— В этом доме есть свечи? — хрипло, когда дальнейшее молчание стало уже просто невыносимым, спросил Антиплащ. — Или мы так и будем… стоять тут в темноте?
Он почти не надеялся на ответ — но неожиданно услышал:
— Т… там. На кухне.
Антиплащ, шаря рукой по стене, подошёл к двери — мамаша шарахнулась от него, как от зачумленного, — и направился по узкому коридорчику на кухню. Каждую секунду ожидая, что мисс Травматика выстрелит ему в спину…
Она не выстрелила.
Но он слышал за спиной легкие торопливые шаги — мамаша шла за ним следом. Видимо, она была настолько потрясена и выбита всем происходящим из колеи, что никак не могла собраться с мыслями… К тому же особых причин доверять ему у неё по-прежнему не было.
Ощупью добравшись до кухни, Антиплащ остановился в нерешимости. Здесь было темно, тепло и влажно, пахло чем-то пригоревшим; на плите что-то агрессивно булькало, шипело и брызгалось горячим паром, обещая обжечь, — и, машинально протянув руку, Антиплащ убавил силу горения конфорки. Искательно осмотрелся.
— В шкафчике у холодильника, — негромко, сдавленным голосом подсказала мамаша.
Так оно и оказалось. Нашарив свечи, Антиплащ постоял немного, не зная, куда их приспособить, чувствуя себя последним болваном — потом воткнул свечи в стоящие на столе стаканы и поджёг спичкой из найденного на подоконнике коробка. Кухонька наконец неохотно выплыла из полумрака: шкафчик с посудой, столик, покрытый цветастой клеенчатой скатёрткой, посудомоечная машинка у раковины, газовая плитка, холодильник в ярких наклейках — всё маленькое, компактное, какое-то игрушечное, словно из миниатюрного кукольного мира Молли. Из сказочного домика принцессы Розалинды…
— И часто у вас случается… такая романтика? — помолчав, спросил Антиплащ, глядя на тёплые язычки свечей — и на их отражения, мягко мерцающие в квадратиках кафельной плитки над раковиной.
— Бывает, — после паузы отозвалась мамаша. Через силу выдавила из себя это коротенькое слово, будто оно было из неподатливого, чересчур густого стекла.
— Каждый день! — радостно пискнула Молли. Она, конечно, не могла остаться в стороне от столь захватывающего приключения — и стояла в дверях, с любопытством высунув нос из-за мамашиной спины.
— Ну, не каждый день, но бывает, — стёртым, невыразительным голосом сказала мамаша: то ли она вконец устала бояться, то ли решила, что Антиплаща нужно просто перетерпеть, как, стиснув зубы, перетерпевают внезапную судорогу, то ли держала в рукаве какой-то другой, более крупный козырь — в темноте Антиплащ не мог видеть её лица.
Да, собственно говоря, и не хотел. Выражение её лица не обещало ему ничего нового — всё тот же ужас, всё та же ненависть, всё то же отвращение, всё то же с трудом скрываемое желание как можно быстрее от него избавиться… Таких лиц он насмотрелся в своей жизни более чем достаточно.
— Гм, гм! Проделки Мегавольта? — пробормотал он себе в нос. — Ну, если этот электрический дурень шарится по ближайшей электростанции вместо того, чтобы собирать мне «ключ»…
— Вы знаете Мегавольта? — устало, безо всякого интереса спросила мамаша. — Впрочем, кто в Сен-Канаре его не знает… — Она тяжело опустилась на табуретку возле стола, по-прежнему сжимая в руке маленький, в любой момент готовый ужалить «Фантом». Молли нерешительно придвинулась ближе, посматривая на Антиплаща, прижалась к матери, придерживая рукой застенчиво выглядывающего из-под её подмышки Тигрушу. Мягкая полосатая игрушка по соседству с пистолетом смотрелась неуместно и даже, откровенно говоря, попросту дико.
