Хрупкие дети Земли (гет)

Уильям одернул полы черного пиджака и хлопнул себя по груди, проверяя на месте ли копия, снятая им с отчета об Аве Полгар. В связи, — как любят говорить СМИ, — с открывшимися обстоятельствами, он решил задержаться в Пало-Альто. Следуя этому плану, который сегодня предполагал встречу с Келсом Виттером, Блейк арендовал гостиничный номер на несколько ближайших дней. Но сколько потребуется времени на самом деле? Уильям этого не знал, и решил не строить больших планов. Гораздо удобнее и лучше, — впрочем, как и всегда в неожиданных обстоятельствах, — действовать исходя из событий настоящей минуты. Сейчас таким событием, по мысли андроида, должна была стать его встреча с юристом Авы Полгар. О том, как именно она пройдет, Уильям тоже не подозревал, хотя на этот счет у него было несколько предположений. Но в том, что разговор с Виттером состоится, и состоится именно сегодня, в самое ближайшее время, Уильям не сомневался. 

Его абсолютно не интересовал ни график всегда занятого адвоката, ни наличие у него свободного времени, ни то, захочет ли Келс его видеть и слышать. «Захочет и будет», — повторил Уильям мысленно. Вероятно, размышлял андроид, для предстоящего разговора ему придется открыть адвокату какую-то часть информации об Аве, — иначе разговор не возможен, — но Уильям был готов пойти на это. Хотя очень этого не желал.

Вместе с тем, в отношении знания, которое теперь было у него о девушке, он испытывал чувство какой-то замкнутой ревности. Эта эмоция не отпускала его с первой минуты. Уильям ревностно оберегал информацию об Аве, и следил за тем, чтобы отчет, сделанный Халком, был доступен только ему. Теперь исключением из этого правила, вполне вероятно, станет Келс.

Уильям не сомневался ни в нем, ни в его порядочности, и все же, при мысли о том, что кто-то еще, кроме него самого, пусть и такой надежный, как Виттер, узнает столь сокровенное об Аве, вызывало в андроиде что-то близкое к ревности и яростному желанию защитить девушку. От всего. Даже от чужих, — возможно, насмешливых или осуждающих, — фраз в ее адрес. Она об этом, конечно, не узнает. Ни об уже сказанных словах Халка, за которые Уильям тут же осадил зарвавшегося хакера, ни о какой-либо иной «защите» со стороны андроида. Но это будет знать Уильям. И этого станет достаточно.

Он ни за что не осуждал девушку. На за легкие наркотики, ни за смесь болеутоляющих и снотворных, к которым она пристрастилась в то время. Да и как он мог судить ее? Он — человекоподобный робот, которому предстояло задохнуться от газа и умереть с сохранением полного спектра восприятия (для абсолютного подобия человеку, даже в последний час)? Он, кого спасло беспокойство и неравнодушие крохотной девушки? Нет, осудить Аву Уильям не мог и категорически не желал. Ему было только очень больно и страшно за нее, пусть даже все, о чем сказано в бумагах, осталось теперь в прошлом. Но оно было, это прошлое. И оно сильно изменило, искалечило Аву Полгар. Уильям был в том твердо убежден, и чем больше была его уверенность, тем сильнее, змеясь за ней по земле, становился его внутренний, громадный страх: что, если все это нанесло Аве огромный вред, и уже ничего не исправить? А он — глупый, смешной и нелепый. И абсолютно беспомощный перед глубиной ее ран.

«Только бы боль не стала фатальной…», — шептал андроид беззвучно, для самого себя, без конца размышляя об Аве. 

Что еще ему было важно? Защитить девушку. Во что бы то ни стало. Пусть даже у них никогда ничего не выйдет по части их возможной, общей истории «романтического свойства». Это уже неважно. Вернее, важно, но… защита сейчас важнее. Уильям с первого дня, уже владея информацией о ее прошлом, определил «защиту Авы Полгар» не просто как цель, которой он теперь станет достигать. Но как свой долг. Именно это стало самым официальным намерением, вписанным отныне в программу его операционной системы. И он этот долг выполнит. А после… как говорят люди: «будь, что будет».

Подбодрив себя подобным фатализмом сомнительной крепости, андроид пошел к выходу из гостиничного номера. 

И остановился на месте. Снова, как и множество раз с тех пор, как Халк передал ему найденную информацию об Аве, выпадая в свою мрачную задумчивость. Мысли, отрывистые и беспорядочные, отнесенные то к одной, то к другой части отчета, вновь завладели андроидом. Они забрали его к себе, и завладели им настолько сильно, что в таком состоянии он не замечал никого и ничего вокруг. С того момента, как андроид все узнал, прошло уже несколько суток. Но это время, которое, опять же, по распространенному выражению из мира людей, кого-то там «лечило», ему не помогало вовсе. Все эти дни «нового знания» Уильям находился в состоянии бодрствования почти постоянно. Он не отдыхал и не позволял себе уйти в режим восполнения энергии. И продолжал терзать себя массой вопросов, следуя которым, его память подсовывала ему снова и снова одни и те же фразы из отчета. 

Они били ее! Толпой!

— Скажи мне, кто так делает?! — требовал он ответа от своей операционки, и, не слушая ее, — и не обращая внимания на то, что ей на это мучительно нечего было ответить, — переходил к следующему фрагменту отчета.

Ее не брали на руки после рождения.

Уже тогда она едва не умерла.

Бросили сразу после рождения.

Причина — не известна.

Избивали толпой.

Взрослые не разбирались.

Запирали. Чаще всего — на ночь.

Без света, еды и воды.

Несколько раз хотели удочерить.

И возвращали обратно.

Ссылались на ее дурной характер.

Несколько раз она сбегала из детского дома.

Попытки изнасилования.

Жила на улице.

Пристрастилась к наркотикам и таблеткам.

Работала курьером и уборщицей.

Ночевала…

— Хватит, прошу тебя! — взмолилась операционка. — Хватит! Это так больно!

Услышав тихий голос ОС, андроид сделал одолжение, прервал рефрен своих мыслей и внимательно, словно только сейчас он впервые осознал себя, взглянул на свою одежду.

Костюм его, несмотря на яркое и жгучее с самого утра солнце Пало-Альто, был абсолютно черным. Только сорочка несколько отличалась от пиджака и брюк меньшей глубиной цвета, и была, скорее, матово-черной, чем классически черной. Но вряд ли сам андроид, всегда щепетильный в выборе одежды, сегодня придавал такое скрупулезное значение цветовым оттенкам. Он едва взглянул на себя в зеркало. И одежду выбрал ту, которая, при беглом осмотре, более всего отвечала его нынешнему состоянию. К тому же, боковое зрение робота зацепилось за этот костюм с первой минуты. И он пошел по легкому пути, не стал выбирать дальше. Для этого сейчас у него не было ни времени, ни желания, ни терпения. Да, черный плохо годился для солнца Калифорнии, но, по-видимому, тот светлый день, когда андроид, направляясь в компании Авы Полгар на встречу с Костюмом (мисс Полгар тогда подписала договор о купле-продаже андроида) в своем белом костюме, остался, и в самом деле, далеко. Очень далеко. «Дурная тавтология… — заметил самому себе андроид. — «светлый день», «белый костюм»…».

