История третья: вместе (гет)

Джина подспудно ожидала какого-то Хогвартса, или викканских ритуалов — чего еще можно ждать, соглашаюсь обучаться у ведьмы? Ей было заранее немного смешно, но в итоге все оказалось совсем не смешно.

Анвен привела ее к могиле.

На самой вершине холма. Два метра вниз. Два в длину и метр в ширину. Пустая.

— Раздевайся, — сказала Анвен. — И ложись.

С вершины холма был виден весь северный край леса, брошенный поселок и бесконечные топи. С другой стороны вид заслоняли раскидистые ясени и старые дубы — а на голой вершине кто-то сподобился вырыть ей могилу…

— Вы хотите меня закопать? — пробормотала Джина, разглядывая толстый слой сухих листьев на дне ямы.

— Засыплю листвой, — с охотой сказала Анвен. — Ты сможешь дышать. Раздевайся.

— Здесь не очень тепло, — возразила Джина, плотнее кутаясь в палантин.

Над холмом дул пронизывающий ветер.

— Тебе не будет холодно, — пожала плечами старуха. — В этот мир мы являемся голыми.

То есть, она хотела, чтобы Джина совсем разделась?!

— Это не гигиенично! — категорично закуталась в палантин та. — Даже покойников в гроб одевают!

Анвен вздохнула, положила ладонь Джине на основание шеи и вдруг с её руки слетела вспышка!

Джина почувствовала, что падает наземь, но она ничего не могла поделать — все тело ниже шеи как будто перестало существовать! Джина видела свою руку, беспомощно откинутую по траве, как тряпичную — и не чувствовала, совсем ее не чувствовала!

— Что ты со мной сделала?! — закричала она.

— Надо было сразу сделать, как я прошу, — пробормотала Анвен, переворачивая Джину.

По жесткому стеблю перед глазами куда-то спешил муравей.

— Ворочай тебя теперь, в мои сто тринадцать…

«Сколько?! — мысленно ахнула Джина. — Сколько-сколько ей лет?!»

Вжикнула молния и Джину перевернуло снова. Теперь перед глазами плыли облака, рваными клочьями в васильковой глубине. Джина со всех сил пыталась шевельнуть хоть пальчиком, но глухо, глухо, ничего! От злости и отчаяния на глазах вскипали слезы. Тело, такое родное и послушное, стало просто куском безжизненной плоти, в которой заперто её сознание! Сережа, приезжай скорее, разнеси здесь все, они это заслужили!

— Неправильно делаешь, — между делом заметила Анвен.

Старуха переворачивала Джину с боку на бок, потихоньку задирая ткань.

— Чувствовала бы собственную силу — сняла бы мой блок, — сурово сказала Анвен.

— «Чувствуй Силу, Люк!» — передразнила Джина, но Анвен её не поняла.

— Именно. Твой дар всегда был с тобой. Почувствуешь его — по-другому услышишь мир. Почувствуешь его — спускайся ко мне.

Ткань закрыла Джине лицо. Ведьма легко вытряхнула её руки из широких рукавов и не поленилась стянуть нижнее белье.

— А если не почувствую? — зло спросила Джина, когда Анвен вынимала сережки у нее из ушей.

— Будешь лежать, пока не почувствуешь, — пожала плечами старуха.

Её зароют в могилу, где она будет валяться голышом и парализованная, пока не почувствует какой-то дар?! Джина чувствовала такую злость… но ничего не могла сделать и от беспомощности злилась еще сильнее.

— Ох, тяжелая, — приговаривала Анвен, волоча её по траве на её же собственном платье. Затем что-то изменилось, движение ускорилось, мелькнула серая земля на срезе ямы и Джина полетела вниз… Анвен уложила ее на хрусткую листву и шустро поползла вверх по приставной лесенке. Долго шуршала чем-то наверху и в итоге объявилась с огромным полиэтиленовым мешком. Анвен развязала горловину — и грязная листва посыпалась прямо на тело Джины.

Она все еще не могла пошевелиться, хотя очень старалась.

Листва шуршала и пахла горечью. Разложением. Листва умерла и теперь ей засыпают еще живое тело.

Джина закрыла глаза, но ее нос забивал этот горький запах осени. Темно. Листва не была тяжелой, но Джина правда почувствовала себя покойницей.

Не шевельнуться. В могиле. Одна. Пахнет сырой землей и прелой листвой.

