Гарри Поттер и Круг пятерых (джен)

Ритуал начался, едва минула полночь. Сфера, до сих пор висевшая над холмом, словно фонарь, потухла и исчезла. В темноте подошли какие-то люди и опрокинули Гарри спиной на жертвенник. Его быстро обездвижили, привязав тремя широкими лентами к темным металлическим скобам, ввинченным по краям камня. Гарри не мог пошевелиться и почти не мог дышать. Стоило немного напрячься и он чувствовал, как ремень, которым было схвачено горло, перекрывает ему воздух.

Раздался чей-то низкий голос и костер, сложенный буквально в трех шагах от него, вспыхнул огромным обжигающим цветком. Сбоку сразу стало припекать, пока это было терпимо, но все равно неприятно, поэтому Гарри попытался отодвинуться от края, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Надеюсь, кто-нибудь догадается в первую очередь перерезать эту пакость, подумал он, закрыв глаза и стараясь сохранять свою сосредоточенную готовность.

Во время этих жутких приготовлений Гарри не произнес ни единого слова, не издал ни единого звука. И это вызывало всеобщее удивление. Собравшиеся — а их было не менее полусотни — негромко перешептывались между собой, спрашивая друг друга о причинах такого странного поведения жертвы.

— Дрейк, а он вообще в сознании? — встревоженно спросил кто-то из Пятерых. — Ты же знаешь, сила жертвы в том, что он должен понимать все до последней секунды... Иначе ничего не получится.

— Не беспокойтесь, — бросил Дрейк. — Просто мистер Поттер человек очень мужественный и гордый. Он не станет молить вас о пощаде и не станет говорить с вами, зная, что во всем этом нет никакого смысла. Этот мальчик не склонял голову даже перед Темным лордом, неужели вы думаете, что он будет унижаться перед вами? О, нет. Наша удача воистину бесценна, господа. Потому что никогда еще этот старинный жертвенник не знал крови, которую бы проливали с таким мужеством...

Наконец, они начали что-то петь. Что-то монотонное и чарующее, как и в тот раз, когда Гарри наблюдал за их жутким обрядом вместе с Роном. Люди, окружившие вершину холма плотным кольцом, достали волшебные палочки и, подняв их над головой, одновременно выкрикнули что-то в черное небо. Серебряные искры, оставляя длинные сверкающие следы, похожие на тонкие струны, опустились вокруг холма, словно гигантская птичья клетка. Этого план не предусматривал, и у Гарри, до сего момента сохранявшего просто невероятное спокойствие, от волнения взмокли ладони... Что ж, буду выбираться, как смогу, подумал он, нащупывая пальцем кончик волшебной палочки. Только бы сбросить с себя эти ремни, хотя бы голову освободить...

Собравшиеся продолжили петь, немного раскачиваясь из стороны в сторону, понемногу впадая в транс. Гарри с гигантским облегчением почувствовал, как ослаб ремень, которым было схвачено горло. А потом и второй, сильно давивший ему на живот, а потом и последний, на ногах... Теперь они просто лежали на месте, но уже не стягивали: невидимая рука верной помощницы осторожно и незаметно освободила его от всех пут, пока толпа, зачарованная и целиком захваченная жуткой мелодией, не обращая на будущую жертву ни малейшего внимания, продолжала петь. Он лежал неподвижно и ждал.

Над ним мелькнула тень. Это подошел Дрейк. Гарри увидел, как колдун прячет в просторный карман длинной мантии волшебную палочку. Сердце в груди подпрыгнуло от волнения: Гарри узнал бы эту палочку среди тысячи других. Он ЗНАЛ ее. Как и она знала его... Ну, что же. Это было прекрасно. Все сошлось, и в этом он не ошибся...

Дрейк чуть склонился над пленником. Посмотрел внимательно ему в лицо, потом махнул рукой и кто-то из Пятерых принес и подал ему костяной нож с темными вставками. Все почтительно отошли подальше, оставив палача наедине с жертвой.

