Призрак в конце коридора (джен)

You, you said you'd save my soul

And sacrificed the innocence

That I will never know

Now it's time that you confess

They say the devil doesn't rest

Until the truth is told

«The Cross» — Scorpions

В доме, на свету, где в окна заглядывали солнечные лучи, весь мрак и ужас Тайной комнаты казались просто кошмаром наяву. В голове на секунду мелькнула отчаянная мысль — может, это и есть один дурной сон? Ведь это все — полное безумие, не мог мистер Реддл, который им помогал, оказаться… таким. Ремус ущипнул себя за руку и чуть не охнул: было больно. Он обернулся к Сириусу и Доре, закрывавшим дверь в ход, и у него в животе заворочалось беспокойство. Дора… Когда он смотрел на нее, у него щемило сердце, а голову занимала дурацкая несвоевременная мысль:

⁸Я так ей и не признался, что люблю.

А теперь уже поздно. Ремус не знал, что с ними будет, когда они сбегут, ему страшно было об этом даже думать — но он сомневался, что кто-то даст ему время на любовные признания. И думать сейчас следовало о другом.

— Нужно все им рассказать, — сказал он тихо. — Мы должны вывести их отсюда.

— В доме ничего обсуждать нельзя, — Сириус мрачно покосился на дверь. — Кто его знает, сколько у них таких ушей.

— Соберем их в саду, в беседке. Она далеко от дома — и мы услышим, если кто-то подберется.

— Пойду поищу Хвоста и Сохатого…

Он ушел, и Ремус с Дорой остались одни. Дора потопталась на месте, то сжимая, то разжимая кулаки; она явно не хотела показывать своего страха, но Ремус чувствовал, как он волнами расходится от нее во все стороны. Поколебавшись, он взял ее ладонь двумя руками и несильно сжал:

— Дора, я… Я хотел сказать…

— Как ты думаешь, — перебила его Дора, погруженная в свои мысли, — если они что-то заподозрят, они убьют нас?

— Им что-то от нас нужно — эта светящаяся штука, которую они делают. Наверное, они не убьют нас, пока не получат все, чего хотят.

— Что ж, — она криво усмехнулась, — тогда у нас еще будет время побороться. Прости, ты что-то говорил?

— Я хотел сказать… — Ремус со вздохом потер ноющие виски, — мы не сдадимся им. Я… сделаю все, что смогу, чтобы убедить остальных…

— Хэй, — она свободной рукой похлопала его по ладони и слабо улыбнулась, — дыши. Ты будешь убеждать их не один. Идем.

Они собрали в беседке всех, кроме Снейпа; Регулуса Сириус лично в буквальном смысле притащил за воротник. Когда они начали рассказывать, Ремус сразу почувствовал на себе пораженные взгляды. Джеймс беспрестанно протирал очки с таким видом, словно не мог поверить в адекватность друзей, Регулус откровенно закатывал глаза, Лили уставилась на Сириуса с откровенной тревогой. Ремус надеялся, что им удастся убедить друзей, а там они все вместе как-нибудь уговорят и всех остальных — но глядя сейчас на них, он чувствовал, как тает его надежда. Им не поверят — да и как поверишь в такой бред? Ремус сам не поверил бы на их месте, он знал это.

Он думал о Реддле — никак не мог выбросить его из головы. Они ему верили. Ремус ему верил. Реддл отнесся к нему с таким пониманием и сочувствием после того, как все врачи махнули на него рукой, он всегда был так чуток с детьми, поддерживал, старался помочь. Он заставил их поверить, что возможно даже недостижимое — заставил их мечтать о нем и желать его. Они сами принесли ему свои сердца и отдали прямо в руки, потому что поверили. Поверили его спокойному уверенному голосу и мягкой улыбке. А Реддл швырнул их сердца в огонь и подбросил туда дров, чтобы горело поярче. Он казался книжным героем, этаким современным добрым волшебником — а оказался совершенно реальным злодеем. Умным. Расчетливым. Идеально играющим в сочувствие и участие. За красивой улыбкой оказались острые клыки, которые Реддл уже давным-давно всадил в детей и теперь медленно вытягивал из них жизнь. Тысячу раз прав был Сириус, когда отнесся к нему с подозрением — он был намного умней слепо заглотившего свою наживку Ремуса.

— …Чего этот псих хочет, мы не знаем, — мрачно подытожил Сириус их сбивчивый рассказ. — Но знаем, что для этого он уже убил шестерых человек. Он чокнутый, и он не остановится, пока мы все не отдадим концы. С ним нельзя оставаться в одном доме.

Он обвел взглядом остальных, ища у них поддержки. Джеймс наконец перестал протирать очки и нацепил их на нос.

— Погоди, Бродяга, — медленно сказал он, — а почему вы так уверены, что это он убил их?

— Реддлы были богаты, а он был ребенком жуткого мезальянса, — всплеснула руками Дора. — Очевидно, что ему бы не досталось ни цента из семейных денег! Отец бросил его мать, даже не зная, что она беременна, Реддл вырос в приюте! Семья не хотела с ним общаться, он сам ее нашел! Это же элементарно!

— Но точно мы не знаем, — Джеймс изо всех сил пытался ухватиться за остатки здравомыслия, — а эта девочка, Миртл… как ее там? Уоррис?

— Миртл Уоррен, — поправил его Ремус. — Она умерла здесь, и даже если Реддл не убивал ее нарочно, он стал причиной ее смерти.

— Стоп-стоп, Лунатик, — Сириус изумленно посмотрел на него, — с чего ты взял, что она умерла здесь?

— Потому что призрак привязан к месту смерти, если оно не уничтожено.

Теперь и Сириус с Дорой уставились на него, как на поехавшего. Ремус выдержал эти взгляды и, опережая новый вопрос, продолжил:

— Я видел призрак Миртл Уоррен. Вы же все видели, как у нас в конце коридора на третьем этаже шевелятся шторы иногда? Это не сквозняк. Это она.

