Потерянная — незнакомая себе (гет)

Примечания:

Не забывайте ставить лайки — это вдохновляет меня писать ещё больше и быстрее!

Лондон. Площадь Гриммо, дом 7.

Ева сидела на краю кровати и в который раз перечитывала записку. Эти слова она уже знала наизусть, могла бы воспроизвести их даже во сне, но всё равно упрямо водила взглядом по строчкам, словно надеясь — вдруг проявится ещё что-то, ещё одно слово, ещё один знак, указывающий ей путь. Волшебная подсказка. Как пароль в кабинете Дамблдора.

Но нет. Только адрес.

Она громко выдохнула, скомкала письмо — потом почти сразу развернула обратно, бережно пригладила складки пальцами и наконец, не глядя, положила его в зачарованный мешочек, который всегда носила с собой. Он был надёжным, как сундук с секретами. Только её. Никто не заглядывал туда. Даже она — нечасто.

Теперь она была в своей спальне — той самой, где всё начиналось в сентябре. Вернулась после больничного крыла. Лазарет казался ей чем-то далёким, как дурной сон, в котором она сражалась за жизнь, за память, за правду, за маму. За себя. За то, кем она стала.

Пока она была там, Невилл приходил к ней почти каждый день. Он появлялся с тихим скрипом двери, с виноватой улыбкой и красными глазами, будто сдерживал слёзы. В первый раз, дрожащим голосом, он попросил прощения. Он должен был пойти с ней, он знал, чувствовал, но струсил. Он был уверен, что подвёл её. Что снова оказался слабым. Он едва не плакал, и тогда Ева крепко сжала его руку, словно вытащила его из какой-то внутренней ямы, как делала это не раз.

— Всё в порядке, — сказала она тогда. — Это решение пришло внезапно. Ты не виноват.

Он успокоился, но на следующий день снова пришёл. И на следующий. Каждый раз он смотрел на неё, как на чудо, будто боялся, что она исчезнет, если он моргнёт.

И сегодня — когда мадам Помфри наконец разрешила ей выйти — он не отступал ни на шаг. Сопровождал до самой башни, до спальни девочек, и даже тогда долго стоял в дверях, молча, с тревогой в глазах, будто мысленно проверяя: всё ли на месте? Жива ли? Не ускользнёт ли снова в ночь?

Он был её первым настоящим другом. И она — его. Единственный человек, который никогда над ним не смеялся. Который принимал его всерьёз.

И теперь он боялся потерять её так же, как она боялась потерять маму.

Когда Ева осталась одна, в комнате было тихо. Лишь за окном — шелест ветра в листве и далёкие голоса с нижних этажей. Марта Квилл и Эмми Доусон, её соседки по спальне, встретили её радостно, с объятиями и охапкой вопросов, но, заметив, что Ева не в настроении говорить, быстро угомонились и ушли. В этом было что-то тёплое. Они поняли — и не настаивали.

Ева легла на кровать, уставилась в потолок и снова подумала об адресе.

Лондон. Площадь Гриммо, дом 7.

Почему мама написала только это? Почему так мало? Почему так много скрыто между строк?

Она потянулась к мешочку и достала письмо. Бумага была слегка тёплой, будто хранила в себе остаточное тепло маминых пальцев. Сердце стучало глухо, будто предупреждало: не жди лёгких ответов.

Она смотрела на строчки — и в какой-то момент показалось, будто они дышат. Как будто само письмо живое. Как будто оно знает больше, чем говорит. Но… всегда есть это "но".

Никакой тайной чернильной записи. Ни шепота, ни вспышки. Только адрес.

И Ева поняла: секреты её семьи не откроются просто так. Их не вырвать — ни магией, ни слезами. Только если идти. Искать. Быть готовой.

Она снова аккуратно свернула письмо, вложила в мешочек и прижала к груди. Ей казалось, что где-то далеко — в каком-то волшебном, недоступном ей месте — мама всё ещё рядом. Ждёт. Или следит. Или надеется.

Завтра — банкет. Последний день перед каникулами.

Но всё самое важное для Евы только начиналось.

* * *

В Большом зале всё было украшено в серебряно-зелёных цветах — потолок светился звёздами, словно отражал триумф Слизерина. Баннеры с гербом — змея на изумрудном фоне — величественно колыхались над столами. Кубок школы уже сиял на пьедестале у преподавательского стола, и слизеринцы сияли не хуже него.

Ева сидела за столом Гриффиндора, немного в стороне от Гарри, Рона и Гермионы. Рядом — Невилл, крепко сжимающий край скамьи, будто это поможет ему не расплескать радость. Все переговаривались взволнованно, но Ева ощущала какое-то отдаление от происходящего, как будто смотрела сквозь стекло. Как будто не до конца верила, что всё это — реальность. После всего, что случилось, она всё ещё не могла поверить, что просто сидит… в школьной столовой. Её не исключили. Она не в больничном крыле. Всё позади.

