Раскрывшийся бутон (джен)

Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.

Габриэль Гарсиа Маркес

После встречи с Долоховым Петуния начала беспокоиться без видимой причины. По ночам снилось что-то непонятное, она не высыпалась, и всё валилось у неё из рук.

Ауридан, прищурившись, посмотрел на неё и взял на себя все домашние дела, не позволяя ей даже зайти на кухню. Морион ходил за Петунией хвостиком и постоянно норовил залезть ей на руки.

Однажды ночью, стоило Петунии лечь в кровать, как она провалилась в тревожный сон. Темнота давила со всех сторон, голоса шептали и пытались докричаться до неё, но она могла только вслушиваться, пытаясь вычленить из этой мешанины звуков важное именно для себя. Многоголосие мешало сосредоточиться, а перед глазами короткими вспышками проносились видения. Однако она не успевала их осознать.

В висках кольнуло болью, и Петуния резко открыла глаза, хватая ртом воздух. Она успела уловить грустное лицо матери и слова, сказанные отцовским голосом: «Прости, милая».

— Родители! — воскликнула Петуния и вскочила с кровати.

С последней поездки в Коукворт она общалась с родителями только по телефону. Постепенно Роза перестала обижаться и стала разговаривать с дочерью, но не оставила попыток уговорить дочь следовать её представлениям о счастье. Пока что Петуния успешно отбивалась от этих попыток, в чём ей очень помогал отец. Она хотела съездить в гости, увидеть маму, папу и Лили, но всё не находила времени.

В тишине дома часы громко и величественно пробили шесть раз. И Петуния, не умывшись и не переодевшись, поспешила к телефону. Её сердце заполошно билось, а она, нервно кусая губы, отсчитывала гудки.

Петуния набирала номер снова и снова, но никто не отвечал. Наконец, она в очередной раз услышала гудки и в сердцах швырнула телефонную трубку об тумбочку, а затем закрыла лицо ладонями, пытаясь подавить всхлип и волнение.

Никто так и не поднял трубку.

В этот момент Морион распустил когти и больно поцарапал её. Петуния вскрикнула — больше от неожиданности, чем от боли.

— Ай, Морион! Зачем ты царапаешься? — спросила она.

— Мр-р? — ответил котёнок, втягивая когти и начиная вылизывать лапу, как ни в чём не бывало.

— Я тебе не когтеточка! — возмущенно произнесла Петуния и взяла Мориона на руки.

— Да-а? А мне так не показалось, — ехидно прищурил один глаз Морион. — Ты совсем расклеилась, хозяйка. Если не отвечают — поезжай сама.

— Точно! Спасибо, Морион! — воскликнула Петуния. Она на мгновение прижала котёнка к груди, а затем взглянула на свою пижаму и побежала приводить себя в порядок.

Ей придётся отложить все свои дела на неопределённый срок, но она не могла успокоиться, пока не увидит своих родителей. Кому-то волнение Петунии могло показаться излишним, но прабабушка научила её доверять интуиции и не игнорировать свои чувства. Поэтому она решила съездить к родителям и всё проверить.

Одеваясь, Петуния думала о том, что была бы рада ошибиться в своих ощущениях и не видеть ночных видений. Однако в глубине души она уже понимала, что что-то случилось. Она чувствовала — она чуяла беду. К сожалению, видения ведуний не всегда были понятны, но всегда были правдивы. Несмотря на это, всё ещё существовал небольшой шанс, что они будут неверно расшифрованы и истолкованы самой ведуньей. Но подобное случалось редко. Всё-таки работать со своими снами и видениями видений начинали учить очень рано и учили на совесть.

Петуния вздохнула, задержав ненадолго дыхание. В носу нестерпимо защипало, а глаза заслезились, но она зажмурилась, запрокинув голову, дыша мелко и часто.