“Мама забери меня отсюда пожалуйста”, — помимо воли подумала Джина, отлично понимая, что мама ей сейчас помочь не сможет и сама нуждается в помощи!

А Сережа еще далеко. Он уже идет, но он далеко.

Тяжесть лежала у Лиды на сердце уже давно, но с тех пор, как Джину увели, стало еще тяжелее. При Джине Брайан и его свора немного сдерживали себя, теперь же оскорбления сыпались из них, как из дырявого мешка. Синичка, похоже, уже ничего толком не слышала — ее мысли и чувства словно впали в спячку, как деревья зимой. Она находилась где-то глубоко в своем мире и матери приходилось напоминать ей о простейших гигиенических действиях.

Саму Лиду тоже уже ничего не задевало. Она словно бы переступила одной ногой порог, отделяющий еще живых от уже мёртвых — и разве могут в таком состоянии ранить какие-то слова?

Но это не значит, что Лида утратила наблюдательность. Она видела, что Брайан вернулся из лесу злым, Шимус — задумчивым. Что или кто их так напугал, Лида узнала позже — их с Синичкой заперли в одной из спален, но перегородки тонкомерного дерева прекрасно пропускали звук.

Брайан как был суеверным идиотто, так и остался. Бабка-ведьма предсказала ему, что за Джиной явится какой-то Император с огнем в руках и принесет им разрушение — и теперь Брайан и Шимус строят планы, как им отбиться. Вархаммер какой-то…

— Бабкины сказки, — фыркнул Пол. — Если ты уж так боишься — попроси Дина привезти нам пару автоматов…

— С хорошим автоматом я любого Императора разделаю, — подтвердил Гаррет. — Если он вообще придет.

— Император в раскладе у женщины — это покровительствующий ей сильный мужчина, — вещала за стеной Клода. — Джинджер должна знать, кто это, я уверена!

— Может это тайный поклонник? — легкомысленно предположила Медлин.

— Джина выглядела слишком удивленной, — заметил Шимус. — Нет, она не знает, кто это. И это неважно, так я думаю. Отец, я думаю, мы должны передать наши убежища ребятам Кевина — и дать им доступ к нашим оффшорам…

— Ты собрался сдаться? — прорычал Брайан.

— Не надо никому давать доступ к оффшорам, — заметил Шейн. — Дед Дин сам разберется с этим — в море его не выловит ни император, ни английская королева. Я считаю, нам надо просто поставить камеру с датчиком движения в начале дороги — и подготовить горячую встречу по методу дяди Гаррета любому, кто объявится на ней.

— Твой сын умнее тебя, — проворчал Брайан. — Так и сделаем. И еще — кто-то должен дежурить ночью. Не стоит недооценивать Лиду — эта дрянь точно попробует угнать грузовик. Не верю я в ее смиренный вид!

Вообще-то такая мысль у Лиды тоже была. Допустим, она-то водить не умеет — но умеет ее старшая дочь.

Но вот только Лида не верила, что ей дадут такую шикарную возможность сбежать отсюда.

На ночь их с Синичкой устроили в общей комнате, у печки, в нише за занавеской. Клода, с печальной улыбкой пообещала сшить им что-нибудь под местный климат.

Дурочка, бедная маленькая дурочка — тебе бы дома пироги печь, а не с террористами по болотам бегать, зачем ты в это ввязалась? Нет, Лида видела, зачем и из-за кого Клода ввязалась. Любовь бывает очень зла.

Следующим утром Ошин уехал куда-то и Клода вытащила из угла древнюю швейную машинку — с ремнем на колесе, ножную — Лида однажды видела такую у бабки в деревне.

— Тетушка, что ты делаешь? — деланно изумился Шейн. — Зачем им теплая одежда? Не так уж много им и осталось…

— Не меньше месяца, — отрезала Клода. — Я уж знаю, как быстро вы подготавливаетесь… Я знаю, что Брайан хочет ее помучать, я знаю, что ты, Шейн всегда готов помучать любого, кто тебе подвернется — но я в ваши игры не играю.

Клода оказалась той еще швеей. Верхом ее мастерства стали балахоны в пол, с кривыми капюшонами. Клода сшила их из колючей шерстяной ткани черного цвета — и если бы Лида надумала вступить в стройные ряды сатанистов, лучшей одежды было бы не найти.

Не так уж много ей осталось, это точно. И Лида не хочет провести свои последние недели вот в этом.

