Потерянные (джен)

Апрель 2032 года.

Либерти-сити.

Белые стены больницы напоминали Марчелло день похорон деда. Стерильная чистота, запах антисептика. Он сидел рядом с кроватью Грейс, наблюдая, как капельница отсчитывает секунды. После операции прошло несколько часов, девушка всё ещё не приходила в сознание.

Нико вышел позвонить Лейле, в палате стало непривычно тихо. Через приоткрытое окно доносился шум города, где-то вдалеке выли сирены. Марчелло потёр шрамы на ладонях — следы той аварии на похоронах деда. Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Абеле: «Джеки знает, что ты жив. Он в городе. Будь осторожен».

Марчелло сжал телефон так сильно, что что-то хрустнуло (в телефоне или в ладони — не было понятно). Тогда, на похоронах, он хотел верить в лучшее. Хотел думать, что отец просто горюет по-сво́ему. Какой же он был наивный.

Грейс пошевелилась, её веки дрогнули. Марчелло подался вперёд:

— Э-э... Ты как?

— Как будто с дамбы упала, — её голос был сипловатым. — А, нет, подожди. Почти упала.

— Прости. Я должен был…

— Бывало хуже, — она попыталась сесть. — И ничего ты не должен был. И вообще… Марчи... мне нужно тебе рассказать. О похоронах твоего деда. Я кое-что поняла и вспомнила.

Он напрягся:

— Что?

— Помнишь аварию? — она сглотнула. — Это был заказ. Мне поручили убрать высокопоставленного мафиози, который будет в первой машине.

Марчелло побледнел:

— Он пересадил туда меня с Абеле, — его голос дрожал. — Кто-то предупредил его. Он знал о покушении и использовал это, чтобы… избавиться от нас? — закончил Марчелло. — От меня.

— Я так рада, что не смогла тогда... что не убила тебя по ошибке.

— Вот почему он так суетился потом, изображал заботу, — Марчелло горько усмехнулся. — Заметал следы.

Они помолчали. За окном занимался рассвет, окрашивая больничные стены в розовый.

— Я тоже вспомнил. Ещё тогда, когда прикончил того гада, который тебя вырубил. Я убивал и до этого.

Грейс молча ждала продолжения.

— Это случилось ночью. Мне было лет десять, точно не помню. Дед был в отъезде. Меланья оставалась дома... моя бабушка... неродная, но она всегда была добра ко мне. Я услышал шум. Спустился вниз и... — он сделал глубокий вдох. — Она лежала там, на полу. А над ней стоял отец. Он закричал, что это охранник. Что он застал его над телом. Я не помню, как схватил пистолет, откуда. Охранник появился в дверях, он начал драться с отцом, и я выстрелил. Просто... выстрелил. Я защищал отца. Так я думал тогда. Но сейчас... — его голос сорвался. — Что если всё было не так? Что если охранник не убивал её? Что если он пытался её защитить?

— От Джеки?

— Меланья много знала. О делах клана, о том, что происходило за закрытыми дверями. И она никогда не доверяла отцу. А он ненавидел её за это, — Марчелло закрыл лицо руками. — Господи, что если я убил невиновного человека? Что, если помог отцу скрыть...

— Ты был ребёнком, — твёрдо сказала Грейс. — Ты верил своему отцу. Как и должен был.

— Ты бы убила своего отца?

— Конечно. Если я узнаю, что это он меня там оставил и он всё ещё жив, то, клянусь, я убью его!

* * *

Настя положила на стол папку с документами:

— Смотри, что мы нашли на твоего Томпсона.

Грейс пролистала бумаги. Схемы с недвижимостью, подставные компании, отмывание денег.

— Он скупает здания в бедных районах, — пояснил Руперт. — Выселяет жителей, фальсифицирует документы. Классическая джентрификация, только с криминальным уклоном.

— И всё через подставные фирмы, — добавила Настя. — Официально он чист как стёклышко. Но мы копнули глубже.

