Принимая вуаль (гет)

Единственное, что кажется более странным, чем пережить смерть, — это пережить её и иметь возможность рассказать о полученном смертном опыте. Вот и Тоска нашла, что испытывает противоречивые чувства.

В душе умещались удивление и радость, негодование и страх. Облегчение и умиротворённость сменялись обидой и горечью.

Она вдруг осознала, что не верит, будто ей выпал счастливый второй шанс, ведь одновременно приходилось осмысливать свою же безвременную кончину.

Она боялась гнева Карла, но вместе с тем загорелась любопытством и была немного тронута своим воскрешением. А узнав, что крошка Гай жив, обрадовалась как сама не своя, но в то же время оплакивала необратимую потерю двух старших сыновей.

Как ни странно, развязку отношений с Маркусом — своим верным супругом и господином на протяжении долгих лет — Тоска восприняла с пугающим спокойствием, хотя чувствовала себя опустошённой после жестокого обличения, которое обрушил на неё переменчивый Карл.

Если кратко, то многое предстояло уложить в голове. И в центре всего всегда находился Карл. Он был константой каждого кризиса в её жизни. Будь то проскрипция Маркуса, её прелюбодеяние в храме или дитя, которое она сейчас прижимала к груди.

Карл был альфой и омегой — началом и концом всех экстраординарных событий в её по сию пору ничем не примечательной жизни. Хорошее, плохое… всё неизменно возвращалось к Карлу.

По его словам, за этим, вне всякого сомнения, стояла Сила. Аналогичное объяснение сняло с неё вину в его глазах.

Доставив их с малышом в больницу, Карл исчез. И к лучшему. Тоске требовалось время разобраться в том, что произошло. Кое-что и поныне возвращалось смутно.

Она не помнила, как умерла. Не помнила события, предшествующие смерти. Почти ничего не помнила о том, как очнулась. И, честно говоря, была не против опустить те кровавые подробности… Однако после нескольких дней наедине с собой Тоска ощутила лишь ещё большую растерянность. Поэтому, когда Карл в конце концов явился и спросил, чего же она хочет, Тоска попросту ударилась в слёзы.

В его распоряжении было гораздо больше времени всё обдумать. Факт водружал его кратно выше положения, в каком очутилась она.

Из того, что она более или менее уяснила, Карл хотел оставить прошлое в прошлом, кроме вещей, что касались Гая. Карл назвал его «собственностью государства» — своего родного сына! — и всё же, если бы из его уст прозвучало «враг государства», Тоска бы нисколько не удивилась. Вот отчего сделка, заключённая им, чтобы обменять её жизнь на жизнь их ребёнка, стала для неё такой неожиданностью. Сделка демонстрировала, как сильно Карл дорожил ею. Точно так же, как казнь в тронном зале демонстрировала, как глубоко она сама ранила его…

Но Карл тоже ранил её. Задолго до того, как убил, он обманом склонил её к постели и даже к любви.

А что можно сказать об отношениях, которые основаны на лжи и приправлены смертью?

Тоска всегда знала, что Карл — параноик и опасный человек, хотя и не до конца представляла глубину причин. Зато теперь понимала, что в равной степени боится как остаться с Карлом, так и покинуть его. Даже по ситхским меркам его жестокость и властность считались необычайными. Но поскольку он, по сути, держал их сына в заложниках, им обоим было прекрасно известно, что ей некуда деться.

Тоска угодила в ловушку той же материнской любви, что её погубила. Столь коварный ход со стороны Карла — использовать её величайшую слабость в своих интересах…

Но Тоска твердила себе, что сумеет с этим справиться. Она — женщина, у которой всё получается. Ей не привыкать к уступкам и компромиссам. Таков был её принцип: не противиться системе, а искать способ действовать в её рамках. И сейчас она поступит точно так же. Она должна.

Её единственным утешением оставался Гай. Он был чудесным малышом. Никогда не страдал коликами, никогда не капризничал. Он вообще редко доставлял беспокойство, за вычетом тех случаев, если возился, проголодавшись или требуя сменить подгузник. Да и как назвать это беспокойством? Просто сейчас он так общался.

Девочки очень хорошо о нём заботились. Отчасти, потому что знали: у них никогда не будет собственных детей, поэтому все до единой души не чаяли в Гае. Для Тоски, которая наблюдала за их трогательными хлопотами, во всём этом виделся болезненный надлом. Материнство — одно из величайших удовольствий в мире. Ей была ненавистна мысль, что женщинам, которые желают иметь детей, может быть в этом отказано.