Да, бабская придурь, но разве она не имеет права? Ей не так много осталось, ей сейчас все можно.

Лида отогнала от машинки Клоду и взяла дело в свои руки. Она как раз разобралась с выкройкой и собиралась прошивать ткань, когда всю её пронзило странное, странное чувство, заставившее Лиду вскочить и мучительно замереть.

Джина звала её, Джина была в беде!

Клода была добрее всех в доме, Лида решила обратиться к ней. Им с Синичкой не запрещали ходить по дому, лишь запретив переступать порог. У двери в дом игрался в телефоне Пол — Лида понимала, что он их караулит.

Гаррет и Брайан уехали утром вместе с Ошином, Шимус заперся у себя, Шейн ушел в сарай, помогать Медлин.

Но с Полом им с Синти не совладать.

Клода охотно согласилась отвести Лиду к Анвен. Лиде повезло — Пол явно скучал и с охотой собрался в лес.

— Не надейся, — хохотнул он, заметив, как Лида посмотрела на дорогу. — Дальше только холмы и болота, а в холмах живут наши друзья. Не стоило тебе трогать отца.

— Брайану не стоило удерживать меня, — ровным тоном ответила Лида. — Я боролась за свою свободу.

Не то чтобы она надеялась переубедить Пола. У него своя правда — у нее своя. Двадцать лет назад Пол был худощавым юношей в драной черной майке — и Лида еще помнила, как отчаянно он ругался с отцом… Тогда Лиде казалось, что Пол сочувствует ей — ведь он и сам пытался выбраться из жесткой хватки рук Брайана.

А теперь он заявляет, что Лида не должна была идти в полицию! Как странно все изменилось.

Спустились с холма, нырнули в лес — и тут же заблудились. Лида, физически чувствуя, как дочь зовет ее, готова была идти напрямик, но ее внезапно удержали в четыре руки:

— Никогда не сходи здесь с тропы! — дернула ее Клода.

— А то что? — сердито огрызнулась Лида. — Черти утащат?!

— В болото провалишься, — охотно пояснил Пол. — Папе это не понравится. А ты куда?

Лида едва успела схватить за плечо Синичку — та, молча бредущая, куда потянешь, вдруг попыталась уйти от них.

— Синти, там болота! — тряханула дочку Лида.

Синичка взглянула ей в лицо затуманенным взглядом:

— Мам, меня звали…

— Должно быть, топь позвала ее, — одновременно сказала Клода и Лиду пробрало мурашками. Синти говорила по-русски.

— Какая, к чертовой матери, топь?! — вырвалось у нее.

— Здесь нельзя ходить в одиночку, — широко распахнув глаза, поведала Клода. — Если у тебя тяжело на душе и ты один — болота заберут тебя…

— Особенно если идти не глядя под ноги, — развеял атмосферу Пол. — Сестренка, ты нас закружила. Я эту ольшину запомнил — мы мимо нее второй раз идем.

— Лида, — вдруг развернулась Клода, — мне кажется, Анвен не хочет вас видеть. Эта тропа никогда не кружила нас раньше.

— Джине нужна моя помощь, — глухо сказала Лида.

— Нет, нет, — замахала ладонями Клода. — Анвен знает, что делает… мы там лишние!

— Синти!! — Лида перешагнула через корень и вцепилась обеими руками в плечи дочери, вдруг сделавшей два шага в сторону: — Ты что, не слышала, что здесь болота? Куда тебя понесло?!

— Мам, — Синичка широко раскрыла глаза, — мне туда надо… Там хорошо будет, спокойно…

— Что ты несешь?! — Лида снова тряханула дочь за плечи. — Синичка, ты должна жить. — перешла она на русский. — Брайан зол на меня, но он ничего не сделает тебе — и ты должна выжить. Пожалуйста, доченька, ради меня — я прошу, не прыгай в болото.

— Меня зовут, — повторила Синти, как не слышав. — Ай!

Лида дала ей подзатыльник.

Эти болота в самом деле были странным и очень поганым местом, Лида надеялась, что удар по затылку развеет морок, но нет — Синти решительно развернулась… и была удержана Полом:

— Куда это мы пошли-и? — поинтересовался тот.

И Лида приняла решение:

— Клода, ты сможешь вывести нас отсюда?

— Да, — сказала та, с каким-то облегчением. — Анвен не хочет нас видеть, мы быстро выйдем…

— Ну так идем! — Лида рявкнула так, что Клода подпрыгнула.

