На языке цветов (гет)

Ночь в июле необычно душная, и Петунья больше не устала, а ощущает дискомфорт. Разведка так же напряжена, как и бой, и даже если она с Марлин сбежали незамеченными, это не значит, что пот не струился по её спине все время, пока они сидели в задней комнате какого-то душного паба в Манчестере. Её волосы прилипли к шее, но сейчас лёгкий ветерок колышет воздух в Рочдейле, когда она и Марлин идут по тихой дороге, ставшей больше пыльной.

— Тебе лучше остаться у нас на ночь, — зевает Марлин, хватая Петунью за запястье, чтобы взглянуть на её часы. — Уже почти два ночи, ты можешь отправить весточку Сириусу, чтобы он не переживал.

Предложение могло бы быть заманчивым, если бы Петунья не была так привередлива в отношении сна в собственной постели, а не на раскладушке Маккиннонов, в доме, полном любопытных людей, с которыми ей потом придётся завтракать. Семья Марлин всегда относилась к ней хорошо, но она предпочла бы относительное спокойствие собственной квартиры, даже если Сириус храпит рядом, а трубы дребезжат в тонких стенах.

— Не глупи, — вместо правды она говорит, — я не собираюсь навязываться твоим родителям.

Марлин закатывает глаза, сбрасывая куртку и перевязывая её к талии.

— Ты никогда не «навязывалась» никому в жизни, если честно, тебе бы быть чуть более… — она внезапно замолкает. — Ты чувствуешь запах дыма?

— Нет, я… — Но Петунья чувствует, запах действительно доносится с ветром. Шаги Марлин становятся быстрее, и Петунья, как и Марлин, спешит за ней, несмотря на усталость от долгого ночного пребывания на ногах. Лес прерывается, и они останавливаются, тяжело дыша, у края территории Маккиннонов. Трава здесь доходит до колен. Воздух горячий и тяжёлый, как если бы неподалёку работал двигатель.

Петунья видела много Тёмных Меток, свежих, бурлящих в небе, старых, которые медленно исчезали после нескольких часов. Но до сих пор ей везло, и она не видела её над домом тех, кого она любила. Дом Маккиннонов горит, окна пылают алым и желтым. Рядом с ней Марлин аппарирует мгновенно на расстояние до дома, оставляя позади несколько сбившихся ногтей.

— Экспекто… — Петунья пытается произнести заклинание, но теряется в моменте. Она не сможет этого сделать; у неё нет ни сосредоточенности, ни настроя. Нет другого способа вызвать помощь без камина или совы. Она не чувствует того ужаса, который она ощущала при нападении на Доркас. Она чувствует пустоту, как пустая банка.

Она аппарирует ближе к дому и направляется через входную дверь; она висит на петлях, почерневшая. Петунья останавливается в дверном проёме, не зная, что ей ожидать внутри, что ей делать. Нападения Пожирателей смерти редко оставляют выживших. С того места, где она стоит, она видит одно тело у подножия лестницы. Петунья позволяет своему взгляду размыться, не желая смотреть. Это мужчина, либо отец Марлин, либо один из её братьев. Она не хочет знать, кто.

Единственный звук в доме — это треск пламени, которое становится громче; огонь поднимался на втором этаже. И горькие, подавленные рыдания Марлин из кухни. Петунья хочет убежать от этого. Это интимный, домашний ад. Куда бы она ни посмотрела, то, что когда-то было счастливым домом, теперь чёрное и изуродованное. Фотографии разбиты на полу. Мебель перевёрнута в гостиной; Маккинноны, должно быть, сопротивлялись. Петунья не может представить, чтобы они просто прятались в страхе. На лестнице кровь.

Она заходит в гостиную. Нет сомнений, что это тело, склонившееся над треснувшим кофейным столиком — это Мэтт. Петунья быстро отворачивает взгляд, а потом заставляет себя присесть рядом с ним, пытаясь нащупать пульс на его холодном запястье. Его длинные волосы скрывают глаза, но его рубашка пропитана кровью. Она встает, её живот подскакивает, глаза слезятся от дыма. Это значит, что тело на лестнице — это Мелвин, отец Марлин. Целитель. Её старший брат Майк ушёл из дома много лет назад.

Свет на кухне сильно мерцает. Петунья стоит в дверях, обвив руками себя, не в силах отвести взгляд от Марлин, которая стоит на коленях на плитке, держа свою мать. Магги МакКиннон не имела бы ни единого шанса, она магл. Была. Её глаза широко раскрыты, она смотрит в потолок; её лицо красное и опухшее. Её труп больше не похож на ту весёлую, болтливую женщину, которую Петунья знает. Знала.

Рядом с ней лежит Моника; она, наверное, пыталась защитить мать своим телом. Вонзённая палочка Моники лежит несколько футов дальше, сломанная. Она только что окончила школу. Она была учеником-зельевара. Её короткие светлые волосы пропитаны кровью по линии кожи головы, а на её руках видны яркие порезы и синяки. Она лежит не на спине, как её мать, а в куче. Её ночная рубашка порвана по низу; её ноги изрезаны стеклом.

