Безмолвная исповедь (гет)

Темные почти до черноты глаза неотрывно следили за парой девчушек, о чем-то уже добрых минут пять шушукавшихся неподалеку от нас, но сейчас цвет их был скорее следствием неудачно подобранных линз, нежели голода. Девушка ощутимо изменилась с приездом Тобиаса, вернее даже было бы сказать, после просмотренных ей воспоминаний последнего. И теперь гораздо сильнее напоминала прежнюю версию Ребекки, спокойную, дружелюбную, немного излишне мягкую, и одновременно рационально-циничную. По сути, это должно было радовать, но что-то напрягало, хотя что именно, я и сам не мог понять, в ее поведении. Слишком оно стало задумчивым и сдержанным. И, даже за несколько дней наконец-то устроенной нами поездки, под мою полную ответственность за поведение Бэкс, стало бросаться в глаза, что вампирша достаточно часто на несколько минут впадала в странное оцепенение, особенно при виде улиц и дорог с оживленным движением или скорой. А сейчас ее внимание привлекли девочка лет четырнадцати и совсем маленькая, не старше шести, впрочем, ни единого даже мельчайшего движения в их сторону Бэкка не делала. Даже на вампирский взгляд, не говоря уже о людском.

— Софи, нам не хватает, я куплю тебе мороженое, хорошо? И нам с тобой по... — прислушавшись к словам девочек, разобрал я. Американский английский, хотя находились-то мы во Франции, в местах, как назвали это в замке, семейной жизни Ребекки. Места ей ровным счетом ничего, судя по всему, не говорили, а вот эти дети заинтересовали чрезвычайно. Чем? Тем, что младшая откровенно капризничала и шумела с тех самых пор, как мы добрались до этого тихого скверика? И так и норовила выскочить на дорогу?

— Но я хочу газировку!

— Софи! — В ссоры людей мы никогда не вмешивались, никогда до этого самого дня. Младшая девочка, явно не отличавшаяся строгим воспитанием, возмущаясь и требуя купить ей то ли сок, то ли игрушку, то ли она сама не знала, чего хотела, постоянно меняя запросы, все-таки рванулась к дороге, старшая метнулась следом, но необходимости в этом уже не было, поскольку малышка оказалась в весьма осторожных, но крепких объятиях Ребекки, по понятным причинам более проворной. Хотя девушка умудрилась при этом все-таки действовать с быстрой, но человеческой скоростью.

— Ты с ума сошла?! — Даже до меня, при всей остроте восприятия и ума, не сразу дошло, чей именно плавный, мелодичный голос разнесся по скверу. — Ты могла попасть под машину! Так нельзя себя вести!

— Спасибо вам, мадам, — затараторила подскочившая старшая девочка, пока я изучал взглядом Бэкку, внимательно смотревшую в глаза как-то притихшей малышки. — Я так испугалась, я бы не успела. Софи очень озорная девочка, но сегодня она вела себя совсем плохо. Простите за беспокойство.

— В следующий раз будьте осторожнее. — Взгляд скользнул по девушке, неожиданно похолодевший и сухой, и голос прозвучал чуть резко, отрывисто. И все же голос, прозвучавший несколько секунд назад, действительно принадлежал Ребекке, отпустившей детей и решительно, но как-то очень мрачно направившейся ко мне. Мы несколько месяцев напоминали ей о ее жизни, пытались разговорить, но безрезультатно. И... совершенно незнакомые дети все-таки вызвали у нее желание быть услышанной? После того, как она снова едва не вышла за рамки правил? Да, в данном случае не критичных, и закон бы не был нарушен, люди бы списали это на ситуацию, но все же! Настолько сильное желание, что она-таки заговорила?!

— Ребекка? — Старательно изображая спокойствие, окликнул я девушку, все столь же решительно подобравшую свою сумку.

— Я понимаю, как ты на меня злишься, затратив столько времени, когда ларчик открывался столь просто, — хмыкнула вампирша. — Даже странно снова себя слышать.

— Бэкс? Ты...

— Думаю, встреча с Рэймондом все еще не будет лишней, кое-чего я или не помню, или не могу понять. Просто эти девочки мне кое-что напомнили. Пойдем отсюда. И... Я не наследила, надеюсь?

