Альбион (джен)

Мерлин заканчивал начищать доспехи Артура, как подметил, что все вокруг начали суетливо копошиться. Значит, уже полдень — и пора обедать. Одна из привычек истинного северянина — если есть возможность провести трапезу с кем-то, то следует ею воспользоваться, и Мерлин совершенно неосознанно старался завтракать и ужинать непременно с Гаюсом, а обедать с тем, кто согласится. На его удовольствие в королевстве теперь был рыцарь, который никогда не отказывался от компании.

Гавейн радостно и простодушно похлопал по плечам подошедшего к нему Мерлина и предложил прихватить с собой Ланселота. Волшебник чуток наморщился — уже какое-то время он внимательно следил за новичком в армии Камелота, неожиданно прознавшим о его тайне, — но согласился. Ланселот вёл себя открыто и дружелюбно, при всём желании невозможно было обвинить его в дурных намерениях, но Эмрис всё равно за ним присматривал.

Гавейн с видом знатока, прожившего в столице, по меньшей мере, лет двадцать, повёл их в одну непримечательную харчевню, в которой, как он уверял, бесподобно готовили ягнёнка на вертеле. Аромат поданного блюда обещал приятнейшее времяпрепровождение.

— Я давно не видел принца на тренировках, — заметил Гавейн, уплетая нежнейшее мясо, — он теперь занимается только политикой?

— Он тренируется, но в одиночку и по утрам, — ответил Мерлин. — И не в последние три дня.

— Что-то случилось? — насторожился Ланселот.

— Да, — с сомнением произнёс Мерлин. Он гадал, может ли без спроса рассказать о проблемах принца этим двоим. — В городе пропал кое-кто, и Артур ищет его. Этот человек незнатного происхождения, поэтому он делает это сам и тайком от короля. Он уже расспрашивал у сэра Леона, но тот мало что нашел. И…

— И ты хочешь попросить помощи для принца? — догадался Ланселот, неотрывно смотревший на слугу. Тот поражал его своим неравнодушием к делам будущего короля.

Мерлин переводил взгляд с Ланселота на Гавейна и, поняв, что без них не обойтись, кивнул в ответ.

— Да, Артур, — вы же знаете, — он слишком гордый, чтобы попросить о помощи, а время идёт, и я боюсь, этому человеку сделают что-то плохое.

— Постой, — перебил его Гавейн, которого озарила мысль, — этот человек — девушка?!

— Ну-у-у, — протянул Мерлин, представив, как будет зол Артур, узнав, что он разболтал всем о его влюблённости, — вообще-то… вообще-то да, девушка. Но это строго между нами!

— Разумеется, — усмехнулся Ланселот, — ведь принц тебе уши надерёт.

Когда они возвращались в замок, Ланселот кивнул Мерлину, и тот смекнул, что рыцарь хочет переговорить наедине.

— Да? — начал маг, когда они завернули в одну из подсобных комнат.

— Разве твой дар, — прошептал рыцарь, — не может найти человека?

Он озирался по сторонам, и Мерлин даже умилился его желанию хранить его секрет.

— Конечно, существуют заклинания поиска. Но они работают на крови самого человека или близкого родственника. А в Камелоте у Гвен никого не осталось, её отца казнили по приказу Утера.

— Так это та самая девушка… — встревожился Ланселот.

— Ты с ней успел познакомиться? — по смущённому виду Ланселота, он понял, что так и есть.

— Да, его высочество и познакомил, когда мы ходили в оружейную лавку. Мы случайно встретились…

Он остановился, ибо у Мерлина на лице появилась саркастичная мина, которая так и кричала: «Случайно! Да ну, как же!»

— Ясно. Принц влюблён в неё, — сделал вывод рыцарь.

— Это очень серьёзное дело. Гвен — хороший человек, а Артур не просто влюблен, — Мерлин покинул Ланселота, чтобы проведать принца и получить новую порцию заданий на остаток дня.

* * *

Сэр Гавейн не стал медлить и попросился на вечернюю аудиенцию к принцу в тот же день. Мерлин основательно готовился к ужину, поскольку сегодня Агравейн собирался прийти к Артуру. Волшебник размышлял, чего можно ожидать от неожиданно появившегося дяди Артура и от его не менее неожиданного желания разделить вечернюю трапезу наедине с племянником, пока Гавейн активно рассказывал принцу об итогах поисков:

— Я тут поспрашивал у своих знакомых, ваше высочество, — докладывал рыцарь, хотя до Артура не доходило, что за поручение он ему дал, — так вот, не только в Камелоте, но и во всех пяти королевствах участились похищения.

— Так ты о похищении Гви… Откуда ты знаешь про похищение? — изумился принц, стараясь не выдать себя окончательно.

— Мерлин нам всё рассказал, ваше высочество. Сказал, вам нужно помочь, — принц кинул на слугу уничтожающий взгляд. — Он только рассказал, что одного человека похитили. Только это, ваше высочество.

— Я же просил держать всё в секрете! — процедил сквозь зубы Артур. — Почему ты никогда меня не слушаешь?

— Но ведь так вышло гораздо быстрее, — буркнул в ответ Мерлин. — Лучше бы поблагодарил!

Судя по гневному лицу Артура, он мог бы ещё много чего сказать, но его остановил Гавейн.

— Ваше высочество, мы напали на след!

Это заставило принца забыть о Мерлине и его неуёмной, по мнению Артура, болтливости и сосредоточить внимание на Гавейне.

— Мы с Ланселотом собрали сведения о последних исчезновениях людей, — продолжал рыцарь. — В основном все зацепки ведут в царство Лота, точнее северную его часть. Там творится беззаконие, и развелось несколько банд. Вопрос в том, какая из них причастна к этому похищению, но это надежнее выяснить на месте.

— Сможете разузнать обо всех бандах? — спросил принц и получил в ответ уверенное согласие. — Тогда доложишь мне лично. Нужно будет придумать, как съездить в царство Лота, чтобы король ничего не заподозрил.

— Артур, — начал Мерлин, когда рыцарь отправился выполнять поручение.

— Да, я понял, Мерлин, ты хотел помочь, но в следующий раз, будь так добр, советуйся со мной, прежде чем привлекать других и разглашать им мои секреты, — чуть менее сердито сказал принц. — Можешь накрывать на стол, дядя Агравейн, скорее всего, придёт чуть пораньше.

«Этого нам только сейчас и не хватало», — подумал Мерлин, закатив глаза, и начал расставлять блюда. Он постарался быть образцовым слугой в этот раз, насколько мог, но сложно было сказать, заметил ли это Артур. Агравейн, весь в чёрном и с серебряной цепью на шее, и правда появился чуть раньше. Артур поднялся навстречу ему, поприветствовал, а тот, в свою очередь, распахнул руки для семейного объятия. Мерлин заметил, что с лёгким смущением принц принял его. Начав ужин, Агравейн завёл вполне предсказуемые разговоры о семье, короле и о том, какой замечательный Артур сын. Волшебник сновал туда-сюда с мясом, вином и фруктами и всё ждал, когда же случится какой-нибудь подвох. А в том, что таковой будет, Мерлин не сомневался, но желал, чтобы дядя принца не затягивал слишком, потому что маг хотел улететь домой на драконе до наступления ночи. Но Агравейн продолжал медленно жевать и медленно же переходить с одной темы на другую, чем вызывал крайнее раздражение юноши.

— Знаешь, Артур, — отложив приборы, серьёзно и с ноткой лёгкой трагедии, сказал Агравейн, — я должен извиниться перед тобой. Да-да, не смотри на меня так, я виноват перед тобой. Когда умерла твоя мать, почему-то я решил, что это большое горе для меня, и совсем не думал о тебе. Расти без матери очень тяжело.