— Ремус, — Лили с усилием улыбнулась, — но ведь призраков не бывает… Может, тебе примерещилось? Приснилось?

— Я так думал, пока не нашел ее фото у Реддла на столе и не узнал. Она умерла и осталась привязана к этому месту, я точно знаю.

— А я ему верю, — отозвался Ксено, который даже сейчас держался с потрясающей расслабленностью. — В этом доме странное энергетическое поле. Иногда чувствуешь кожей, что что-то не так.

Ремус посмотрел на него с благодарностью. Он вспомнил, как еще на Хэллоуин укурившийся Ксено, как бы парадоксально это ни было, лучше всех них вместе взятых сумел заглянуть в самую суть вещей своими затуманенными глазами. Но откуда тогда им было знать, что в доме на самом деле опасно?

— У нас все еще нет прямых доказательств… — Джеймс, казалось, и хотел бы поверить друзьям, да остатки адекватности не позволяли. — Никто никогда не видел призраков…

Рядом что-то хрустнуло, и Ремус встрепенулся. Нервы зазвенели от напряжения. Не слушая, как Джеймс препирается с Сириусом, он сделал пару шагов в сторону и прислушался. Снег в этом году растаял рано, весна была стремительная, на деревьях вот-вот обещали показаться листья, но пока сад был черным и голым. И что-то в этой черноте было неправильно, что-то сводило Ремуса с ума. Он снова прислушался и положился на чутье. Внутри все напряглось — а потом вытянулось в определенном направлении, к старому дубу возле самой беседки. Бесшумным шагом Ремус приблизился к нему, опасаясь спугнуть сам не зная кого. Из-за дуба на секунду выглянул краешек полы черного пальто. Они были не одни — в засаде сидел шпион.

Снейп не успел увернуться, и Ремус, навалившись на него, сгреб в охапку.

— Парни! Парни, сюда!

— Ах ты мерзкий… — с грязными ругательствами Снейп пнул его в голень, но Ремус держал изо всех сил. Подбежавшие мальчишки глядели на него во все глаза.

— Прекрасно, — сказал Сириус мягко, — Нюниус. Я так и знал. Ладно, давайте затащим его в беседку — там решим, что с ним делать, — и он недобро усмехнулся.

Вырывающегося и сыплящего проклятиями Снейпа втащили в беседку и толкнули на скамью, преградив ему пути к отступлению. Он враждебно зыркнул на них из-под сальных косм:

— Нашли кому верить, — процедил он язвительно. — Люпин Блэка по дружбе от содеянного отмазать пытается, вот и все. А Тонкс по нему просто сохнет, вот в рот и смотрит…

Дору с трудом удержали на месте Джеймс и Алиса: она извивалась и шипела почти как дикая кошка:

— Еще раз… один сраный раз скажи такое… — пригрозила Дора Снейпу. — Я тебе все лицо раздеру, понял? Закрой свой поганый рот и не мешай нам делать дело, пока мы все тут не сдохли!

— И ты веришь всем этим небылицам?

— Я была в этой тайной комнате, я сама все видела!

— Не знал, что бухгалтерские книги и газетные вырезки это теперь противозаконно.

— Да ты… скользкий, жалкий…

— Дора, Дора не надо, — попытался вразумить ее Ремус, — не стоит оно того, нам надо разобраться…

— Бегите, глупцы!

Этот голос не принадлежал человеку — от его звуков у Ремуса словно плоть попыталась отделиться от костей, а кожа сползти как старые обои. Он выпустил руку Доры и, обмирая внутри от ужаса, повернулся на звук.

Если ты столкнулся с призраком, авторитетные источники советуют кричать «Господи помилуй!». Ремус в Бога не верил, поэтому он вскричал:

— Черт побери!

Кажется, только в этот момент всем наконец стало ясно: положение хуже некуда. Кто-то из детей взвизгнул, Сириус выругался сквозь зубы.

Призрак смотрел на него глазами Лили, подёрнутыми мертвенной тусклой плёнкой — угрожающим он не выглядел, но и тело покидать явно не собирался. Нужно было что-то делать.

Те же авторитетные источники, если призрак не исчез в первые же пять секунд после своего появления, советуют бежать без оглядки. Но увы, ни в одном из них не сказано, что делать, если призрак при этом нагло занял тело твоей подруги. Ремусу пришлось действовать так, как подсказывала интуиция — он схватил тело Лили за плечи и предупредил:

— Я считаю до трёх. Выметайся.

И занёс руку для пощёчины. Где-то за его спиной Снейп задохнулся от негодования. Призрак вздрогнул.

— Не делай ей больно, я просто хочу поговорить!

— Оставь Лили в покое, тогда и поговорим. Раз…

— Лунатик, а может не надо? — Джеймс опасливо тронул его за локоть, Ремус стряхнул его руки. Ему не хотелось бить Лили, но никто не имеет права залезать в её тело и голову.

— Два…

Где-то за его спиной началась возня, и Сириус выругался снова, уже не сдерживаясь. Снейп рванулся к Ремусу, белый от злости:

— Только тронь её, клятый ты оборотень, только тронь!

— Три…

Тут призрак выплюнул такое ругательство, что Сириусу и не снилось, зажмурился и… исчез. Лили, настоящая, живая Лили, охнув, покачнулась и упала Ремусу на руки — а рядом, паря над самым полом, возник силуэт девушки в дурацких очках и накрахмаленном фартуке. Берта Джоркинс. Якобы уволенная и уехавшая домой. Шестой, недостающий труп. К горлу вдруг подкатила тошнота: вот почему девочки жаловались на запах гнилого мяса… Ремус почувствовал, что его самого шатает, и поспешил передать Лили заботам ребят — она, к счастью, не пострадала, но выглядела страшно испуганной. Затем он повернулся к призраку Берты.