Джина — большая девочка. Джине придётся справиться самой — Лида не может рисковать второй дочерью.

Он летел через огонь. Внизу тянулась раскаленная черная земля, рассеченная алыми трещинами, временами из них фонтаном вырывалось пламя. Он летел — и он искал. Наконец, он увидел провал на вершине высокого черного кургана и сердце подсказало ему — здесь.

Он приземлился, сбрасывая с себя оперение и подошел к яме. Джина лежала внизу, обнаженная, бледная и неподвижная, как неживая.

— Джина! — крикнул он, протягивая руку.

Воздух загустел — сколько он ни тянулся вперед, он не мог сдвинуться ни на миллиметр. В отчаяньи он выпустил когти и бесполезно рванул воздух ими:

— Джина!

Она открыла глаза.

Глаза ее светились во мраке зелеными огнями, но это инфернальное зрелище его несказанно обрадовало — жива!

Он накрыл провал крыльями, снова потянулся вперед:

— Я ищу тебя, — сказал он нежно. — Я тебя обязательно найду.

— Сережа… — прошептала она тихо. — У тебя есть еще месяц — потом будет поздно…

Назойливый писк разбил сон. Сережа раскрыл глаза и увидел зажегшийся на селекторе огонек — кому-то в посольстве была нужна машина.

Должность водителя давала ему столь необходимое свободное время. Сережа приходил на работу с ноутбуком — для подготовки хаоса требовалось время. И кончик ниточки, который сейчас старательно вылавливает Игорь. И — одно из имен, найденных Юлей.

Сережа не знал, сколько времени у него есть, но отчего-то верил, что сон сказал ему правду, Джина сама назвала ему срок.

Она… правда была необычной. Джина однажды убрала ему головную боль, просто поглаживая висок — Сережа не говорил ей о том, что у него болит голова, она почувствовала сама. А еще, Джина заранее чувствовала беду — “Кожу на спине стягивает, кулачок внутри сжимается”, — говорила она.

И в день перед похищением она говорила об этом, но Сережа списал ее тревогу на очередные рабочие неприятности или семейные проблемы. Разве мог он знать?..

У него есть четыре недели… более чем достаточно, Джина. Я вытащу тебя.

Она лежала в яме и чувствовала себя мертвой. Листва пахла горечью, лес шумел вокруг — и в ней самой. Джина отчетливо почувствовала, что мама пыталась броситься к ней, но не совладала… с чем-то.

Это что-то вставало перед глазами, виделось подобием спутанного нитяного клубка. Рядом, словно живое, дышало болото. Большая, вязкая сила, не злая, но и не добрая, дремала на дне. С ней надо быть осторожней.

Шею морозило, в выступающий позвонок будто воткнули сосульку, чуть ниже ребер пылало ее собственное маленькое солнышко — это все, что Джина чувствовала о своем теле. Надо было растопить лед, но как это сделать, если солнце — в животе, а сосулька — в шее?

Но она пыталась. Через какое-то время Джина поняла, что энергией, которую излучает это солнышко можно управлять, но Santa Maria, как это было тяжело! Стоило лишь чуть отвлечься, выдохнуть — и все развеивалось, разлеталось по телу и… ничего не получалось! Иногда Джина думала, действительно ли существует эта энергия, или от отсутствия звуков, света, ощущений, ее мозг начинает сбоить, придумывая ее сам…

Она даже успела задремать здесь, в бессветной тиши, и увидеть во сне, как ищет ее Сережа, пролетая на вороньих крыльях над пылающей землей. Его тело то покрывалось перьями полностью, то становилось обнаженным, но только крылья всегда оставались при нем.

Джина ужасно хотела прикоснуться к нему, но не могла шевельнуть и пальцем. И Сережа улетел, но обещал вернуться, а вторая Джина, та что всегда жила в ней — фигура сотканная из тепла и солнечных лучей — встала из ее тела, повернула ее голову и достала из позвоночника ледяной осколок…

Джина очнулась от боли — что-то острое впивалось в поясницу, она замерзла, подогнутая рука затекла… она наконец-то чувствовала свое тело!

Она чувствовала мир вокруг и жар в солнечном сплетении. И желала придушить одну старую ведьму за все ее фокусы.