«Началось!» — пронеслось в голове у Мерлина, и он встал позади Агравейна, чтобы видеть реакцию Артура на его слова, притворяясь, будто тщательно перебирает ложки.

— А я не был рядом с тобой, я закрылся в собственном горе и не хотел видеть человека, своего племянника, которому ещё тяжелее, чем мне, — продолжал тот. — Пускай ты уже вырос, я хотел бы исправить свою ошибку, хотел бы, чтобы ты мог рассчитывать на меня, доверять мне, как своему дяде. Не отвергай моё предложение о помощи. Я осознал, что мы семья, что мы очень близкие люди друг для друга. Я понимаю, доверие и любовь не выстраиваются ни за день, ни за месяц, ни даже за год, но давай начнём уже сегодня, станем ближе друг другу. Что скажешь, Артур?

Принц слушал очень внимательно, Мерлин по глазам понял, что эти слова по-настоящему тронули его, и подавил в себе саркастичную усмешку. Артур молчал какое-то время, а потом с хрипом, выдававшим волнение, ответил:

— Я с большой любовью и преданностью отношусь к своей семье и полагаю, если вы и вправду стремитесь наверстать упущенное, то с моей стороны отказать вам было бы грубостью и малодушием. Если ваше сердце искренне хочет этого из любви к моей покойной матери и мне, то и я готов сделать шаг навстречу.

Закончив, Артур поднял глаза на дядю и внимательно всматривался в него. Мерлин видел лишь его спину, но представил, как сейчас Агравейн изображает на своём лице умилительную и трогательную улыбку. Они подняли тост за семью, и разговор принял чрезвычайно личную форму.

— Я заметил, — с лукавством в голосе сказал Агравейн, — что ты на глазах становишься всё взрослее, в тебе проявляется настоящий мужчина. Полагаю, есть девушка, которая интересует тебя?

Артур явно не ожидал такого поворота, и на его лице происходила борьба между пониманием, что нужно держать язык за зубами, и данным только что обещанием быть искренним с дядей во всём. Мерлин решил, что надеяться на благоразумие Артура, конечно, неплохо, но лучше подстраховаться. Забыв о ложках, он обеими руками, головой и, на всякий случай, ртом показывал слово «нет!». Что и говорить, столь воодушевлённое выступление прямо позади Агравейна Артур не мог ни пропустить, ни усомниться в его трактовке.

— Нет, дядя, — последовал ответ, — сейчас я всё больше осознаю, какая ответственность возляжет на мои плечи. Боюсь, мне не до девушек.

Мерлин с облегчением выслушивал вежливые обращения Агравейна и ликовал, что они уже прощальные. Стоило только тому выйти за дверь, как маг с небывалой скоростью кинулся убирать остатки ужина под пристальным взглядом Артура.

— Я бы и не сказал ему, разумеется, я не такой дурак! — не выдержал первым Артур.

— Я в этом и не сомневался, — подняв лицо на принца, произнёс Мерлин, — просто хотел удостовериться… э-э… поддержать тебя!

— Поддержать, говоришь? — качая головой, повторил Артур. — Иногда мне кажется, что я читаю мысли по твоему лицу, и в эти моменты я рад…

— …Что это только мысли и что тебе только кажется? — улыбнулся Мерлин.

— Мерлин! — громко крикнул принц, но не смог сдержать ответной улыбки.

* * *

Молчаливый север незаметно привыкал к новому правителю и к новым лицам, поселившимся теперь в замке и неотъемлемо связанных с его судьбой. Супруга главного советника плавно и с грацией вошла в жизнь высших магов замка Крылатых. Серые коридоры с лёгкостью узнавали хозяйку, когда Лиллэль направлялась в ту или иную часть этой северной крепости, чтобы её стеклянный голос звонко сообщил о новом распоряжении. Её воля часто совпадала с волей супруга, но порой Вотан не подозревал об этом. Ласково, но твёрдо Лиллэль моментально давала понять, что она представляет собой. Её необычный голос пугал служащих замка, поэтому она была подчёркнуто вежлива с ними. Все понимали, что однажды жена правителя примет обязанности Лиллэль, но по Фэну не было заметно, чтобы он хоть сколько-нибудь задумывался о столь необходимом для главы севера поступке. Стало быть, она могла долгое время считаться главной женщиной в замке.

В замке было принято ужинать поздно и, чтобы выдержать столь длительное испытание, прекрасные северянки завели обычай лёгкого перекуса, когда начинало смеркаться. Именно в это время Лиллэль шла по комнатам, смежным с библиотечными коридорами и выходившими окнами на завораживающие снежные равнины. Здесь стояли деревянные столики, и было крайне одиноко. Девушка направилась к знакомому силуэту, в котором угадала Фрею. Ей казалось, что их знакомство прошло неплохо, и желала упрочить связь.

— Не помешаю, дорогая Фрея? — ласково окликнула она зачитавшуюся друидку.

— Конечно, нет, — приветливо, но всё же церемонно ответила та.

Служащие замка и жены советников рассказывали Лиллэль, что жена Эмриса — чудесная и лучезарная девушка, отважная и готовая всем помочь. Эти отзывы никак не сходились с образом, который увидела она сама — блестящие, но строгие и внимательные глаза, лёгкие намеки на улыбку — больше дань вежливости, нежели проявление истинной натуры. Пожалуй, её безотказность и полное погружение в своё дело — единственное, с чем Лиллэль могла полностью согласиться. Разумеется, она слышала о истории с её руками, в замке перешептывались, что после всего Фрея не должна была остаться среди придворных лекарей, но якобы Эмрис употребил своё влияние и правитель оставил её. И после того, что Лиллэль узнала нынче утром от Вотана, она была склонна поверить этим слухам.

— Наверное, стоит тебя поздравить с новым назначением, — аккуратно начала супруга главного советника.

Фрея выразила удивление лишь приподнятой бровью и полным молчанием, словно подталкивая собеседницу выложить всё, что она знает.

— Утром я слышала, что тебя назначили личным лекарем его величества, — Лиллэль наблюдала, как друидка резко выдохнула от искреннего удивления и добавила: — Правитель лично распорядился. Ничего не скажешь?

— Это его воля, — взяв себя в руки, ответила Фрея, — хотя любой другой придворный лекарь был бы лучшим выбором. Думаю, он давно не видел меня и не осознаёт, насколько… насколько неуместно это назначение.

— Можешь пойти и добиться личного приема у правителя, чтобы покритиковать его решение, — игриво улыбнулась Лиллэль, — но предупреждаю, там очередь из советников на ближайший месяц. К тому же, — теперь ее звонкий голос звучал строго, — решения его величества не обсуждаются подданными…

— А выполняются, — закончила за неё Фрея, — я достаточно прослужила в замке, чтобы понимать это.

— Главный лекарь должен сообщить это тебе и объяснить, какие новые обязанности добавятся в связи с назначением. Хотя ты и так их должна знать. Не желаешь завтра пройтись по лавкам с тканями?

Предложение явно застало Фрею врасплох, и мгновение она сомневалась, но потом, приподняв подбородок, приняла его.

Вечером Лиллэль ходила кругами по кабинету мужа и читала письма, пока тот подписывал последние приказы по северо-восточным землям. Они переговаривались, не поднимая глаз друг на друга и продолжая заниматься каждый своим делом.

— Правитель не хочет перенести столицу, как думаешь? — спросила Лиллэль.

— Думаю, у него и в мыслях такого нет. Как тебе пришло в голову?

— Разве старая столица не будет лучше? Этот замок Кадагор сделал временным пристанищем правящей семьи из-за войны, он ведь возле границы. В Катуресе до сих пор сосредоточены самые влиятельные семьи.

— Ему сейчас не до этого. Может быть, года через три я наведу его на такую мысль, — самодовольно протянул Вотан. — Кстати, слышал ты провела сегодня достаточно времени в обществе Фреи?