После неловкой сцены в палате Тоску выписали, и Карл вернул её в храм. В обитель, где послушницы жили сообща, сказав, что здесь ей всегда помогут. И правда, в покоях Тоска обнаружила, что её подопечные соорудили импровизированную детскую. Крошка Гай, тайный сын Императора ситхов, посапывал в хлипкой кроватке, окружённый открытыми коробками с подгузниками и разнообразными детскими принадлежностями. У него уже накопился скромный гардероб из недорогих комбинезончиков, пачек носков и нескольких одеял.

Девочки показали ей мягкую погремушку в виде меча, которую Гай обожал стискивать и грызть. Это было совсем немного, но Тоска прослезилась от их стараний. Послушницы не жалели сил, ухаживая за её сыном. И пусть Гай не жил в роскоши, он получал самое важное — любовь. За это Тоска будет вечно им благодарна.

Как и во время пребывания в больнице, девочки по очереди помогали ей нянчиться с малышом. Теперь, когда двое старших сыновей были для неё потеряны, Гай остался её единственным ребёнком. Это заставляло крепче держаться за него. За естественной любовью к новорождённому скрывалось чувство глухого отчаяния. Страх, что кто-то из них — или они оба живут взаймы, ибо Карл мог передумать в любой момент.

Примерно через неделю прогресс её физического восстановления замедлился, хоть Тоска и добилась существенных успехов с тех пор, как очнулась на алтаре. Она наловчилась гулять на короткие расстояния без посторонней помощи, добираясь из храма в сад. Но выносливость по-прежнему снижалась. Тоска уставала всё сильней и была вынуждена ложиться вздремнуть днём.

Это удручало.

Ей хотелось вернуть свои силы. Чувство неполноценности претило. Увы, даже позитивный настрой не сокращал дни, когда она, переусердствовав с нагрузкой, скатывалась вниз.

Врачи, посещавшие её каждое утро, призывали к терпению, но по мере того, как дни превращались в недели, Тоска становилась всё более беспокойной… и обидчивой.

Карл благоразумно держался на расстоянии. Но на сей раз Тоска прекрасно знала, чем заняты его дни. Непроходящим маскарадом под личиной Лорда Вишиэйта, правящего Империей. Отчасти поэтому верховный жрец был редким гостем в собственном храме.

Дни пролетали в мимолётных встречах с Карлом. Иногда он ловил её взгляд, иногда игнорировал, но Тоска знала: ему известно о её присутствии. Карл чувствовал её в Силе — в этом можно не сомневаться, несмотря на то, что их особая связь — узы Силы, похоже, умерла вместе с ней. Теперь Карл стал для неё таким же непроницаем, как и при их первой встрече.

В иной раз, если они всё же обменивались парой фраз, то обычно это происходило в саду. Рядом были девочки, и, тем самым, такое общение сводилось к обычаям придворного этикета. Со стороны их могли счесть старыми знакомыми, но послушницы, конечно, были в курсе подоплёки.

Тоска понимала, что юные подопечные считали её и Лорда Тенебре влюблёнными, повстречавшимися под несчастливой звездой, разлучёнными обстоятельствами и окружёнными бесконечными преградами из-за трагедии по вине мстительного Лорда Стракта. Девочки были полны сочувствия и симпатий, поэтому взяли пример с неё и Карла соблюдать сдержанность. Казалось, это превратилось во всем известный секрет, о котором не принято говорить вслух.

Молчание распространялось не только на их отношения. Карл, по-видимому, велел послушницам помалкивать о свершённом чуде, дабы Лорд Стракт не пронюхал о том и не заявился в храм завершить начатое. Уловка сработала как надо — ещё бы, Карл трепетно приглядывал за своими секретами. Он не хотел, чтобы кто-нибудь прознал об истинной полноте его власти, предпочитая поддерживать атмосферу домыслов и слухов, добавляющую таинственности приятелю Его затворнического Величества Лорду Тенебре — верховному жрецу, урывками посещавшему собственный храм.

Подле Карла всё было не тем, чем казалось. Тоска догадывалась, что за этим скрывались отчасти неуверенность, отчасти паранойя, а отчасти озорство.

В эти дни она вновь облачалась в платья послушницы, что оставила позади, когда бежала после мятежа. Примерив их в первый раз, она поневоле задержала дыхание, ибо внезапно обнаружила, что старая одежда ныне слегка висела мешком.

