Teacher's gold butterfly (гет)

POV: Люмин

В ушах стоял странный, оглушающий гул. Я уже не помню всех деталей нашего пути до больницы, как будто это было в каком-то тумане. Единственное, что оставалось ясным в моих мыслях — это тревога за отца. Несмотря на все, что было между нами, он оставался моим родным человеком. Волнение разливалось внутри, а на душе поселилось мерзкое, неприятное предчувствие, которое усиливалось с каждой минутой, пока мы стояли у дверей его больничной палаты.

— Всё будет хорошо, не переживай, — мягким, спокойным голосом сказал Чайльд. Он аккуратно притянул меня к себе, обнял, чуть заметно соприкоснувшись губами с моей макушкой. Этот жест был таким естественным, как будто он всегда находил именно тот способ, который мне был нужен, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Я надеюсь… — прошептала я, уткнувшись в его грудь. Я ощущала тепло его тела, и оно словно построило вокруг меня невидимую, но надежную стену, защищая от этого урагана эмоций. В такие моменты я понимала, что выбрала правильного человека. Чайльд, обладающий неуёмной энергией, веселым нравом и удивительным обаянием, был способен на проявление невероятной чуткости и понимания в трудные минуты.

Через некоторое время в больницу поспешила Эмилия. Она первой сообщила Чайльду о случившемся, в этот раз её обычное лёгкое настроение сменилось явной тревогой. На её лице явно читалась растерянность, а шикарные пряди рыжих волос были растрепаны, как будто она спешила настолько, что забыла о всём на свете.

— Учитывая обстоятельства, вероятно, ещё не пускают? — спросила она, стараясь восстановить дыхание и слегка взмахнув рукой, чтобы убрать волосы с лица.

— Нет, мам, похоже, ему ещё перевязывают раны, — ответил Чайльд, немного отстранившись от меня, чтобы взглянуть в её глаза.

Ожидание у дверей палаты было мучительным. Время тянулось медленно, и каждая минута казалась вечностью. Мы сидели на жесткой скамейке напротив двери. То и дело кто-то из нас вскакивал, наполняя узкий коридор аккомпанементом нервных шагов.

Эмилия, не в силах усидеть на месте, ходила с неподдельной тревогой, скрестив руки на груди и кусая губы. Чайльд хмуро смотрел в пол, перекидывая ногу на ногу, и время от времени вздыхал.

Наконец, тяжелая дверь палаты медленно отворилась, и нас пригласили внутрь. Эмилия не сдержалась и бросилась к отцу, обнимая его так крепко, будто хотела раствориться в его объятиях. Я же осталась стоять у двери, не решаясь подойти ближе. Перед глазами открылась жуткая картина: голова и руки отца были замотаны в бинты. Царапины, будто тёмные полосы, пересекали его руки и доходили до плеч, а под глазом "красовался" крупный синяк.

— Ты помнишь, кто на тебя напал? Их лица? — не унималась Эмилия, с тревогой заглядывая ему в глаза. Её голос дрожал, но она старалась держаться спокойно. — Мы должны в полицию обратиться…

Отец тяжело вздохнул и, избежав её взгляда, тихо ответил:

— Какие-то пацаны, совсем молодые — лет восемнадцати, двадцати, не больше. В сумерках я их лица не особо разглядел… — он говорил неохотно, будто вспоминание о произошедшем причиняло ему физическую боль.

Вдруг из кармана донёсся звук уведомления. Стараясь не привлекать внимание семьи, я достала телефон и посмотрела на экран. Сообщение от Итто заставило у меня кровь застыть в жилах, а волосы стали дыбом.

Итто

Я думал, что мы решим вопрос между собой, как нормальные люди, а ты всё за папочку прячешься. Нехорошо так делать, Люмин, нехорошо… Надеюсь, твоему отцу понравился сюрприз от меня :) Кстати, как он там? Как здоровье?)

Эти слова были словно ледяной укол в сердце. Я никак не могла поверить в то, что только что прочитала. Итто… Он действительно мог быть замешан в нападении на моего отца? Но почему?

Люмин

Так это твои друзья напали на него?! Зачем ты это сделал?!

Итто

Просто он лезет не в своё дело, к моему отцу зачем-то пришёл жаловаться на меня. Но знаешь, в этом виновата только ты, Люмин. Надо было поступать как взрослая девочка, а не как ябеда, за которую папаша всё порешает :)

Люмин

Перестань лезть ко мне и к моей семье! Я не хочу с тобой иметь ничего общего! Ты отправляешь мне видео, которое когда-то распространял, и ты думаешь, я должна хоть как-то хорошо к тебе относиться?

Итто

Но ты же не хочешь, чтобы это видео снова завирусилось? Я могу начать отправлять его твоим друзьям…

Люмин

Глупо шантажировать человека тем, что он был наивен в прошлом. Там я в 9 классе, что было, то прошло

Я закрыла диалог и сжала телефон, а затем, никому ничего более не сказав, вышла в коридор. Хоть я и храбрилась перед Итто, мне, конечно же, не хотелось, чтобы мои нынешние друзья знали о том позоре, поэтому я должна обезопасить себя. Пойду в полицию и предоставлю им наш с ним диалог, пусть разбираются.