Вотан все больше входил в роль главного советника, но его потаённые страхи проявлялись в постоянной слежке за всем замком. Он боялся, что в этих стенах вновь созреет клубок интриг, в которые на этот раз он не будет посвящён.

— Да, я решила, что неплохо сблизиться с ней, — ответила Лиллэль и, бросая одно из писем в огонь, тайком взглянула в сторону Вотана. Его лицо выражало хорошо сдерживаемое неудовлетворение.

— Правда? Я считал, что она-то уж точно не подходит тебе. Возможно, дочери советника Глэшоу? Одна из них собиралась замуж за племянника Хагена.

Его жена в этот момент подумала, что, видно, он совсем плохо узнал её, раз считает, что ей есть, о чём говорить с такими вульгарными девицами, за кого бы они там не собирались замуж. Но полным достоинства голосом ответила:

— В этом замке Фрея единственная, кто ровня мне.

— Она друидка, Лиллэль! Вот уж точно…

— Статус жены равен статусу мужа, ты не забыл? — мягко прервала она Вотана. — Это полезное знакомство, поверь мне.

Её супруг покачал головой, и девушка решила, что он сдался и целиком возложил на неё право заводить личные знакомства и связи. Разумеется, до некоторого предела. Она не подозревала пока, что тот опасается Фреи, и с чувством лёгкого превосходства отправилась в постель.

Вотан понимал, что являлся одним из основных участников заговора, из-за которого и пострадала девчонка. На свете существовало лишь одно доказательство тому — его проклятая подпись на той бумаге, ибо одних слов Логи было бы недостаточно. Фрея вызывала в такой натуре, как Вотан, тысячу подозрений, но после этого поспешного брака… Он никогда не рассчитывал, что детская дружба закончится свадьбой. На севере, где брачные союзы считались сделками, которые следовало заключать как можно удачнее, Эмрис опять умудрился поступить не так, как принято. Худшего брака, чем брак этой друидки с великим магом, чёрный маг не мог вообразить! Разве только она вышла бы за Логи… Их последний разговор перед его отъездом скоро начнёт сниться ему в кошмарах. Вотан размышлял, какие шансы есть у Логи вернуться из этой ссылки, и часто приходил к заключению, что без сторонних ушей в замке сделать это будет практически невозможно. А в последний раз ему доложили, что Фрея отправила новому наместнику письмо, о содержимом которого Вотан мог только догадываться. Может, оно и к лучшему, что Лиллэль вздумала подружиться с ней? Фрея на него смотрит так, словно проклинает, как будто знает, что цену за его новую должность заплатили она и Логи. Эмрис и того хуже, хотя за последние три месяца в замке появлялся всего два раза. Вотану даже начали приходить мысли, что Эмрис всё, совершенно всё знает о том, как было дело, но готовит ему страшное наказание. Более ужасающее, чем просто смерть, и по этой причине все они: Фрея, Эмрис, Логи, даже сам правитель позволили ему оставаться в замке и даже иметь какую-то должность, ибо понимали — это ненадолго. Чёрт! Так можно и с ума сойти! Уж Фэн точно ничего не знает, он казнил отца. Нет, Фэн, как и все, считает, что заговор устроил его отец, а остальные советники лишь поддались на его уговоры. «Завтра же, завтра же нужно послать за Фафнером», — думал главный советник, укладываясь в постель рядом с прекрасной и уже мирно спящей женой, надеясь, что её присутствие развеет те страхи, что начали мучить его по ночам.

* * *

Фрея вернулась домой поздно, так как главный лекарь готовил её к новым обязанностям. Всё это она прекрасно знала, но традиции — есть традиции. Теперь каждый вечер, начиная с завтрашнего дня, она должна была навещать его величество и проводить ряд процедур, а также следить за общим состоянием его величества, чтобы предупредить болезни и недуги.

Дома же её ожидало самое большое счастье, какое только могло существовать для Фреи на всём свете, — Эмрис. Едва переступив порог, она почувствовала, как сердце неожиданно ускорилось, и не успев даже подумать, побежала в библиотеку, где при свете свеч и вправду сидел он — снова уставший, но в хорошем расположении духа. Он проверял свою шкатулку с магическими порошками, но моментально вскочил, услышав её шаги, быстрыми движениями он оказался в её объятиях и уже прижимался губами к её шее.

— Я знала, что сегодня ты обязательно будешь! — прошептала Фрея с нежностью и разгорающейся страстью. Соскучившиеся и утомленные событиями прошедшего дня, они жадно и неистово целовались. И чудом (или благодаря неким золотым глазам), спотыкаясь и раздевая друг друга, дошли до спальни, где уже весь мир остался для них далеко за её пределами.

В ту ночь звёзды были яркими, как никогда, что Эмрис решил не зажигать свет, а просто любоваться этими волнами блестящих каштановых волос. Он играл пальцами с локонами Фреи, её голова лежала на его груди, и глаза, никак не желавшие закрываться в этот поздний час, сияли, изучая его лицо. Они не могли перестать улыбаться, и это совсем не казалось глупым, а наоборот проявлением искреннего и большого счастья.

— Сегодня Лиллэль сказала, что я буду личным лекарем у правителя, — сообщила Фрея. Лицо волшебника напряглось, но он решил послушать, что будет дальше. — Завтра мой первый день, и я хочу попросить его снять меня с этой должности.

— Не думаю, что он согласится, — подумав, сказал маг, — но если ты не хочешь, я могу поговорить с ним, тогда у него не будет выбора.

— Нет-нет! Я сама, — жестом руки остановила его Фрея, — ты бы слышал, что говорят в замке.

— Это последнее, что меня интересует, — возразил, ухмыльнувшись, Эмрис и серьёзно добавил: — Если тебе претит занимать должность при нём, ты не должна соглашаться.

— Нет, это не чувство отвращения. Это… как будто я снова соприкасаюсь с чем-то оттуда. Но я уже пережила те боль и страх. Я хочу отказаться от должности, потому что, мне кажется, его мучает чувство вины, и оттого он делает это. Не хочу, чтобы правитель считал, будто в долгу передо мной, это не так.

— Попробуй, — целуя жену в лоб, сказал маг. Какое-то время он гладил её по голове, а она ласково смотрела на него, и они будто вели свои безмолвные мысленные беседы ни о чём. Маг первым нарушил это нежное молчание и с серьёзным видом сказал:

— Хочу спросить у тебя. Ранее ты дала понять, что месть в любом виде неприемлема для тебя. Возможно, твоё мнение поменялось, поэтому снова задаю вопрос: ты согласна, чтобы все те люди совершенно безнаказанно продолжали жить, как прежде?

Тень промелькнула по лицу девушки, она поджала губы и слегка нахмурилась. Эмрис пытливо смотрел на неё, сжимая рукой её плечо.

— Меня учили в детстве, как и тебя, что в мести нет ничего хорошего. Нужно надеяться на справедливость с Неба, которая сойдёт на человека по эту сторону или по другую. Но я поняла, что не буду чувствовать себя спокойно, если поступлю так, мне больше не кажется это правильным. Почему я должна быть покорна и послушна судьбе после произошедшего? Почему Логи должен отбывать незаслуженную ссылку, а я не могу видеться со своим другом? Почему Вотан стал главным советником, хотя ничем не заслужил этого и совершил преступление по всем законам севера? Нет, я не согласна с этим. И я задумывалась, что принесёт мне облегчение? Если ты пойдёшь и просто убьёшь его каким-нибудь страшным заклинанием, мне будет ещё противнее. — Она накрыла его руку своей ладонью. — Я хочу справедливости, хочу, чтобы Вотан испытал свои боль и страх, чтобы его сместили с должности, чтобы Логи вернулся на своё место, а советники понесли наказание за восстание. Только и это я хочу сделать сама, — закончила свою пылкую речь Фрея, произнеся последние слова с теплом и нежностью.