— Да уберите вы эту штуку! — сердито, с раздражением сказал Антиплащ. — Неужели вы всерьёз думаете, что, если бы я действительно собирался причинить вам какие-то неприятности, этот игрушечный пистолетик меня бы остановил?
— Нет. Не уберу. — Пальцы мамаши сильнее сжались вокруг стальной рукояти: видимо, оружие придавало ей уверенности в собственных силах и, главное, ощущение пусть и зыбкой, но всё-таки безопасности.
Антиплащ пожал плечами.
— Ну, как хотите. Вы по-прежнему меня боитесь?
— А как же мне вас не бояться? — Голос её задрожал от едва сдерживаемого негодования. — Вы — грабитель, бандит и налётчик… похититель моей дочери! А вдобавок ещё и… — Она замолчала, прикусив язык.
— А вдобавок ещё и убийца, это вы имели в виду? — с готовностью подсказал Антиплащ. И, не дождавшись ответа, добавил отрывисто: — Я никого не убивал.
— Как же! По радио говорили…
— По радио! А вы всегда верите тому, что говорят по радио?
Она посмотрела ему в глаза.
— А по-вашему, я должна верить вам?
Где-то на улице — они, все трое, подскочили от неожиданости — ушераздирающе взвыла сирена автомобильной сигнализации и, поклохтав пару секунд, смолкла — резко, словно обрубленная. И почти тут же под потолком вновь вспыхнула люстра… И опять погасла. И снова вспыхнула — на этот раз окончательно. Антиплащ наконец-то сумел — через стол — разглядеть свою собеседницу: она была невысокая и хрупенькая, с узенькими плечиками, обтянутыми старым выцветшим свитером, с худеньким бледным личиком, с собранными в «хвост» на затылке светлыми волосами и с такими же, как у Молли, большими глазами испуганной лани…
— Почему бы и не поверить? — спросил он негромко, так мягко, как только мог. — Вы могли хотя бы попытаться… В Сен-Канаре не так уж много людей, которые по-настоящему мне верят… да, чего уж там скрывать — таких нет совсем. Так почему бы вам не рискнуть и не нарушить наконец эту недобрую традицию, м-м?
Она бледно улыбнулась.
— Странный вы человек, Анти… плащ. Почему-то, находясь рядом с вами, я постоянно забываю о том, кто вы такой… и всё время вынуждена напоминать себе, что должна держаться настороже. Нет-нет, — в ответ на его попытку сделать шаг вперёд она поспешно подняла пистолет. — Стойте там, где стоите. И постарайтесь не делать резких движений, ладно?
— Вы тоже. Эта штука — стреляет…
— Что вам от нас надо?
— Я вам уже сказал. Мне нужен Тигруша. Вернее, то, что я в него спрятал.
— А что вы в него спрятали?
— Вам совсем не обязательно это знать. — Он покосился на пригоревшее к плите желтоватое пятно убежавшего молока — кашу они в этом молоке собирались варить? — потом решительно повернулся к холодильнику и распахнул дверцу. — В этом доме найдётся кусок масла и пара яиц?
Мамаша молчала. Стиснув в руке пистолет, смотрела на него с плохо скрытым недоумением: она, конечно, была бы удивлена куда меньше, если бы беглый уголовник потребовал у неё деньги и золото — но масло и яйца?.. Так и не получив ответа, Антиплащ снял с полки чистую сковороду и поставил её на огонь, потом бросил в посудину кусок масла и, дождавшись, когда оно зашкворчит, вбил на сковороду несколько яиц. Наверно, это была не самая замечательная идея для незваного гостя — бесцеремонно жарить яичницу на чужой кухне — но, в конце концов, это по его вине они остались без ужина… Кроме того, за целый день во рту у него не было ни крошки, и он сейчас просто умирал от голода; а подыхать в лучшем — вернее, в худшем — случае ему предстояло только через восемь часов…
— Молли, ты любишь яичницу? — Он снял горячую сковороду с плиты и водрузил её, точно коронное блюдо на званом обеде, на середину стола. — Хрустящую и поджаристую, чуть-чуть пересоленную, с растекшимися глазка́ми, сырую в середине и слегка подгоревшую по краям?