— Итак! — поднялся Дамблдор, и в зале тут же воцарилась тишина. Его глаза сверкали, как будто он знал нечто весёлое, чего пока не знали остальные. — Очки подведены, и первое место в этом году — Слизерин. С чем я их и поздравляю.

Гром аплодисментов прорезал зал. За слизеринским столом взвились шапки, раздались ликующие возгласы. Малфой чуть не вскочил на скамейку, хлопая громче всех. Профессор Снайп слегка улыбнулся — по-своему, конечно, едва заметно. Всё шло привычным путём. Всё, как всегда.

Но Дамблдор поднял руку — и зал притих снова.

— Однако… — начал он, и в его голосе зазвучала нотка, которую Ева уже начинала узнавать — игривая, как у шаловливого волшебника, знающего больше, чем говорит. — Не всё, как говорится, ещё подсчитано. Бывают в жизни моменты, когда нужно вознаградить не только успех, но и добродетель.

Он повернулся к столу Гриффиндора.

— За прекрасную игру в шахматы и проявленную храбрость — 50 очков мистеру Рону Уизли.

За столом Гриффиндора раздался сдержанный взрыв. Рон покраснел до корней волос и почти упал со скамьи, а Перси хлопал его по плечу, гордый как никогда.

— За логическое мышление, холодный ум и верность друзьям — 50 очков мисс Гермионе Грейнджер.

Гермиона вспыхнула, глаза её загорелись, а руки дрожали. Она оглянулась на Гарри и шепнула: «Это... на самом деле происходит?»

— За бесстрашие, отвагу, и то, что встретил врага лицом к лицу, зная, что может не вернуться, — 60 очков мистеру Гарри Поттеру.

Гром аплодисментов заглушил всё — даже слизеринцы выглядели озадаченно. Фред и Джордж кричали: «Это наш брат!»; кто-то запел школьную песню не в попад.

Но Дамблдор не закончил.

— Также, — сказал он, уже тише, — бывают поступки менее заметные, но не менее важные. Когда человек, не будучи частью команды, всё равно выбирает путь, ведущий в опасность, потому что не может оставить друзей.

Он взглянул на Еву. Его взгляд был мягким, но прямым. И в нём было что-то, что она не могла расшифровать.

— 30 очков мисс Еве Браун. За то, что не осталась в стороне, за отвагу и верность, за готовность шагнуть в темноту, не зная, что ждёт её впереди.

Ева замерла. Все головы повернулись к ней. Кто-то начал хлопать, потом ещё, и ещё — и вскоре весь зал гремел. Её одногруппницы вскрикнули от радости. Марта хлопала с сияющей улыбкой. Эмми толкнула её в бок и шепнула: «Ты героиня!»

Невилл хлопал громче всех, и в глазах у него блестели слёзы.

Ева только кивнула. Она не любила центр внимания, но... это было приятно. Её не забыли. Она не просто выжила. Она сделала что-то важное. И её заметили.

— И наконец, — произнёс Дамблдор, — за то, что встал против своих друзей, чтобы удержать их от опрометчивого поступка, — 10 очков мистеру Невиллу Долгопупсу.

Невилл подскочил, как ошпаренный, и даже не сразу понял, что это правда. Аплодисменты взорвались новой волной, и кто-то с криком пересчитал: Гриффиндор на первом месте!

В тот же миг зелёные флаги на потолке сменились на ало-золотые. Лев взревел над залом. Кубок перелетел с пьедестала — и сам, как по волшебству, оказался в центре гриффиндорского стола.

Слизерин обмяк. Малфой выглядел так, будто укусил лимон. Профессор Снейп снова замер в каменной неподвижности, но Ева на мгновение уловила, как его взгляд метнулся к ней и задержался — ровно на одно дыхание.

А потом — праздник.

Радость кипела в воздухе, словно пузырьки в сливочном пиве. Гриффиндорцы смеялись, обнимались, кричали. Кто-то подбросил Кубок в воздух, и его поймал Фред. Гермиона сияла. Рон гордо втянул живот. Гарри улыбался, и, впервые за долгое время, выглядел просто счастливым.

Ева тоже улыбнулась.

Она не думала, что вот так всё закончится. Она не искала наград. Она просто… не могла поступить иначе. Но всё же было приятно — знать, что её увидели.

И — она не вылетела. Она всё ещё здесь.

В Хогвартсе. В Гриффиндоре. Живая.

Примечания:

Не забывайте ставить лайки — это вдохновляет меня писать ещё больше и быстрее!