Торопившее Уильяма нервное нетерпение, порой резко перетекающее в апатию, наконец, вытолкнуло его на улицу, и, дальше, — на встречу с Келсом. «И плевать, хочет он этой встречи или нет, — подытожил уже в который раз андроид, зная, что не отступит даже при отказе Виттера от разговора. 

Уильям снова приложил ладонь с длинными, тонкими пальцами к левой части груди, у самого электронного сердца: да, копия отчета на месте. После двух фотографий Авы Полгар, взятых с компьютера адвоката, этот отчет стал самым дорогим для него. И самым тяжелым. Тем тяжелым, страшным ключом, который единственно способен открыть дверь в прошлое Авы Полгар. Уильяма бросало в острый, горячий жар при одном воспоминании о том, что сообщалось о девушке в отчете. Не доверяя себе до конца, став от груза этой информации каким-то неповоротливым, задумчивым и нервным, он, в отношении документов, полученных от Халка, занялся прежде всего тем, что снял несколько бумажных копий с оригинального отчета. А электронные копии хранились в его почтовом ящике, на ноутбуке и в трех разных, независимых друг от друга, закрытых облачных хранилищах. Доступ ко всем этим копиям был только у него. На что крайне недвусмысленно намекала четырехфакторная аутентификация, выставленная андроидом на всех хранилищах, где он спрятал отчет об Аве Полгар. Для чего все это было нужно? Неужели Блейк опасался, что эта информация попадет в руки к кому-то, кроме него? Нет. Такого развития событий он не допустит. Но отчет, надежно спрятанный, со всеми приложениями, вызывал в нем такое глубочайшее волнение и переживание, что, следуя им, Уильям стал мнительным. А следуя мнительности, начал боятся, что полученная им информация по прошествии времени исчезнет, и ему нечего будет поставить в борьбе с теми, кому он желал мести за Аву Полгар. 

Сам не избежавший ни долгих, изощренных издевательств, ни адской физической боли, Уильям начинал накаляться изнутри и мелко, дробно дрожать при одной только мысли о том, что происходило с Авой все эти годы. 

Многие годы.

Их было гораздо больше тех, что выдерживал он. Его мучили около двух лет. А его Аву Полгар?…

— С самого детства! — горячо прошептал он, разрубив ребром ладони воздух.

Стоило только снова подпустить к себе все новое, страшное знание, как оно стало разворачиваться перед ним слой за слоем, лепесток за лепестком, — как цветы зла Бодлера, — или как страшная пуля дум-дум. Запрещенная к использованию, при попадании в плоть она нещадно рвет ее на куски. Изнутри. Самым страшным, невосполнимым образом. И раны от такой пули столь ужасны, что человек, попавший к ней на крючок, как правило, всегда умирает от страшных внутренних разрывов и повреждений.

Как правило.

А как Ава Полгар? Она еще вполне живая душой после всего, что вынесла, или… здесь мысли Уильяма всегда обрывались, испуганные вполне вероятным вариантом ответа. В такие минуты операционка андроида, тяжело-тяжело вздохнув, в очередной раз принималась шептать ему одно и то же: «Ава Полгар жива. И после всего она умеет смеяться и шутить. Ты сам это помнишь, я знаю!». 

Уильям помнил. 

Но память об этом сейчас не помогала. Наоборот, искреннее веселье Авы, после всего, что с ней сделали, выглядело невероятной фантастикой. И тьма отягощала андроида настолько, что теперь все, или почти все обрело в его восприятии самые мрачные оттенки.

Черные. Как чудесные волосы Авы Полгар…

«Ты опоздаешь к Келсу. А он и так всегда занят, и, к тому же, тебя совсем не ждет», — обеспокоенно и занудно начала ОС. Андроид не двинулся с места, погруженный в какое-то свое видение. Операционка начала очередной тяжелый вздох, но остановилась, услышав трель от сотового телефона Уильяма.

— Да. Я. Буду через десять минут.

Уильям собранной пружиной бросился бежать по улице. И, кто знает, может быть, сейчас мог бы составить неплохую конкуренцию Porshe по части скорости.

* * *

Блейк оказался в кабинете раньше, чем истекли означенные им минуты. За это время, торопясь на встречу с Виттером, поговорить с которым он и сам намеревался, андроид не успел объяснить себе то удивительное обстоятельство, что инициатором разговора выступил не он, а сам адвокат. А Келс, надев очки, которые только что снял, чтобы дать глазам хотя бы краткий отдых, никак не мог понять, каким именно образом андроид, который, по словам Авы, был в Назаре, материализовался перед ним быстрее, чем истекли десять минут. Да даже если и не десять, а больше?… от Пало-Альто до Назаре — более десяти часов, а не минут!

— Ничего не понимаю! — шептал себе под нос Виттер, наблюдая, словно со стороны, как давно знакомый ему андроид, — сейчас он выглядел излишне сосредоточенным, и даже каким-то строгим, — врывается в его кабинет так быстро, что едва успевает затормозить. От резкости остановленного бега Блейк даже пошатнулся, немного наклоняясь вперед.

Несколько минут взаимного молчания и удивления. И вот, Келс, по меньшей мере, на правах хозяина кабинета, встает из-за стола, застегивает верхнюю, — одну из двух, — пуговицу на двубортном, темно-синем пиджаке, и подходит к роботу. Уильям смотрит на протянутую ему для приветствия руку удивленно и издалека: в своих мыслях он уже не то, что покончил с этикетом в начале их встречи, но и рассказал Виттеру суть дела. И все же, это правда, — рука вытянута вперед, и, значит…

— Ничего еще не началось… — шепчет беззвучно, одними губами, Блейк.

— Что вы сказали? — удивляется Келс, заметив только движение губ, но не расслышав слов.

— Здравствуйте, Келс.

Уильям сильно и кратко встряхивает руку адвоката, и, вытянувшись по стойке «смирно»,  смотрит на Виттера тем взглядом, который Келс про себя расценивает как «отсутствующий».

— Уильям?

— Да, — в тон резкому рукопожатию, отрывисто отвечает Уильям, словно питание в нем включается только при обращении адвоката к нему.

— С вами все в порядке?

Не отвечая, андроид осматривается по сторонам. Не заметив ничего нового в кабинете доктора юридических наук, который он несколько раз «взламывал», скрываясь за именем и под кепкой Дэвида Боуи, Уильям тянет губы в ухмылку, которая ни к чему не подходит, и вызывает еще большее удивление Келса. Не зная, с чем связать странное состояние андроида, Виттер привычным, кратким звуком прочищает горло, и начинает произносить давно заготовленную речь.