— Ну, давай поговорим.

— Остальные меня не видят, — с обидой произнесла Берта. — И не слышат. Они тебе не поверят.

— Уж как-нибудь сделаю так, чтоб поверили. Лучше скажи, что тебе известно. Мы выяснили про убийства, мы видели тайную комнату — но зачем это всё? Зачем нужны мы?

Берта перекатилась с пяток полупрозрачных туфель на носки:

— Жертва. Тринадцать невинных детских душ, объединённых проклятьем. Только так они смогут получить то, что хотят.

— Ремус, — Сириус затряс его за плечо, — что за херня творится, с кем ты говоришь?!

— С Бертой.

— Но…

— Вы все ее видели, Сириус. У меня от неправильной дозировки эмоций могут за три секунды вырасти клыки и когти, твой брат плюется ядом — и нам еще рассуждать о невозможном? Перестаньте врать сами себе. Она здесь. Не знаю, почему только я один ее вижу.

— Нет, не один, — неожиданно вставил Ксено. — Я вижу.

— И… и я, — робко подал голос Питер. Он таращился на Берти со смесью потрясения и ужаса. Берти вяло помахала ему рукой.

— Слушайте, у вас правда нет времени на разговоры, вам нужно бежать.

— Мы хотим знать, отчего мы бежим. Чего хочет Реддл?

— А откуда Берте знать, чего хочет Реддл? — влезла с совершенно рациональным вопросом Алиса, и Ремус про себя возблагодарил небо за ее трезвый ум. Кого-то им все же удалось убедить.

— Это была моя задача, — пожала плечами Берта. Она сняла полупрозрачные очки и сунула их в карман фартука. Было почти до жуткого странно слышать от нее нормальную речь вместо обычного лепетания. — Я должна была пробраться в поместье и выяснить его планы.

— Но зачем тебе было пробираться в поместье? — Ремус нарочно строил вопросы таким образом, чтобы все остальные могли уловить суть разговора.

— Я должна была узнать… Черт возьми, мы так и будем разыгрывать этот спектакль? — Берта недовольно закатила глаза. — Можно я просто займу на пять минут чье-то тело, и мы поговорим, как люди?

— Я могу предложить свое, — отозвался Ксено прежде, чем кто-либо успел отреагировать. С благодарностью кивнув, Берта растворилась в воздухе синеватым дымком, который словно бы всосался в Ксено. Тот пошатнулся, громко закашлялся — потом прочистил горло и заговорил вроде бы своим голосом, но слегка инфернальным. — Я должна была разобраться, зачем ему Барти.

— А причем тут Барти? — удивился Джеймс. Он не отрывал от Ксено шокированного взгляда, но в нем было больше веры, чем отрицания.

— Реддл шантажировал его отца, моего начальника. Я работаю… работала на мистера Крауча. Реддл грозил, что расскажет прессе, что это Барти-младший стрелял на том теракте — мы замяли эту информацию, когда все произошло. Мистер Крауч оказался у Реддла на крючке, ему пришлось с ним соглашаться. Реддл, пользуясь этим, забрал Барти из психушки, куда мы его спрятали, и увез с собой. Мистер Крауч поручил мне выяснить, зачем. Я приехала под видом горничной и…

— Они… убили тебя, когда поняли, что ты слишком много знаешь? — осторожно спросила Дора.

— Я недооценила Реддла. Он умен. Крайне. И отлично читает людей. Вы не сможете долго скрывать от него свой секрет. Поэтому бегите отсюда так быстро, как только сможете. Это все, что я могу вам сказать.

— Подожди, но что именно… — Ремус не успел остановить Берту, и она снова пропала, вот только на этот раз совсем. Рядом ее не было. Ксено только потирал затылок и чему-то хмурился. Ремус, со стиснутыми зубами перебарывая мигрень, повернулся к остальным.

— Итак, если все, наконец, убедились в том, что Реддл — законченный психопат, может, перейдем к более насущным темам, а именно — как нам отсюда сбежать?

— Да чего тут обсуждать, тут все ясно как раз, — махнул рукой Сириус. — Взять и сбежать. До станции, на поезд, а там…

— Как у тебя все просто, Блэк, — иронично усмехнулась Лили, поддерживаемая Дорой. Бросив на нее обеспокоенный взгляд, Ремус погодя заметил, что у нее почти пропали радужки в глазах. У стоявшего рядом с ними Питера тоже. Почему-то Ремус не сомневался, что его собственные ничем не лучше. Их глаза напоминали теперь глаза Чарити.

Она ведь тоже была больна. Значит, на ней Реддл практиковался, прежде чем набрать нас. А бедняга даже не понимает, что с ней произошло… Везде ложь. Сказал ли этот человек нам хоть одно правдивое слово?

— Не хочу показаться занудой, но вынуждена тебе напомнить, что вся городская полиция у Реддла в кармане, — продолжала Лили с неослабевающим напором. — Нас три раза поймают и передадут обратно ему, прежде чем мы успеем добраться до станци. И на ней нас тоже опознают и сдадут куда надо.

— Здесь есть шоссе, — вставил до того молчавший Билл. Лицо его казалось резко повзрослевшим. — Фабиан и Гидеон, мамины братья, по нему приехали. Оно ведет на нашу ферму, до нее отсюда… миль восемьдесят, наверное, я слышал, папа говорил. Они с мамой нас спрячут.

— Тогда поймаем попутку? — предложил Джеймс. — Проберемся через город закоулками… Хоть сейчас можно бежать. Чем быстрей, тем лучше.