— Мне что, смотреть на всё со стороны? — весело возмутился маг. — Мне кажется, кто-то очень скоро позабыл брачные клятвы — во всём быть едиными и помогать друг другу.

— Я прекрасно их помню! — рассмеялась девушка. — Но мы с тобой понимаем: у тебя есть свои битвы, а у меня свои. Разве мы сейчас не поддерживаем друг друга любовью и доверием? Я могу тебе обещать: если я почувствую, что не справляюсь, сразу же попрошу тебя о помощи.

— Договорились, — согласился Эмрис. — Знаешь, я часто слышал от других, что я упрямый и чересчур дерзкий, что я не следую всем правилам и традициям в точности, что я не похож на человека, в чьём воспитании поучаствовал Кадагор. Все хором утверждали, что обладание огромной силой делает меня своевольным. Но во многом меня учила быть таким именно ты, только я заходил в своих поступках ещё дальше. — Фрея посмотрела на него с любопытством. — Правда, ты была первым человеком, который на моих глазах нарушил установленные правила, когда много лет назад попросилась в замок напрямую у советника, не думая о статусах и традициях. Другие не то, чтобы боялись, им даже в голову не пришло бы, а ты просто сделала. Вот и сейчас: каждый день я понимаю, что принятые вещи на юге или севере не всегда верны, но ты первая решаешься действовать, словно показываешь путь, по которому можно пройти.

— Для меня это счастье, — сказала Фрея, — с тобой я чувствую себя свободной и легкой. Последнее время меня не покидает ощущение, что я иду по очень правильной дороге, потому что ты держишь меня за руку. Только тётушка волнует меня.

— Что с тётей Агнес? — удивился Эмрис.

— Она… знаешь, она крайне редко заходит, я думала оттого, что не хочет беспокоить нас, поэтому стала забегать к ней. Как будто всё также, но мне чудится холод в её голосе. Как-то она спрашивала о моём самочувствии и делала ударение на том, не одиноко ли мне дома одной, когда тебя нет. Или в другой раз завела речь о соседке и всё приговаривала, что муж не отходит от неё.

— Она осуждает меня, — протянул Эмрис.

— Нет-нет! Это-то меня бы не удивило, она всегда предвзято относилась к твоему решению, как и я по началу. Она осуждает меня!

— Нет, ты, должно быть, ошибаешься, — недоверчиво посмотрел на неё маг, — тётя Агнес обожает тебя. Если ей что-то и не нравится, уверен, она винит во всём меня, но не тебя. Постараюсь зайти к ней в следующий раз и поговорить.

— Попробуй, — вздохнула Фрея, — но я уверена в своих глазах и своих чувствах. А ещё в ушах. — Про себя девушка подумала, что единственным объяснением поведения тёти Агнес является её уверенность в том, что Фрея напрасно согласилась на брак с Эмрисом, но не захотела произносить столь неприятную вещь вслух. — Ещё я сожалею, что Логи прощался со мной, когда я была совсем слабой и не успела сказать всего, что хотела перед отъездом.

— Ты переписываешься с ним? — отвлёкся от своих раздумий волшебник. — Думаю, письма долго идут.

— Да, приходится ждать ответа неделю. Он много острит и просит делиться всеми сплетнями.

— Значит, ты выступаешь в роли его осведомителя? — подразнил её маг.

— Самого подробного и заинтересованного, — заверила его Фрея. — Мы сблизились через эти письма. Столько лет знали друг друга, общались, проводили вместе время, но лишь в ужасный момент я признала себе, вот он, мой настоящий друг.

Эмрис улыбнулся, подумав, что пережил нечто подобное, и пожелал, чтобы этот человек тоже испытывал похожие чувства.

— Я могу кое-что предложить, — произнёс он, — чтобы ускорить вашу переписку. Отправлять письма магией.

— Да, но я не могу прочитать нужное заклинание, уж ты-то знаешь.

— Ага, а вот посыпать письмо магическим порошком ты сможешь. Я сделал недавно новый и уже опробовал его: посыпал записку в Камелоте и отправил сюда. Письмо ждало меня в библиотеке, всё сработало.

— Здорово! Это будет очень полезно, но тебе придётся делать много порошка, — Фрея махнула рукой выше головы, пытаясь изобразить величину работы.

— Как будто я против! Я уже сделал достаточно, утром увидишь в библиотеке. Нижняя левая полка, всё подписано. Меня может не быть ближайшую неделю, Артур должен уехать. Боюсь, что ночью под открытым небом огромному дракону не остаться незамеченным для его охотничьего слуха.

Он рассказал ей о пропаже Гвен и о том, как они напали на её след. Фрея расспрашивала о королевстве, в которое они собираются ехать, о бандах и дяде Артура. Девушку беспокоили рассказы Эмриса о его странном поведении, зато она прониклась Ланселотом и его трогательной заботе о сохранении секрета волшебника. Фрея все равно посоветовала ему быть настороже, так как, по ее мнению, Ланселот мог выдать его не столько со зла, сколько по неосторожности. Засыпая, она обвила его шею руками и, потянувшись совсем близко, прошептала на ухо:

— Я буду очень сильно ждать тебя каждый день.

* * *

Проснувшись рано утром, Фрея как обычно не нашла Эмриса рядом. Утро блеснуло в окне серостью и суровостью — сегодня не стоило ждать солнечной и морозной погоды. Неунывающая девушка встряхнула руками свои длинные волосы и отправилась умываться ледяной водой, чтобы взбодриться. Сегодня нужно ясно и твердо дать понять правителю — он не ее должник, пусть забудет об этом.

Фрея завела привычку тщательно прихорашиваться каждое утро, она укладывала аккуратно волосы, закалывала их, чтобы не мешали работать, немного румянилась и подкрашивала губы. Она могла выйти из дома без своих уже знаменитых на всю столицу серых жемчужных серег, но никогда не оставляла ожерелья из половины великого изумруда. По этому камню каждый от лавочника, к которому она заходила впервые, до любого из десятков советников признавал в ней супругу великого мага севера. Слухи облетали север так быстро, что порой Фрее казалось, что и в любом другом северном городе она сразу же оказалась бы узнанной.

В замке главный лекарь суетился возле друидки, дал ей задание приготовить три отвара, хотя обычно она готовила по десять-пятнадцать, быстро принял ее работу и взволнованно встал перед ней:

— Ты сейчас пойдешь к его величеству. Помнишь, что нужно проверить? — Фрея кивнула. — Спроси его о сне, самочувствии на тренировках, будь вежлива и неприметна. Постарайся сделать все быстро, ты должна дать ему два отвара, проверь сердцебиение. Помни, нужен платок! Вот, возьми, он теперь правитель.

— Я все помню и знаю, не волнуйтесь, — успокаивала его Фрея и легонько похлопала по плечам. — Я вернусь, и мы осмотрим того ребенка вместе. У него правда странный кашель.

— Хорошо, дорогая, — ответил лекарь и пошел к своему столу, причитая под нос: — И чего ему вздумалось молоденькую девушку назначать? Его дед никогда ничего подобного не делал.

Когда Фрея оказалась в покоях Фэна, он даже не повернул головы, а продолжал читать какие-то бумаги. Девушка не смущалась и не медлила. Она быстренько шагнула к небольшому столику, поставила шкатулку и разложила все необходимое. Она готовила отвары так, как делала это сотни раз: плавно, умело, точно и быстро. Личные лекари правителей севера готовили лекарства в их присутствии, даже человек, ответственный за пробу еды его величества, отсутствовал во время этого ритуала, отчего на эту должность выбирали не столько умелых, сколько доверенных лиц. Повернувшись к правителю, чтобы отдать горячие чаши с темно-коричневыми жидкостями, Фрея увидела, что он пристально наблюдает за ней, очевидно, уже какое-то время.