— К счастью, нет, — если до обращения голос Бэкки даже на наш слух можно было считать приятным, то сейчас в нем появилось что-то новое, прежде ему не присущее, что-то... Что-то более глубокое и сильное, чем просто мягкость и мелодичность, что-то, что заставляло слушать каждое слово. Проявление дара? Привлечение внимания? Или все-таки нет? — Но, вынужден признаться, леди, вы порядком меня озадачили. Выходит, мне не нужно было ничего этого делать, просто показать тебе ссорящихся детей?!

— Деметрий, пожалуйста, давай сначала вернемся в отель, и я тебе объясню. Я понимаю, как это выглядит в твоих глазах. — Виноватая улыбка, мелькнувшая на губах девушки, была не менее странной, чем само происходящее. Ребекка и до обращения-то не спешила признавать свою вину, и после него и вовсе превратилась в источник эгоцентризма и самоуверенности. Пожалуй, опять же, при всей моей ревности, как раз до появления Мортимера. Впрочем, я и не винил ее ни в чем, скорее был шокирован, не совсем приятно, такой неожиданной простотой разрешения казавшейся очень сложной проблемы. Условие ведь не гласило, что она должна была непременно все вспомнить. Но... Она ведь заговорила, как ни крути, а не запела. Это огромный шаг к выигрышу в пари, но не последний. И не мне винить ее в недосказанности и тем паче лжи. Это я со своей стороны вру, и даже, что называется, не краснею. И мне еще повезло, что те слова о сроках, кажется, Бэкка не услышала. — Ты имеешь право на меня злиться.

— Но я не злюсь. Я просто не понимаю, что это значит.

— Я все объясню. Но... Старшая девочка пахнет весьма аппетитно, нам лучше отсюда уйти... — Я не мог бы сказать, что кто-то из сестер, притихших и уплетавших сейчас какие-то пончики с газировкой, посматривая на нас, пах притягательнее обычного. Да и Ребекка вела себя для подобной ситуации сейчас все еще слишком уверенно и спокойно, и даже вдыхала воздух, что и показывало лучше слов истинное значение ее просьбы. Нежелание, судя по всему, объясняться то ли именно здесь, то ли именно сейчас.

* * *

Дверь в номер закрылась за спиной, отрезая нас от остального отеля, с аккуратной табличкой "Не беспокоить" на ручке, и Бэкка, по дороге хранившая привычное уже молчание, прошла внутрь и, опираясь на спинку стула, осталась стоять спиной ко мне.

— Это не значит, что я и раньше могла говорить, — тихо заметила девушка. — Я не лукавила.

— Я знаю. Как минимум, Владыку ты обмануть бы не смогла, более того, на игру это походило меньше всего, — усмехнулся я, за минувшие двадцать минут, затраченные на возвращение в отель, умудрившись принять ее вновь зазвучавшую речь как данность. — Но мы не один месяц пытались разузнать о тебе побольше и напомнить, а выходит, тебе...

— Если бы я увидела это еще пару недель назад, просто прошла бы мимо, — еще тише отозвалась Бэкс. — То, что ты, синьора и Джейн сделали и делаете, было очень важно. Вы действительно мне очень помогли, и вспомнить Элоиз, и тот период, когда я разыгрывала Лиз, и кое-что из прежней жизни, до аварии. Да, я все еще не знаю, каковы были на самом деле мои отношения с мужем, и все еще не знаю, если честно, многого о себе. И не до конца уверена, что все помню правильно. И... Ты сделал очень много, ты помог мне встретиться с Тоби, более того, понять, что я действительно должна все вспомнить, и то, какой я была. Точнее, какая я на самом деле. Понять, когда, с чего начались мои заблуждения.

— Прошла бы мимо? — О том, что мы бы поступили точно так же, я говорить не стал. — А что изменилось?

— Я изменилась. Я вспомнила то, какой была до аварии, узнала себя. И, знаешь, если честно... — девушка, выдержав небольшую паузу, обернулась ко мне. — Сегодня я убедилась в том, что и ты был знаком вовсе не с Ребеккой, Дем. Вернее, та часть меня, которую ты успел увидеть, это не совсем я.