— У вас есть ровно минута, — проговорил Дрейк тихо. — Может быть, все-таки скажете что-нибудь?

Гарри бросил на него испепеляющий взгляд и ничего не ответил.

— Что ж, — продолжил Дрейк. — Прощайте, мистер Поттер.

— Я передумал, — вдруг громко произнес Гарри. — Я хочу кое-что сказать.

Он резким движением сел и рявкнул, целясь в оружие в руках колдуна:

— Редукто!

Нож взорвался в руках Дрейка, рассыпавшись на куски.

— Ступефай!

Дрейк отлетел в сторону и рухнул на землю. Гарри спрыгнул на землю, пригнулся и, выставив палочку вверх, еще раз рявкнул:

— Финита инкантатем!

И с небольшой паузой:

— Протего тоталум!

Потом опустил палочку и ткнул в пылавший рядом костер.

— Акуаменти!

Вода с громким шипением залила пылающие дрова, окутав все едким дымом. Стало темно. Гарри сел рядом с оглушенным колдуном, сжимая в кулаке палочку. Сердце билось, как сумасшедшее. Он закашлялся от едкого дыма, направил его в противоположную сторону и осторожно огляделся. Все это заняло у него ровно несколько секунд.

Серебряная клетка, окружавшая поляну, медленно таяла в воздухе. Черт, слишком медленно... Однако, над Гарри все-таки раскрылся прозрачный купол, защищая его от заклятий, отовсюду полетевших в него и отскочивших в разные стороны. Он дернул к себе обмякшего Дрейка — лучи мгновенно угасли: ошеломленная и разгневанная толпа не решалась продолжить атаку, боясь попасть в своего предводителя. Дрейк зашевелился, запустил руку в карман, пытаясь достать палочку, но Гарри был к этому готов. Он напряженно ждал именно этого жеста.

— Экспелиармус! — прошептал он, и палочка, выскользнув из слабых пальцев Дрейка, выскочила из кармана. Гарри поймал ее и снова оглушил Дрейка, по-прежнему стараясь слиться с ним в одну темную массу.

Наконец, он почувствовал то, чего ожидал с таким нетерпением и волнением: воздух стал неестественно плотным и холодным. Над холмом поднялся мощный антитрансгрессионный купол. И в это мгновение отовсюду послышался треск, в воздухе вспыхнули и пересеклись множество разноцветных лучей от самых разных заклятий... Мракоборцы вступили в схватку со всех сторон сразу, взяв растерянную толпу в кольцо и медленно сжимая его вокруг купола, под которым был Гарри. Связав Дрейка, он снял защитные чары. Согласно плану, ему следовало ждать и не двигаться с места, чтобы не попасть под дружественный огонь. Однако, просто сидеть и наблюдать он не мог. От щели в Арке по-прежнему шел леденящий душу ужас. Он хорошо знал на себе его действие, поэтому почти не замечал, но для других это могло стать огромной проблемой...

Было темно и невозможно было разобрать, что происходит. Гарри сжал в кулаке свою палочку, ткнул вверх и через мгновение над поляной появились две нитки из небольших сияющих шариков, будто кто-то вдруг решил повесить между деревьев праздничные гирлянды. Стало заметно светлее. Уже можно было разглядеть тела, тут и там лежащие на земле. Страшась увидеть среди них кого-нибудь из друзей, он все же пристально разглядывал всех обезоруженных, оглушенных, связанных, кто был достаточно близко, кого можно было опознать. Нет, никого... Ни одной серой мантии, ни одного родного лица...

Он не мог больше ждать ни минуты.

Гарри сжал в кулаке обе палочки. Покачнулся и закрыл рот свободной ладонью, удерживая крик: страшная боль прошила его насквозь. Он ждал этого, но все же не был готов к тому, что она будет настолько сильной... Эта палочка убила его родителей и едва не убила его самого, оставив на его лбу шрам в виде молнии. От удара этой палочкой погиб Седрик Диггори, а сам Гарри впервые испытал на себе непереносимую, чудовищную пытку круциатусом... Сколько жизней отняла эта палочка? Скольких людей довела до безумия? Какие жуткие темные заклинания творились ею?