Кто бы подумал, что посмертие — лучшая диета после родов?

Тоска всё чаще кормила грудью Гая, что понемногу помогало. Но пусть талия быстро набирала утраченное, в остальном её внешний вид оставлял желать лучшего. Как и любая свежеиспечённая мать, она страдала от разлада гормонов и неизбывной вездесущей усталости. Это было заметно.

Среди множества вещей, о которых говорили шёпотом, в свойстве беременности была одна неопровержимая истина: взгляни в зеркало после роддома и поймёшь, что постарела на десять лет.

Тоска причисляла себя к ветеранам материнства и знала, что со временем и при должном отдыхе тени под глазами исчезнут, а на щеках вновь заиграет румянец. Но, да помилует Сила… сейчас до этого было ещё далеко.

Пока девочки с азартом ссорились за право мыть бутылочку и менять подгузник, Тоска проводила время, беззаветно прохлаждаясь — из-за чего становилась частой жертвой косметического дроида. Так что, в отличие от дней, проведённых дома в старой сорочке, на диване, когда шёл срок нянчиться с Десимусом и Люциусом, ныне Тоска превратилась в самую блистательную мать в галактике.

Её волосы были мастерски уложены в высокую причёску, идеальные ногти сверкали свеженьким маникюром, а макияжу позавидовали бы столичные модели.

Издалека её облик одурачил бы любого, но стоило присмотреться, как чары развеивались, оголяя упадок и смятение.

Во всей Империи не нашлось бы консилера, способного спрятать её неуверенность и переживания после всего приключившегося.

Сложившийся статус-кво покамест устраивал, но Тоска знала, что перемены не заставят себя ждать. Мысли о них не давали покоя. Перспективы будущего не отпускали ни днём, ни ночью — она была просто не в состоянии выкинуть их из головы.

Пытаясь совладать с этим бременем, она вновь старалась вжиться в роль матроны. Вновь прогуливалась по широким, отделанным мрамором коридорам в баснословно дорогом чёрном наряде, зачастую оттеняя его алым плащом, выдававшим в ней послушницу. Однако если раньше она рассекала сводчатые холлы быстрым уверенным шагом, то теперь еле тащилась, порой опираясь на трость, в дни, когда дела шли не очень.

Ведал ли кто-нибудь, кроме девочек, что она и есть та погибшая любовница Лорда Тенебре, муж которой считал, будто сам убил её?

У Тоски не было ответа.

Приличное число людей видели, что она регулярно посещала дворец с Карлом. Беременная, она часто гуляла с ним в саду. Если такое поведение казалось кому-то неподобающим, никто не морщил нос. В этом плане другие жрецы стали относиться к ней с ещё большим уважением, чем раньше. Тоска прочно заняла причитающееся себе место в дворцовой иерархии.

Как матроне, ей полагалось присутствовать на заутренях и повечериях. Поскольку её состояние пока не позволяло петь с послушницами на получасовых церемониях у алтаря, она скромно сидела на задней скамье, наблюдая за священнодейством.

Однако в сегодняшнюю раннюю пору она оказалась там не одна. Перед началом заутрени глава Имперской сферы военной стратегии Тёмного Совета опустился на скамью рядом с ней.

Иссохший Лорд Азамин был частым посетителем храмовых служб. Обычно он появлялся по утрам, предваряя назначенные ранние встречи, а после любил провести время в саду перед тем, как начать свой неспешный путь во дворец.

Сегодняшний день не стал исключением.

Они вместе вышли из храма, чтобы присоединиться к послушницам, которые уже ожидали снаружи.

Раньше Тоска и подумать не могла, сколько усилий тратил Дарт Азамин на поддержание должного вида, — пока сама не стала хилой. Как и престарелому ситхскому мудрецу, ей приходилось идти, опираясь на трость. Вчера она опрометчиво перестаралась, за что расплачивалась теперь.

Лорд Азамин жизнерадостно улыбнулся из-под низко надвинутого капюшона.

— Моя леди, какая отрада видеть, что вы вернулись в храм.

Тоска ответила почтительным кивком и приняла протянутую руку помощи. Впрочем, кто кому помогал, пока они дружно, шаркающей походкой следовали в сад, сказать было затруднительно. Однако она и думать не смела обидеть столь уважаемого Владыку.

— Для меня всегда честь встретить вас, мой Лорд.