— Уильям, я хотел извиниться перед вами. Я был не прав в отношении вас, когда думал, что вы способны причинить вред…

— Я взломал ваш компьютер, чтобы узнать о местонахождении Авы Полгар и забрался на балкон вашего дома, желая с вами поговорить перед отъездом в Назаре.

Уильям проговаривает слова громкой, отрывистой скороговоркой, и смотрит на Келса в ожидании реакции.

— Я знаю. И про офис, и про дом. Камеры наружного наблюдения…

Андроид кивает.

— Поскольку все формальности мы выяснили, предлагаю перейти к делу.

Келс внимательно наблюдает за Блейком, и его переносицу искажает линия, похожая на небольшую молнию. Она появляется тогда, когда он не понимает происходящего, и, в своих попытках разобраться в нем, хмурится.

— Я уже не злюсь на вас, Уильям. За последние дни я многое понял, на многое взглянул иначе, и хотел бы кое о чем с вами поговорить… 

Адвокат молчит, и, не выдерживая внутреннего напряжения, вздыхает и усмехается. 

— …Но не знаю, с чего начать.

Виттер, судя по выражению лица и несвойственным ему неуверенным движениям (он несколько раз поправил и без того аккуратные волосы, расстегнул и снова застегнул пиджак, передернув плечами), действительно был крайне чем-то встревожен. Но сегодня  у андроида, всегда предупредительного и внимательного, терпения для понимания другого тоже не нашлось. Поэтому, снова хлопнув себя по груди, слева, он сделал элегантные пол-оборота на подошве ботинок «челси», — новые ботинки, не ожидая такого поворота, заскрипели, — и громко объявил:

— Давайте начну я.

Адвокат, вероятно решивший, что Уильям каким-то несказанным чудом знает то, о чем он хочет ему сказать, с облегчением выдохнул и жестом раскрытой ладони передал слово Блейку, уверенный, что всевышний сжалился над ним, и ему, Келсу, не придется сейчас открывать тайну Авы Полгар. Потому что она, несомненно, уже известна Блейку. Иначе стал бы он так странно себя вести?.. Келс улыбнулся этой мысли и снова посмотрел на андроида. Но уже с новой целью: теперь адвокат хотел выяснить причины, по которым девушка полюбила Уильяма Блейка. Ему было это интересно. Ава не была, во мнении Келса, обычной или заурядной, и если она полюбила андроида, то… Взгляд проницательных глаз Виттера, выгодно и обманчиво смягченный линзами очков, уже обратился к лицу Блейка, когда Уильям, распотрошив свои светлые, аккуратно уложенные волосы, сказал:

— Мне очень нужна ваша помощь, Келс. Настолько, что одному мне не справиться.

Виттер, увлеченный своей прежней идеей молчаливого дознания, не сразу уловил всю серьезность, — а вместе с ней и резкость, и сухость тона, обращенного к нему.

— Не думаю, что я могу помочь вам в этом вопросе, Уильям. 

— Да? А кто, позвольте узнать, если не вы? 

— Вы знаете фразу, которая гласит, что «третий — лишний»?

Уильям вцепился взглядом голубых, пронзительных глаз в улыбающееся лицо адвоката, и зло процедил сквозь зубы:

— А вы знаете фразу о том, что хуже труса никого не существует?

— Полагаю, никогда такой не слышал.

— А жаль, — проговорил андроид, отводя взгляд от Келса. Посмотрев на свои ботинки, Уильям четко и зло проговорил: 

— Вы — именно такой трус.

Андроид поднял глаза на человека. Привычная для него усмешка в этот раз даже не показалась на тонких губах: Блейк избрал иной метод, и теперь жег Виттера взглядом, пытаясь понять, как он может быть таким идиотом?

Адвокатская бровь, возмутившись, взлетела вверх. Не обращая внимания на Келса, который слишком медленно, на его взгляд, наливался даже элементарным  возмущением, Уильям вскинул голову вверх, вытянулся струной во всю высоту своего немалого роста, и, разглядывая юриста, громко объявил:

— Мне плевать, хотите вы этого или нет. Вы возьметесь за это дело! Вы, и никто другой! А если не захотите сами, я вас заставлю!

Келс, удивление которого онемело и вышло, должно быть, на орбиту, преодолев одним прыжком всю силу земного притяжения, с хрипом спросил:

— Заставите быть… третьим? Вы…

— О чем вы, Виттер?! 

До андроида дошла очередь на хмурое, ничего не понимающее выражение лица.

— Я не могу, не хочу быть посредником между вами… любовь…

От звука этого слова Уильям отпрянул назад, как от проказы.

— Какая, к черту, «любовь»?! Дело в Аве Полгар!

— Ну да, и я… — начал Келс, но замолчал под яростным взглядом андроида.

Уильям закрыл глаза на несколько секунд. Тишина немного сбавила его внутренние обороты, от интенсивности которых становилось трудно дышать. Сбив самый верхний накал, Уильям зашептал хрипло и твердо:

— Мне нужно, чтобы вы взяли новое дело. Это касается Авы Полгар.

— Но я уже…

— Это другое. Новое дело. О котором Ава Полгар ничего не должна знать. Обещайте мне!

Уильям посмотрел на Келса таким отчаянным, злым и растерянным взглядом, что Виттер, запинаясь, смог протянуть только, что «совсем ничего не понимает». Блейк кивнул чему-то невидимому. Так, словно фраза Келса была его собственной, давней догадкой, которой он опасался.

Робот закружил по кабинету. Срезав круг на третьем заходе, поправив волосы и одернув пиджак, Блейк вновь остановился.

— Нужно засадить в тюрьму нескольких тварей из прошлого Авы Полгар. Конечно, сама она об этом  знать не… они бросили ее, понимаете?! Попытки изнасилования, улица, голод… теперь я понимаю, почему она боится те… она почти не спит, Келс! А те судороги! Как думаете, они могут быть связаны с тем, что с ней…

— Уильям! — требовательно позвал Виттер, возвращаясь к своей привычной уверенности от того, что ему не придется раскрывать тайну Авы, которую он и хотел, и боялся открыть, считая, что не имеет на это никакого права.

Андроид не слышал его. Он сделал несколько шагов, резко замер на месте, прошептал что-то тихое про «кто так делает?», и начал свой путь заново. Адвокат еще дважды окликнул андроида. 

Без толку. 

Тогда в ход пошла вода из графина. Келс не мог этого знать, но она в буквальном смысле остудила Уильяма. И, попав ему в лицо и на одежду, наконец-то остановила его. Прервав шаг, андроид тем же хлопком, что и раньше, сильно ударил себя по левой части груди. Отвернув полу пиджака, он что-то выхватил из внутреннего кармана, и крепко сжал в руке.

— Уильям! 