Все страшные деяния, сотворенные с помощью этой палочки, теперь пронизывали Гарри насквозь, словно тысяча раскаленных игл. Палочка обжигала руки, от боли перехватило дыхание и потемнело в глазах. Но он знал, что так и должно было случиться, он ждал этого. Весь этот кошмар можно было закончить только так. Замкнув круг. Пропустив через себя этот кошмарный разряд, выдержать эту муку до конца и соединить их наконец в одной ладони. Две палочки-соперницы, впитавшие силу своих хозяев, две палочки-сестры, неспособные сражаться друг с другом... Гарри, по-прежнему сидел на земле, закрыв рот ладонью. Но все же кулак не разжал. Скоро. Совсем скоро. Потерпи еще немного...

Наконец, пытка прекратилась. Он, стараясь унять дрожь и отвлечься от жутких ощущений, все еще отдававшихся в его теле, огляделся. Сражение продолжалось, вокруг него везде мелькали разноцветные вспышки и слышались хлопки, треск и вопли поверженных. Гарри поднялся на ноги. И...

Это пришло само собой, без размышлений. Будто он всегда знал, как нужно сделать. Он почувствовал, как вся та чудовищная боль, которую он только что пережил, впитал и пропустил сквозь себя, стекается, концентрируется в его пальцах, подобно раскаленному сгустку, как этот сгусток становится все плотнее, как зреет и набирает силу...

Гарри вдруг увидел внутренним взором лицо старого Генри, который сказал ему: «Зло не причинит тебе вреда до тех пор, пока ты будешь видеть свет. И делиться им с другими». А потом — лицо Дамблдора, который взглянул на него своими пронзительно-синими глазами поверх очков-половинок и произнес: «В том, что ты способен ощущать такую боль, заключена твоя величайшая сила». Да, все сошлось и в этом мгновении. Его любимая палочка из остролиста, несущая в себе память о самых важных событиях его жизни. Палочка, о которой он горевал и которую первым делом починил после битвы за Хогвартс. И палочка Волдеморта, без сожалений брошенная и мгновенно забытая хозяином. Знавшая так много темной магии, страдания и смерти, но никогда не знавшая преданности, потому что ее не знал Темный лорд... Вся эта сила теперь была в руке Гарри. И он был, будто плавильный котел, в котором все это смешалось и соединилось воедино.

Вся боль и вся любовь. Та, которую он испытывал к своим родным и друзьям. И та, которую чувствовал от них. Смерть невинных, раздиравшая ему сердце, и его неизменная, упрямая готовность всегда идти до конца, защищая добро.

«Tueri bonum», — прошептал он, поднимая руку и направляя в сторону Арки сразу обе палочки, которые держал в кулаке... Громкий, оглушительный звон раздался над холмом. Неведомая сила, которая сконцентрировалась в его пальцах, прошла через оба пера феникса и вылетела из кончиков двух палочек двумя золотыми лучами. Столкнувшись с темным занавесом, они рассыпались в мелкую сверкающую пыль, чтобы уже через мгновение слиться в гладкий золотой щит, излучающий мягкий теплый свет.

Он опустил палочку. Ощущение леденящего сквозняка, будто вынимавшего из тела все кости, исчезло. Щит надежно закрывал Арку смерти. Все, кто был в это мгновение на поляне, замерли в испуге и изумлении. Кто-то истошно закричал... Потом еще крик. И еще...

