев дос­той­ны­ми выс­ше­го све­та ма­гичес­кой Бри­тании. И все зна­ют, что ос­корбить нев­ни­мани­ем или слиш­ком яв­ным злобс­тво­вани­ем не­вес­тку Мал­фо­ев, глав­ный не­дос­та­ток ко­торой — не­чис­токров­ное про­ис­хожде­ние, по-преж­не­му за­нима­ет од­но из пер­вых мест в ку­лу­ар­ной бол­товне, зна­чит не толь­ко зас­лу­жить тем­ное не­одоб­ре­ние Ве­лико­го Лор­да Вол­де­мор­та, чре­ватое мно­гими неп­ри­ят­ностя­ми. Это зна­чит смер­тель­но ос­корбить Нар­циссу Мал­фой, урож­денную Блэк. Та, ко­торая во мно­гом за­да­ет тон и нас­тро­ение свет­ско­му ма­гичес­ко­му об­щес­тву, ед­ва ее ушей дос­тигнет не­дос­той­ный слух о мо­лодой мис­сис Дра­ко Мал­фой, тут же от­вернет­ся от ос­ме­лив­шихся пус­тить этот слух. «Ах, этот (эта или эти)?» — ле­дяным го­лосом ска­жет мис­сис Лю­ци­ус Мал­фой на ба­лу и пож­мет пле­чами, как буд­то речь идет о нез­на­комых ей вол­шебни­ках. И эти нес­коль­ко слов и по­жатие бе­лых мра­мор­ных плеч тут же ста­нут из­вес­тны всем. Не­милость Нар­циссы Мал­фой зак­ро­ет во­рота в ве­лико­леп­ный Мал­фой-Ме­нор, нап­рочь зам­кнет бла­гос­клон­ные взо­ры воз­можных пок­ро­вите­лей — вол­шебниц и ма­гов, приб­ли­жен­ных к Лор­ду, сож­жет приг­ла­шения в до­ма вли­ятель­ных и знат­ных се­мей.

Гер­ми­оне до сих пор ка­жет­ся уди­витель­ным, что эта жен­щи­на поз­во­лила ей вой­ти в свое сер­дце, что ее за­бота и опе­ка об­ни­ма­ют ис­крен­ним теп­лом, не при­нуж­дая к не­лов­кости или на­пус­кной от­ветной лю­без­ности.

* * *

Раз­мышле­ния о Нар­циссе за­нима­ют ее, но все же вновь воз­вра­ща­ет­ся страх за Тонкс, пе­реме­шан­ный с не­ухо­дящи­ми мыс­ля­ми о том, кто пря­тал­ся за ини­ци­ала­ми РАБ. Она поч­ти про­бега­ет ко­ридор, с за­мира­ни­ем сер­дца прис­лу­шива­ясь к каж­до­му зву­ку. Но все ти­хо, дверь плот­но прик­ры­та, сно­ва де­журит до­мовик, усер­дно та­раща­щий круг­лые гла­за и ра­болеп­но кла­ня­ющий­ся, и толь­ко зву­ки ее ша­гов звон­ко пры­га­ют в воз­ду­хе (как это воз­можно, ес­ли идет она по тол­сто­му ков­ру?). Она то­роп­ли­во спус­ка­ет­ся в холл, рас­па­хива­ет две­ри и спе­шит по мо­щеной подъ­ез­дной ал­лее, вниз по хол­му, что­бы вый­ти за пре­делы по­местья для транс­грес­сии.

Ког­да чер­ные ко­ваные во­рота, от ко­торых идет подъ­ез­дная ал­лея к зам­ку, со скре­жетом зак­ры­ва­ют­ся за ее спи­ной, она нес­коль­ко раз глу­боко вды­ха­ет прох­ладный воз­дух, в ко­тором уже слы­шит­ся вол­шебное ве­яние вес­ны. Пах­нет та­лым сне­гом, на­чина­ющей от­та­ивать зем­лей, пер­вы­ми под­снеж­ни­ками, на­вер­ня­ка уже про­бив­ши­мися сквозь слой рых­ло­го сне­га и пре­лой прош­ло­год­ней лис­твы. Ве­тер так свеж и ле­гок, что да­же нем­но­го кру­жит­ся го­лова.

Гер­ми­она щу­рит­ся в го­лубе­ющее день ото дня, но сей­час неж­но-за­кат­ное не­бо и под­став­ля­ет ли­цо уга­са­ющим сол­нечным лу­чам. Ла­донь не­воль­но ло­жит­ся на жи­вот, и она пог­ру­жа­ет­ся в мир по­ка не­из­ве­дан­ный, су­щес­тву­ющий толь­ко в ней, за­родив­ший­ся так не­дав­но и рас­ту­щий, да­ру­ющий ей со­вер­шенно не­из­вес­тные ощу­щения и не­ведо­мые преж­де эмо­ции. Она сто­ит так, да­вая се­бе что-то вро­де пе­редыш­ки пе­ред тем, как сно­ва оку­нуть­ся в кру­гово­рот су­ет­ли­вой, тя­желой и страш­ной пов­седнев­ности.

Но все­го лишь па­ру ми­нут спус­тя кни­ги от­тя­гива­ют дру­гую ру­ку, сол­нце скры­ва­ет­ся за го­ризон­том, ве­тер вдруг рез­ко бь­ет по ще­кам и при­носит неп­ри­ят­ную сы­рость, и ее соз­на­ние не­хотя воз­вра­ща­ет­ся к во­ротам Мал­фой-Ме­нора. По­ра в Дра­вен­дейл.