Волки и Овцы (джен)

Рабастан и Эйвери явились минут через двадцать. Вид у последнего был крайне взволнованный. Когда же он, задрав голову, попытался разглядеть вершину необъятного ледяного колосса, Рабастан забавно приосанился, будто сие творение — дело его рук, а не досадная оплошность его брата. Долохов лишь усмехнулся неуместной гордости младшего Лестрейнджа, но решил пока не вмешиваться. Зато Руди живо отдёрнул брата одним лишь брошенным вскользь острым взглядом, прежде чем тот что-то ляпнул. Эйвери, не замечая переглядываний братьев, начал что-то шептать себе под нос, Долохов понял, что тот перебирает варианты возможных заклинаний. Хотя было не ясно, каких именно: тех, что помогут быстро и эффективно убрать эту конструкцию или тех, что могли её возвести. Какое-то время он кружил вокруг ледяной скульптуры, изредка взмахивая волшебной палочкой, и после каждого такого движения его лицо выражало восторг. Отчего Рудольфус мрачнел всё сильнее, но ничего не говорил, ждал. Антонини даже порадовался, что Руди уже успел выпустить пар в короткой потасовке с братом, да и вымотался за день прилично.

— Это потрясающе! Какое интересное сочетание чар. И невероятно сложное.

— Ты знаешь, какое контрзаклятие сможет это убрать? — нетерпеливо поинтересовался Рудольфус.

— Заклятие? Тут ведь не только традиционные заклинания использованы. Полагаю, будет достаточно обратить вспять ритуал, на который и нанизаны остальные чары.

— Да, Руди! Делов-то! Почему ты его ещё не уничтожил? Время тянешь? Похвастаться хотел?

— Не смешно, — раздражённо бросил Лестрейндж брату и вновь обратился к Эйвери:

— Если бы это было так просто, я бы и сам додумался до такого решения. Но в том-то и дело, что, — Рудольфус замялся, но всё же взял эмоции под контроль и продолжил, — это вышло случайно. И не все чары на эту «скульптуру» действуют. Есть ещё идеи?

Лицо Эйвери выражало то ли недоверие, то ли восхищение. Его собеседнику не нравилось ни то, ни другое, но он решил промолчать и дать волшебнику время осмыслить условия задачи.

— Это… Маловероятно… Но если подумать… Да. Очень может быть…

Эйвери , сам того не замечая, играл на тонких струнах терпения Лестрейнджа вместе с ухмыляющимся Рабастаном и философски взирающим со стороны Антонином. Рудольфус с каждой минутой чувствовал себя всё бо́льшим идиотом. Какой-то кусок льда! Как такое вообще могло с ним произойти? Что за нелепость! Но тлеющей внутри ярости не позволил вспыхнуть задумчивый голос:

— Если я правильно понимаю, то природа этой связки заклинаний и ритуала та же, что и у других твоих… всплесков? Вероятно, ты и сам знаешь. Ничего нового я для тебя не открою, но на всякий случай я бы хотел уточнить, если ты не против…

— Эйвери! Я понимаю, что в твоих глазах я неадекватный маньяк без зачатков самоконтроля, но, возможно, тогда тем более не стоит испытывать моё терпение на прочность?

— Не только в его глазах, — будто невзначай хмыкнул Рабастан, за что получил локтём под рёбра от стоящего рядом Долохова.

— Я вовсе так не считаю! Что ты! — поспешил оправдать свою неуверенность Пожиратель, — Я просто подбираю верные слова… Ладно. Прошу прощения. Я лишь хотел сказать, что вероятность того, что волшебник искусно пользуется заклинаниями, о существовании которых ничего ранее не знал, весьма мала. Если она вообще существует.

— Думаешь, я как-то, сам того не замечая, освоил заклинание и забыл?

— Именно! То есть это не совсем корректно, — тут же добавил Эйвери, стушевавшись под хмурым взглядом Лестрейнджа.

— Но ты подумай только! Лорд ведь неслучайно выбрал именно тебя в качестве источника силы: в тебе её достаточно и для себя, и для кого-то со стороны. И даже больше! Ты ведь не ощущаешь оттока магии? Нет. А теперь представь, во что могут обратиться какие-то обрывочные знания, смутные воспоминания! Ты ведь всем этим интересуешься едва ли меньше, чем я. И доступ к информации у тебя всегда был открыт. Ну, почти всегда. Если не считать лет проведённых в Азкабане и…

— Давай без самобичевания. Тоже мне, повод нашёл.