— Люмин, в чем дело? — вслед за мной вышел Тарталья и положил ладонь мне на плечо, чуть сжав его.

— Отвезешь меня в полицейский участок? Итто пытается кидать мне угрозы. Я не намерена это терпеть.

— Слушай, может, мне встретиться с ним, поговорить? По-мужски, — Чайльд снова был готов геройствовать, но мне это было не нужно. Я просто хотела, чтобы моя жизнь стала спокойной, без этих приключений.

— Итто — хитрый, непредсказуемый тип. Я не хочу, чтобы те, кто мне дорог, связывались с ним. И ты… Ты мне дорог, Чайльд, — я подняла на него взгляд, чтобы встретиться с любимой синевой его глаз. — Поэтому, пожалуйста, давай доверимся тем людям, которые должны заниматься такими, как Итто.

— Хорошо, если ты этого хочешь… — он пожал плечами и двинулся к выходу, чуть кивнув головой, как бы этим жестом говоря, чтобы я последовала за ним.

POV: Сахароза

В тот день встретить Люмин и Альберто в ресторане стало для меня настоящей неожиданностью, которую сложно было предугадать. Я не ожидала увидеть кого-то из знакомых в этом уютном заведении, а наткнуться на Альберто было особенно странно. Хотя у меня не было причин испытывать неприязнь к Альберто, но всё же они с Альбедо близнецы… Внешне они были настолько похожи, что, глядя на Альберто, я невольно вспоминала Альбедо. Мое сердце, противореча здравому смыслу, начинало наполняться тоской и лёгкой грустью.

С тех пор как я рассталась с Альбедо, я постоянно убеждала себя забыть о нём, оставить все переживания в прошлом и продолжить жить без оглядки на него. Но, несмотря на все эти усилия, мои чувства упорно не желали отпускать прошлое. Сердце, словно упрямый ребёнок, не слушалось разума, а наоборот стремилось вернуться к тем чувствам.

Когда Альберто предложил зайти к ним в гости, чтобы обсудить какие-то рабочие моменты, я внезапно ощутила внутреннюю борьбу. Рациональная часть меня отчаянно сопротивлялась этому решению: возвращаться туда, где я проводила столько времени с Альбедо, казалось неправильным. Эта квартира хранила в себе слишком много воспоминаний — каждый уголок напоминал о прошлом. Но сердце, вопреки логике, подталкивало меня согласиться. Оно шептало, что не стоит уделять столько внимания этим переживаниям, ведь дом — это просто помещение, стены и мебель, лишенные эмоций и значений, которыми мы сами наделяем их.

После долгого и утомительного рабочего дня я, полная сомнений и предчувствий, направилась вместе с Альберто к его дому. Эта встреча с самого начала казалась мне чем-то странным: мы столкнулись совершенно случайно, и неожиданно он предложил свою помощь в работе. Казалось бы, ничего подозрительного, но моя интуиция подсказывала мне другое.

Когда мы вошли в квартиру, теплые воспоминания нахлынули на меня. Я снова была в той самой кухне, где когда-то проводила бесчисленные часы, возвращаясь сюда сразу после школы. Это место всегда дарило мне чувство спокойствия и уюта. Однако сегодня атмосфера оказалась иной — казалось, в воздухе витала скрытая интрига. Альберто попросил меня подождать, вышел из кухни и вскоре вернулся, но не один. С ним был его брат, Альбедо. Это было как гром среди ясного неба! Все встало на свои места, мои подозрения получили подтверждение.

Альбедо посмотрел на меня с удивлением, явно не ожидая моего присутствия здесь. Его глаза выражали недоумение, будто он пытался сложить в уме пазл из случившегося. В это время Альберто с неподдельной радостью наблюдал за нами, улыбаясь, словно он только что успешно завершил важное дело — роль купидона, как он, вероятно, сам это себе представлял.

— Альберто! — воскликнула я, в полном возмущении. — Ты меня обманул! У меня нет времени на этот цирк! — Я почувствовала, как все мои нервы натянулись до предела. Я схватила свою сумку, собираясь покинуть кухню, но Альбедо встал на моем пути. Вспышка гнева окрасила мои щеки в розовый цвет, а глаза яростно блестели.

— Альберто тебя не обманул, — спокойно сказал он, пытаясь удержать ситуацию под контролем. — Я ищу модель для своих картин. Предлагаю тебе эту работу.

Эти слова стали последней каплей. Моё возмущение только усилилось, и я отшатнулась назад, вспоминая все то, что произошло между нами в прошлом. Альбедо оставил меня в тяжелый момент жизни, когда я осталась не только в одиночестве, но и с нашей дочерью. Это старая рана, которая так и не успела полностью зажить.

Я подалась вперед и прошмыгнула под его рукой и поторопилась к вешалке, сняв с нее куртку и бросая неодобрительные взгляды то на одного близнеца, то на другого. Несмотря на мою явную решимость, Альбедо не сдавался.