Ей хотелось заплакать: позволить слезам стекать по щекам, постепенно вымывая из сердца боль. Однако, как правильно сказал Морион, не время раскисать. Она глубоко вздохнула и выдохнула несколько раз, выравнивая сердечный ритм и заставляя себя успокоиться. Когда чувства приглушились, спрятались в глубине, она открыла глаза.

На кухне уже суетился Ауридан, накрывая на стол для хозяйки. Не забыл он и о Морионе. В углу на полу стояли две миски: одна с молоком, другая — с кусочками мяса.

Брауни и фамилиар, казалось, с трудом терпели общество друг друга. Даже обычным людям было известно, что нечисть и представители семейства кошачьих не ладят между собой. Они не враждовали, но что-то близкое к этому имело место быть. Покружив вокруг друг друга несколько дней, они заключили своего рода перемирие. Как сказал Ауридан: «Только ради хозяйки». Однако это не мешало им иногда устраивать друг другу небольшие пакости, когда они думали, что Петуния не видит.

Морион, увидев стоящие на полу миски, недовольно зашипел и прищурился. Он привык есть за столом или с рук хозяйки. Но, взглянув на Петунию, дёрнул ухом и принялся за еду. Ничего, он ещё припомнит это ушастому. Ауридан, мельком взглянув на котёнка, зубасто усмехнулся и аккуратно поставил перед Петунией кашу с мёдом и лесными орехами, а также чашку и заварничек с успокаивающим сбором.

— Спасибо, Ауридан, — слабо улыбнулась Петуния. От похвалы глаза брауни засветились довольством. Скрывая широкую улыбку, он пробурчал:

— Хозяйке нужно больше кушать, а то останутся одни косточки.

— Хорошо, но ты же за этим проследишь, верно?

— Конечно, хозяйке незачем беспокоиться, — важно закивал Ауридан.

Дорога до дома родителей заняла почти пять часов и вымотала Петунию окончательно. Плечо оттягивала «рабочая» сумка с различными материалами, а за пазухой пригрелся Морион, не отпустивший хозяйку одну.

Погода стояла пасмурная, что, впрочем, совсем неудивительно для Англии. Весеннее солнце спряталось за хмурые тучи, не желая греть землю, противно моросил мелкий дождик, благодаря ветру, забираясь, казалось, во все места. Петуния зябко передёрнула плечами и остановилась, позволяя себе осмотреться.

Внешне дом, в котором она провела большую часть своей жизни, не изменился ни на йоту. Всё та же лужайка с колючими кустами роз и пересекающая её гравийная дорожка, ведущая к крыльцу. Привычный вид портила только ярко-жёлтая полицейская лента, натянутая у входной двери.

Ветер качнул ветвями плодовых деревьев из-за дома, будто приветствуя Петунию. Она шагнула вперёд, мелкий гравий зашуршал под подошвами, потом тихо скрипнула вторая ступенька, принимая на себя вес гостьи. Петуния остановилась перед входной дверью: горло внезапно стиснул спазм, мешая глубоко вдохнуть. Чёртова лента подтвердила, что её беспокойство появилось не на пустом месте. Она стояла, борясь с глупым и отчасти детским желанием зажмуриться.

Прошла минута, две, но жёлтая лента никуда не исчезла. Из-за пазухи вопросительно мяукнул Морион, и только тогда Петуния заметила, что плачет. Всхлипнув, она вытерла щёки, отвела взгляд от ленты и наткнулась на горшки с растениями, стоящие на крыльце. Внезапно она вспомнила о маминой привычке прятать ключ под одним из горшков. Не задумываясь, она приподняла ближайший, но под ним оказалось пусто. Ключ нашёлся только под третьим горшком.

Петуния на мгновение с силой сжала ключ в кулаке, а затем покачала головой и положила его обратно. Как бы ей ни хотелось, она не могла войти в дом, опечатанный полицией. Поэтому сначала она решила обратиться к соседям, чтобы узнать, что произошло.