Голос Келса звучал теперь обычно: он вновь принадлежал уверенному в себе и в своих силах человеку. Андроид обратил на юриста яркие, далекие от окружающей действительности глаза. Полные острой боли и неясной человеку печали, они стали именно тем, что в полной мере побудило Виттера к действию.

— Что случилось? Что с Авой? — громко, четко и требовательно спросил он, обращаясь к андроиду.

Уильям молчал, по-прежнему крепко сжимая в руке свое сокровище, извлеченное из внутреннего кармана пиджака.

— Я не могу сказать вам, Келс. Просто помогите мне. Ради Авы Полгар.

Виттер отрицательно покачал головой.

— С такими условиями это невозможно, Уильям. Я так не работаю.

— Но вы должны! Ава Полгар — ваш друг, прежде всего!

Келс согласно кивнул.

— Да. И я сделаю все, чтобы помочь ей. Но для этого мне нужна информация.

— Я… не могу, — Уильям неосознанно начал мять зажатую в руке копию отчета Халка, сложенную в четверть листа. — Или я расскажу… наверное. Но это так…

Блейк закрыл глаза.

— Нет, Уильям. Так не пойдет. Одни слова для судебного дела мало годятся. Мне нужна вся информация, что у вас есть.

Келс, еще не закончив фразы, быстро подошел к Уильяму, и вытянул из его руки мятые, белые листы. Андроид дернулся, потянулся вперед, но голос Виттера остановил его.

— У вас нет иного выбора, Блейк. Или я узнаю, что написано здесь и помогу, или… 

Взгляд Келса указал на дверь. Уильям свесил голову вниз, снова беспокойно заходил по кабинету, но вдруг остановился, осмотрелся по сторонам, и ушел в глубину комнаты. Опустившись на пол, андроид уперся спиной в стену. Его руки сначала легли на колени, склоняясь вниз как длинные, уставшие ветви дерева, а потом и вовсе рухнули на пол. Откинув голову назад слишком резко, — она ударилась о стену с глухим стуком, — Уильям принялся ждать. Долго ждать.

…Келс перечитал отчет несколько раз. Он видел на листах все слова, понимал умом все их значения, но никак, — даже по прошествии нескольких часов, прошедших с начала странного разговора с Уильямом, — не мог осознать их вполне. И соотнести с Авой. С той самой Авой, которую он знал, с которой его, помимо дел, объединяла дружба, много общих шуток и историй. Взять хотя бы ту, про… 

«Невозможно!»

Это слово вспыхнуло в мыслях адвоката яркой, краткой вспышкой, и мгновенно погасло, растягиваясь в какую-то страшную, вязкую бесконечность. Он вытянул руку, сцепил ее на окружности стакана для воды, и несколько раз громко ударил им по письменному столу. 

Грохот стекла не помог. Не подсказал, как именно ему соединить ту Аву, которую он знал, с той, о которой был написан этот «отчет». Взгляд Виттера, устремленный вдаль, — теперь ему, кажется, стало ясно вполне выражение глаз Уильяма, — зацепился за недвижную, торчащую темным комом из сумеречного угла фигуру андроида. Сгорбленная, склоненная вниз, к полу, она не сделала ни единого движения за все эти часы, что Келс читал бумаги об Аве. Раньше, с учетом характера Блейка, адвокат сказал бы, что такая недвижность обманчива. И характерна для хищника, готового к прыжку. Но теперь…

Усталый взгляд Келса скользнул по кистям рук Уильяма. Вены на них, ярко-синие, с переплетениями, похожими на пути многих земных рек, были напряжены. А если посмотреть  на лицо Блейка… Нет, выражения его он не видел. Оно спрятано от всеобщего обозрения — наклоном головы вниз и закрытыми глазами. «Может, оно и к лучшему…» — медленно, будто не владея собой, подумал Келс. Кратко прочистив горло, он негромко заговорил, разрушая голосом долгую, абсолютную тишину. Но оттого, что тишина была слишком долгой, Виттер зазвучал оглушительно громко.

— Я помогу. Безусловно. Конечно!… Только…

Келс взглянул на безмолвно наблюдавшего за ним андроида.

— …Мне нужно время, чтобы проверить эту информацию.

— Не верите.

— К сожалению, верю. Но хочу проверить. По своим источникам. Для суда.

Уильям кивнул и поднялся на ноги.

— Дайте мне неделю, Уильям. Максимум. Потом мы встретимся и все обсудим.

— Но вы поможете?

— Если весь этот ужас подтвердится…

— Он подтвердится. Я тоже все проверил. Дважды. Прежде, чем прийти сюда.

— …Безусловно, я помогу. И речь быть не может, чтобы…

— Значит, неделя?

— Да.

— Я оплачу все издержки и ваш гонорар, Келс.

— Нет, это не…

— Не обсуждается.

Блейк повернулся, чтобы уйти.

— Уильям? 

Последовал поворот светлой, уставшей головы.

— Не вините себя в том, что мне стало известно. Это нужно для судебных разбирательств. Иначе и быть не могло. Я должен… должен знать.

Уильям ушел без ответа. А Келс еще долго сидел в кабинете. Один, в полном одиночестве. Он смотрел на клочок города, видимый из окна, и никак не мог осознать до конца того, что узнал.

* * *

Ава гуляла по Назаре уже несколько часов, почти без остановки. Когда Хэм устал, она посадила его в карман куртки и отнесла домой. Перенесла в террариум, проверила, есть ли у него еда и вода, попросила Иду присматривать за ящерицей, пока она не вернется, а сама снова ушла бродить по городу. На какой-то из улочек старого города девушка остановилась и сделала несколько глубоких вдохов. Назаре нравился ей гораздо больше, чем Пало-Альто. Он был тихим, — и громким только от туристов, — маленьким, уютным и прохладным. А соседство с холодным океаном и серфинг делали его идеальным местом для жизни. На слове «серфинг» Ава усмехнулась и осмотрела площадь хмурым взглядом. Помнится, она ехала сюда именно за тем, чтобы кататься на волнах? «И ни разу еще не каталась», — подумала девушка, плотнее надвигая солнечные очки на нос.

Сначала ей было не до волн из-за хлопот, связанных с переездом, потом она восстанавливалась после аварии на мотоцикле, а дальше… все закрутилось совсем в другую от волн сторону.

Ава вздохнула.

Пора бы исправить это упущение. Даже Диего катался на знаменитых волнах Назаре. Наверняка не на самых больших, — Уильям пристально следил за мальчиком, и не допустил бы... «Надо найти его и отдать Хэма», — напомнила себе Ава, и снова тяжело вздохнула. Почему теперь все дается ей с такой большой тяжестью и неохотой? Усталость? Банальная лень?… «Ресторан, Уильям, номер» — видимо, переключившись на телеграфный язык сообщения с Авой, проговорил ее внутренний голос.