— Фи! Ну и гадость! — Молли недовольно сморщила нос. Посадив Тигрушу на край стола, она взобралась в стоявшее у окна детское креслице, которое было ей уже откровенно маловато. — А какао будет? А бутерброды?
— Какие бутерброды?
— С колбасой, сыром и арахисовым маслом! Во-от такие, — она показала, какие, подняв одну ладонь над другой сантиметров на десять.
— Не понял. Ты хочешь сказать — со всем этим сразу? О, господи! Неужели это съедобно?
— Съедобно, съедобно. Ещё как! — Мамаша как-то нервно, вымученно усмехнулась с другого конца стола. — Она, представьте себе, только такие и ест…
* * *
…За окном темнело. Копилась, копилась над городом, дожидаясь своего часа, ясная и холодная сентябрьская ночь. Но здесь, в крохотной игрушечной кухоньке скромного панельного дома, было светло, тепло и уютно; тихо, деликатно, точно стесняясь лишний раз напоминать о своём присутствии, тикали ходики на стене, и мордашка изображенного на них весёлого зайца в такт движению маятника стреляла туда-сюда лукавыми голубыми глазами. Деловито шумел на плите закипающий чайник. Бессловесной свидетельницей подсматривала за происходящим притаившаяся в маленьком подвесном кашпо развесистая вербена. Антиплащ живо приканчивал яичницу, до которой, кроме него, охотников не нашлось; мамаша сидела над чашкой с чаем, медленно помешивая в ней ложечкой, так низко опустив голову, что Антиплащу был виден лишь кончик тонкого носа, да свешивающаяся над чашкой прямая белокурая чёлка. Молли уплетала свои чудовищные бутерброды, время от времени хихикая — потому что Антиплащ пытался построить домик из кусков печенья, но они всё падали и падали в самый неожиданный момент — пока один из них не свалился в оказавшуюся по соседству тарелку с остывшим супом — и, разбухнув, уныло плавал там, будто одинокий, покинутый экипажем неприкаянный кораблик. Антиплащ воткнул в него зубочистку с надетым на неё клочочком салфетки — и некоторое время они с Молли развлекались тем, что, поддувая в бумажку, пытались провести «кораблик» к противоположному «берегу» в обход устрашающих «скал» из картошки и «рифов» из разваренной капусты. Но наконец несчастное «судёнышко» окончательно размокло и бесславно потерпело крушение посреди «океана» — развалилось пополам, подобно «Титанику», и безвозвратно затонуло… Молли веселилась, пуская пузыри в какао — пока едва не выронила выскользнувшую из рук чашку; и тогда кроме радостного фырканья девчонки Антиплащ расслышал и короткий, отчаянно подавляемый всхлип, раздавшийся за его плечом. Он обернулся: позабытая мамаша по-прежнему сидела над чашкой с остывшим уже чаем — и в сладкую, подкрашенную чайной заваркой кипячёную водицу падали и падали тяжелые солёные капли…
— Она… Молли… часто рассказывала мне о вас, — поймав на себе взгляд Антиплаща, сказала она тихо, со злобой, словно бы через силу, яростно утирая ладонью нос. — Прожужжала мне все уши… Анти, Анти… Как было бы здорово, если бы у неё был такой папа… почему у неё нет папы, как у других детей… она что, не такая, как все?.. Господи! О, господи! Да за что же мне всё это! — Она ещё ниже опустила голову, стараясь скрыть слёзы, загнать глубоко в сердце рвущееся из груди невыносимое горе — и вдруг разрыдалась, забыв про пистолет, закрыв лицо руками, вздрагивая узкими плечиками, безуспешно пытаясь унять такие бессильные, такие неуместные, такие ненужные сейчас слёзы…