— Британская разведка заинтересовалась его связями с русской мафией, — Руперт поправил бабочку. — А русская разведка — его контактами с MI6.

— Двойная игра? — Грейс подняла бровь.

— Triple game, дорогая, — усмехнулся Руперт. — Он ещё и американцам докладывает. Или думает, что докладывает.

— Один звонок нужным людям, — Настя закурила. — И твой Джек будет слишком занят спасением собственной задницы, чтобы думать о тебе.

— Может, даже в Европу переведут, — подмигнул Руперт. — Подальше от соблазнов.

Грейс закрыла папку:

— Сделайте это. Я и так без него в полной жопе.

— С удовольствием, милая, — Настя затушила сигарету. — Считай, что твоя проблема с навязчивым ухажёром решена.

* * *

Весна 2031 года.

Вайс-сити.

Абеле сидел в своём кабинете, перебирая документы. Джеки нервно мерил шагами комнату:

— Если старик узнает...

— Не узнает, — спокойно ответил Абеле. — Я всё улажу, как обычно.

Он годами помогал Джеки проворачивать тёмные делишки за спиной Томми. Процент от доходов был хорошим, а Томми оставался в неведении о делах сына. Всех всё устраивало.

— Дело не только в этом, — Джеки остановился. — Марчелло. Он слишком много знает.

Абеле поднял взгляд от бумаг:

— Он твой сын.

— Он помеха! — Джеки ударил кулаком по столу. — Когда старик умрёт, мне не нужен щенок, который станет совать нос в мои дела.

— И что ты предлагаешь?

— Ты же понимаешь, что.

Абеле медленно откинулся в кресле. Он помнил Марчелло ребёнком, помнил, как мальчик пел на семейных праздниках, как смотрел на деда с обожанием. Конечно, он пообещал Джеки, что позаботится о Марчи. Но позаботился в итоге по-настоящему, позволив ему сбежать.

Правда, и в этом решении была ложечка дёгтя. Именно Абеле проморгал момент, когда Кен Розенберг выкрал завещание. И старик Версетти решил, что побег Марчелло снимет с него все подозрения, отведёт гнев Джеки. Так и вышло.

«Прости, мальчик, — подумал Абеле. — Но лучше быть изгнанником, чем мёртвым».

* * *

2003 год.

Вайс-сити.

Пятнадцатилетний Джеки Версетти стоял у ворот школы, поправляя ремешок дорогих часов — подарок отца. Тёмные волосы уложены назад, белоснежная рубашка безупречно выглажена. Сын Томми Версетти не мог позволить себе выглядеть иначе.

Он отчаянно какое-то время пытался скрывать отношения с девочкой из другой школы. Она была из бедной семьи, что точно бы не понравилось Томми. Виталия появилась словно видение — длинные тёмные волосы, самостоятельно мелированные где попало, огромные карие глаза, нежная улыбка. В свои пятнадцать она казалась воплощением невинности. Слишком чистая для этого города, слишком светлая для семьи Версетти.

— Я принесла тебе кексы, — она протянула ему бумажный пакет. — Сама пекла.

Джеки улыбнулся редкой для него, настоящей улыбкой:

— Ты же знаешь, что не обязана?

— Я хочу заботиться о тебе, — она коснулась его щеки. — Всегда.

Они проводили часы на пляже, мечтая о будущем. Она говорила о семье, детях, нормальной жизни. Он обещал защищать её от всего мира.

— Я бы умерла за тебя, — шептала она, глядя на закат.

— Не говори так, — он крепче прижимал её к себе.

Виталия сидела на песке, подставив лицо последним лучам солнца. Её волосы отливали золотом, на щеках играл румянец. Джеки украдкой рисовал её в блокноте — никто не знал о его увлечении рисованием, это был их маленький секрет.

— Покажи! — она потянулась к блокноту.