Её выбор пал на миссис Фишер. Старушка жила в доме напротив уже пятьдесят лет и была знакома со всеми соседями, а также любила поболтать и знала много сплетен, поэтому её часто называли главной сплетницей района. В последние годы её здоровье ухудшилось, и она редко выходила из дома. Поэтому Петуния надеялась, что миссис Фишер сможет рассказать ей что-нибудь полезное.

Петуния постучала в дверь, но в первый раз никто не ответил. Тогда она постучала снова и услышала, как миссис Фишер спросила: «Кто там? Я ничего не покупаю! Уходите!»

— Добрый день, миссис Фишер. Я Петуния Эванс. Я хотела спросить…— начала Петуния, но договорить ей не удалось: дверь распахнулась, едва не задев её.

— О, Петуния! Хорошо, что ты приехала. А то мы уже не знали, как с тобой связаться, — произнесла миссис Фишер, кутаясь в шаль. Она окинула взглядом продрогшую Петунию и предложила: — Заходи, я налью тебе горячего чая.

— Вы знаете, что случилось? — спросила Петуния. Она и правда замёрзла, так что приняла предложение с благодарностью.

— А как же, — кивнула миссис Фишер и, взглянув на Петунию сочувственно, продолжила: — Весь район, наверное, в курсе. Правда, до сих пор удивляюсь, что никто не слышал, как рвануло. А уж я-то сплю чутко — бессонница, а вчера, видимо, заснула крайне крепко.

— Рвануло? — ахнула Петуния. Сердце зачастило от тревоги, затряслись руки.

— Да, сказали, что взорвался баллон с газом. А я всегда говорила, что они опасны.

— А мама и папа? Что с ними? — спросила непослушными губами Петуния.

— О, Петуния, мне жаль, — мягко произнесла миссис Фишер и утешающе похлопала Петунию по руке. Больше слов не потребовалось, Петуния всё поняла. Ей показалось, что внутри лопнула плотина, которая ограждала её от чувств до этого момента. Миссис Фишер продолжала что-то говорить мягким голосом, а она опустошенно уставилась на свои ладони, безвольно лежащие на коленях, и замерла. Все звуки внезапно затихли, заглушенные стуком сердца в ушах и где-то в горле.

Петуния не знала, сколько так просидела, но в себя её привёл голос миссис Фишер.

— …уния! Петуния! Ты как?

— Да, миссис Фишер, — ответила Петуния, сжав зубы. Она чувствовала, что находится в шаге от истерики. В груди жгло — это беспокойно ворочалась её сила. Северус как-то говорил ей, что маг может плеснуть силой в случае сильных эмоций, преимущественно негативных. Она не знала, что может случиться, если у неё будет выброс, поэтому постаралась успокоиться. Она начертала на запястье русу Иса и, вздрогнув от сковавшего её внутреннего льда, смогла загнать чувства поглубже. Сейчас не время, она сможет предаться горю позже.

— Я в порядке, — повторила Петуния, отстраняя руки миссис Фишер.

Теперь, когда эмоции не мешали думать, Петуния снова расспросила миссис Фишер, замечая странности. Во-первых, какой газовый балон? Родители никогда не держали их дома. Едва отец заикался о покупке, мама тут же принималась причитать о безопасности. Во-вторых, миссис Фишер сказала, что «повезло, что при взрыве ничего не загорелось, да и разрушения небольшие. Я-то внутри не была, но так говорят». Но, разве, так бывает? Что-то не сходилось, но Петуния пока не понимала, что именно.

После разговора миссис Фишер предложила позвонить в полицию, чтобы узнать подробности. Петуния не возражала. Её звонок быстро перенаправили офицеру, который отвечал за это дело, и тот сообщил, что как раз собирался приехать, и попросил подождать его. Петуния согласилась и повесила трубку.

— Спасибо, миссис Фишер. За чай и что разрешили воспользоваться вашим телефоном.

— О, не за что, Петуния. Ты можешь дождаться приезда офицера у меня в гостиной.