— Мама, — Марлин издаёт сдавленный звук, пытаясь встать и поднять тело матери. — Мама, пожалуйста, встань, МАМА, Мама, пожалуйста, не… Я не могу… — она вдруг смотрит на Петунью, глаза полны ужаса. — Я не могу, — говорит она снова, как будто в замешательстве, и снова опускается на пол с тихим, звериным завывающим звуком. — О, боже, нет, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, о боже, чёрт, — она отпускает свою мать и тянется дрожащей рукой к младшей сестре, но замирает.

Тихий звук, как стон, доносится снаружи. Петунья пересекает скользкий пол, прежде чем Марлин успевает что-то сделать, и открывает заднюю дверь. Младший брат Марлин, шестнадцатилетний Малкольм, лежит на росистой траве в саду; видимо, он выбежал из дома, прежде чем упасть.

Но он жив. Едва. Петунья опускается рядом с ним, переворачивает его; один его глаз… Она не думает, что он когда-либо сможет снова видеть этим глазом, его тело покрыто синими пятнами и кровью, а рука сильно сломана, нос разбит. Петунья поднимает его рубашку, проверяя грудь; возможно, у него сломаны несколько рёбер.

Марлин подошла к двери и теперь опирается на неё, как будто вот-вот упадёт в обморок.

— Он… он жив?

— Мал, — тихо шепчет Малкольм, и она бросается к нему.

— Нам нужно срочно доставить его в Сент-Мунго, — шепчет Петунья. — Сейчас.

— Я не могу оставить их — я не могу, они сгорят, — Марлин качает головой, — я не могу позволить им сгореть, не могу… — она замолкает, поднося кровавые руки к лицу.

Петунья взглянула на неё, снова перевела взгляд на Малкольма, чьё дыхание стало едва заметным, и перенесла его. Они материализуются в почти пустом холле больницы, где Петунья громко восклицает:

— Нападение Пожирателей Смерти, помогите ему! — и снова исчезает, оставляя Малкольма.

Она материализуется в переулке рядом с домом, где они с Сириусом живут, и бегом поднимается на два этажа, пока не добирается до своей квартиры. Она сильно стучит в дверь, которая тут же открывается. Сириус, растрёпанный и усталый, смотрит на неё в шоке, хватает её за руки, но она перебивает его ещё до того, как он успевает что-то сказать.

— Маккинноны были атакованы. Свяжись с Орденом, я не могу… не могу вызвать патронуса сейчас.

Он затаскивает её внутрь квартиры и делает это, а затем она аппарирует их обоих обратно в дом Маккиннонов. Марлин тащит свою мать и сестру наружу, и Сириус бледнеет, увидев их, прежде чем рявкать на Петунью:

— Останься здесь! — и броситься в дом, чтобы помочь Марлин забрать её отца и брата.

В это время появляется Майкл Маккиннон и его жена, Карен, невестка Марлин. Увидев тела своей матери, отца и младших в траве, Майк кричит и почти падает на колени, его поддерживает плачущая жена. Марлин сидит в траве рядом с телом Мелвина, положив руку ему на грудь, как будто пытается заставить его сесть.

— Майкл, — говорит Петунья брату Марлен, — Малкольм жив, он в Сент-Мунго.

Едва она произносит эти слова, как Майк с Карен быстро встают и исчезают в одно мгновение.

— Майки, не уходи, — рыдает Марлин, как маленькая девочка, но они уже исчезли.

Петунья снова поворачивается к тому, что перед ней. Сириус снял куртку и положил её на Миссис Маккиннон, затем снял рубашку и положил её поверх Моники, медленно, как будто движется в воде. Петунья молча кладёт свою куртку на мистера Маккиннона. Они заслуживают хотя бы такой малой чести.

Она идет к Марлин и крепко её обнимает, пока подруга распадается на её руках.

— Это моя вина, — шепчет Марлин, полная ненависти. Петунья знает, на кого направлена эта ненависть. На неё саму.

— Это не твоя вина, — говорит Петунья, — Марлин, пожалуйста, ты должна это понять.

— ОНИ МЕРТВЫ ПО МОЕЙ ВИНЕ! — кричит Марлин, отталкивая её, отползая, её тело рывками вырывает воздух, но из её рта не выходит ничего, кроме слов. — Я И МЭТТ! МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ! С НИМИ! СО ВСЕМИ!

— Ты не сделала этого, — наклоняется Сириус рядом с ней, но Марлин отталкивает его руки, как злой, шипящий уличный котёнок, и сжимаются в себе в своём горе и ярости. — Марлин, это не было…

— Я должна была быть здесь, — рыдает Марлин, — Я должна была быть здесь с ними, почему я не была с ними, боже, я могла бы их спасти, я могла бы… Я должна была быть дома…

Она должна была. Она должна была быть дома этой ночью. Первоначально Петунья должна была идти на разведку с Римусом, но планы в последний момент изменились. Решили, что Римус должен был быть в другом месте, и Марлин предложила составить Петунье компанию. Это могла бы быть индивидуальная миссия, может быть, было бы умнее сделать это одной, но она хотела, чтобы кто-то прикрывал её.