— Сейчас мы не побежим, — возразил Ремус. — Флер еще в медпункте. Надо вытащить ее оттуда. И подготовиться. Неизвестно, сколько мы будем ловить машину — мало кто согласится взять тринадцать человек, еще и детей. Пойдем завтра. Как раз суббота. Разделимся на группы, чтобы не заподозрили. Есть возражения? Может, у кого-то есть другие варианты? Я знаю, план так себе…

— Да что еще тут можно выдумать, — Сириус нетерпеливо топнул. — Лучше мы ничего не придумаем, других способов у нас нет. Меня больше интересует, что делать вот с этим, — и он мотнул головой в сторону Снейпа.

Снейп, которому не дали снова побить Ремуса и удержали на месте, пытался сбросить с себя повисшего Питера; лицо у него было как и раньше исполнено презрения, если не отвращения. Сириус, скрестив руки на груди, возвышался над ним, как какой-то памятник. Очень сердитый памятник.

— Так отпускать нельзя: все разболтает, — уверенно заявил он. — Они с Барти дружат, он наушничать ему бегает.

Снейп пренебрежительно фыркнул.

— Ну, вы посмотрите! Только сейчас у тебя этот номер не пройдет, Нюнчик, потому что, если ты нас сдашь, мы убьем тебя намного раньше, чем это собирается сделать Реддл.

Угроза не произвела на Снейпа никакого впечатления, он только скривил губы.

— Если вы все, придурки, решили дружно сойти с ума, то это ваше право, делайте, что хотите. Но я в этом цирке не выступаю, ясно? Выпустите меня уже.

Ремусу стало не по себе. У них со Снейпом не было причин друг друга любить, даже уважать, но от мысли, что Снейп останется в поместье умирать, его нервировала.

Тебе правда его жаль? Или ты просто боишься, что тебя замучает совесть, если он в ящик сыграет?

Какая разница? Он, может, и не очень хороший человек, но никто не заслужил смерти в руках этих двух психопатов.

— Послушай, если ты тут останешься…

— Брось, Лунатик, — Джеймс положил ему руку на плечо, — побереги дыхание. Насильно ты никого не спасешь, если он собрался помирать — его право.

— Он сдаст нас, — проворчал Сириус. — Даже глазом не моргнет. И вообще, нас сразу заподозрят, если кто-то останется.

— На самом деле будет куда подозрительней, если мы все разом пропадем, — невозмутимо заметила Алиса.

— Ну да, а так-то у них будет всего лишь возможность выпытать всю информацию!..

— Сириус, помолчи, пожалуйста, — поморщился Ремус. Он неуверенно сунул руки в карманы и сделал шаг к Снейпу. — Послушай… Мы не потащим тебя с собой, это твое дело. Но мы хотим спастись. Просто… дай нам уйти. Я знаю, что у тебя нет оснований нам помогать, но я прошу тебя — не говори им ничего.

Снейп смерил его взглядом, в котором злоба мешалась с сомнением. Он колебался.

— Я не буду говорить сам, — наконец заключил он. — Но если меня начнут пытать, ничего не обещаю.

— Спасибо, — кивнул Ремус. Сириус только хмыкнул и, приблизившись к Снейпу, прошипел:

— Уж лучше тебе придержать язык за зубами, а то количество желающих убить тебя возрастет в геометрической прогрессии.

Вместо ответа Снейп вздернул свой крючковатый нос. Трудно было сказать, чье лицо искажает бóльшая ненависть. Ремус втиснулся между ними и мягко оттер Сириуса в сторону:

— Ну все, все, хватит, нам правда не до того. Надо идти домой собираться — утром времени не будет.

— Если не повезет, возможно, мы будем ждать на шоссе до темноты, — предупредила Алиса. — Оденьтесь завтра тепло, возьмите с собой какую-нибудь одежду. Надеюсь, нам не придется ночевать в лесу, но кто знает…

— А у Чарити не возникнет вопросов, если она увидит туго набитые сумки? — вдруг подал голос Регулус. Сириус обернулся к нему с тем же взглядом, каким он таращился на Берту.

— Резонно, — Алиса одобрительно хмыкнула. — Сумки придется пронести тайком.

— Можно скинуть их под окна, в кусты, — у Джеймса, разумеется, уже были идеи. — С этой стороны дома незаметно.

— Если учитывать потайные двери, мы уже не знаем, где незаметно, — не без сарказма заметил Регулус.

— Мы рискнем, знаешь, — в тон ему отозвался Сириус. — Какое-то место выбрать все равно придется.

Все посмотрели на них, но промолчали. Нужно было расходиться, пока взрослые не обнаружили, что дети собрали военный совет. Провожая Билла и Чарли, Ремус услышал обрывок разговора братьев Блэков:

— …Ты лучше скажи, как мне понимать твои выступления? — проворчал Сириус. — С Нюниусом все ясно, этот сопливый не нашего полета птица — а ты-то на какой стороне?

Регулус пожал плечами.

— Ну ты же знаешь, что мать убьет тебя, если ты не вернешь ей меня целым и невредимым.

Сириус мрачно хохотнул:

— Ты все тот же мелкий засранец, что и в одиннадцать.

Флер еще не выпустили из медпункта, она была слаба, но Чарити, сочувственно глядя на Ремуса, пообещала ему, что к вечеру ее переведут в комнату, чтобы бедной девочке не ночевать на больничной койке. Ремус поблагодарил ее не без внутренней дрожи; Чарити не была для них врагом, Реддл обманул ее так же, как обманывал их (вряд ли бы она согласилась работать с ним, зная о его истинных мотивах). И все же она могла что-то заподозрить и совершенно искренне, не желая ничего плохого, рассказать Реддлу или Барти, уверенная, что помогает. Даже с ней следовало обдумывать каждый шаг. Слушая, как она жалеет Флер и недоумевает, у кого рука поднялась такое с ней сотворить, Ремус нервно катал в кармане свой флакончик с успокоительным. Оно стало ему почти не нужно — но он только сейчас осознал то, о чем в спешке совсем не подумал.

