Эсмеральда (гет)

Эсмеральда жила в соборе уже почти два месяца. Не привыкшая долго оставаться на одном месте, она давно устала бы от однообразия, если бы не Квазимодо, показывавший ей всё новые и новые уголки в соборе, который знал как свои пять пальцев. Ещё одним способом, помогавшим побороть скуку, было написание стихов — это занятие нравилось девушке всё больше и больше. Она писала о том, что видела вокруг — о пробуждающейся весенней природе, о каменных горгульях, которые уже не пугали её, а забавляли, о людской суете на площади, которая отсюда, сверху, казалась такой смешной и ненужной. Когда в голове стало рождаться слишком много строчек, чтобы их легко было запомнить, она попросила у своего друга бумагу и перо. Квазимодо, ничего не спрашивая, получил у одного из священников письменные принадлежности и принёс ей. Ему, конечно, было интересно, зачем вдруг цыганке понадобилась бумага, но расспрашивать её он считал нетактичным.

Однако Эсмеральда вскоре сама заметила его интерес и рассказала о своём увлечении. Теперь, когда рядом не было Пьера, всегда готового помочь и подсказать, она нуждалась в благодарном слушателе. К этому времени она уже настолько сблизилась со звонарём, что не стеснялась открыть ему эту маленькую тайну.

Квазимодо, услышав её стихи, пришёл в восторг. «Это просто великолепно!» — совершенно искренне говорил он, и Эсмеральде было очень приятно такое восхищение. Возможно, звонарь не так хорошо разбирался в стихосложении, как Гренгуар, но его умение слушать и чистосердечный отклик на услышанное были для неё не менее ценны.

Иногда, гуляя в одиночестве, цыганка видела внизу, на площади, Феба и Флёр-де-Лис. Она уже знала, что через месяц они поженятся, но не испытывала по этому поводу разочарования или грусти. Она всё ещё находила капитана красивым, но невольно сравнивала его с вазой, в которой Квазимодо в один из первых дней в соборе принёс ей цветы: ваза была очень красивой, но треснутой с одного боку, вода незаметно вытекла, и букет завял. Тогда звонарь принёс ей горшок, пусть неказистый с виду, но надёжный, и цветы в нём стояли долго. Так и с Фебом — несмотря на красоту, он был пуст внутри, и бедную розу-Эсмеральду ждала бы незавидная участь, если бы не помощь Квазимодо, преданного друга с чистой душой. Девушка была рада, что всё сложилось именно так, но, несмотря ни на что, искренне желала бывшему возлюбленному счастья.

И её пожелания имели все основания сбыться, ибо Феб день ото дня всё больше привязывался к своей невесте. Она баловала его угощениями, окружала заботой и уютом, и капитан даже начинал подумывать, не оставить ли ему утомительную службу и посвятить себя семье. Флёр-де-Лис полностью поддерживала его.

— Ты всё равно будешь моим храбрым рыцарем, даже если перестанешь носить расшитый мундир! — говорила она и добавляла, прильнув золотистой головкой к его плечу: — Как я тебя люблю! Скоро мы поженимся и будем счастливы.

— И я тебя. Ты прекрасна, словно ангел!

— День нашей свадьбы будет для нас самым счастливым!

Капитан улыбался в ответ, и эти слова и улыбка были искренними. Кажется, впервые в жизни он полюбил кого-то по-настоящему и был этому очень рад.

* * *

Жеан окончательно наладил отношения с Жоффруа. Теперь они вместе с Робеном Пуспеном часто у него бывали, и вместо того, чтобы отвлекать, хвалили за рвение к учёбе. Отличник Жоффруа даже иногда помогал другу решать задачки, которые задавал Клод.

— Это ты хорошо сделал, что взялся за ум, — говорил Жоффруа, когда после занятий приятели закусывали разносолами, которые по-прежнему исправно поставлял старший Фролло. — И брат твой молодец, что наконец занялся тобой. Раньше ты, помнится, жаловался, что он совсем тебя не замечает.

— Как оказалось, чтобы привлечь его внимание, достаточно научиться рассуждать об алхимии, — смеялся в ответ Жеан, но тут же становился серьёзным: — Конечно, Клод порой очень строг ко мне, но я всё равно его люблю. Мне жаль, что в последнее время у него какие-то неприятности. Он не рассказывает об этом, но я замечаю, что он плохо выглядит…

— Он просто не хочет тебя расстраивать, — утешал его Робен. — Главное, не огорчай его больше, и всё наладится, вот увидишь.

Жеана стал больше привлекать собор. Заглядывая к брату за книгами, он потом подолгу ходил по коридорам и любовался архитектурой, о которой теперь благодаря Клоду знал намного больше, чем раньше. Сам Клод, однако, почему-то пока не хотел составлять ему компанию, ссылаясь на неотложные дела, и сидел сычом в своей келье.

И Жеан понял, почему, когда однажды наткнулся в одной из галерей на Эсмеральду. Сначала он даже не узнал цыганскую плясунью в простом строгом платье и с заплетёнными в косы роскошными кудрями, но она сама окликнула его по имени:

— Здравствуйте, Жеан!

— Здравствуй, Эсмеральда, — смутился юноша. Ему стыдно было вспоминать, как он когда-то насмехался над ней из-за босых ног. — Как поживаешь?

— Хорошо, — улыбнулась девушка, и он вздохнул с облегчением. — Я уже не впервые вижу вас здесь. Вы навещаете брата?