История её была проста — и стара, как мир. Провинциальная дурочка с провинциальной внешностью и провинциальным именем — Люси, она выскочила замуж в восемнадцать лет за Прекрасного Прынца, который на деле оказался обалдуем и подлецом, и спустя пару лет бесследно испарился из её жизни, оставив её с ребёнком на руках практически без средств к существованию. В поисках лучшей доли ей пришлось бросить учёбу и перебраться в Сен-Канар, где удалось снять крохотную квартирку в отдалённом районе и (удача!) найти работу, на которой приходится пахать с утра до ночи только для того, чтобы обеспечить себя и дочь самым необходимым, вовремя платить за квартиру, за детский сад и выплачивать проценты по кредитам; им с Молли так редко удаётся побыть вдвоём! Каждый свободный день, каждая вылазка в город, каждая совместная прогулка для них — праздник; и тогда, в тот день, в прошлую пятницу, они, невзирая на дождь, всё-таки решили выбраться в парк, чтобы покататься на каруселях и покормить лебедей, — а потом… закончилось все тем, что… ну, вы знаете… Она замолчала, яростно смахивая со щек непрошенные слёзы, злясь и досадуя на себя за эту нелепую сцену, за истерику, за вдруг вырвавшиеся из-под спуда горькие чувства… Молли притихла на своём стуле; Антиплащ сидел с каменным лицом, не зная, что делать, чувствуя себя полнейшим кретином в никогда прежде не ведомой ему роли жилетки для жалоб; больше всего на свете ему сейчас хотелось провалиться сквозь землю… вернее, сквозь пол — и лететь со свистом двенадцать тысяч километров до самой Австралии… Впрочем, мамаша не ждала от него ни сочувствия, ни поддержки, ни даже какого-то ответа: просто у неё был тяжёлый день, запарка на работе, и опять просрочен счет по кредиту, и Молли отказывается ходить в сад, и они пришли домой, надеясь наконец-то спокойно отдохнуть и хоть на несколько часов позабыть обо всех проблемах, а тут… нежданно-негаданно появляется какой-то бесцеремонный мерзавец и… и начинает вновь травить душу…
— Мама! Мамочка! — испуганно, поперхнувшись от волнения какао, пролепетала Молли. — Что с тобой? Не плачь! Пожалуйста, не плачь! Ты заболела? — Она вскочила со своего стульчика и прильнула к матери, пытливо, с тревогой заглядывая ей в лицо; и, натянуто, чуть принуждённо улыбаясь, Люси ласково погладила её по голове.
— Нет-нет, милая, всё в порядке. Просто… что-то взгрустнулось ненароком. Ты давай, допивай своё какао… А то этому твоему… Анти уже пора домой. Ведь так? — Она исподлобья, в упор, из-под спадающей на глаза чёлки взглянула на Антиплаща. — Уходите. Немедленно! И больше никогда… здесь не появляйтесь, никогда, никогда! Ради Молли, пожалуйста! Она… ей надо забыть…
— Меня? — помолчав, спросил Антиплащ.
— В том числе. И всё, что с ней произошло. Уходите!
— Да. Я уйду. И больше, обещаю, вы меня никогда не увидите. Но сначала позвольте мне всё-таки забрать то, ради чего я, собственно, сюда и пришел. — Он протянул руку к полосатой игрушке, по-прежнему безмолвно восседающей на краю стола. — Молли, ты разрешишь?
Не дожидаясь ответа, он взял тряпичного зверя и внимательно его осмотрел: бирка с адресом оказалась на месте, но сам Тигруша был чистенький и крепенький, с упитанным, плотно набитым пузиком и, главное, абсолютно целый, безо всяких прорех на боках и забинтованых лапок… Полно — да тот ли это Тигруша? Может быть, того Тигрушу, которого Антиплащ неуклюже спрятал под выступом детской горки, давно нашел и отправил на помойку местный дворник? И заботливая мамаша решила купить для дочери нового? От этой мысли у Антиплаща на секунду потемнело в глазах…
— У него… у Тигруши… помнится, была дырка подмышкой, — хрипло, севшим голосом заметил он. — Вы её зашили, что ли?