— Сахароза… — произнес он, полным сожаления голосом, пытаясь достучаться до меня. — Ты можешь выслушать?!

— Нет, не могу! — покачав головой, я твердо ответила, натягивая сапоги. — Все, что надо, ты сказал несколько лет назад!

Я развернулась с неохотой и потянулась к холодной металлической ручке двери, пытаясь скрыть волнение внутри. В этот момент, словно ветер, который приносят с собой неожиданные перемены, Альбедо подбежал ко мне, остановив, мягко, но настойчиво ухватив за руку. Его поступок был смелым, а голос дрожал от смеси страха и надежды.

— Сахароза, — начал он, глядя прямо в глаза, наполненные смесью боли и решимости, — этого недостаточно, но прости! Я так сожалею, что оставил тебя тогда. Всё это время был словно во сне, в котором каждый шаг диктовала моя мать. Она была неизменно категорична, и я, слабый, поддался её угрозам и убеждениям. Но не имеет значения, кто стоял за моими решениями, я должен нести ответственность за все, что произошло. И я хочу искупить свою вину перед тобой, потому что ты для меня очень дорога. Ты и… наша дочь. Я мечтаю о дне, когда увижу её, Сахароза, когда смогу заглянуть в её глаза и, возможно, увидеть в них частичку себя.

Слова Альбедо били в самую глубину души. Я смотрела на него, стараясь сохранять хладнокровие, хотя внутри все кипело от эмоций. Казалось, что призрачный мост между нашим прошлым и настоящим восстанавливался, но страх и разочарование, накопленные за время его отсутствия, не позволяли простить так легко.

— Зато я не хочу! — ответила я, пытаясь сохранить твердость в голосе. — Два года — это целая вечность для ребёнка. Ты не был с ней, когда она училась ходить, когда первый раз произнесла слово. Где ты был все это время?

— Но я её отец! — выпалил Альбедо, отчаянно пытаясь убедить и меня, и себя в своём праве быть частью её жизни.

— Отец — это не просто участник зачатия! — сказала я, стараясь остаться бесстрастной, хоть и чувствовала, как его слова постепенно касаются самых теплых уголков моей души. Несмотря на горечь предательства, было неожиданно приятно слышать, как он называет её своей дочерью. Однако я выпалила: — Ты ей не отец! Ты ей никто!

После этого я выскочила в подъезд и потом бежала так, будто Альбедо мог погнаться за мной.

Когда я вбежала в квартиру, буквально захлебываясь от пережитых эмоций, я сразу заметила, что Каори уже мирно спит в своей кроватке. Ее тихое довольное сопение заполняло комнату, создавая иллюзию спокойствия и умиротворения. Я на цыпочках прошла мимо, чтобы не тревожить ее сон. В душе всё ещё клокотали переживания, и мне страстно хотелось их выплеснуть.

На кухне, где из-под лампы струился мягкий свет, сидела бабушка. Перед ней стояла чашка с горячим чаем, от которой поднимался тонкий парок, и уютно разворачивалась книга — каким-то невероятным образом она всегда успевала найти время для чтения. На лице бабушки, как всегда, было выражение невозмутимого спокойствия.

Я почувствовала непреодолимое желание поделиться с ней всем тем, что накопилось внутри. Усевшись за стол напротив, я начала выкладывать свои мысли, слова рвались без остановки: о переживаниях, надежде, былых обидах и нерешительности. Бабушка, как и всегда, терпеливо и внимательно выслушивала меня. Не перебивая, она лишь изредка кивала.

Наконец, когда последняя капля моего монолога упала и наступила тихая пауза, бабушка, аккуратно поставив чашку на блюдце, подняла на меня свои мудрые глаза.

— Я думаю, тебе надо дать ему шанс, — мягко произнесла она.

Я хотела было возразить: «Но ведь он…», но бабушка, словно предвидя мои возражения, продолжила:

— Да, он оставил тебя, поддался влиянию матери, и я прекрасно понимаю, как это обидно. Но, видишь ли, люди склонны ошибаться, и в этом их сущность. Если он готов исправить свои ошибки, если он проявляет стремление выстроить то, что разрушил, возможно, стоит дать ему возможность. Пусть даже не впускать снова в своё сердце, но хотя бы дать шанс участвовать в жизни вашей дочери. Растить ребенка одной — это труд, знакомый мне не понаслышке, этот груз тяжел, и порой непосилен. А кто знает? Возможно, если ты немного усмиришь свою гордость, у вас что-то и получится. Иногда нам стоит дать людям ту возможность, которую не получили они в прошлом, — закончила она, наполненная своей особой тихой уверенностью.

Я задумалась над её словами, думая, что за внешней простотой совета скрывалось глубокое желание помочь мне и Каори обрести свое счастье.

Я вошла в комнату и нежным взглядом одарила Каори, что лежала в кроватке, и поправила одеяло, что слегка сползло. Собрав всю волю в кулак, я нашла в телефоне номер Альбедо и вытащила его из черного списка, а затем написала ему:

Сахароза

Альбедо, извини. Думаю, я погорячилась. Я готова поговорить и все обсудить.