— Об этом я уже догадался, — кивнул я. Догадался еще с тех самых пор, когда Тобиас впервые начал описывать мне Бэкс и я впервые отметил расхождения со знакомой мне певицей. Да и потом, изучая ее прошлое, все сильнее укреплялся в этом мнении. — В какой-то мере я узнаю тебя вместе с тобой, можно сказать.

— Эти девочки мне кое о чем напомнили, пока я за ними наблюдала... — В алых глазах, за растворившимися линзами, отчетливо читался легкий оттенок грусти.

— О чем? — Мне было сложно даже представить, что могло бы столь резко и без видимых причин нарушить затянувшееся молчание Бэкс. Что на этот раз, как сказал бы Тобиас, сподвигло ее заговорить. Явно ведь не просто желание помочь девочке...

— Когда мне было лет пять или шесть, я в определенной степени поспособствовала смерти человека. У матери был младший брат, Деннис. Намного ее младше, и, когда бабушка и дедушка умерли, мама и отец забрали его к себе, ему было лет десять. Когда я родилась, он очень ко мне привязался, играл, водил гулять и в какие-то кружки, делал игрушки, пел колыбельные и рассказывал сказки, — древесина тихо скрипнула, отчетливо, под весом примостившейся на краю кровати Ребекки, которая, казалось, каждое слово выдавливала сейчас с трудом. — Он проводил со мной уйму времени, мама тогда еще работала, она была медсестрой в клинике. В тот день... Мы были в Лондоне, Дэн водил меня в музей, не помню, куда именно, я очень устала и жутко капризничала. И... В какой-то момент я слишком заигралась, мы как раз шли вдоль оживленной магистрали, там было защитное ограждение, довольно низкое, но от машин бы помогло спастись, в случае чего-то, и я забралась на него и чуть не упала. — Бэкс хмыкнула. — Меня стащить Деннис успел, но сам равновесие не удержал, все случилось очень быстро, водитель не успел отреагировать. Когда приехала скорая, он уже был мертв. Я все пыталась понять, почему я после смерти отца не отправила мать в клинику, — взгляд, совершенно невидящий, скользнул по мне, и вернулся на стену номера. — Я просто знала, что это я виновата в случившемся. Она очень тяжело перенесла это, а я добавила, я ведь тогда чуть с ума не сошла, молчала долго, отец таскал меня по врачам, мама лечилась в клинике. Сперва от депрессии, а когда вернулась домой, попыталась задушить меня моим же шарфом. И снова лечилась, дольше, чем в первый раз.

— Но ты в этом не виновата, ты же его не под колеса толкнула, — попытался возразить я.

— Если бы я туда не полезла, ничего бы не произошло. Прямой вины да, нет, но косвенная — есть.

— Тебе было пять или шесть лет!

— Ну не три же года! — Если что-то и оставалось в ней до сих пор от той Ребекки, с которой был знаком я, то прежде всего упрямство и склонность спорить. Да и, пожалуй, определенная излишняя, и мне присущая, рациональность. Вполне вероятно, и ставшая тем самым толчком в ту самую неделю погони, который привел нас к весьма своеобразным отношениям. Ни дружбой, ни любовью в полной мере назвать их было нельзя. Впрочем, их омрачало кое-что внешнее, кое-что, что стало чуть возможнее разрешить. Правда, петь Бэкка все еще не пыталась. И заговорила-то случайно и меньше часа назад.

— Бэкка, — я, до этого момента измерявший номер шагами, присел рядом, сжимая руку девушки в своей. — Не надо себя винить в том, что случилось больше двадцати лет назад, более того, когда ты была совсем ребенком. Бежать от этого не надо, конечно, но и винить себя тоже...

— Я до сих пор не могу понять, от чего хотела убежать в тот день, когда попала в аварию, и еще пару мелочей. Думаю, все же стоит услышать версию Линдса. Меня ведь, судя по всему, виртуозно обвели вокруг пальца.

— А почему ты замолчала в Стамбуле? Это ты помнишь? — Давить на спутницу вопросами в мои планы хоть и не входило, но сейчас им была другая причина, этим вопросам. Не хватало только того, чтобы девушка умолкла снова. Времени и так оставалось все меньше, хотя усиленные и ускоренные тренировки и заняли в итоге у нас меньше двух недель.