— Зовите меня Корнелиус, — любезно предложил он. — Мне нравится, когда хорошенькие девушки зовут меня по имени.

Его добродушный, совершенно безобидный флирт вызвал у Тоски приступ неудержимого хихиканья, словно она была одной из своих легкомысленных подопечных.

— В юности вы были таким же дамским угодником? — игриво спросила она.

— Ох, много хуже, — уверил он, — хотя в те времена меня гораздо чаще ставили на место. В нынешнюю пору Дарт Азамин и близко не способен никого впечатлить с тем же апломбом, — усмехнулся он и обратился к ней напрямик: — Как вы, моя леди? Я потерял вас из виду.

— Что ж, как сами видите, мне стало лучше, — Тоска пожала плечами, затронув свой недуг лишь в общих чертах. Она не собиралась жаловаться на временную слабость человеку, который боролся с ней каждый день на перманентной основе.

— Надобно сказать, — склонившись к ней, Лорд Азамин заговорил наигранно театральным шёпотом: — до меня доходила молва, будто вы были мертвы. Вы что-то слышали о таком слухе?

Она встретила его взгляд и кивнула.

— Это правда.

Лорд Азамин и бровью не повёл.

— Ах, — и торжествующе ухмыльнулся, — вот и доказательство, что среди нас воистину ангел.

— Тогда уж зомби, — ворчливо посетовала она. — Думаю, в последнее время вы куда проворней меня. — И заволновалась: — Я вас не задерживаю?

— О, не в моих правилах жаловаться. Это мне на руку, — рассудил многочтимый ситхский стратег. И дерзко подмигнул. — Теперь вы не сможете убежать от меня. Вам не вырваться из моих когтей.

Тоска засмеялась.

— О, вот уж точно, была бы долгая погоня. Но в данный момент я планирую сбежать к вон той скамейке. Мне нужно присесть, мой Лорд.

— Как вижу, там хватит места для двоих, — подметил Дарт Азамин.

— Я потеснюсь, — Тоска не хотела лишать себя такой компании. Его незлобивое, лукавое обаяние забавляло.

Они опустились на скамейку, принявшись вместе наблюдать за отдыхом девочек. Гай был с ними — лежал на одеяльце посреди залитой солнцем травы. Послушницы принесли его поприветствовать маму, а потом принялись передавать друг дружке — кто-то напевал колыбельную, а кто-то ласково убаюкивал малыша в объятиях. Тоска заметила, что Гай вовсю зевал, похоже, готовясь к своему дневному сну.

— Этот молодой человек — очень славный мальчуган, — похвалил её молчавший до поры компаньон. — Мы с леди Азамин были благословлены дочерьми. У меня никогда не было сына.

— Мне жаль.

В ситхском обществе все мужчины хотели сыновей. Все, кроме Карла, конечно.

Но Лорд Азамин, должно быть, разделял чувства своего непосредственного начальника.

— Ох, ни к чему сожалеть. Мы испытали огромное облегчение, когда у нас появились дочери. Сын был сопряжён с большим риском. Ему могли не позволить жить.

— Слишком много Силы?

— Да, — подтвердил Азамин, продолжая наблюдать за Гаем издали. — Как зовут вашего сына?

— Гай.

— Хороший выбор, — задумчиво отметил он. — Юный Гай преисполнен Силы. Я чувствую это даже отсюда.

— Уж не знаю, благословение это или проклятие, — вздохнула Тоска.

— Возможно, и того и другого понемногу, а? — Дарт Азамин поймал её взгляд. — С великой силой приходит великая ответственность и… великий риск.

— Теперь я это понимаю, — тихо сказала она. О, как же она понимала риски, неразрывно следующие за властью…

— Великая сила — это отклонение от нормы, — высказался старый ситх. — Природная крайность. И оттого время от времени она может способствовать экстремальному поведению.

— Я в этом убедилась.

Тон Тоски был кислым, но Дарт Азамин не стал заострять на этом внимания — он не отрывался от рассуждений на излюбленную тему Повелителей ситхов:

— Великая сила не приходит рука об руку с великой мудростью или великими достижениями. Необходимо бороться, дабы обрести их. И это хорошо. Даже полубоги среди нас должны трудиться без устали себе во славу.

Они ведь всё ещё говорили о Гае, верно?