— Ваше величество, — Фрея сделала легкий наклон головы и поставила чаши перед ним. — Прошу, выпейте.

Фэн молча выполнил ее просьбу, пока Фрея продолжала стоять перед ним. Она сжала руки, и правитель поднял глаза на нее, ожидая, что дальше скажет эта девушка.

— Я хотела попросить вас, — спокойно и уверенно начала друидка, — освободить меня от должности вашего личного лекаря.

— Вам не нравится мое решение? — спросил Фэн, поднимаясь с кресла, лицо его при этом приняло гордое, даже надменное выражение.

— Не мне судить о правильности ваших решений, — Фрея приподняла подбородок, показывая, что у нее гордости ничуть не меньше. — Ваша плата чрезмерна и попросту не нужна.

— Разве вы не проявили храбрость и преданность, достойные награды? — слегка удивился Фэн, он понял, что разговор будет весьма откровенным. — Я думаю, что не погрешу против истины, если осмелюсь сказать — вы спасли север.

— Я не думала о севере, ваше величество. Я поступила так для себя, чтобы в собственных глазах остаться достойным человеком. Мне чуждо предательство, даже совершенное под натиском силы, я не хотела марать себя им и готова была держаться так долго, как сумела бы. В моем поступке нет ничего героического или доблестного, в ином случае мне было бы противно жить с самой собой, — она выдохнула и чуть встряхнула головой. — Так что ваше назначение не имеет смысла, удостойте чести кого-то более опытного и достойного.

Фэн стянул с себя маску надменности и просто слушал ее с искренним интересом. Она поглощала все его внимание, сама не замечая того. В голове разносились слова «я поступила так для себя». Все время он пытался постигнуть, что дало ей сил выдержать такое, а она призналась, что сделала это, думая о себе. Для Фэна это было невероятно, причина казалось бы слишком малой, если бы речь шла о любом другом человеке. Но Фрея всегда говорила с таким выражением, вкладывала в слова столько сердца и благоразумия, что не могло возникнуть сомнений — она сейчас честнее любого из смертных. Он пытался замаскировать свое желание видеть ее в награде за смелость, но она отказывалась от нее, и Фэну не нравилось, что правила игры нарушены, а о честности с его стороны не могло идти и речи. Горько улыбнувшись, он решил, что в конце концов нужно прибегнуть к своей власти.

— Вы должны знать, главный смысл этой должности в доверии, а не в опыте или навыках. Пусть вы не хотите рассматривать это как поощрение с моей стороны — и не нужно. После вашего поступка вполне закономерно, что я доверяю вам больше всех, не так ли? — девушка напряглась на этих словах, Фэн понял, что она не рассматривала вопрос с этой стороны, и ей нечего возразить. — Я не отменю своего назначения. Или ваш муж имеет на этот счет возражения?

Ресницы Фреи всколыхнулись, и она резко посмотрела на правителя. Фэн понял, что угадал с целью. Сейчас она не рискнет привлекать возможности Эмриса на свою сторону. Для такого воспитанного и не привыкшего к вниманию человека, как она, все слухи, гулявшие по замку, и так довольно неприятны. Она отступит, полагал Фэн.

— С чего бы? — Фрея пыталась придать голосу легкости, но это звучало наигранно. — Я служу в замке, раз ваш приказ не изменен, я выполню его. Эмрис не будет вмешиваться, уверяю вас.

Она накинула на руку платок и жестом дала понять, что хочет довести осмотр до конца. Фэн вернулся в кресло и протянул ей руку. Ее пальцы, облаченные в перчатки, через платок коснулись его запястья и слегка сжали его. Правитель замер, он забыл, что лекари каждый день слушают сердцебиение, и в это мгновенье она слушает его. Он закрыл глаза, пытаясь удержать свое сердце от бешеного забега, надеясь, что она ни за что не поймет причины его волнения. Фрея отпустила его руку.

— У вас учащенное сердцебиение, ваше величество. Должно быть, вы переутомляетесь, ложитесь спать пораньше, с завтрашнего дня неделю буду носить вам один хороший отвар, — она легонько наклонила голову — достаточно, чтобы выказать уважение к Фэну, как к правителю, и не слишком для супруги великого мага севера.

Фэн выдохнул с облегчением, когда она вышла, и откинулся на спинку стула. Ему стоило уже выкинуть эту женщину из головы, за много лет он так и не выдал своих чувств, а сейчас она замужем. Он закрыл глаза руками, понимая, что безумен в своей страсти. Краткие ночи с другими женщинами не помогали, стоило бы обзавестись постоянной любовницей, чтобы она вынула из головы этот прекрасный образ, преследующий его беспрестанно. Правда, дать Фрее должность при себе не лучший шаг для этого. Но он задыхался, если не видел ее хотя бы мельком, а эти месяцы среди советников, каких-то людей, которым столько всего было нужно от молодого правителя, стали испытанием для Фэна, которое он принял как наказание за то, что девушка подверглась столь мучительным пыткам. Когда она вошла в комнату, ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать ее, Фэн чувствовал ее затылком, спиной. Нет, нужно покончить с этим, теперь, когда он правит севером, это чувство не должно стать его слабостью. Фэн пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы Фрея стала самой обычной северянкой в его глазах.

* * *

— Опаздываешь! — услышал Мерлин с порога и увидел, как совершенно готовый не только к завтраку, но и к длительной поездке Артур мечется по комнате. — Завтрак отменяется, срочно выезжаем!

— Ты о том самом? — приподнимая брови и делая намекающий вид, уточнил слуга.

— Да, ступай в конюшню. Я договорился с отцом, пока ты прохлаждался.

— Наврал отцу, если уточнить, — кашлянул Мерлин, и решил, что следует быть осторожнее в выражениях.

— Договорился, — процедил принц, — я сообщил ему, что бандиты совсем распоясались, Сенред не делает ничего, чтобы их контролировать, а наши люди страдают, их похищают и продают в рабство. Отец даже воодушевился и оценил мой благородный порыв.

— Знал бы он, кто в ответе за твой порыв, сразу бы рассвирепел!

— Мерлин! У меня мало времени для твоих острот.

— Да я уже бегу!

* * *

Оглянувшись назад, Мерлин увидел бравый отряд из сэра Ланселота, сэра Гавейна, сэра Леона и еще десятка рыцарей во главе с его высочеством принцем Артуром. Они ехали довольно долго и вскоре должны были покинуть земли Камелота. Мерлин легко мог понять это, поскольку лицо Артура становилось все настороженнее, чем ближе они подъезжали к границе. В голове у волшебника промелькнуло, что их не так много для суровой банды, рассказами о которой пугали в таверне Гавейна, учитывая, что кроме Ланселота никто из путников не знал его истинную силу.

Рыцари переговаривались и хохмили, Артур с удовольствием разделял их беседу, а Мерлин ехал чуть поодаль и слегка грустил. Из-за его неважного настроения, словно почуяв внутреннее состояние мага, Ланселот окликнул его и поравнялся с ним лошадьми.

— Тебе не весело? — рыцарь явно не знал, как начать разговор.

— Я не могу постоянно быть веселым, — покачал головой Мерлин. — Тем более, что дело, на которое мы едем будет серьезным, я уверен.

— Поэтому и нужно расслабиться, — уверял его Ланселот. — Ты не слышал, воины перед битвой стараются не думать о плохом.

— Это не по мне, — ответил маг, заглядывая в лицо к собеседнику, — и судя по тому, что ты сейчас со мной, а не веселишься там, то и сам так не считаешь.

— Мне показалось, ты грустишь, и я не смог притвориться, что не заметил, — чистосердечно сказал рыцарь.