«Надо сегодня созвониться с Рут… со всеми сотрудниками», — подумала Ава. «Ага… скукотища! Ведь вчера разговаривали, все выяснили! И позавчера. Дай людям отработать твои поручения! Все ведь хорошо: портативная модель Spider, благодаря судебным разбирательствам с Yut-Stereo, начатых Келсом, стала продаваться еще лучше, чем прежде. И значит, была права ты, а не Рут, когда настояла на выпуске миниатюрной модели в продажу… а все тебя отговаривали. Даже Келс. Боялись обратного эффекта и скандалов. А что в итоге? Да, людям только дай соленое блюдо, то есть хлеба и зрелищ, и они сметут все выпущенные модели скандальной звуковой системы, и выстроятся в очередь за новыми… А ожидание заказа и очереди у магазинов, как в старые, добрые времена, — все это лишь подогревает ажиотаж… короче, все в порядке, звонить Рут и собирать совещание не нужно!». 

— Я и так ничем не занимаюсь… бред какой-то… — прошептала Ава, тревожно вглядываясь в предгрозовое небо, и радуясь порывам холодного, свежего ветра. 

Да, здесь определенно лучше, чем в Пало-Альто. Как там сказал офицер Дэви? «Многие приезжают сюда и остаются»? Ну, значит, она оказалась именно такой.

— Так мы остаемся?! То есть… ты. Ты остаешься здесь? — закричал внутренний голос Авы, уже прикидывая план ближайших событий в случае положительного ответа: основательное обустройство дома («А, может, и дом купим? Тот самый, лесной? Ну, классный же, такой красивый, уютный и удаленный от Назаре?»), покупка новых вещей: подушки, лампы, ковры… «помнишь тот, с красно-синим узором, ручной работы?… А когда тебе вернут права? — уточнил голос, видимо планируя путешествия подальше, чем окрестности Назаре с его музеями и монастырями. — Очень красиво, не спорю: белый камень, средневековье, азулежу… но тесно! В Назаре! Давай, хотя бы в Лиссабон поедем!».

«Не хочу», — прервала его Ава, и замолчала. 

И голос снова тяжело вздохнул. С момента недавнего возвращения из Пало-Альто все или почти все, что могло отвлечь девушку от одних и тех же мыслей, разбивалось об эти два слова: 

«Не хочу».

И противопоставить им было нечего. На самом деле, за прошедшие дни Ава сделала массу дел: провела рабочие совещания, обновила стратегию развития компании, проверила при помощи Рут все показатели по продажам и рентабельности Spider, купила два новых платья (только на два и хватило ее терпения в торговом центре; а когда ей вдруг вспомнилось, как она и Уильям бродили по торговому кварталу в Пало-Альто… тут выдержка и вовсе лопнула, выгоняя Аву на улицу так резко, будто за ней гналась толпа преследователей). Что еще она делала в эти странные дни? Голосу казалось, что Ава дошла бы даже до уборки дома, — что терпеть не могла, — но Ида уже была в Назаре, и хорошо выполняла свои прежние обязанности… «Или ты станешь драться с ней? Отбирать тряпку? Мыть наперегонки окна?» — предположил внутренний голос, пытаясь расшевелить девушку.

Все тщетно. После этой поездки в Пало-Альто она словно замерла на месте, а делая массу дел, была уверена, что не делает ничего и постоянно ленится. Голос уже предлагал ей сходить, хотя бы, в SPA. Как знать, может, массаж ее расслабит? Тихая, приятная музыка, бассейн, какие-нибудь обертывания? «Я тебя сейчас заверну, если не перестанешь говорить глупости», — оборвала своего невидимого советника Ава. Это не глупости, возражал ей голос. Ну, хорошо, ладно! Если все так ее бесит, то, может, поговорим о том, о чем давно пора? О том, кого Ава заметила в ресторане, о ее чувствах к Уильяму и вообще… обо всем таком? «Что делать-то будем? Когда Уильям появится в Назаре?». 

— А он появится? — презрительно к своему волнению, замечая его мгновенный всплеск при мысли об Уильяме, и следующий за ним жар, бросила Ава. — Он не появится. Что ему здесь делать? А даже если так, то я верну ему Хэма, и все. Да! Точно! Пусть появится, и я верну ему Хэма! 

«Тише, тише!…» — шептал голос, пытаясь успокоить Аву. Не волнуйся так. А-а, ты «и не думала волноваться»? А тогда что… ладно, молчу... Черт знает, что такое. И когда только можно будет подступиться к тебе с разговором про Уильяма без риска разбиться на мелкие части от противоречий, и договориться, хотя бы, о чем-то разумном? «Разумном»?.. Да-а, это явно не сейчас. Во-первых, потому, что мы говорим о любви, а во-вторых… голос подумал о том, какой острой и заостренной, подчас слишком эмоциональной стала Ава с тех пор, как призналась себе в том, что любит Уильяма, и замолчал, пребывая в глубочайшем замешательстве. Со времени того разговора в кабинете Келса все изменилось. Перевернулось с ног на голову. Ава, раньше все подвергавшая самому тщательному анализу и делавшая ставку только на свой разум, с того момента, как в присутствии друга и адвоката у нее вырвалось это признание… голос вздохнул. Она словно не могла перестать чувствовать. С той самой минуты, как ей открылось знание о том, что она любит. Любит, любит и любит Уильяма! Весь его характер, все его черты. Даже ту самую надменность, с которой он так часто реагирует на людей. Он не был идеальным, но Ава любила его. И совсем не хотела, чтобы он был идеальным. Она хотела, чтобы он, такой, какой есть, был здесь и любил ее. А она… только теперь начала понимать,  как сильно успела его полюбить. Не влюбиться, а полюбить. Когда это произошло? И как? Чувство было мучительным и очень сильным. Возможно, оно было даже сильнее, чем того хотела бы сама Ава, и сильнее той степени любви, которая, как она думала, ей доступна. «Да ладно, признайся, — говорил голос, распоясавшись, — до всего этого с Уильямом ты была уверена, что любить не способна!». Ава кивнула, соглашаясь. Боль тянулась бесконечно, из самого сердца. Сначала — при горячей мысли о том, как они не могут договориться друг с другом. И о том, что Уильям… «боже, неужели он в самом деле любит меня, по-настоящему?» — без конца спрашивала себя Ава, обходя новый дом в очередном приступе бессонницы. Мысль эта была волнительной, восхитительной и даже страшной в предвестии того, что открывалось за ней. Если это правда. А это — правда?

Сердце Авы горело и рвалось на части при мысли о том, что он любит ее. Она все еще чувствовала в себе страх довериться другому абсолютно. Даже Уильяму. Нет, тем более Уильяму. Вот он посмотрит на нее своим проницательным, всепонимающим, теплым от мягкой иронии и улыбки взглядом, а она? Что она? Что она сможет ему дать? Страх, которому, похоже, столько же лет, сколько и ей самой? Неуверенность? Свою душу, очерствевшую в постоянной борьбе и в выпавшей ей жестокости? В конце концов, повторяла себе Ава, Уильям увидит в ней ее тьму и ее уродство. И не захочет быть с ней. А что у нее есть? Выжженная душа, — как пустая земля, неспособная больше ни к красоте, ни к жизни. И лучше не трогать ее, если сам не хочешь ожечься. Так думала Ава. А потом, ужасно волнуясь, изнывая от силы проснувшейся в ней любви, и не в силах бороться с ней, она думала совсем другое.