— Да, он даёт мне уроки.

— И вы делаете успехи?

— Да! По крайней мере, Клод меня хвалит, а заслужить его похвалу не так просто.

— Поздравляю!

Они ещё прогулялись немного по галерее, и Жеан рассказал своей спутнице несколько интересных историй о соборе, услышанных от брата. Он с радостью убедился, что девушка оказалась не злопамятной и простила ему старые насмешки. С тех пор они подружились, и теперь всякий раз, когда Фролло-младший отправлялся побродить по собору, Эсмеральда с удовольствием составляла ему компанию. Юноша оказался интересным собеседником — уроки с Клодом не прошли даром. Квазимодо, иногда присоединявшийся к ним, только радовался за своего приёмного отца.

* * *

Фролло тем временем пребывал в отчаянии. После объяснения с Эсмеральдой он как мог избегал её, не желая причинять боль, но мысли о ней его не отпускали. Ища, чем же себя занять, он вспомнил об алхимии, которая в прежние времена единственная могла его отвлечь. Но после последней крупной неудачи его исследовательский пыл угас, и дело не двигалось. Вернуть к жизни Фролло-учёного смог один удивительный случай.

Как-то утром, когда Клод разбирал бумаги, к нему постучали. Думая, что пришёл Жеан, он тут же отпер дверь…

Но на пороге стоял незнакомый мужчина. Капюшон его плаща был откинут, однако черты лица оказались такими блёклыми и невыразительными, что архидьякон, вообще-то обладавший хорошей памятью, даже не смог припомнить, видел ли он его когда-нибудь раньше.

— Мэтр Клод, я хочу с вами поговорить.

— О чём же?

— Об алхимии. Жак Шармолю рассказал мне о ваших успехах в этой науке.

«Чёрт, ну зачем он разболтал?» — подумал про себя архидьякон, а вслух спросил:

— Что именно вас интересует?

— Получение золота, — сказал незнакомец. — Я готов показать вам свой метод и поделиться с вами, разумеется, не бесплатно.

В душе Фролло впервые за последние несколько месяцев вспыхнул огонёк исследовательского азарта.

— Я дам столько, сколько нужно.

— Сто су.

Это была большая сумма, но архидьякон, горя нетерпением, тут же отсыпал ему монет.

Странный посетитель тут же начал распоряжаться: взял тигель, высыпал туда какой-то белый порошок и развёл его водой. Затем он попросил у Клода медную монетку, пояснив:

— Сейчас она станет золотой.

Монетка тоже отправилась в тигель. А незнакомец достал из принесённого с собой мешка кусочки какого-то металла и высыпал туда же, так что они полностью покрыли монету. После чего он поставил тигель на огонь и стал нагревать странную смесь. Клод, наблюдая за этим, только хмыкал, но глаза его горели.

Когда раствор закипел, незнакомец небрежно выплеснул его в специальную ёмкость. На дне осталась только монета, но теперь она казалась серебряной.

— Осталось только нагреть монету, и она станет золотой, — пояснил гость в ответ на недоумевающий взгляд Фролло.

Он снова стал греть тигель без воды. Вскоре монета заискрилась золотым блеском.

Клод схватил щипцы и извлёк монету на свет. Она действительно выглядела как золотая, но почему-то он не доверял такому превращению. Согласно учёным книгам, полученное золото должно было быть жидким, из которого можно выплавить слиток, а здесь — обычный медяк, только будто покрытый позолотой… Стоп!

«А может, она только снаружи золотая?» — запоздало спохватился Фролло. Предчувствуя недоброе, он схватил нож и принялся скоблить им монету. И действительно, под золотистым слоем оказалась медь.

— Вы меня обманули! — вскричал Клод, в гневе отшвыривая несчастный медяк. — Это не золото! Верните день…

Он обернулся и замер с на полуслове. Таинственного незнакомца уже и след простыл. Пока священник разглядывал монету, он незаметно скрылся вместе с деньгами.

Фролло кинулся было на лестницу, надеясь догнать обманщика, но в башне было тихо, что могло означать только одно — тот уже покинул собор и затерялся в уличной толпе. Клод вернулся в келью и, едва закрыв дверь, сполз по ней вниз, усевшись прямо на пол. Ноги его не держали — то ли оттого, что он впервые после стольких дней затворничества пробежался, то ли от горя и обиды.

Клод понимал, что вернуть сто су вряд ли удастся — особых примет похититель не имел, и найти его будет крайне трудно. Подумать только, он был настолько потрясён возможностью увидеть рукотворное золото, что даже не спросил, как зовут гостя! Шармолю, даже если его спросить, вряд ли что-то припомнит — слишком многих людей каждый день приходится принимать судье, он не смог бы запомнить их всех, даже будь моложе и здоровее. Да и кто вообще сказал, что наглец действительно узнал о Фролло от Шармолю, а не просто прикрылся именем судьи, зная о его дружбе с архидьяконом! В любом случае, рассказывать об этом визите мессиру Жаку Клод не собирался — ему было слишком стыдно.

«Неужели меня так просто обмануть? — сокрушался он. — Зачем я дал ему денег? Надо было сразу догадаться, что он шарлатан!»

От этого удара Фролло не мог оправиться два последующих дня. Его угнетала мысль, что даже в алхимии он невезуч и жалок, как и в любви.