Как только они сбегут, терапия перестанет действовать. Все вернется на круги своя. Он снова превратится в опасного злобного волчонка, неспособного контролировать свою агрессию. И у него теперь даже не было возможности остановить Волка болью: медальон Барти отобрал и спрятал. Ремус сглотнул, перебарывая мелькнувшее было в голове трусливое желание остаться — ну а вдруг они все напутали, а вдруг им примерещилось… Но он знал себя. Он был в Тайной комнате и своими глазами все видел. В доме не было безопасно. А жить с Волком внутри Ремус привык — в конце концов, это была его суть, то, кто он есть. От такого, похоже, избавиться не дано. А значит, остается только смириться. И сделать все, что в его силах, для безопасности остальных. Ремус набрался смелости и попросил у Чарити еще успокоительного, сославшись на дурной сон. Он был почти уверен, что она встревожится, начнет расспрашивать, но Чарити, ставшая после ухода мадам Помфри совсем рассеянной и уставшей, лишь понимающе кивнула:

— Это сейчас нормально, — сказала она, роясь в комоде с лекарствами. — Вы на финальных стадиях, организм борется. Только не злоупотребляй, хорошо?

— Конечно.

До самого отбоя Ремус был как на иголках. Он собрал сумку и несколько раз принимался перекладывать вещи заново, пытаясь впихнуть еще немного. Сумка была тяжеленная — на самое дно он положил книги, терять которые после повторного счастливого приобретения был совершенно не готов.

Ремус, ты чертов романтик. На кону твоя жизнь, а ты спасаешь из горящего дома книги. Надеешься, что они в лесу согреют тебе сердце?

Остановился Ремус только когда сумка начала трещать. Больше там уже не помещалось. Он запихал ее в шкаф, чтобы она не вызывала подозрений, и уставился в окно на мирно светящий фонарями город. Тревога все не унималась. Что случится, если их поймают? Они нужны Реддлу, так что, наверное, он не убьет их сразу… Запрет? И где? Смогут ли они выбраться во второй раз? Сердце сжималось при мысли о малышах. Они были совсем дети, совершенно невинные — и Реддл готов был убить их, лишь бы получить, что хотел. И вот такому человеку они доверили свои жизни…

Он почти как в тумане вошел в гостиную, когда Барти собрал их для публичного обвинения Сириуса. Слушал, не поднимая головы — боялся, что Барти по его глазам прочитает, что их секрет раскрыт. Возможно, так было даже лучше, потому что, когда Ремус молча, ни слова не сказав Сириусу, выходил, то разобрал долетевший до него довольный смешок. Должно быть, Барти поверил, что он отрекся от Сириуса. На душе стало еще противнее.

Перед самым отбоем к нему внезапно постучались. Ремус, уже переодевшийся в пижаму, вздрогнул и приготовился к тому, что это Барти — но в комнату бочком протиснулась Лили.

— Совершенно забыла за всем этим… Я на самом деле в комнату днем для чего заходила… В общем, вот.

Вытащив руки из-за спины, она развернула длинный зеленый свитер с серыми полосками на груди и рукавах. В левом углу груди над полоской были вывязаны крохотные буквы «Р. Л.» Лили слабо улыбнулась ему:

— С днем рождения, Ремус.

Ремус, глазам своим не веря, погладил отлично знакомую ему зеленую шерсть.

— Ты выбирала под цвет глаз…

Она со смешком убрала с лица волосы, снова открывая почти черные глаза без радужки:

— Я не знала твой размер и вязала наугад — он может быть великоват.

— Мальчики быстро растут, — хмыкнул Ремус. — Вот увидишь, к следующему Рождеству я буду сшибать головой потолочные балки.

Они засмеялись было, но смех быстро увял. Страшно было понимать, что никакого следующего Рождества может и не быть. Лили перекатилась с носков на пятки.

— Во всяком случае ты не замерзнешь в лесу. Если мы там окажемся.

— Мы что-нибудь обязательно придумаем, — пообещал он. — Вот увидишь. Я обещаю.

Уйти решили почти сразу после завтрака, а потому нужно было хорошенько выспаться и набраться сил — но Ремус ворочался под одеялом, слишком взбудораженный и растревоженный, чтобы спать. Каждая минута бездействия медленно убивала его. Он вспоминал все, что нес осенью Ксено, и покрывался потом. В полумраке спальни ему мерещилась Тайная комната, Реддл с Барти, варящие в котле какое-то переливающееся жутковатыми цветами зелье и неистово хохочущие. Ремус сунул голову под подушку, вжимаясь мокрым лбом в холодную простыню и зажимая себе уши, но все равно слышал этот дьявольский хохот, разрывающий его голову изнутри.

Ему было страшно. Хотелось спрятаться, спрятаться в надежное, безопасное место. Ремус натягивал одеяло до головы, зарывась в него, как в кокон, и чувствуя себя маленьким и беззащитным. Такой острой, почти детской беспомощности он очень давно не ощущал. По правде сказать, он ощущал ее всего раз. Но хватило — на всю жизнь.

В Уэльсе есть старинный рождественский обряд, который называется «Серая лошадь». Никто точно не помнит, откуда он взялся, зато все очень хорошо знают, как он работает. Под Рождество по домам начинает ходить Серая Лошадь Мари Луид — укутанная простыней фигура, которую венчает разубранный лентами лошадиный череп. В сопровождении своей ряженой свиты Мари Луид ходит от дома к дому и стихами умоляет хозяев пустить ее со свитой в дом на угощение — а хозяева пытаются отказать ей все теми же стихами. Если они проиграют, Мари Луид и ее свита выпьют все пиво в доме, если выиграют — пойдет к следующему. В наш бурный двадцатый век этот обряд медленно умирал, становясь архаичным пережитком. А потом по радио и в газетах заговорили о группе преступников, которые, прикидываясь свитой Мари Луид, грабят честные дома. Жители бедных районов Кардиффа стали бояться выходить под вечер из дома. Пятилетнего Ремуса в ту зиму почти не пускали на улицу играть. Но им везло: банда, уже прозванная в газетах «Серой лошадью», обходила район Или стороной, видимо, уверенная, что поживиться ей там нечем. Люпины, измученные жизнью в постоянной тревоге, как и их соседи, позволили себе слегка успокоиться.