Так что Марлин пошла с ней в этот вечер в город, а не была дома, когда случилась атака, которая в одиночку уничтожила большую часть её семьи. Отец, мать, Мэтт, с которым она была всегда ближе всего, и Моника, её единственная сестра. Нет слов. Петунья была рядом после нападения на Боунс, но она и Эдгар не были близкими друзьями, только вежливыми знакомыми. Она была потрясена тем, что было сделано с ним, с его женой, с его маленькими детьми, но…

Это другое. Маккинноны были практически семьёй. Её семья. Марлин — её лучшая подруга, сестра, не по крови, но по духу, и теперь всё у неё отняли. За одну ночь. Когда они ушли несколько часов назад, у Марлин всё ещё была мать, отец, брат, сестра. У неё был дом. Он был не идеален, но это была её семья. Её дом детства. Её жизнь.

Малкольм поправился и смог принимать посетителей три дня спустя. Его уже допросили авроры, а Петунья несколько раз прогнала репортеров из «Пророка», которые искали сенсационную историю для первой страницы. Сейчас она стоит рядом с Эммелин Вэнс, которая внимательно записывает для своих записей. Малкольм говорит монотонным, отстранённым тоном, глядя на растение на своём ночном столике.

— Их было пятеро.

— Все ли они были мужчинами? — тихо спрашивает Эммелин. Женщин среди Пожирателей Смерти очень мало, но нужно понять, была ли там Беллатриса Лестрейндж. Она часто бывает на таких атаках.

— Да. Один был валлийцем. Другой был русским, наверное. У него был странный акцент.

— Ты знаешь, в какое время они ворвались в дом?

Малкольм всё ещё не смотрит на них. На его лице повязка. Он, вероятно, будет носить её всегда; его левый глаз потерян, а шрам тянется до подбородка. Он выглядит одновременно очень молодо и очень старо. Его худое подростковое лицо утомлено и серо.

— Не знаю. Около полуночи, может чуть позже. Я был у себя в комнате, читал. Мама и папа были внизу, разговаривали с Мэттом. Мона чистила зубы. — Лёгкая дрожь прокатывается через последние слова.

— Они что-то говорили?

Он молчит, а потом:

— Они говорили, что Мэтт должен… должен был посмотреть папе в глаза и извиниться, потому что он нас всех в это втянул. И они… они искали Марлин. Лидер хотел… — его Адамово яблоко дрожит, — он хотел сделать с ней что-то.

Эммелин и Петунья обе едва заметно вздрагивают.

Малкольм продолжает:

— Потом Мэтт бросился на него, и… они убили его первым. Потом папа закричал, чтобы мы бежали, но… но валлиец убил его. А потом заклятие поразило меня, и я отключился на лестнице. Когда я очнулся, их уже не было, а дом горел. Я пытался выбраться, а следующее, что я помню — это как услышал крики Марлин, а потом оказался здесь.

— Спасибо, — говорит Эммелин, после того как немного поработала пером. — Твоя семья была хорошими, смелыми людьми, Малкольм. Они не заслужили того, что с ними случилось.

Он молчит.

— Марлин сказала, что вернётся сегодня вечером, — говорит Петунья, вцепляясь в спинку стула Эммелин. — С Майком и Карен.

Карен Маккиннон беременна. Пока не видно, но она сказала об этом Петунье несколько дней назад. Петунья плохо её знает, но предполагает, что у Карен не было другого человека, с кем она могла бы поговорить. Майк или Марлин, которые только что потеряли всё? Эта новость может быть утешением, но не сейчас.

Петунья выходит из комнаты вместе с Эммелин, и встречает Сириуса в коридоре. Ей нечего ему сказать, она просто обвивает его руками, пытаясь раствориться в его помятой рубашке. Он кладёт свою небритую челюсть ей на голову.

— Это не может… — он обрывает фразу.

Не может продолжаться? Так и будет. Не может случиться снова? Так и будет. Не с ними? Возможно, это случится с ними. Его кузина — правая рука у Волдеморта. Его мёртвый брат был дезертиром. Она — известная магглорожденная. Они оба — члены Ордена. Большинство семьи Марлин не было замешано. Только она и Мэтт. Но они всё равно мертвы.

Не этой ночью, не завтра, и не через неделю, но их время истекает. Всех их. Петунья чувствует это и знает, что и он тоже. Это были не они 12 июля 1981 года, но однажды это всё-таки будет они. Все цифры сходятся. Петунья уже не надеется, что они как-то смогут пережить это.

Она просто не хочет, чтобы всё закончилось вот так. Сгоревший дом, кровь на лестнице, Торжествующий Чёрный Знак над ними. Она бы отдала всё, прямо сейчас, чтобы они погибли, но хотя бы сражаясь вместе. Пусть их дом будет их, до самого конца. Она просто хочет умереть с гневом, а не с ужасом. Она просто хочет, чтобы они остались собой до конца. Убитые, а не уничтоженные.