— Я просто… задумался, это не грусть. Поверь, я уже научился справляться со всем остальным в Камелоте, — это было лукавством, но на откровенность Ланселот его не вызовет, к тому же в паре десятков шагов едет Артур со своим нечеловеческим слухом.

Но задуматься было отчего. Мага тревожила Моргана, с которой он встречался перед отъездом. Она делала невероятные успехи, Мерлин, который вырос среди людей, постоянно занимавшихся магией и изучавших все ее стороны, и сам был примером выдающегося волшебника, был потрясен, сколько заклинаний освоила Моргана за небольшое время. А если учесть, что начала она будучи взрослой (изучение новых магических языков дается легче в детском возрасте), то Мерлин едва не схватился за голову. Колдунья показала ему некоторые заклинания и трюки, которым ее обучила Моргауза, а именно она взвалила на себя нелегкий труд обучения взрослой девушки, прожившей всю жизнь возле Утера и знавшей о магии только от человека, который люто ее ненавидел и боялся.

— Ты делаешь успехи, — похвалил ее Мерлин, — но у тебя плохо поставлена рука.

— Вот и Моргауза твердит об этом! — обиженно воскликнула Моргана. — Она долго рассказывала мне о каких-то магических потоках и о том, как нужно держать руку и пальцы, — девушка на ходу показывала пальцами разные магические постановки, — но это так противоестественно, и я совершенно не поняла, ради чего нужно ломать себе руки.

— Это вовсе не противоестественно. Правильно расположенные руки позволят тебе усиливать заклинания без приложения дополнительной силы. — Мерлин заметил, что девушка озадачена. — Хорошо. Допустим, есть заклинание создания волны на гладкой водной поверхности. Если ты прочитаешь его, расположив руки не по правилам, то есть не там, где проходят магические потоки, а довольно далеко от них, то заклинание сработает, но волна будет маленькой. — Юноша показал рукой. — Чем больше ты будешь стремиться поставить пальцы по направлению магии, тем выше будет волна, хотя твоих сил больше тратиться не будет, а заклинание будет тем же.

— Поняла, — закивала Моргана. — Значит, все маги умеют правильно располагать руки? Как долго этому учатся?

— Нет, единицы могут в совершенстве ставить пальцы на заклинаниях. От того, насколько тот или иной маг владеет этим искусством, зависит будет он считаться сильным, слабым или просто средненьким в мире магии. Так что некоторые и за всю жизнь не могут освоить эту премудрость.

— А ты долго учился?

— У меня это довольно хорошо получалось с детства, — уклончиво ответил Мерлин, и Моргана поняла, что не получит большего, можно и не пытаться.

— Из чего складывается сила мага? Я поняла за эти месяцы, что Нимуэй сильнее Моргаузы, но почему? Это ведь не врожденное, они обе учатся до сих пор. Все дело в этой постановке рук и в том, кто больше выучит различных заклинаний?

— Ну-у-у, там очень много всего, Моргана. Во-первых, личные силы мага, все-таки у каждого есть врожденный предел, он не четкий, согласен, но совсем слабый маг не научится черной магии при всем усердии и желании. Чтобы поставить руку на слабые заклинания — достаточно теоретических знаний, но на сильные — нужно учиться ощущать само течение магии и располагать руку под него. Это очень сложно. То же самое с магическими языками. В детстве несколько языков разом учатся легко, но языка с восьмого-десятого у слабачка возникнут проблемы, сама природа не позволит ему освоить больше. Во-вторых, родовые вещи. Ты же наверняка уже слышала о гоблинах, троллях, друидах и прочих магических родах? У них есть своя магия, которой владеют только представители семейств, свой язык и какие-то другие особенности. В-третьих, есть вещи, усиливающие заклинания, например, магические артефакты, зелья, порошки. Ими могут пользоваться даже обычные люди, но нужно знать четкие правила, иначе будут неприятности. У совсем сильных магов есть владение силой определенной природной стихией. В общем, нужно много всего изучать, а еще историю магии, жизни знаменитых волшебников и заклинания, которые они придумывали. У каждого есть действие, противодействие, ограничения и неблагоприятные последствия. Контрзаклинания это еще один раздел магии.

— А что значит черная магия? Утер считал, что это самая злая среди всех магий.

— Нет, — усмехнулся Мерлин, — эта магия называется черной, потому что взаимодействует с миром мертвых и черпает оттуда силы. Ошибки в черной магии грозят куда более серьезными последствиями, чем в белой, вот и все.

Моргана была похожа на неуёмного ребенка, познающего что-то увлекательное и необычное, и никак не могла остановить поток вопросов. Встречи раз в месяц ей было явно мало.

— А что такое чаша друидов? Это какой-то их артефакт?

— Откуда ты узнала про нее? — встрепенулся Мерлин, глаза его забегали, словно он пытался лихорадочно найти разумное объяснение ее словам.

— Я подслушала, — со стыдом призналась колдунья, — моя сестра и Нимуэй что-то говорили о ней, о кровной магии и… Будто у них пока нет чаши, они ее ищут.

Мерлин слегка овладел собой и понял, что Моргана ждет объяснений.

— Это древняя чаша, собирающая силы в одном месте. Она была утеряна около пятисот или шестисот лет тому назад. Многие известные волшебники и короли пытались ее найти, а во время великой чистки среди друидов ходил слух, что чаша была все время на Авалоне и вернулась в их руки, чтобы защитить магов от преследования. Только ее так и не видели.

Моргана была довольна, что Мерлин помогал ей, но заметила, как сильно встревожила его новость о чаше. Девушка решила увести разговор в другое русло.

— Ты покажешь мне, как держать руку на последнем заклинании? — ласково попросила она — так, что кто угодно не смог бы отказать.

— Мне уже пора, давай в следующий раз, — поморщился Мерлин и стал прощаться.

Сейчас он ехал возле обеспокоенного его молчаливостью и угрюмостью Ланселота, но совсем не замечал его и других рыцарей, хотя уже и Артур поглядывал на слугу. Мерлин вспоминал все отрывки некогда прочитанных книг, где упоминалась чаша друидов. Однажды, когда ему было лет девять, Кадагор устроил ужин с Фэном, самим Эмрисом и еще некоторыми юными магами, детьми советников, после он рассказывал о чаше друидов, которая даже на севере считалась чем-то легендарным, сродни Экскалибуру. Мерлин сильно приуменьшил возможности чаши, когда описывал их Моргане. Она в самом деле собирала силы, древние колдуны собирали по капле кровь воинов в чаше, читали мощнейшее заклинание, после чего оружие смертных не могло им навредить. Чаша принесла в свое время много страданий и войн, а потому несколько магов объединились, чтобы навсегда захоронить ее с тем, чтобы никто в будущем не мог воспользоваться ее силой.

— Да что с тобой сегодня? — донесся до Мерлина возмущенный и почти обеспокоенный голос Артура, он подъехал к Мерлину, а тот даже не заметил. — Ланселот, передай Леону, что мы остановимся в Гриндвуке.

— Ничего. Просто задумался, — поджав губы, тихонько сказал волшебник.

— Давай, колись, чем я опять тебе не угодил? — весело подзадоривал его принц.

— А ты случайно не слышал про чашу друидов? — неожиданно спросил Мерлин, не зная, что потянуло его за язык, ведь ожидать от Артура познаний в такой области было совсем отчаянным шагом.

— Слышал, — поступил обескураживающий ответ, едва не сваливший Мерлина с лошади. Видимо, семейство Пендрагонов было настроено удивлять его. — Гаюс тебе рассказал? Отец был в свое время помешан на этой чаше, хотел найти и спрятать в подземелье Камелота. Кажется, ее не существует.

— Тебе-то откуда знать? — фыркнул маг.