— Нет, не готово...

— Джеки Версетти, немедленно покажи!

Она попыталась отобрать блокнот, они боролись, смеясь, пока не упали на песок. Её волосы щекотали его лицо, глаза сияли. Потом бежали домой под дождём, чтобы успеть до комендантского часа.

— Ты промокнешь, — Джеки накинул на неё свой пиджак.

Виталия спряталась под козырьком магазина, вода стекала по её лицу:

— Мне нравится дождь. Он смывает всю грязь города.

— Ты странная, — он улыбнулся.

— А ты влюбился в странную, — она показала ему язык.

Джеки притянул её к себе и поцеловал. Её губы пахли карамелью и дождём.

Часто они сидели на крыше её дома. Однажды, снова сидя там, Виталия достала маленький свёрток:

— С днём рождения, любимый.

Внутри оказался серебряный медальон с их фотографией.

— Теперь я всегда буду с тобой, — она положила голову ему на плечо. — Даже когда нас разделяют мили.

— Никто не разделит нас, — прошептал он, целуя её висок.

Когда привычные места приелись, подростки осмелели и стали гулять по ночам, не боясь запретов и гнева родителей.

— Смотри! — Виталия указала на первые лучи солнца. — Новый день.

Они не спали всю ночь, гуляя по пустынному городу. Её щёки раскраснелись от холода, глаза блестели от недосыпа.

— Когда-нибудь, — она мечтательно улыбнулась, — мы будем встречать каждый рассвет вместе.

Джеки сжал её ладонь. В тот момент он действительно верил в это.

Она не хотела появляться в шумных местах, не любила ходить в кафе, хотя Джеки вполне мог себе позволить водить девушку куда пожелает и платить за двоих. Но она предпочитала импровизированные пикники и посиделки на старой игровой площадке. Виталия напевала какую-то песню, качаясь на старых качелях. Её школьная юбка развевалась на ветру.

— Однажды мы состаримся вместе. У нас будет дом, дети...

— С белым забором?

— И собакой, — она рассмеялась. — Обязательно с собакой.

И несмотря на милые мечты, простые желание, полгода спустя отношения дали трещину. Любовь и мечты затмили ответственность и внимательность. Поддавшись лишь желаниям, они сломали хрупкий союз, который ещё не успели достроить.

— Я беременна, — её голос дрожал.

Джеки застыл.

— Я хочу оставить ребёнка.

— Нет! — он вскочил. — Ты не понимаешь? Отец убьёт меня! Мы ещё дети!

— Это наш ребёнок, — в её глазах стояли слёзы. — Наша любовь.

— Любовь? — он горько рассмеялся. — Какая к чёрту любовь? Нам по шестнадцать!

Её лицо окаменело:

— Значит, вот как? Всё было ложью?

— Виталия, пожалуйста...

Но она уже уходила, сжимая кулаки, чтобы не расплакаться.

«Я пользуюсь всем так неосторожно, как раз потому что оно мне не принадлежит. Мне даже жизнь собственная не принадлежит, мне нечем дорожить», — думал Джакомо в тот момент.

И только годы спустя, глядя на их сына, Джеки понял — это действительно была любовь. Единственная настоящая вещь в его жизни. Но он осознал это слишком поздно.

* * *

Январь 2004.

Особняк Версетти.

— Она не выжила, — мать Виталии принесла младенца к порогу, как когда-то принесли и самого Джеки. — Роды были слишком тяжёлыми. Но мальчик здоров.

Джеки стоял, вцепившись в дверной косяк. В свои шестнадцать он выглядел потерянным ребёнком, не готовым стать отцом. Меланья первая шагнула вперёд, протягивая руки:

— Дайте его мне.

Она прижала младенца к груди с такой нежностью, словно это был её собственный ребёнок — тот, которого она никогда не смогла подарить Томми.

— Посмотри, — прошептала она, поворачиваясь к Джеки. — У него твои глаза.