Может, и нет… Тоска посмотрела на сынишку, уютно устроившегося на руках одной из девочек. Как же она любила своего маленького мальчика!.. Памятуя об их особых обстоятельствах, Тоска не питала для Гая великих надежд. Она пожелала бы власти и славы Десимусу и Люциусу, но не Гаю. Она не имела права подвергать его такой опасности.

— Я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив, — призналась она, с трудом подавив нахлынувший страх.

— Это хорошее пожелание, — заметил Дарт Азамин. — Сама по себе власть не дарит чувства удовлетворения, хотя мало кто осознаёт это.

Тоска утомилась от разговоров о власти, как утомилась от мужчин с их неуёмной жаждой господства. Лишь бы ей удалось спасти сына от этой неистовой одержимости… Гаю понадобятся другие амбиции, чтобы пережить паранойю своего отца…

— Я просто хочу, чтобы он был счастлив, — повторила Тоска.

Любить и быть любимым будет достаточно для Гая. Ему не суждено править ситхами, не суждено сражаться с джедаями и уж тем более не суждено завоевать Республику. Его отец никогда этого не допустит.

Передалась ли Дарту Азамину её непреходящая тревога?

Повидавший многое за своё долгие века Лорд с сочувствием взглянул на неё и похлопал по руке.

— Я буду молить Силу присмотреть за вашим мальчиком.

— Благодарю вас, мой Лорд. — Тоска подняла взор и увидела Карла, вышедшего из дворца и приближающегося к ним. По её спине пробежала дрожь от резко обострившегося чувства опасности. И от волнения тоже. Губы сами пробормотали: — Меня беспокоит не Сила…

Лорд Азамин проследил за её взглядом на Лорда Тенебре. И кивнул, хоть и ничего не сказал.

— Моя госпожа, — поприветствовал её Карл, на этот раз подойдя совсем близко.

Она с прохладцей ответила кивком.

— Мой господин.

Не удостоившийся внимания Дарт Азамин буквально пустился наутёк при его появлении. Немощный Лорд поднялся на ноги куда с большей прыткостью, чем Тоска ожидала от него, и тут же засобирался по делам:

— Я должен присутствовать на собрании. Я оставляю эту леди на твоё попечение, Тенебре.

Карл не ответил. Лишь слегка поморщился. И вдруг застыл, зажмурив глаза, как от боли.

— Мой господин? — встревожилась Тоска. — Вы в порядке?

За него ответил Азамин:

— Он в порядке. Не трогайте его. Чувствуете?

— Чувствую что?

— Силу. У него видение.

Тоска охнула. А ведь верно! Карл говорил, что в саду его посещают видения. Но какое бы возмущение ни ощущал Дарт Азамин, она была слишком глуха к Силе, чтобы разделить это откровение. Повышенная чувствительность к Силе, приобретённая во время беременности, давно миновала.

Беспристрастный Азамин ещё раз поспешил распроститься.

— Что ж, долг зовёт, — не сморгнув глазом сообщил он, нацелившись на привычный маршрут во дворец. — Надеюсь, скоро свидимся, моя леди. И я воздам молитву за юного Гая.

Древний мудрец отвесил ей на удивление изящный поклон, выдающий манеры старой школы времён его молодости. А затем пустился в путь.

Карл открыл глаза и, прищурившись, посмотрел на неё.

— Какую ещё молитву? — резко спросил он.

— Чтобы Сила защитила Гая.

Карл неодобрительно хмыкнул и уставился Азамину в спину.

— Что это было? — спросила она. — Действительно видение? У тебя был такой вид, будто тебе больно.

Тоска ни с чем бы не спутала это выражение его лица.

— Пустяк, — отмахнулся Карл.

— Как-то не похоже на пустяк.

Он пожал плечами.

— Имея дело с будущим, надобно всегда соблюдать осторожность. Иначе можно сгоряча ввести себя в заблуждение.

Да, но она помнила наставления Карла, когда её саму застигло видение посреди этого же места.

— Всё так, если ты единолично стремишься заглянуть в будущее. Но только не в случае, если будущее решает показать тебе Сила. Ведь это разные вещи, правильно?

— Это был сущий пустяк, — повторил Карл тоном, явно подразумевающим, что тема закрыта. И переключился на неё, грубовато спросив: — Ты как?

— Лучше. Но восстановление требует больше времени, чем я надеялась.

— Как и я. Ты занимаешься терапией?

— Да! — вознегодовала она, уловив намёк на то, что она отлынивает от лечения.