А потом наступил Сочельник.

Они накрывали на стол к праздничному ужину, когда в дверь позвонили. Отец заворчал, что это наверняка живущие через дом Джонсоны пришли одолжить чего-нибудь, потому что у них опять гостей больше, чем тарелок, и пошел открывать. Любопытный Ремус выбежал вслед за ним и примерз к полу. На отца из дверного проема смотрел гладкий и белый лошадиный череп Мари Луид. Рядом с черепом стоял какой-то парень в кожаной куртке. Он держал руку в кармане штанов, и отец переводил напряженный взгляд с него на лошадь.

— Вы пустúте на порог тех, кто ночью весь продрог, — стихами отозвался парень. — Дверь пошире распахните, в дом скорее пригласите.

Отец побледнел и нахмурился.

— У нас в доме ничего такого нет, боюсь… — негромко начал он, но его перебили:

— Так не полагается, господин хороший, — простыня зашевелилась, череп сдвинулся и из-под него появился другой человек. Он был высокий, широкоплечий, с копной длинных спутанных волос. И он очень широко ухмылялся. — Если стихами не говорите, нас в тепло побыстрей пустите.

Он надвинулся на отца все с той же ухмылкой. Ремус заметил, что у него очень длинные ногти. В этот момент мужчина разглядел его.

— Ай, какой славный мальчуган! Ну-ка, подойди сюда, малыш.

Тон у мужчины был приветливый, но почему-то Ремусу стало не по себе. Он нерешительно переступил с ноги на ногу и остался на месте. Мужчина усмехнулся:

— Какой серьезный! Ну-ну, не смотри на меня, как сердитый волчонок. Мы с твоим папой просто беседуем.

— Что такое, Лай, что у вас?

В коридор выглянула мама. При виде мужчины она ахнула и притянула Ремуса к себе за руку. Мужчина тем временем похлопал себя по плечам, словно замерз:

— А, и вам добрый вечер миссис. Хороший у вас мальчишка, только дикий немного. Так что, мистер, у вас не найдется для нас теплого пива? Рождество все-таки, не время отказывать ближнему своему.

— Хоуп, милая, — негромко и почти спокойно отозвался отец, — а спуститесь в подвал, посмотрите, где там пиво, а?

— Пойдем, милый, — мама потянула Ремуса за собой. Он удивленно спускался по ступенькам: в подвале никогда не хранилось пиво, там было слишком сыро.

Наверху вдруг раздался шум, громкий крик отца, зовущего полицию, и грохот падения. Потом отец взвыл, как от боли, и Ремус, выдернув руку, побежал наверх. Мама ему в спину кричала остановиться, но он выбежал в коридор, и увидел, как отец держится за стену, а по рубашке у него расплывается яркое красное пятно. Ремус оцепенел. Он не понимал, что случилось. В этот момент мама выскочила наверх, вскрикнула и толкнула Ремуса обратно на лестницу. Дверь за ним захлопнулась.

— Не выходи, милый, — прошептала мама в замочную скважину. — Ни за что не выходи!

За дверью раздавались удары, ругань, вопли мамы и стоны отца. Ремус остался один, в темноте, и ему было так страшно, как не было никогда прежде. Он хотел выбраться с черной холодной лестницы, хотел к маме и папе, и он изо всех сил колотил по двери своими слабыми ручонками, плача и умоляя маму вернуться. Но мама не возвращалась, а папа стонал все громче и ужаснее… Ремусу было больно, в груди у него что-то заледенело и теперь обжигало его всего изнутри. Пальцы, бессильно упиравшиеся в дверь, вонзились в нее когтями. Он закричал от боли — и крик забулькал у него в горле, становясь рыком злобного волчонка.

На следующий день, сидя в больнице у папиной койки, маленький Ремус узнал, кто такие оборотни.

Он сбросил тяжелое влажное одеяло и сел на постели, судорожно хватая воздух ртом. Соленые горячие капли стекали по щекам; Ремус закусил костяшки пальцев, чтобы наружу не вырвалось ни звука. Разбуженный Волк сонно ворочался в груди, но даже его, кажется, так вымотало творящееся вокруг светопреставление, что он только и мог, что лениво рычать. Подавив судорожный вздох, Ремус уткнулся лицом в колени. Он как маленький самозабвенно ревел от несправедливости жизни. Они все были просто дети, которые ничего такого уж страшного в этой жизни не сделали. Они не выбирали становиться такими. Они не просили. Это было чертовски, чертовски нечестно. Ремус в порыве чувств стукнул кулаком по матрасу и зашипел сквозь зубы от боли: он не рассчитал удар, и задел костяшками стену. Слезы не останавливались. В окно, словно бы издеваясь над ним, опять светила полная луна.