…Когда Джина спустилась с холма — нагая, под порывами ледяного ветра, желание у нее осталось только одно — прижаться к очагу и никогда от него не отходить. Что-то странное случилось у нее с головой — вся ее прошлая жизнь будто отдалилась от нее, затерялась в тумане… Словно жизнь была — всего лишь сон, а есть только болото и холм на болоте и лес на холме и врытая в землю хижина с травой на крыше…

Джина вошла в дом и увидела, как Анвен подливает в котел молоко. Откуда же у тебя молоко в этих болотах? В солнечном сплетении у Анвен тоже посверкивало, в ней не было тепла, но не было и холода. Ее сила была острой и колючей, как старый свитер или свет далеких звезд. Она сама была как это болото, не злая и не добрая, она давно уже просто сосуд для своей собственной силы… Но почему в ней столько дыр?

— Старая я, — проскрипела Анвен. — Думала — тебе отдам, но нет, ты уже не моя. Все уйдет в болото и похоронишь ты меня тоже в болоте.

Джина молча села на лавку, прислонившись плечом к теплым камням. С наслаждением ощутила прикосновение к коже шершавой штукатурки — какая же это радость, просто чувствовать!

— У тебя своя сила есть, — сказала Анвен, помолчав. — Тебе хватит. Покажешь ее людям, и люди станут тебя бояться, даже самые близкие из них…

— Не станут, — уверенно ответила Джина.

«Я же не старая ведьма живущая на проклятом болоте», — подумала она, но не стала произносить вслух.

— Посмотрим, — пробормотала Анвен. — Ты молодая, но и я когда-то была молодой… Сыпь.

Джина осторожно приняла из рук старухи потертый кожаный мешочек и любопытно заглянула в горловину.

Камушки какие-то…

— Сыпь на стол! — велела Анвен и Джина высыпала.

Камушки, перышки, куски бечевки, веточки и старая деревяшка. Мусор.

— Ищи себя, — приказала Анвен.

Себя? В куче мусора? Отличное развлечение на вечер. Или это что-то глубоко философское?

Едва Джина подумала об этом, как вдруг она заметила под старой деревяшкой маленький зеленоватый камень. И вдруг поняла — это она.

— Нашла? — удовлетворенно заметила Анвен.

— А это вы, — Джина указала на деревяшку.

— Хорошо же ты меня видишь… еще кто-то есть?

Да, были.

— Сережа, — сказала Джина проводя пальцем по зазубренному куску кремня рядом с изумрудиком. — А это — мама.

Да, они были совсем рядом с ней — мамин кварц и Сережин кремень, а где же сестра?

Сестра была кусочком известняка, сереньким и невзрачным. Неужели это Джина ее так видит? Она бы дала ей скорее розовый кварц — но чувствовала, что Синичка именно этот известняк.

Известняк лежал чуть поодаль. А пестрая галька Изы вообще оказалась за веточкой и это почему-то было очень грустно.

Больше Джина не могла узнать здесь никого.

Анвен рассматривала камни со странным выражением лица.

— Мама и Сережа не будут меня бояться, — уверенно объявила Джина.

— Мать будет бояться не тебя, а за тебя, на то она и мать, — спокойно сказала Анвен. — А твой Сережа сам кого хочешь напугает.

— Просто не надо было его трогать! — гаркнула Джина. — Вы его совсем не знаете, а он…

— Избавь меня от этого, — попросила Анвен поднимая руку в отрицающем жесте. — Мне сто тринадцать лет и я много раз слышала лепет влюбленных дур. Я знаю каждое слово, какое ты собралась произнести.

— Вы просто никогда не любили, — уверенно сказала Джина, ощущая, что сказанное ей — правда. — Вы даже дочь свою не любили. Она вам была как пустая ваза, а полюбить сына вам не дало болото — забрало его маленьким. Скажите, стоила этого вся ваша сила?

— Это была моя судьба, — ровным тоном сказала Анвен. — И я последовала за ней.

Повисло тяжелое молчание.

Наконец Анвен шевельнулась, проводя рукой над камнями:

— Близких у тебя будет немного, — сказала она с каким-то даже удовольствием. — Все равно тебе быть в стороне ото всех.

— Близких у меня немного, — подтвердила Джина. — Как и у многих. Не всем быть душой компании. Но я думаю — мне хватит. Откуда у вас молоко?

Джина больше не хотела обсуждать свою любовь и трудную судьбу Анвен.

Судьбу мы выбираем сами. Джина откуда-то знала, что и свою судьбу Анвен выбрала сама.