— Продолжай, — строго предупредил Карл. И сел на скамейку рядом.

Тоска чувствовала, как пылают щёки от любопытных взоров, украдкой летящих в их сторону. Девочки глазели, хоть и делали вид, что ничего не замечают… Но они с Карлом были здесь, сидели бок о бок у всех на виду и беседовали — впервые после больницы по-настоящему говорили друг с другом.

Естественно, Карл не спрашивал о ребёнке. Он вообще не уделял Гаю даже взгляда, полностью игнорируя мальчика. Надо сказать, это тревожило. Но, возможно, ему тоже требовалось больше времени, чтобы свыкнуться с мыслью об отцовстве.

Тоска понимала что к чему — обстоятельства, при которых сложилось непрошеное подобие их семьи, были слишком невероятны. Они были максимально далеки от традиционных ситхских устоев, передающихся из поколения в поколение. Из-за этого мысли о будущем давались особенно трудно…

Не существовало рамок, в которые бы понятным образом уложились их отношения.

Она больше не была женой, но была матерью. Однако отец ребёнка не желал иметь с ним ничего общего. Любой другой Лорд с гордостью назвал бы здорового, пышущего Силой мальчика своим сыном...

Но только не этот мужчина, кто страшился, видя в младенце соперника.

Вот так она и застряла посередине — неверная жена, матрона храма и мать тайного сына Императора ситхов. Это была грязная и позорная история. Хоть Тоска, будучи послушницей, привыкла сносить чужое презрение, её изводила мысль, что её сын прослывёт бастардом… Лишившись прикрытия в лице Лорда Стракта, Гаю придётся расти в суровых условиях всеобщего пренебрежения. А она видела, что такой статус сотворил с Карлом, поэтому желала для Гая лучшей участи.

Она всей душой надеялась выдать Гая за сына Маркуса. Рассчитывала, что мальчик станет тем одарённым наследником, о котором мечтал её муж. Что Гай обретёт прочную семью и заботливого отца… Обман спас бы его жизнь и, возможно, сохранил бы её распадающийся брак, вручив Маркусу, некогда приговорённому к проскрипции, импульс для самоутверждения, в каком он отчаянно нуждался. Да, план сразу казался рискованным… И с треском провалился, заточив Тоску в крайне затруднительном положении…

Её горькие размышления прервал голос Карла — он, как заведено, сразу излагал суть дела:

— Приходи поужинать со мной вечером.

— Я не готова для этого, — отрезала Тоска.

Ужин с Карлом означал долгий путь в его святая святых в глухом мешке на голове и под конвоем, после чего трапеза и секс под звёздами в его гигантской кровати. Она была далеко не в форме для такой активности и, признаться, далека от уверенности, что следует возобновлять их физическую близость.

Но Карл не был бы Карлом, если бы что-то могло его остановить.

— Ну конечно, готова, — льстиво подобрался он, сверкнув своей фирменной ухмылкой.

Карл по-прежнему был таким неудержимым собой, привлекательным неподражаемой непохожестью на других. Пусть на троне он не был Маркой Рагносом, но как личность Тоска находила его весьма харизматичным.

Но стойко держалась за свой отказ:

— Одна прогулка к тебе меня измотает. Если я вообще смогу туда подняться.

А прогулка обещала быть очень-очень долгой.

— Тогда я приду к тебе, — легко нашёл выход Карл.

— Не думаю, что это хорошая идея, — упорствовала она.

Он сменил тактику, перестав настаивать:

— Я рад, что ты вернулась. Несмотря на то что ты живёшь в храме с девочками, мне достаточно просто закрыть глаза и распахнуть разум, чтобы ощутить твоё присутствие.

— Карл…

— Раньше обходилось и без этого. Благодаря нашей джедайской связи я постоянно ощущал тебя в голове. Так легко. Словно ты всё время была рядом. Рядом, когда я в тебе нуждался.

Это была романтизированная версия истории, подумала Тоска. Потому что, помимо прочего, их джедайские узы ухитрялись прятать его Императорское альтер-эго и её ребёнка. Какие бы преимущества ни открывала эта связь, она не включала честность. Порождая близость, она не способствовала взаимопониманию. Они делили сознание, но это отнюдь не помогало им найти общий язык.

— Мне тебя не хватает, — Карл не отступал. — Ты готова простить меня?

— Я не знаю, — честно ответила Тоска.