Когда в девять раздался гудок подъема, Ремус был уже почти готов. Он натянул подаренный Лили свитер и провел рукой по мягкой шерсти. Свитер казался последним клочком домашнего тепла, с которым им всем вот-вот предстояло попрощаться. Умывшись, он бодро, как ни в чем не бывало спустился в столовую, где уже собрались все остальные. Ребята казались спокойными, но глаза то у одного, то у другого нет-нет да вспыхивали тревожным возбуждением. Ели медленно, словно бы без особого аппетита — а на тарелку у каждого было положено вдвое больше обычного. Почти все, как и он сам, уже натянули на себя теплую одежду, хотя в доме было жарко натоплено. Накладывая себе овсянку и густо посыпая ее сахаром, Ремус подумал, что надо проверить, сколько у них всех осталось денег. Он по-прежнему даже отдаленно не представлял себе, что их ждет, когда они оставят поместье, и единственное, что смутно вырисовывалось в недалеком будущем — лес. Запастись какой-никакой едой не помешает. Сам-то он продержался бы долго, наверное, однако с ними было трое маленьких детей. Дети всегда хотят есть, нельзя об этом забывать. На плечи Ремуса навалился почти осязаемый груз ответственности, и мысли его метались от одного к другому. Все взяли? Ничего не забыли? Что еще они не учли?

Флер. Ее слишком поздно выпустили вчера, сразу отправив спать. С Флер еще никто не поговорил, она не собрана, она не знает, что нужно бежать. Ремус толкнул Лили под столом коленом и шепнул:

— Зайди со мной после завтрака к Флер, помоги ей упаковаться, ладно?

— Ты ее не предупредил? — уточнила Лили. Ремус помотал головой, и она прикусила губу, сминая в пальцах рукав бадлона. — Вот что, я сама с ней поговорю. Лучше иди к мальчишкам, помоги им вытащить сумки из дома.

Он взглянул на нее с благодарностью. Больше они не заговаривали, чтобы не привлекать ненужного внимания. Ремус жевал так, словно ел последний раз в своей жизни — и где-то в глубине души он не исключал, что так оно и есть. Но выбора у них не было. Побег был единственным шансом выжить — и Ремус чувствовал себя обязанным помочь всем остальным.

Будто нарочно в столовую заглянул Барти. Вот делать ему нечего… Почему именно сегодня? Ремус с ожесточением принялся кромсать масло для своего тоста. Барти оглядел стол, посмотрел на свитер Ремуса, потом на Лили — и хмыкнул.

— Что это?

Лили удивленно воззрилась на него.

— Это? Свитер.

— Я вижу, что это свитер, — парировал Барти. — Милая моя, тебе не кажется, что это чересчур? Если у тебя есть время и силы на это… — он издал пренебрежительное «пф-ф» и рукой обрисовал свитер, — увлечение, у тебя найдутся силы и для учебы. Мисс Вектор будет благодарна, если к следующей неделе ты все же исправишь свою позорную тройку по ее предмету. Или математика кажется тебе менее важным чем навязывание узелков? Тогда продолжай вязать, конечно… Я просто счел своим долгом тебя предупредить.

Лили выслушала его тираду с каменным лицом, а едва он, нагло стащив из хлебницы булочку, удалился, шепнула Ремусу:

— Знаешь, даже если не думать, что они убийцы, я буду только рада с ним распрощаться. А я ведь чуть жилетку ему на Рождество не связала, представляешь!

— Обойдется, — буркнул Ремус, накрывая ветчину вторым куском хлеба. — Не заслужил.

Мальчишки расправились с завтраком быстрее, и когда он поднялся в башню, уже возились с сумками. Регулус стоял на шухере под дверью Джеймса, а Сириус как раз вытаскивал из комнаты свой рюкзак. Он тоже надел свитер с высоким горлом и собрал длинные волосы в узел, а все равно не изменял себе — сверху косуха, на ногах его извечные панковские ботинки. Они обменялись с Ремусом взглядами, и Сириус с усмешкой вскинул на плечо рюкзак. Под окном сумки ловили Питер и Ксено. От веса рюкзака Питер охнул и чуть не упал, но Ксено поймал его сзади за куртку. Сириус показал им большой палец.

— Вроде все… Лунатик, давай свою сюда. — Они проследили, как на этот раз Питер все же грохнулся на землю, и Сириус не сдержал смешок. — Что ты туда сложил, кирпичи?

— Почти, — Ремус сунул руки в карманы. — Что девочки? Принесли свои?

— Ага. Дора уже взяла мелких Уизли, они ушли. Мы с Сохатым следом, ты с нами?

— Догоню. Надо еще кое-что сделать.

Они вышли обратно на площадку — и увидели стоящего в дверях Снейпа. Он наблюдал за ними с холодным презрением. Сириус сделал вид, что не замечает его; дождавшись Джеймса и Регулуса, он ушел. Ремус задержался.

— Ты уверен, что не хочешь идти? Оставаться здесь — просто самоубийство.

— И что? — пожал плечами Снейп. — Ты, может, и не подумал, но как только мы уйдем отсюда, все вернется назад. Ты знаешь, сколько с моим диагнозом в среднем живут?

Ремус не знал. Он помотал головой, и Снейп закатил глаза:

— Ну конечно. До десяти-двенадцати. Я уже побил все рекорды. Я знал, что еду сюда умирать. А теперь, когда Лили… — он запнулся и словно бы подавил ругательство. — Мне незачем жить. Что бы Реддл там ни сделал, все лучше, чем такое.

— Что ж, — развел руками Ремус, — твое право. Тогда… прощай.

Он не получил ответа и, решив, что сделал здесь все, что мог, двинулся вниз. Его старая куртка висела в шкафу на первом этаже — осенью Ремус хотел было убрать ее к себе в комнату, да как-то забыл и теперь был этому только рад. Черную форменную он с грехом пополам натянул сверху, твердо намеренный выбросить ее в ближайший мусорный бак. Даже герб Реддлов, нашитый на рукаве, казался ему теперь агрессивным и пугающим. Суетливо, как неопытный воришка, оглядевшись по сторонам, Ремус шмыгнул за дверь. По дорожке к воротам он шел почти лениво, сунув руки в карманы — а лишь только поворот дороги скрыл его от окон особняка, помчался во весь опор, догоняя ребят. Те заслышали топот и приветствовали Ремуса одобрительным гулом.

— Ну что, хвоста не было? — хихикнул Сириус и хлопнул его по плечу.