Она мечтала о том, как Уильям любит ее, и как бесконечно, до самого сердца, они любят друг друга. Просто любят, открывшись навстречу, без страха и порицания. И проводят время вместе, и засыпают, обнявшись, и путешествуют, и шутят, и смеются… а надо всем миром, что их окружает, — взамен прежней боли и страхов, — любовь и великая нежность. Ведь так бывает, правда? Они изменяют Аву, исцеляют ее, и она больше ничего не боится. Она снова — целая. Да, со своим, все таким же прошлым, которое не изменить, но — целая. Она любит Уильяма, а он — любит ее. И вместе они… «Пожалуйста, люби меня!» — шептала Ава, сжимаясь в комок от горьких, бесконечных рыданий. Слезы бежали по ее лицу горячими строчками, вызывали в ней жажду. И она, поднявшись с постели, сначала медленно шла в душ, где открывала кран только с холодной водой, а потом — на кухню, где выпивала столько воды, что, кажется, становилась одним громадным, водяным шаром. 

Глупо было бы говорить, что боль никогда ее не отпускала. Со временем и она, и острая, злая ревность становились меньше и тише. Тогда они почти выпускали Аву из своих цепких объятий. В такие моменты ей даже казалось, что она снова абсолютно свободна в своих чувствах. И что она больше не любит. А если не любит, то и не ревнует. И даже если Уильям с той, другой, то «пусть так и будет, пусть он будет счастлив». Это же самое главное, да? А она, Ава, со всем справится. И пусть, пусть она будет жить без любви. Как раньше и как всегда. Это как раз для нее. И нет в том ничего страшного, она к этому уже привыкла… Этот обман, привлекающий Аву к себе своей внешней легкостью, то накрывал ее с головы до ног, то отступал, вторя океану, что омывал берега Назаре. 

После ночных слез, которые вымывали из нее не только острую боль и ревность, но, кажется, и саму ее плотность, и волю к жизни, Ава становилась совсем замкнутой, легкой и тихой.

И внутри нее, внутри ее сердца, после очередного приступа боли, снова становилось тихо. И легко. Но тишина была обманчива, а легкость — скоротечна. И потому все повторялось снова. И Уильям не появлялся. И Ава мучилась от ревности, неизвестности и дикого желания то высказать ему все, что она думает о нем, и о той, — вдвое старше его! — которую он выбрал, то просто подбежать и обнять его. Крепко-крепко, как никого другого. Насовсем.

В таких противоречивых, бурных настроениях проходили дни Авы Полгар. Собственные чувства, открывшиеся ей после признания, не только не уходили, но, — так казалось ей, — становились только больше. И потому, пытаясь сбить их остроту и глубину, она изматывала себя делами, диапазон которых колебался от насильного посещения кафе или ресторана («хватит сидеть дома в одиночестве!») до составления плана франшизы, которую она рассчитывала открыть в Назаре для собственной компании. 

На дороге, раскинутой между этими полюсами дел, она нередко срывалась в панику о судебных делах, которые вел Келс. А выбравшись из нее, настойчиво повторяла себе, что Виттер — самый лучший адвокат. Он все сделает, как нужно. И Ава Полгар не потеряет свою компанию, не отправится в тюрьму за нанесение «тяжкого вреда здоровью» пользователям Spider, и никогда больше не вернется к Сюзен Сато. Нет, этого больше не будет. Ава Полгар останется Авой Полгар. Она будет и дальше управлять своими делами, может быть, придумает даже что-то новое, у нее и дальше будут и деньги, и независимость, и свобода.

«А любовь?» — шептал, словно издеваясь, внутренний голос. От этого вопроса, как от раны, Ава только плотнее сжимала губы, да отводила блестевшие слезами глаза в сторону. Но голос не издевался. Он правда хотел знать самое важное: а как же любовь? Это — главное! Так неужели Ава… он умолкал смиренно и устало, где-то на перепутьях и шатких мостах, выстроенных Авой над огненными лавами чувств кое-как, хотя бы так, хотя бы шатко… 

Внешне, как и внутренне, Ава тоже сильно изменилась. Она, никогда не отличавшаяся ни полнотой, ни солидным ростом, стала за эти дни еще меньше. Ида, глядя на нее, то сидящую в доме сутками, то пропадающую из него с самого раннего утра, уже не знала, что ей думать. А чаще Иды Аву видел только Хэм. Он, конечно, молчал. Но мнение на весь этот счет у него тоже было. И все же, не в правилах джентльмена это, знаете ли, — расстраивать и без того вышедшую из всякого строя девушку. А как привести ее обратно? В чувство? Не в то, когда она то плачет, то злится, разбрасывая вещи по всему дому, а в то, где она смеется и улыбается. Ну, ладно-ладно, это он переборщил! Не плачет! По крайней мере, не плачет! 

Хэм этого не знал. 

Он тревожно озирался по сторонам и молчаливо надеялся, что Уильям скоро вернется. А пока он не вернулся, с ящерицей больше не повторится то, что было уже однажды. В тот день Ава Полгар, встретив в городе Диего, после краткого и быстрого приветствия протянула ему Хэма, и попросила передать его, — вообще-то, мисс Полгар, живое существо! — Уильяму Блейку. Хэм до сих пор стекленел на ветке при одной только мысли о том, что теперь за ним будет смотреть подросток! «Этого еще не хватало! А если ему гормоны в голову ударят, и он оставит меня! Ты об этом подумала?! Он же в пубертатном периоде! Ему нет никакого доверия!» — неслышно для мира людей вопил Хэм, от страха меняя цвет с зеленого на синий, а потом и вовсе на фиолетовый. Но, кажется, об этом подумал сам человеческий подросток. Он развел руки в стороны, и сказал, что «участвовать в этом не будет». И что если Ава Полгар хочет вернуть Хэма его шефу, то пусть сделает это сама, когда он приедет. Так Хэм выдохнул и остался у Авы Полгар. И теперь молился ящерному богу только об одном: пусть поскорее приедет Уильям Блейк, и заберет его!

* * *

А Уильям задержался в Пало-Альто еще на неделю. Так они договорились с Келсом. За это время андроид проконсультировался с одним психологом и двумя психотерапевтами. Консультации эти носили характер частный, и прошли без упоминания реальных имен. И коллеги Юнга так и не узнали, кого именно касались те вопросы, которые задавал им высокий, красивый блондин. Посмотрев на него, почти все продолжатели дела Фрейда решили, что любопытство его и вопросы — праздные. Не может же, в самом деле, неотразимый и уверенный в себе молодой человек всерьез интересоваться глубиной психологических травм, полученных, скажем, во время жизни в детском доме?.. Как бы то ни было, частные консультации со светилами психологических наук прошли вполне благополучно. И к моменту встречи с Келсом, назначенной на утро понедельника, Уильям чувствовал себя более уверенно, чем в прошлый раз. 