Джеки отшатнулся. В этот момент что-то сломалось в нём окончательно. Он видел, как отец смотрит на Меланью с ребёнком — тем взглядом, которого сам Джеки никогда не удостаивался.

— Как его назвали? — спросил Томми.

— Моя девочка дала ему имя Марчелло. Заберёте его? Я не прокормлю.

— Марчелло, — произнесла Меланья. — Добро пожаловать, Марчелло.

«Она забирает его, — стучало в голове Джеки. — Забирает моего сына, как забрала внимание отца. Теперь у неё есть ребёнок для Томми, которого она сама не смогла родить. Блядская ты дура!»

— Джеки? — Меланья сделала шаг к нему. — Хочешь подержать сына?

Он развернулся и вышел из комнаты. За его спиной тихо плакал младенец — живое напоминание о Виталии и о том, как снова его обошли в борьбе за любовь отца.

* * *

Май 2032 года.

Либерти-сити.

Весна вступала в свои права, но в доме Белликов царила тьма. Мэллори угасала с каждым днём, несмотря на все усилия врачей. Новые лекарства уже не помогали. Агнесс не отходила от матери, держала её за руку. Мэллори улыбалась, но всё реже открывала глаза.

В то утро она попросила собрать всех. Грейс пришла, опираясь на плечо Марчелло — рана всё ещё давала о себе знать. Нико и Лейла застыли в дверях. Роман сидел рядом с женой, не скрывая слёз.

— Моя семья, — прошептала Мэллори. — Вы все... моя семья. Пожалуйста, не бросайте друг друга, как не бросили меня.

К вечеру её не стало.

Похороны прошли в пасмурный день. Чёрные костюмы и платья, опущенные головы, тихие всхлипы Агнесс. Старые друзья собрались проводить Мэллори в последний путь. Луис и Тони приехали из Алгонквина — постаревшие, но всё такие же элегантные, держащиеся друг друга. Дуэйн, теперь успешный бизнесмен, положил на могилу белые розы. Берни, располневший и поседевший, не мог сдержать рыданий. Джейкоб, с бессменными дредами и в дорогом костюме, привёз музыкантов — они сыграли любимую песню Мэллори. Пакки, завязавший с выпивкой и остепенившийся, крепко обнял Романа.

На поминках все говорили о старых временах. О том, как Джонни погиб от рук психопата. Как Брюси и Мори разбились на очередной безумной гонке. О лучших днях, когда они все были молоды и полны надежд. И когда все были живы.

— Она была лучшей из нас, — пробормотал Нико. — Всегда верила в лучшее, когда мы сами в себя не верили.

Грейс молча смотрела на фотографию Мэллори — молодой, смеющейся, с искрящимися глазами. Такой она её помнила с детства. Такой она навсегда останется в их сердцах. Звон разбитого стекла заставил всех вздрогнуть. Агнесс стояла посреди комнаты, осколки бокала хрустели под её ногами.

— Как вы можете просто сидеть? — её голос срывался на крик. — Просто... сидеть и вспоминать? Она умерла! Моя мама умерла! А вы... вы...

Она задыхалась от рыданий, её колени подогнулись. Лейла успела подхватить её прежде, чем она упала на осколки.

— Тише, милая, тише, — Лейла гладила её по голове, как маленькую.

— Я не хочу тише! — Агнесс билась в истерике. — Я хочу маму! Верните мне маму!

Грейс и Лейла вдвоём помогли ей добраться до спальни. Агнесс цеплялась за них, всхлипывая:

— Она обещала увидеть, как я выйду замуж... Как у меня будут дети... Она обещала...

— Я знаю, милая, — шептала Лейла, укрывая её одеялом. — Я знаю.

В гостиной Роман методично напивался. Бутылка виски опустела наполовину, старые друзья не отходили от него.

— Эй, Роман, — Пакки мягко забрал у него стакан. — Притормози.