— Кажется, нет, — выдохнул запыхавшийся Ремус. Он забрал у Питера свою сумку и перекинул ремень через плечо. — Что Лили? Видели ее?

— Когда мы спускались, они с Алисой были в комнате у Делакур, — отозвался Джеймс. — Регулус и Ксено пойдут с ними, для подстраховки. А что у тебя? Что ты делал?

— Я бьюсь об заклад, что он уговаривал Нюниуса. Ты слишком мягкий, Лунатик. Мы с ним не друзья. Мы враги. Если бы он был на твоем месте, он бы сбежал по-тихому и был бы только рад, что ты подохнешь.

— У меня рука не поднимается так поступить, Сириус, — Ремус потер кончик носа. — Может, я мягкотелый. Не знаю. Но я так не могу. Снейп нам не друг, у него сомнительная мораль, но он не заслужил такой смерти. Никто не заслужил.

День, словно в противовес вчерашнему, был мглистый и мрачный. Дул холодный, пронизывающий ветер, под порывами которого деревья стонали, а их верхушки гнулись в сторону города, словно указывали мальчишкам, куда бежать от проклятого поместья. Спустя какое-то время они нагнали Дору. Шагавшие рядом с ней Билл и Чарли были не по-детски серьезными, и у Ремуса снова сжалось сердце. Они не спорили, слушались старших, собрались быстро и толково — в них было слишком много взрослого понимания того, как ужасна ситуация, слишком мало детства. А единственный шанс вернуть им это детство оказался насквозь фальшивым. Ремус взглянул на Дору. Она посмотрела в ответ, и они молча продолжили путь.

Перед городом решено было опять разделиться, чтобы сбить со следа тех, кто бросится в погоню, а встретиться всем за железнодорожной станцией, у подъезда к городу. Ремус пошел с Дорой и братьями Уизли: может, статус старосты тоже был фальшивкой, но ответственность, которая лежала на нем за этих детей, была настоящая.

Их путь по чистой случайности пролегал по улице мимо того самого антикварного магазина, где Ремус заложил кольцо. Он даже увидел его лежащим на витрине. Перехватившая его взгляд Дора понимающе усмехнулась:

— Это оно?

— Откуда ты знаешь? — несмотря на всю серьезность и напряженность положения, Ремус умудрился смутиться. Ему было дико неловко от мысли, что Дора знает о масштабе его финансовых проблем. Та неопределенно повела плечом:

— Алиса рассказала по секрету. Ой!.. — она зажала рот ладонью. — Прости-и…

— Да ничего, уже неважно. — Ремус покачал головой. Ему пора было, наверное, перестать стыдиться: нет ничего позорного в том, чтобы быть бедным. Но на краю сознания мелькнула мысль, что если он когда-нибудь вернется живым домой, то придумает, как подзаработать денег. Родителям станет легче, если он сможет что-то обеспечивать сам.

— А которое из них? — допытывалась Дора.

— Вон то, с царапиной на боку.

Ремус ткнул в витрину пальцем, но она никак не могла разглядеть. Они подошли поближе, и Ремус постучал по стеклу над кольцом; он хмыкнул, увидев, что старик выставил его за двадцать пять фунтов — а сам когда-то предлагал восемь!..

Дора прижала нос к стеклу:

— Такое тоненькое… красивое. Матери?

Ремус кивнул, но в этот момент за витриной что-то шевельнулись. Он увидел по другую ее сторону старика Флетчера. Тот вцепился в них пристальным взглядом. Билл и Чарли вздрогнули и попятились. Для Флетчера это словно послужило знаком: он вздрогнул и рванулся вглубь помещения. Было видно, как он судорожно сдернул трубку с настенного телефона. Ремус выругался и схватил Чарли за руку:

— Бежим! Бежим-бежим-бежим!

Они бросились прочь что было духу. Сумка Билла колотила его по спине, и он прижал ее к груди, тяжело дыша. Ремус почти волок Чарли за собой. Он боялся оглянуться. Куда бы Флетчер не позвонил, в полицию или прямо в Реддл-холл, дело было дрянь. Все летело к черту, и летело быстрее, чем шайба в ворота на хоккейном матче. Вылетев на площадь, Ремус увидел издалека косуху Сириуса и понесся ему навстречу. Мальчишки были не одни: они уже встретились с Лили и остальными. Ремус едва не сбил их всех, влетев в самый центр толпы.

— Валим к станции! Некогда объяснять, нас засекли, валим срочно!

Девочки испуганно переглянулись, Сириус грязно и несдержанно выругался.

— Ну, чего ждем! — огрызнулся он. — Ноги в руки и бежим, сказано же!

Но не успели они сдвинуться с места, как раздался громкий окрик:

— Оставаться на местах! Поднимите руки и не двигайтесь.

Ремус в панике обернулся и увидел, как к ним со всех сторон приближаются полицейские. Вооруженные. Дети были в западне.

— Не двигайтесь! — повторился приказ. — Поднимите руки так, чтобы мы их видели!

Руки тряслись, когда Ремус поднимал их над головой. И не у него одного. Питер казался близким к обмороку, Сириус и Дора еле сдерживались, чтобы не броситься на полицию с кулаками. Какой-то совсем молодой констебль, заметив, как кто-то из детей дернулся, завопил:

— Не двигаться, психи, не то мы будем стрелять!

— Ну-ну-ну, констебль, — раздался мягкий голос, от звука которого Ремуса замутило, — это уж слишком. Никто не будет стрелять в детей — в конце концов, не их вина, что бедняжки помешались.

Сквозь круг полицейских к ним приблизился Реддл в сопровождении Барти, глаза которого горели почти маниакальным светом, и мягко, как всегда, улыбнулся:

— Кажется, ваша прогулка до города немного затянулась, друзья мои. Пора возвращаться домой.