Каждый, кто обратил взгляд на золотой щит, видел что-то свое. Душегуб смотрел в лицо тем, кто по его вине когда-либо лишился жизни, и не мог отвести взгляд, не мог пошевелить даже пальцем: тени его жертв словно отнимали у своего палача всякую волю к сопротивлению... Кто-то увидел своих умерших родных, послышались вскрики и громкие рыдания... Те из собравшихся на поляне фанатиков, кто еще не успел расколоть свою душу убийством, были парализованы собственным суеверным ужасом — все они, не мигая, смотрели на этот щит и видели каждый что-то свое. А потом переводили взгляд на Гарри, который просто стоял напротив Арки, в мягком золотом сиянии. И вся его фигура излучала невиданную силу... Еще несколько минут назад они едва не принесли его в жертву, а сейчас видели перед собой человека, владевшего невероятным волшебством. Волшебством, которое сильнее смерти...

Никто — ни авроры, ни тем более несчастные сектанты-фанатики — никогда не видел ничего подобного.

Через несколько минут все было кончено. Последние несколько человек повалились на землю, оглушенные и обезоруженные. Вот смолкли хлопки и погасли последние искры...

Гарри обернулся, увидев стремительно приближающуюся тень. К нему со всех ног бежала Сьюзен. Напарница крепко обняла его, судорожно переводя дух.

— Гарри! Мерлин великий...

— Ну-ну, — улыбаясь, бросил он, прижимая ее к себе свободной рукой. — Не надо, Сью. Как я вам и говорил — никакого риска! Все прошло отлично! Давай, нужно закончить с этим.

Она, наконец, разжала руки и взглянула на него. В глазах была радость, смешанная с каким-то восторженным страхом... «Совсем, как Невилл», — с досадой подумал про себя Гарри.

— Гарри... Когда они поставили эту сетку, я думала, всё...

— Но ведь у меня была палочка, Сью, — снова улыбнулся он. — И я все-таки уже кое-что умею.

— КОЕ-ЧТО?!

Она задохнулась от избытка чувств и снова бросила на него этот взгляд, полный непонимания, страха и восторга.

Гарри чуть хлопнул ее по плечу.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, Сью, — улыбаясь, проговорил он. — Это только выглядит круто. Ну, честно! Палочки-близнецы всегда дают странный эффект. В этом никто толком не разбирается, даже Дамблдор говорил мне, что может лишь догадываться...

— Но откуда ты, черт возьми... Этот щит. Гарри, я могу поклясться, что видела папу. И своего дядю. И кузенов... И тетю Амелию. Как такое возможно? Скажи! Пожалуйста!

— Когда все это закончится, обязательно! Обещаю! — ответил он. — А сейчас нужно заканчивать с этим.

— У меня нет слов, — выдохнула она. — Ох, Гарри. Я бы не поверила, если бы мне кто-то рассказал о таком... А ты? Ты видел?..

Он покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Это не для меня. Я — только инструмент, вроде этой палочки...

— Я тебя не понимаю, — промолвила Сьюзен.

— Да я и сам толком не понимаю, если честно, — вздохнул он. — Ну, это все лирика, как говорит Малфой. Кстати, где он? Нужно, наконец, закрыть Арку.

— Он там, внизу холма с Шумовым. Они ждут, пока мы закончим.

— Давай займемся этим как можно скорее, хорошо? — вздохнул он.

— Да, думаю, еще четверти часа нам хватит, — ответила Сьюзен. — Всю эту компанию нужно развезти по камерам. Кое-кто ранен, так что еще и в Мунго придется заглянуть. Гарри, с тобой точно все в порядке?

— Как видишь, — усмехнулся он. — Я подожду вас здесь.

Совсем скоро неестественно плотный воздух снова стал обычным, антитрансгрессионный купол был снят. Один за другим стали вспыхивать порталы. Холм понемногу пустел. Он устало сидел на камне, на котором его чуть не принесли в жертву, и думал обо всем, что только что пережил. Теперь он понимал, что имел в виду старый Генри. Только когда все соединяется воедино, когда ты вдруг узнаешь язык, на котором с тобой говорит мироздание, когда вместо множества событий и разрозненных фактов ты видишь прекрасную, сверкающую ткань бытия, — только тогда и творится подлинная магия. И в ней нет места никакой тьме...