— Это значит «нет». — И, будучи человеком, не привыкшим слышать это слово, он поразмыслил, а затем испробовал новый подход: — Позволь спросить по-другому: ты готова переступить через ту ночь и двигаться дальше?

— Да, — ответила Тоска без колебаний. Ей безумно хотелось оставить те роковые события и их последствия позади.

— Тогда скажи мне — почему?

Она колебалась недолго.

— Потому что я хочу вновь чувствовать себя здоровой. Я устала от немощи. Я чувствую себя слишком старой, чтобы иметь ребёнка, — посетовала она. — От слабости становится ещё хуже.

Карл кивнул и подбодрил её:

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем несколько недель назад.

— Мне все так говорят. Но ещё многое неладно. Это… выбивает почву из-под ног.

Она с детства была дородной, но прежде всегда отличалась крепким здоровьем.

— Всему своё время, — напутствовал Карл. — Что ещё толкает тебя двигаться дальше?

— Я хочу вновь почувствовать себя в безопасности. Я хочу вновь верить тебе. — Тоска подняла на него несчастные глаза. — Ведь я верила твоим словам, когда ты клялся, что не причинишь мне вреда. Я знала — ты способен убить Гая. Но никогда не думала, что ты убьёшь меня, а его оставишь в живых.

Наверное, справедливо считать её дурой, но она ему верила. О таком исходе было даже тяжело говорить, и у неё перехватило дыхание.

Тоска отвернулась и быстро заморгала. Рана была ещё слишком свежа. Карл подвёл её. Подвёл, ударив в самое сердце.

Карл потянулся и накрыл её руку, лежащую на скамейке, своей. И мягко заметил:

— Если бы я мог изменить прошлое, я бы это сделал. Я пытался.

Пожалуй, иного, более искреннего раскаяния с его уст слететь не могло. На мгновение это застало её врасплох, но потом она огрызнулась:

— Вернуть меня к жизни — не то же самое, что вовсе не убивать!

— Я знаю. Но это лучшее, чем я мог исправить содеянное.

Теперь они поменялись ролями, и вопросы начала задавать Тоска:

— Ты простил меня за Гая?

— Я пытаюсь, — не стал юлить он. — Это тяжело.

— Ты даже не смотришь на него.

И вновь он ничего не отрицал:

— Правда в том, что я не могу перестать думать о нём.

Да, именно этого она и боялась.

Карл со вздохом посмотрел вниз.

— Сила тоже не позволяет мне перестать думать о нём.

— Что это значит?

— Ничего.

Тоска с подозрением сузила глаза.

— Ты видел в Силе наше будущее?

— С чего ты взяла? — парировал он.

— Потому что в больнице ты сказал, что предвидел нас. Что ты видел?

Его ответ, затронувший откровение того дня, выглядел слишком расплывчатым:

— Только то, что мы снова будем вместе.

От недомолвок смердело ложью. Очевидно, Карл намеренно опускал что-то важное, но прежде чем Тоска успела спросить, он сжал её руку.

— Приходи поужинать со мной сегодня вечером ко мне в беседку, и мы обсудим то, что будет дальше, — пообещал он и бросил в сторону: — Я тоже хочу позабыть о той ночи.

— Обсудим? — настороженно уточнила она, повернув голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — И только?

Ибо встреча в саду с большой долей вероятности могла не обойтись одним обсуждением.

— Просто обсудим, — подтвердил Карл.

— Тогда хорошо, — смилостивилась Тоска. — На разговор я согласна.

Возможно, это был очередной глупый поступок, о котором придётся жалеть, но, если их отношения продолжат сводиться к редким взглядам, брошенным с опаской через сад, ничего не изменится в лучшую сторону. А ради своего блага и ради блага Гая ей следовало найти приемлемое решение в жизни с Карлом.

Поднявшись, он перехватил её руку и, поднеся кончики её пальцев к своим губам, запечатлел на них поцелуй в галантном жесте ухаживателя из давно ушедшей эпохи. Тоска почти слышала вздохи девочек от такой любезности.

— До вечера, госпожа моя, — Карл поклонился, вторя недавней учтивости Лорда Азамина. И, зная Карла, причиной тому было то, что он терпеть не мог, если его в чём-то перещеголяли.

Позднее, вернувшись в обитель, послушницы самозабвенно щебетали, находясь в полном восторге от увиденного. А когда услышали, что вечером у неё намечается встреча с Лордом Тенебре, то вовсе с ума посходили.