Виттер тоже выглядел и вел себя лучше. С него, как и с Блейка, за время подготовки к этому разговору сошла нервенность и беспокойство. И пожимая руку андроида в приветствии, он вполне был похож на себя прежнего. Благодаря этому встреча пошла быстро, уверенно, по-деловому сдержанно. Ни Уильяму, ни Келсу не нужно было что-то объяснять друг другу. Самое первое, громадное волнение, возникшее от информации об Аве растворилось в этом кабинете Виттера еще неделю назад, и теперь каждый из мужчин переживал то, что узнал о ней уединенно от другого и — по-своему.

Уильям и Келс обсуждали вопрос о новом судебном деле, за которое возьмется Виттер, сухо и без лишних эмоций. Впрочем, во многом такая взаимная выдержка была лишь внешним фоном. Да, первое изумление от информации, известной из отчета об Аве Полгар, уже прошло, но говорить вслух о деталях такого дела, когда речь идет о близком человеке… подобного опыта ни у Виттера, ни у Блейка не было. И они, иногда откашливаясь, отпивая воды из стаканов и делая паузы в разговоре, как возможно больше снижали градус эмоциональности. Хотя бы внешне, друг для друга. А градус был, и был неминуемо высоким. Потому что речь, — как выяснил Келс, убедившийся, что вся информация об Аве абсолютно правдива, — шла не только о той, кого он и Уильям знали и любили, — каждый по-своему, — но, если смотреть на это дело в целом и в общем…

Келс вздохнул, постучал перьевой ручкой по столу, и помолчал.

— Все гораздо серьезнее, чем я изначально предполагал, Уильям. 

Виттер наклонился вперед, сцепил руки в замок и серьезно посмотрел на андроида.

— Это огромное дело. Общественности оно стало известно только месяц назад. Но все это длится много лет.

— Сколько? — уточнил Уильям, желающий знать каждую деталь дела, которое касалось Авы.

— Восемь… нет, скорее, десять лет.

Келс вздохнул.

— За эту неделю я выяснил очень многое. Но не все. То, что написано об Аве в вашем отчете — правда. К огромному сожалению. Но ее случай, как бы горько это ни звучало, может помочь нам засадить этих ублюдков.

Келс нервно сглотнул и ослабил галстук. Взгляд его за тонкой оправой очков стал злым и острым.

— Засадить на самом деле, Уильям. В тюрьму. Надолго. Случай Авы — один из многих. И…

— Что? — хрипло отозвался андроид, не упускающий ни одного слова и ни единого движения Келса.

— Ей повезло. В сравнении с другими детьми.

Виттер дернул плечом.

— Да, звучит дико. Но если бы она не сбежала из того детского дома, если бы ее в самом деле удочерили, она… 

Келс вздохнул. Слова с каждой фразой давались ему все сложнее. Он считал себя готовым к такому делу. Внутренне готовым. К общей картине ужаса, в которую укладывался случай Авы он, может, и был готов, но вот то, что это касается ее, именно ее… это и теперь не укладывалось в его голове. И все время, что он говорил, сидя напротив андроида, Келс ловил себя на ощущении глубокой отстраненности. Он говорил об Аве, называл ее имя в связи с этим делом, но не переставал при произнесении всех этих слов испытывать внутренний ужас и изумление. Как она выдержала все это? Как это вообще возможно? Она же была совсем ребенком!... Это все точно касается ее? Ее?

— Вы слышали об острове Эпштейна? — вдруг спросил адвокат, скрывая взволнованное выражение лица за гранью стакана, и жадно отпивая воды.

Взгляд Уильяма полоснул Виттера. Андроид только кивнул, не находя слов, и прекрасно понимая, куда ведет Келс.

— Если бы Ава не сбежала, если бы ее, несмотря на «дурной характер», в самом деле удочерили… в таком случае существовала бы очень большая вероятность того, что она оказалась бы на подобном острове. Думаю, вам не нужно объяснять, что на месте этого острова мог быть притон, съемная квартира, заброшенный дом…

— Не нужно. Я слышал. И читал. Прекрасно понимаю, о чем вы говорите, Келс. Вот только… какие у нас шансы? С островом Эпштейна связана даже королевская семья славной Великобритании, это не является тайной. И все же… деньги, неприкосновенность и так называемый «статус» позволяют творить подобное дерьмо, и, как показывает практика и история людей, вполне благополучно уходить от ответственности.

— Да, позволяют. И я не даю ни гарантий успеха, ни выигрыша. Но мы можем попытаться, Уильям! Попробовать!

Келс замолчал, всматриваясь в какую-то точку перед собой.

— Эти пятнадцать сотрудников детского дома причастны не только к насилию над детьми, но и к продаже детей. На органы и в притоны. Сами понимаете, когда речь идет о таких «делах», прикрытие тварей, занятых подобным хобби, более чем солидное. Протекции на самых высоких и официальных уровнях… Но я хочу это дело. Прежде всего, конечно, из-за Авы. Просто уму непостижимо, как она…

Келс снова замолчал.

— Я хочу выступить в этом деле государственным обвинителем, Уильям. Хочу смотреть в лица этих ублюдков, и видеть их страх. И знать, что они не выйдут из зала суда ни под подписку, ни под залог, ни на основе дружеского и негласного поручительства!

—  Думаете, вы сможете? 

В голосе Блейка звучал откровенный скепсис. 

— Не подумайте, я ни в коей мере не сомневаюсь в вас и в вашем мастерстве, Келс, но вы сами сказали об уровне официальной протекции и защиты, что оказаны этим...

— Да. Но, повторю, мы можем попробовать! Мы должны! Я все обдумал!

Глаза Виттера загорелись злом и азартом, и Уильям, заметив этот огонь в его лице, почувствовал, что между ними, очень вероятно, есть что-то общее. Он и сам хотел засадить этих тварей  ничуть не меньше Келса. И если есть хотя бы один шанс, то они его используют! Уильям принял это решение, и больше не видел необходимости сдерживать себя. Взгляд его засверкал. Холодом и яростью.

— Что конкретно вы предлагаете? — повысив голос, спросил Блейк.

— Я вызовусь на роль государственного обвинителя в этом деле. Это несложно: все мои коллеги бегут этой должности, понимая негласный уровень защиты подсудимых. Ведь для них, судя по рассказам прессы, наняты «самые лучшие адвокаты».

Уильям рассмеялся громким, жестоким смехом.

— А вы хотите устроить им сюрприз? Ведь лучший адвокат — это вы, Келс. И это не лесть.