— Зачем? — Роман горько усмехнулся. — Что мне теперь тормозить? Для кого?

— Для дочери, — подал голос Берни. — Ей сейчас нужен отец. Целый, а не в хлам.

— Какой из меня отец? — Роман обвёл всех мутным взглядом. — Я жену не смог спасти... Не заработал достаточно... Не...

— Прекрати, — Луис положил руку ему на плечо. — Мэллори гордилась тобой. Ты был лучшим мужем, о котором она могла мечтать.

— Помнишь, что она всегда говорила? — спросил Дуэйн. — «Моё богатство — это моя семья». И ты дал ей это богатство, друг.

Роман заплакал, уткнувшись в плечо Нико. Старые друзья молча окружили его, поддерживая в самый тёмный час его жизни.

* * *

Седьмого мая Грейс сидела у окна, наблюдая за дождём. День её рождения прошёл почти незаметно, никто не был в настроении праздновать, сама Грейс не хотела привлекать внимание.

— Я тут нашёл одно место. Хочу тебе показать.

Марчелло выглядел непривычно взволнованным. Грейс подняла бровь:

— Что за место?

— Увидишь, — он улыбнулся. — Давай, одевайся.

Они ехали через весь город, соблюдая меры предосторожности, петляли по переулкам, несколько раз меняли транспорт. Наконец остановились у старого здания музыкальной школы.

— Что мы тут делаем? — спросила Грейс, когда они поднимались по лестнице.

— По ночам никого нет, так что мы можем… — Марчелло достал ключ.

Он открыл дверь, и Грейс увидела просторную комнату с роялем.

— Я знаю, что сейчас не до праздников. Но всё же. С днём рождения, Грейс.

Она замерла на пороге:

— Я не понимаю.

— Ты однажды сказала, что у тебя был синтезатор, — он подвёл её к роялю. — Думаю, ты заслуживаешь инструмент получше.

Грейс провела рукой по полированной крышке:

— Я не играла... лет десять.

— Это как езда на велосипеде, — он ободряюще кивнул ей. — Попробуй.

Она нерешительно села за инструмент. Пальцы коснулись клавиш, и комнату наполнил неуверенный звук. Она сбилась почти сразу.

— Похоже, я растеряла все навыки.

— Ничего, — Марчелло сел рядом, их плечи соприкоснулись. — Давай вместе.

Он начал играть простую мелодию, поглядывая на неё:

— Присоединяйся, когда будешь готова.

Сначала неуверенно, потом смелее, Грейс начала подыгрывать. Мелодия получалась неровной, с запинками, и в этом была своя красота.

— В детстве меня немного учила Лейла, — вспомнила она, не отрывая взгляда от клавиш. — Я сидела у неё на коленях, и мы играли вместе.

— И что ты играла? — спросил Марчелло, его пальцы легко перебирали клавиши, создавая фон для её рассказа.

— Всякие детские песенки.

Она попыталась сыграть несколько аккордов, но сбилась.

— Мне нравится, — Марчелло посмотрел на неё с такой теплотой, что внутри что-то дрогнуло. — Видеть тебя такой.

Грейс неожиданно почувствовала, как к горлу подкатывает горький ком. Она попыталась сыграть ещё что-то, но пальцы не слушались.

— Мне кажется, из нас двоих музыкант точно ты, — сказала она, отодвигаясь.

— Не скромничай, — Марчелло взял её руки в свои. — У тебя хороший слух.

Его пальцы были тёплыми, немного шершавыми от струн гитары. Он мягко положил её руки на клавиши:

— Попробуй ещё раз. Что-нибудь простое.

Она заиграла мелодию, которую помнила с детства, нежную, убаюкивающую.

— Прекрасно, — сказал Марчи, когда она закончила.

— Не льсти, — Грейс покачала головой, но улыбнулась. — Я же знаю, как это должно звучать на самом деле.