— Ее никто не видел лет пятьсот, Мерлин! — воскликнул принц, и все оглянулись на него. Он продолжил полушепотом: — Там столько мифов вокруг этой чашки, что, по-моему, сами колдуны не могут разобрать, где правда, выкини из головы. Даже если она и есть, то спрятана где-нибудь, и еще лет пятьсот никто не увидит этого всемогущего колдовского оружия! Надо сказать Гаюсу, чтобы не забивал тебе голову страшными историями, ты принимаешь все слишком близко.

— Почему мы останавливаемся в Гриндвуке? Туда сползаются бродяги отовсюду.

— То-то и оно, — подмигнул Артур, — туда сползаются бродяги и слухи.

Лицо Мерлина просветлело, что порадовало Артура. Было как-то непривычно видеть его столь мрачным, к тому же настроение юноши странным образом передавалось принцу. Он отмечал, что слова, мысли и чувства Мерлина влияют на него сильнее, чем можно ожидать от чужого человека. Такое можно почувствовать только с членом семьи.

Вечером, остановившись в трактире небольшой проезжей деревеньки, Артур стоял в своей комнате и смотрел в окно. Все разошлись и, наверное, мирно спали. Весь день принц гнал от себя мысли о главной причине его путешествия, но они настигли его в этой бесшумной ночной всепоглощающей мгле. Что с ней сейчас? Ей страшно? Холодно? А вдруг, опоздав, они лишатся шанса спасти Гвиневру? Ему казалось, они двигались чересчур медленно, следует поторопиться. Артуру никогда не приходилось так переживать за женщину. Его не смущал ее отказ, его самолюбие не было ущемлено, напротив, принц понимал, что ею двигало и признавал разумность ее доводов, только сердце изнывало при мысли, что он должен отпустить ее навсегда.

* * *

Гадкий сырой запах обволакивал Гвиневру, которая начала приходить в себя. Осознание того, что она просыпается в неизвестном месте, заставило ее подскочить и провести руками по голове и плечам, проверяя все ли в порядке. Она была такой же, какой вышла рано утром из дома, только времени прошло скорее всего не день и даже не два. Гвиневра огляделась. Она сидела в крохотной мрачной темнице без окон с огромной деревянной дверью с железной обивкой и тяжелым ржавым замком. Не было смысла проверять, закрыта ли дверь, а шум мог привлечь кого-то снаружи, что пугало Гвен. По полу была разбросана солома, уже изрядно влажная и потемневшая. Девушка встала и прошлась вдоль стен своей маленькой тюрьмы, где-то слышались мелкие шорохи и звук, падающих капель воды. Гвен села, поджав колени и уткнувшись лицом в скрещенные руки, здесь было мерзко и страшно, отовсюду веяло гнилью и сыростью.

Гвиневра попыталась представить, кому нужно было ее похищать и зачем. Она бедна, ничего такого не знает, поэтому единственным вариантом были люди, которые похищают всех без разбора, чтобы продать в рабство. Дрожь пробежала по ее телу, и она сцепила руки еще сильнее. Но тогда есть две странности. Первая, ее поместили в отдельную камеру, обычно подобные разбойники, как она слышала от торговок на рынке, скидывают всех в кучу. А вторая, эти люди обычно не снуют в центре городов, а работают на лесных дорогах или в малолюдных местах, Гвиневра же жила вблизи множества торговых лавок.

Она просидела порядка трех часов, изнывая от жажды и голода, а еще больше страшась за свою будущую судьбу, пока тяжелая и скрипучая дверь не открылась и она не увидела мужчину, который под стать двери был большим и внушающим ужас.

— А, очухалась? Том, неси кашу, — прогрохотал он, повернулся к кому-то за дверью и через секунду швырнул миску с той самой кашей и кусок хлеба. Гвиневра не шелохнулась и продолжала сидеть, опустив глаза в пол. Мужчина не уходил, и она пододвинув к себе миску и хлеб, решилась спросить:

— Где я? Что вы хотите со мной делать?

— Ты в царстве Лота. А мы обычно продаем таких, как ты в рабство. Но это всегда главный решает, тебя отдельно посадили, — мужчина оказался на редкость словоохотливым, и Гвиневра, подняв голову, решила спросить еще.

— Почему? Я же обычная бедная помощница торговки.

Мужчина разглядывал ее, его глаза блестели.

— А вот это мне невдомек, — и с этими словами вышел.

Гвиневра не знала радоваться ей или пугаться своей особенности, но она совершенно не понимала, чем она может быть вызвана. Не тем ли, что она служила в замке Камелота у Морганы? Но она ничего не знала. Кажется, иного выхода, кроме как ждать и пытаться подбадривать саму себя, у Гвен не было. Девушка съела всю кашу, и выпила воды, которую ей оставили у порога. Видимо, сейчас утро. Как же страшно, думала она, а главное, никто в Камелоте ее не хватится, одна лишь Глэйс, но что она сможет сделать?

Наступил вечер, и с ним пришли новые неприятности. Тот же мужчина приказал Гвен выйти, а в ответ на все ее вопросы только буркнул, что главный хочет ужинать с ней. Ее повели по длинным запутанным каменистым переходам — складывалось впечатление, что они находятся в пещере. Наконец, они пришли на открытую каменистую местность, и у Гвиневры не осталось сомнений, что ее похитители обитают в сплетенных подземных ходах. Она застыла на входе, увидев огромного мужчину с гигантским острым ужасной формы мечом, на фоне которого рыцарское оружие казалось игрушкой. Ее подтолкнули вперед и молча вышли, оставив наедине с этим человеком, нагло рассматривавшим ее и явно удивленным зрелищем, представшим перед его глазами. Девушка попятилась назад, но главарь бандитов резко крикнул:

— Садись сюда! — он показал на стул, а сам направился к месту напротив.

Гвен оглядела стол: он был довольно богатым даже для разбойника. Мясо было нарезано на тонкие ломтики, стояли фрукты несмотря на холодное время, напитки, овощи — и все это в изобилии. Она села, опустив глаза в тарелку. Мужчина, очевидно, такой застенчивостью не обладал и продолжал разглядывать ее.

— Ешь, в темницу такого не принесут, — Гвиневра мысленно согласилась и начала медленно есть. — Странная ты, — усмехнулся мужчина и накинулся на мясо.

— Почему? — решилась спросить девушка.

Главарь оставил мясо и заморгал, глядя на нее.

— Так ты и не догадалась, зачем мы тебя приволокли? — Гвиневра мотнула головой. — Нам птичка принесла, что ты у нас особенная девушка.

— Чем же? — подняла на него свои глаза Гвен и заметила, какое большое и мерзкое лицо у этого человека, причем чем ближе, тем страшнее оно казалось.

— Принц Камелота, говорят, сохнет по тебе, — ответил он, с удовлетворением заметив, как девушка встрепенулась.

— С чего вы взяли? Я даже не работаю теперь в замке. Вы из-за каких-то слухов похитили меня! — возмутилась Гвен.

— Да нет, крошка, слухам я не верю. У меня есть кое-что понадежнее, но тебе об этом знать необязательно. Честно сказать, я думал мои парни привезут красотку необыкновенную. Ну, этих принцев не разберешь.

— Вы же просто продаете людей! — не унималась девушка. — Раз вы думаете, мной интересуется принц, значит, хотите большой выкуп! Вы ошибаетесь и ничего не получите!

От его ответа у Гвиневры холод прошел по спине, а глаза округлись от самоуверенности, исходящей от этого человека.

— Крошка, — сверкнул на нее глазами главарь, — я не ошибаюсь, это первое. А во-вторых, я не золота хочу от принца, а его самого.

— Зачем он вам? Хотя я могу не спрашивать, он не придет, я уверена.

— Придет. И кое-кому он очень нужен.