— О, да… хочу… — хищно прошептал Виттер, смыкая вершины пальцев в пирамиду, и предвкушая громкий судебный процесс. — …Но мне понадобится ваша помощь, Уильям. Дело будет большим и слишком громким, мне одному не уследить за всей этой лавиной.

— Можете на меня рассчитывать. Во всем. Что мне делать?

Келс улыбнулся. На взгляд Уильяма — довольно странно, неопределенно и даже глупо.

— Сейчас я прошу вас быть рядом с Авой. Говорить ей ничего не нужно, она со временем, конечно, узнает о процессе. Просто… побудьте с ней.

Блейк с силой сжал подлокотники черного кресла, и уже хотел отрицательно помотать головой, но взгляд Келса его остановил.

— Хорошо. Я попробую. В моем общении с Авой Полгар существуют некоторые сложности, и я…

— Вот и решайте их, Уильям!

Адвокат снова посмотрел на андроида тем же странным, глупым и непонятным взглядом. 

— Хорошо. Я попробую. Только… смею предположить, что Ава Полгар не согласится быть свидетелем на этом процессе. Ни под каким предлогом.

Келс хохотнул и разулыбался.

— Ну конечно! В этом и я не сомневаюсь!

— Тогда зачем?..

— Вам, Уильям, я с радостью отдаю самое сложное в нашей неожиданной, общей и почти невыполнимой миссии…

Келс окончательно развеселился, и теперь смотрел на ничего не понимающего Блейка куражным взглядом.

— …Будьте рядом с Авой и попытайтесь к нужному моменту смягчить удар, который последует в наш адрес, когда она обо всем узнает.

— Вероятно, она захочет порвать нас на куски, Келс.

— О, да!

Юрист расхохотался. А когда немного успокоился, снова выпил воды и обговорил со своим новым сообщником детали предстоящего дела.

* * *

Путь к дому Уильяма в Назаре лежал через туристический пляж. Сейчас ночной, и потому пустынный, бескрайне шумный от волн океана, он нравился андроиду гораздо больше, чем днем. Окинув задумчивым взглядом шезлонги и холодный песок, расчесанный порывами ветра, Уильям вернулся к своим мыслям. Они не отпускали его ни на минуту с той поры, что завершился разговор с Келсом. Андроид обдумал каждый нюанс их диалога несколько раз, и все равно его не покидало чувство, что он остался в дураках.

Конечно, Виттер ничего такого не сказал, и никак не оскорбил робота. Но с момента выдачи поручения, которое заключалось в заботе Уильяма об Аве, он то и дело посматривал на андроида с какой-то хитростью, откровенным умолчанием настоящих причин и непонятным андроиду весельем. Уильям передернул плечом, поправил ремень дорожной сумки и пошел еще быстрее.

Он откровенно пытался отказаться от задания Келса. Говорил, что ничего не смыслит в тонкостях душевной поддержки, в которой Ава Полгар, вполне возможно, нуждается. А раз так, какой из него помощник?

— Я не могу, Келс. Не могу, — объявил он, и посмотрел на адвоката.

— Вы можете, Уильям. Вернее, только вы по-настоящему и можете. Вы распознали тот момент, когда Аве понадобилась помощь, вы в нее влюблены, вы…

— Я… нет!

— Как так? Не влюблены? — иронично осведомился Виттер.

— Нет. Уже.

Келс кивнул, ничуть не удивившись, и продолжил с лучезарной улыбкой:

— Ну, хорошо. Уже не влюблены. Но были. Не отпивайтесь, я знаю. Сам видел, как вы смотрите на Аву.

— Я не желаю обсуждать… — резко начал Уильям, переводя на адвоката раздраженный взгляд.

— Да кто «обсуждает»? Я всего лишь прошу вас побыть с Авой, присмотреть за ней. По старой памяти, Уильям. Во имя вашей прошедшей любви.

— Вы отвратительно патетичны, Виттер.

— Да, со мной это бывает, — радостно согласился Келс, ничуть не обижаясь и не останавливаясь. — В конце концов, вы обязались помочь мне.

— Я помню! Но я думал, это будет что-то другое!

Уильям вспылил и начал ходить по кабинету.

— Поймите, Келс! Я не уверен, что справлюсь со своим обязательством! Ава Полгар испытывает ко мне эмоции совсем иного рода, противоположные симпатии. Тому есть причины, я сам в них виноват. И потому я не желаю расстраивать ее еще больше, особенно после того, что я и вы узнали…

— А вы и не расстраивайте, Уильям. Просто будьте рядом, и все. И сообщите мне, если Ава узнает о новом судебном деле раньше, чем я сообщу ей об этом.

Андроид помолчал, и после долгой паузы произнес:

— Договорились. Во имя того, что когда-то она спасла меня.

Слова дались Уильяму с явным трудом, и вызвали на лице Келса новую улыбку. Он понимал, что его затея — непрочная, шитая белыми нитками. Может, Уильям и сам очень скоро поймет все. Или уже понял. Но Келс решил надавить на его чувство ответственности и обязательства перед Авой, попутно увязав это с любовью андроида к девушке (в существовании любви  Виттер и сейчас не сомневался). А еще он, не слишком скрывая мотивы, ставил на тот факт, что во всех этих психологических и эмоциональных штуках, всегда происходящих в мире людей, разобраться бывает совсем непросто. Может, и Уильям поймет это не так скоро? Для этого он запутал Блейка. Неумело и даже топорно, но андроиду, взволнованному новым поручением и всем знанием об Аве, этого было более, чем достаточно. Он принял свою часть их уговора как настоящий долг, который обязался исполнить, и теперь выглядел сосредоточенным, задумчивым и хмурым. И Келс надеялся, что Блейк ни о чем пока не подозревает. Потирая руки после ухода андроида, Виттер чувствовал себя настоящим злодеем. По-настоящему довольным, плохим злодеем.

…Вспомнив всю эту странную поездку в Пало-Альто, Уильям тряхнул головой и ускорил шаг. Конечно, он разгадал замысел Келса. Этот доктор наук хочет, чтобы именно Уильям был рядом с Авой Полгар. Но зачем, чего ради? Все это глупости. Из этого не выйдет того, на что рассчитывает Келс. Уильям и Ава не могут быть вместе. Она не любит его. А он постарается забыть ее. И все же андроид выполнит свою часть уговора. Келс отвечает за юридическую сторону дела об ублюдках, а он — за Аву Полгар. Уильям будет наблюдать за ней издалека и приближаться не станет. Только в том случае, если возникнет самая крайняя необходимость. Так он вернет Аве Полгар незримый долг: поможет ей почти так же, как она помогла ему. Хотя оплатить то, что сделала для него девушка, по мнению Уильяма, не было никакой возможности, — то ее решение, импульсивное и необдуманное, переоценить нельзя. Но он, все же, постарается вернуть ей долг, и присмотрит за ней. Только из чувства благодарности, а не от любви, о которой смел, на каком-то основании, заговорить с ним сумасшедший адвокат.