Стоило Тоске открыть глаза после дневного сна, как её осадил решительный отряд, вооружённый косметическим дроидом. Так что, когда пришёл час идти на повечерие, она блистала изысканным макияжем, а её волосы были закручены в пышный, нарочито небрежный шиньон. И, учитывая нарумяненные щёки, яркую помаду и овеянную ароматом духов шею, Тоска беспокоилась, что наведённая прелесть отправит неверный посыл, но, увы, не могла поделиться этими переживаниями с девочками, не раскрыв им слишком многое.

По окончании повечерия, перед тем как отправиться на ужин в обитель, девочки по очереди медлили у её скамьи, чтобы, хихикая и подмигивая, пожелать ей удачи. Можно было не сомневаться в главной теме их сегодняшних пересудов.

Как только святилище покинули все жрецы, Тоска тяжело поднялась на ноги и заковыляла в сад. Как и во всём, что происходило с ней с того дня, как она распахнула глаза на алтаре, её одолевали противоречивые чувства.

Из-за смены сезонов на улице стояла непроглядная темень, хотя в умеренном климате Дромунд-Кааса температура круглый год оставалась практически неизменной.

Садовые дорожки тускло выделялись среди разросшейся зелени — в любимом детище Карла вообще было мало искусственного освещения. Хорошо озарялись лишь укреплённые стены дворца, которые неустанно патрулировала бдительная стража.

От этого беседка, украшенная световыми гирляндами, смотрелась особенно эффектно.

И Тоска не могла не чувствовать себя очарованной красотой открывшейся картины. Карл так старался…

Она зашагала к беседке — не торопясь, так как вымоталась к концу дня, и вокруг было темновато. Должно быть, своей медлительностью она раздражала Карла, ибо он вдруг возник у неё за плечом. От неожиданности Тоска пошатнулась.

— О Сила!

— Добрый вечер, моя госпожа. Позволь мне помочь, — он наклонился и подхватил её Силой как пушинку, после чего быстрым шагом устремился к беседке, держа её высоко на руках.

Карл бережно поставил её на землю, выждав мгновение, дабы убедиться, что она способна сохранять равновесие. Поддерживая, он не отпускал её руки, и Тоска подняла взгляд, отчего их лица оказались в считаных дюймах друг от друга.

В иной раз этот момент явился бы прелюдией к поцелую… но не сегодня.

Раскрасневшись, Тоска тотчас отступила, опуская глаза, и внезапно поняла, что дрожит. И, раздосадованная, пожалела, что поставила себя в такое положение, согласившись прийти. Мужчина перед ней давно и крепко пробрался в её сердце и, несмотря на доводы здравого смысла, всё ещё был там.

Карл отодвинул кресло от накрытого для двоих стола. Приняв приглашение, она села, нервно разглаживая юбки и раскладывая салфетку на коленях. Стараясь смотреть куда угодно, кроме Карла, занявшего место напротив. А посмотреть было на что.

Вблизи беседка представляла собой не менее экстравагантное зрелище. К мягким огонькам покачивающихся гирлянд добавлялись вплетённые цветы, создавая непередаваемую романтичную атмосферу, напоминающую о традиции посыпать свадебный алтарь белыми цветами.

— Бесподобно… — прошептала она.

— Как и ты.

Эти слова заставили Тоску покраснеть. После стольких жарких ночей в его объятиях, даже убивая за него по его повелению… Они с Карлом знали друг о друге худшее и лучшее, они обманывали друг друга, но, несмотря на гнев и обиды, взаимное влечение не ушло. Это не подлежало сомнению ни сейчас, ни тогда, когда всё только начиналось…

Карл заметно нервничал, не меньше, чем она сама, осознала Тоска, впервые за вечер по-настоящему взглянув ему в глаза.

— Спасибо, что пришла, — заговорил он.

Она отозвалась, пожалуй, чересчур быстрым кивком в ответ. Мешали растущие опасения, что Карл передумает, и ужин обернётся обольщением, а не разговором. Обстановка, надо сказать, располагала.

Но вышло так, что у Карла на уме было припасено нечто куда более серьёзное, чем постель. Он протянул руку ладонью вверх, безмолвно приглашая принять её, что Тоска и сделала. Карл немедля схватил её руку и крепко сжал. А затем посмотрел ей в глаза и прочувствованно произнёс:

— Моя госпожа, окажешь ли ты мне великую честь, став моей женой?