* * *

Гвен ходила туда-сюда по темнице, словно раненая лань. Нет, он точно не придет. Она, конечно, видела, что Артур продолжает оказывать ей особенное внимание, но не хотела верить, что он способен на большой поступок ради нее. Там в Камелоте, когда на город напал дракон, он спас ей жизнь, но чтобы выручить ее в этот раз, ему пришлось бы противостоять королю или врать ему. Нет, он не способен на это. Она убедила себя не пускать в сердце надежду, что принц питает искреннее и сильное чувство. Более сильное, чем разница в их положениях и его долг перед Камелотом и отцом. Если она поверит ему, то будет сложно продолжать не отвечать ему, сложно не испытывать волнение из-за его пристальных и пылких взглядов, сложно не начать медленно влюбляться в этого красивого и смелого мужчину. Но нет, она не верит ему, она избегает его, хотя и испытывает признательность за многое, а сейчас она прежде всего должна думать, как выбраться из ужаснейшей ситуации в ее жизни.

Артур не придет, эти бандиты вскоре поймут это. Что они станут делать с ней? Разумно было бы предложить, что то же самое, что и с другими пленницами — продадут куда-нибудь, быть может, даже за море. Из этой темницы ей не выбраться, а вот когда ее повезут в новое место, возможность должна предстать. Гвиневра села в угол и подтянула к груди колени, обхватив их руками. Кажется, ей предстояло провести здесь много времени.

Еще один вопрос терзал ее. Кто навел бандитов на мысль об ее похищении? Кто еще мог знать о чувствах принца? Возможно, кто-то из замка? Но тогда значит… Значит, в Камелоте есть предатель или недоброжелатель Артура, что одно и то же.

* * *

Гвиневра отсчитывала дни с того времени, как очнулась. Мучительный и тягучий пятый день клонился к концу. Он был таким же, как и предыдущие, ее больше не звали к главному, лишь три раза в день приносили еду. Вся жизнь текла за пределами ее темницы, она слышала, как по соседству привозят новых пленников, но через день-два их уже увозили. Гвен напрягалась из-за всех сил, прикладывая лицо к серым ледяным стенам, вслушиваясь в крики девушек и женщин, иногда и мужчин, в их разговоры между собой, когда тюремщики оставляли их. Девушка не узнала для себя ничего полезного, и это удручало ее.

Этот вечер стал странным. Гвен должны были бы давно принести ужин. И не только ей, но и ее соседям по темнице, однако бандиты словно были заняты чем-то более важным. Через какое-то время послышались шаги и шум где-то сверху, но вскоре они затихли. Гвиневра не отходила от двери, ловя каждое дуновение воздуха. Она вся извелась, но вдруг ей показалось, что кто-то крадется по коридору. Эта невидимая и едва ощутимая тень остановилась возле ее двери. Девушка замерла. До нее донесся осторожный шепот:

— Гвен?

Гвиневра вмиг узнала этот голос и бросилась к дверной скважине:

— Мерлин! Как ты умудрился здесь очутиться?

— Здесь Артур, — услышала она в ответ, от которого сердце предательски встрепенулось и начало сумасшедше биться.

Мерлин же уже провернул ключ, оказавшийся у него непостижимым образом, и стоял прямо перед Гвен.

— Он сверху, — показал слуга жестом, — вместе с другими рыцарями отбивается от бандитов.

— Другими рыцарями? — не поверила своим ушам девушка.

— Угу, — кивнул Мерлин, — это было настоящее приключение. Пошли отсюда, нужно пошевеливаться.

— Постой, — Гвен схватила его за руку и посмотрела с мольбой в глазах. — Тут еще люди.

— Знаю, — бодро сказал Мерлин и слегка помахал связкой ключей, — Артур приказал быстро вывести тебя, но мы же не оставим их этим подонкам, не так ли, Гвен?

У девушки полегчало на сердце. Делать добрые и смелые поступки в действительности много проще, чем плохие, правда, не все это понимают. То чувство легкости, чистоты и силы, которое охватывает человека после них, не сравнимо с мнимыми страхами и тщетными предосторожностями. Это ощущение, что ты поступил верно, что ты остался верным себе человеком, возвышает тебя над всем. Пока Мерлин держал двери и из темниц выходили пленники, они с Гвиневрой ловили взгляды этих людей: восхищенные, благодарные, трепетные, удивленные и проникновенные. Девушка видела, что такой поток чувств от совершенно незнакомых людей вновь не только для нее, но и для юноши.

Они побежали к началу коридора и оказались в той цепи пещер и переходов, через которые ранее водили Гвиневру на ужин с главным. В ее голове промелькнула страшная мысль: они выбрались из темниц, но сейчас попросту заблудятся в этих бесконечных лабиринтах. Неожиданно уверенная рука Мерлина взяла ее и потянула в сторону. Он шел, не задумываясь ни на мгновенье, куда повернуть дальше. Были слышны звуки драки, казалось, что скоро они натолкнутся прямо на рыцарей и бандитов. Но словно легкой путеводной нитью Мерлин вел их по пещерам и тоннелям совсем рядом, и в итоге оказался на свету, так ни разу и не выйдя на место опасной схватки. Пока юноша что-то показывал другим женщинам, Гвиневра огляделась. Это была горная местность, они стояли у подножья небольшого возвышения, вокруг было много скал и виднелись извилистые высохшие тропинки. Жуткий холод покалывал ее плечи. Пленники быстро разбежались, понимая, что промедление будет дорого стоить, а вот они с Мерлином слегка отбежали в сторону леса и спрятались в тени высоких деревьев, но вот двигаться дальше слуга принца явно не собирался.

— Вы условились встретиться здесь? — встревоженно спросила девушка.

— Нет, вообще-то мне было сказано уносить вместе с тобой ноги, но ты и сама справишься.

Брови Гвен взметнулись наверх, но она понимающе улыбнулась.

— Хочешь помочь ему? — Мерлин молча посмотрел на нее. — Я понимаю, — мягко сказала Гвиневра, — но давай будем честными, ты не рыцарь, у тебя нет оружия. Он отправил тебя ко мне, чтобы мы вместе ушли вперед. Лучшая помощь — не отвлекать его от бандитов, заставляя волноваться о твоей безопасности.

— Иди вперед, Гвен. Там будет перекресток, поверни налево и иди до маленькой деревеньки. Ты доберешься, когда уже будет ночь, останься на постоялом дворе, хозяйка будет ждать, мы останавливались там на пути сюда. — Мерлин заметил, что она медлила, и нехотя добавил: — Я никогда бы не стал причиной угрозы его жизни, я точно знаю, что могу помочь.

Простые слова, сказанные обычным парнем, вызвали у Гвен прилив уверенности в его правоте, ей захотелось послушаться его, словно он точно знал непреложную истину. Странное ощущение, видно, принц тоже испытывал его, ведь Мерлин служит у него довольно долго. Ее ноги сами безропотно пошли в указанном им направлении, а на душе почти не осталось страха за Артура и рыцарей. Будто один Мерлин был в силах уберечь их от любых опасностей.

Ночь полновластно завладела округой, когда Гвиневра заметила бедненький и покосившийся постоялый двор. Свеча горела в прихожей, а хозяйка не выказала ни малейшего удивления потрепанной изможденной девушке, очутившейся в столь поздний час на ее пороге. Без лишних вопросов ее провели в комнату, где был накрыт ужин. Гвен едва отпила воды и, не раздеваясь, свалилась на кровать. Все эти дни она находилась в полном напряжении, пыталась справляться со страхом и желанием расплакаться, говорила себе быть сильной и не раскисать, а главное, убеждала себя в том, что Артур никогда не придет за ней. Запах свежего постельного белья накрыл ее с головой, слезы потекли из глаз, вся усталость обрушилась разом, и полное непонимание, как ей дальше вести себя с ним, добивало ее. Девушка вцепилась в края подушки, осознавая, что все стены, которые она мысленно воздвигла между собой и принцем, разрушились, едва он к ним прикоснулся.