— Так вот. Допустим, что под воздействием времени, дементоров и ментальной магии Лорда некоторые заклятия сплелись в твоём подсознании в этакий клубок. У любого другого волшебника это не привело бы ни к чему. Но в твоём случае достаточно и знаний, и магического потенциала, чтобы под воздействием сильного эмоционального потрясения простое намерение обрело форму нового заклятия.

Эйвери ушёл в рассуждения, воодушевлённо вышагивая перед носом молчаливых слушателей. Было видно, что он и сам ещё не до конца сформулировал простую, казалось бы, мысль и опасается разувериться в ней, упустить. Рудольфус и сам об этом думал, но отбросил эту теорию как несостоятельную ещё на первых порах. Уж очень ему было неприятно приравнивать себя к маленьким волшебникам с их неконтролируемыми магическими всплесками. Но мысли эти периодически всплывали в его голове. Голос Долохова выдернул Эйвери и Лестрейнджа из раздумий:

— Допустим, эта махина — результат сплетения нескольких видов чар. Почему тогда она не поддаётся никому, кроме Рудольфуса? И как всё-таки от неё избавиться? Думай поактивней, а то мы так до Второго Пришествия отсюда не уберёмся.

— Да. Да, конечно. Не поддаётся другим, полагаю, потому, что Рудольфус нередко накладывает подобные чары. Да, они сложные, но опять же: знания, практика, сила и опыт. Не в обиду вам, но мне это видится очевидным. А как убирать…

— Так, чтобы не привлекать лишнего внимания!

— Я понимаю. Можно попробовать распутать этот клубок. Если вытянуть каждую отдельную «нить» заклятия…

— Бомбарда Максима!

Долохов едва успел укрыться щитом, прежде чем в него влетела ледяная глыба.

— Ты сдурел?! — голос вполне живого и, судя по всему, целого Рабастан раздался из ближайшего куста.

— Я устал от пустой болтовни.

С этими словами Рудольфус вновь направил палочку на не слишком изменившуюся скульптуру и шарахнул ещё одной Бомбардой в её основание. Антонин, с трудом поборол желание запустить чем-нибудь увесистым в беснующегося Пожирателя. Вряд ли его это остановило бы, лишь раззадорило. А хуже раздражённого Лестрейнджа может быть только Лестрейндж развеселившийся. И всё же после пятого или шестого взрыва он в пару шагов преодолел расстояние между собой и Руди и схватил того за ухо, как нашкодившего котёнка. Нужный эффект был достигнут: от неожиданности Рудольфус прекратил швыряться заклятиями. Долохов тут же его отпустил, но ясно дал понять, что пустит в дело волшебную палочку, если Лестрейндж решит отыграться. Дожидаться, когда Руди выкинет ещё какой-нибудь фокус, маг не стал, но напомнил, что они не планировали привлекать внимания магглов и тем более Министерства.

— Ты меня за идиота не держи. Думаешь, я не просчитал, куда она упадёт? Она при любом раскладе окажется в пределах защитного контура.

— А когда ты его снимешь?

— К тому моменту она уже сама растает. Не январь же, — отмахнулся Лестрейндж.

— Пока почему-то не растаяла. И как насчёт смятого под её весом леса?

Было видно, что Рудольфус не просто не думал о последствиях своей импульсивной выходки, ему было безразлично, к чему она приведёт. Взывать к голосу разума, когда этот чёрт в таком состоянии, Долохов счёл бессмысленным занятием. Но и позволять творить, что вздумается, было бы весьма опрометчиво.

— Придурок ты, Руди! Чуть не убил! — Рабастан зло сверлил глазами брата, но тот лишь усмехнулся:

— Какие мы ранимые! Не убил же.

— Оно полое! — разгорающуюся перепалку прервал искажённый странным эхо возглас Эйвери.

— Ну и что с того?

— Можно ведь обрушить его внутрь. Это будет не так долго, как распутывать чары, — словно оправдываясь перед Рудольфусом, продолжил он, — а если, скажем, подлететь на метле, чтобы начать сверху, то и площадь урона будет не так значительна — то, что и так уже пострадало. А потом ты сможешь просто растопить образовавшуюся груду льда в пару взмахов палочкой.

— Повторюсь: Ты придурок, Руди.

Рудольфус и сам усомнился в уровне собственного интеллекта. Всё было так просто. Проблемы со сном надо было решать как-то глобально, ведь экстренная помощь Мальсибера имела временный характер. В противном случае он вскоре деградирует до уровня Гойла.