Миссис Фишер была в своём репертуаре. Наверное, она надеялась, что Петуния в ответ пустит её осмотреть дом. Но Петуния не собиралась этого делать, так что она ещё раз поблагодарила соседку и встала у окна. Она посмотрела на родительский дом и с трудом сглотнула, смаргивая слезы. Барьер из одной неподкреплённой ничем руны не справлялся, и она начертала на другом запястье ещё одну.

Вскоре показалась полицейская машина. Петуния попрощалась с миссис Фишер и вышла на улицу, но соседка увязалась за ней.

— Добрый день, офицеры, — поздоровалась она с вышедшими из машины полицейскими. — Я Петуния Эванс, я вам звонила.

— Мэм, я офицер Донован, а это — офицер Тайли. Хорошо, что вы связались с нами сами. Вы единственная родственница погибших? — просил офицер, доставая блокнот с ручкой.

— Нет, — покачала она головой, — у меня есть младшая сестра, Лили Эванс. Она сейчас в Шотландии — учится в школе-пансионате.

— Вы живёте здесь?

— Я уже несколько лет живу отдельно в Сомерсете, в деревне Аллерфорд.

Офицер Донован задал Петунии ещё несколько вопросов, после чего оставил ей свой номер и попросил прийти в участок на следующий день. Затем он разрешил ей зайти в дом. Петуния попрощалась со всеми, сняла полицейскую ленту и закрыла дверь перед носом миссис Фишер.

В доме было тихо. Вход в гостиную преграждала ещё одна полицейская лента, и Петуния, преодолев нерешительность, заставила себя войти туда.

В комнате царил беспорядок: многочисленные статуэтки и фотографии с каминной полки валялись на полу, одно из кресел было перевёрнуто, диван сдвинут ближе к стене, а диванные подушки разбросаны. Под ногами хрустели остатки стеклянного столика. Однако, несмотря на непривычный бардак, было неожиданно чисто.

Петуния осмотрела пол и мебель, но, к своему облегчению, нигде не обнаружила пятен крови. Вместо этого её взгляд притягивали два меловых силуэта на полу. До этого дня она считала, что так делают только в сериалах.

Петуния отвела взгляд. Поскольку она решила остаться здесь на ночь, а не ехать в гостиницу, ей нужно было прибраться. Она устроила Мориона на диванной подушке в кухне и принялась за уборку. Хорошо, офицер Донован разрешил ей это сделать, потому что все необходимые работы в доме уже были выполнены.

Закончив прибираться в гостиной, Петуния медленно пошла по дому, проводя кончиками пальцев по предметам и рассматривая многочисленные фотографии. Они были повсюду: висели на стенах, стояли на полках и столиках.

Старые фотографии их семьи вызывали у Петунии грустную улыбку. Она медленно переходила от одной фотографии к другой, наблюдая, как менялась их семья. Постепенно люди на снимках отдалялись друг от друга, а в центре внимания оказывалась одна рыжеволосая ведьмочка, оставляя в стороне старшую сестру. После того как Лили поступила в Хогвартс, временной промежуток между фотографиями увеличивался, а самих снимков становилось меньше. Вскоре с них исчезла Петуния, а потом и Лили почти перестала на них появляться. Взяв в руки самую последнюю фотографию, она горько поджала губы, заметив седину в волосах и морщины на лицах родителей.

Блуждая по дому, Петуния не заметила, как остановилась у двери своей бывшей комнаты. Она бесшумно открылась, позволяя взглянуть на ещё одну частичку прошлого — оказалось, что родители ничего не меняли в её комнате и оставили всё как было. Это тронуло Петунию до слёз, но она не позволила себе расплакаться.

Петуния разогрела мясной пирог, который нашёлся в холодильнике, поужинала и, обняв Мориона, отправилась спать в свою старую комнату. Она думала, что долго не сможет уснуть, но в итоге быстро провалилась в сон.