— Ну, разумеется! — сердито ответила мамаша, явно не понимая, как можно спрашивать о таких само собой разумеющихся вещах. — Зашила. И выстирала его в стиральной машине. Его соседский мальчик принес, сказал, что нашел его во дворе... Но он был весь грязный! И я же не знала, что там есть что-то внутри!
Ладно. От сердца у Антиплаща отлегло. Будем надеяться, что геренитам, упакованным в полиэтилен, получасовое пребывание в воде со стиральным порошком никакого особенного ущерба не нанесло. Камни — они камни и есть! Он достал перочинный нож и, подпоров шов, запустил пальцы в мягкое ватное нутро полосатого зверя… Облегчению его не было предела, когда ему удалось нащупать в толще ваты маленький целлофановый пакетик; он осторожно извлёк его на свет и положил на ладонь.
— Так это и есть… те самые штуки, из-за которых заварилась вся эта каша? — Мамаша не то с недоумением, не то с осуждением покачала головой. — Какая пакость!
— Да. — Антиплащ опустил герениты в карман. — Они самые и есть. Действительно — пакость.
— Вам пора.
— Уже ухожу. — Он поднялся и, улыбаясь (жалкая же это, должно быть, была улыбочка!), помахал девчонке рукой. — Пока, Молли!
Она смотрела на него сердито: она ведь ещё не показала ему свои рисунки и игрушечную железную дорогу с миниатюрным, но совсем как настоящим блестящим паровозом — а он, видите ли, уже собрался домой!..
— А ты ещё ко мне придёшь? Обещай, что придёшь!
Это был не вопрос и даже не просьба — скорее требование. Но, прежде чем Антиплащ успел придумать слащаво-лицемерный, достаточно подходящий к случаю ответ, его опередила мамаша:
— Придёт, придёт… если ты будешь хорошо себя вести. Когда-нибудь потом… — Она внезапно вновь вспомнила про пистолет, лежащий у неё на коленях, — и его черное дуло снова неприязненно уставилось на Антиплаща маленьким злобным глазом. — Будь так добра, Молли, вымой чашки.
Видимо, мамаша не так уж часто доверяла дочке эту тонкую операцию; Молли аккуратно сложила грязную посуду в раковину, взобралась на подставленную табуретку и, высунув от усердия кончик языка, энергично взялась за дело… Они, все трое: Антиплащ, мамаша и мисс Травматика, — тем временем вышли в прихожую. Под выразительным взглядом мамаши (и пистолета), Антиплащ отпер входную дверь и положил ключ на телефонную тумбочку.
— Сделайте мне небольшое одолжение, а?
— Какое? — спросила Люси хмуро.
— Подождите хотя бы четверть часа, прежде чем вызывать полицию.
Чуть помедлив, она согласно кивнула.
— Хорошо. — Он думает, что она ещё собирается вызывать какую-то там полицию! Ну и пусть думает… хотя ещё одного разговора с копами ей сейчас просто не выдержать. Всё, чего она сейчас хочет — это покоя, покоя, покоя!.. — Да уходите же наконец! Ну?
Он шагнул к двери.
— Подождите!
Изумлённый, он обернулся. Люси смотрела на него, закусив губу, словно уже жалея о том, что отважилась его окликнуть — но все-таки решительно собралась с духом:
— Можно… задать вам личный вопрос?
Он криво усмехнулся.
— Ну, попробуйте.
— Почему у вас такая… странная кличка?
— Странная? — Антиплащ пожал плечами. — Вовсе нет. Разве вы не знаете моего двойника, Черного Плаща? Я — его полная противоположность. Вот и всё.
— Понимаю. Но когда-то же у вас было имя?
— Когда-то было. А теперь — нет. Прощайте. — Больше не оглядываясь, он быстро шагнул за порог.
Дверь за ним закрылась…