— Вспомнила, как дела обстояли до аварии, все, включая случай с Дэном. Я ведь в тот момент, когда ты меня укусил, очень хотела забыть и маму, и Денниса, и все, с этим связанное. И мне это удалось. А, поскольку это было фактически началом моей жизни, я забыла все.

— Странно, я ни разу не слышал и не видел ничего, связанного с твоим дядей, — даже в доме Гринов ведь и впрямь не было ни единого намека на существование в их семье еще кого бы то ни было. — И на кладбище.

— Отец решил, что было лучше не напоминать нам с матерью об этом лишний раз. Мы настолько старались не затрагивать эту тему, что переехали из одного пригорода в другой, мы раньше жили не там. Новые соседи и друзья семьи тоже были не особо в курсе о том, что нас не всегда было трое. Я всю жизнь пыталась сбежать от этих воспоминаний, не выносила вида крови, очень долго боялась машин. Кто бы мог подумать, что именно это воспоминание вернет мне дар речи, — пальцы почти до боли стиснула все еще слишком сильная, хотя и уже куда менее гротескно, чем в первые недели ее новой жизни, кисть. — Когда эта девочка, Софи, чуть не выскочила на дорогу, я вдруг отчетливо вспомнила этот день, я и до этого его припоминала, но никак не могла разобраться в видениях. Я всю жизнь сбегала от осознания того, что невольно убила своего первого в жизни друга, своего дядю, человека, учившего меня говорить и первым заметившего, что у меня хороший голос. И от того, что на его месте должна была быть я. — Рука дрогнула, и как-то медленно скользнула выше по моей, к локтю, вместе со взглядом, упершимся чуть мимо глаз. В глаза Бэкс вообще смотрела крайне редко, поясняя это тем, что тогда просыпался ее дар, и, не имея четкой цели, атаковал ее хаотичными видениями. — Ты можешь на меня злиться, столько времени затратил, но впустую...

— Злиться?! — Порядком удивился я. Мы повторили их свадебную поездку, побывали в Германии, где некогда Бэкс отдыхала с классом пару недель, и собирались было посетить Лондон и дом семьи Грин, и назвать минувшие дни скучными или напряжными даже я мог бы с трудом. Скорее даже в определенной мере, учитывая, что мы все-таки были вдвоем, это была почти романтическая поездка. — Бэкс, ты заговорила, и это уже здорово! И, по-моему, не впустую, ты же сама говорила, что пару недель назад прошла бы мимо!

— Спасибо, — и все же определенная то ли хрипотца, то ли просто новые на слух нотки резали ухо, и заставляли все сильнее задумываться о том, как скоро Бэкс удалось бы успешно спеть. И удалось ли бы вообще. — Вы для меня очень много сделали. Научили себя правильно вести, скрываться от... людей, охотиться, помогли освоить дар и многое вспомнить. Хотя я не знаю, насколько я подхожу на ту роль, в которой вы меня видите. — Внезапно заметила девушка. — Вы ведь общались со мной только после амнезии, до сих пор.

— Владыка Аро...

— Я понимаю, что он видел все. Просто есть кое-какие моменты, которым еще предстоит вскрыться. Кстати, ты еще тогда, в поездке, что-то говорил, что не все... мы... трогаем людей... И я видела у Тобиаса... — Замялась девушка.

— Тобиас как раз вегетарианец, в нашей среде их называют так. Он питается кровью животных. В нашей семье едой служат люди.

— Ясно, — даже в самом начале нашего знакомства мне, при всей проницательности, было чаще всего нелегко угадать ход мыслей Ребекки. — А это обязательно?

— В смысле?

— Ну... Мне же предстоит войти в ваш клан. Но убивать людей я не хочу. Мне обязательно это делать?

— Это традиционный способ пита...

— Обязательно или нет?!

— А как ты себе представляешь? Ты сожрешь всех животных в округе, с учетом того, что мы никуда не переезжаем? — Уточнил я. — Люди что-то да заподозрят!

— У вас в замке пачками пропадают туристы, итальянцы и даже горожане, однако пока еще никого с вилами, смазанными святой водой, я у дверей не заметила! — Прошипела девушка. — Я понимаю, что вы не просто так вложили в меня столько сил и у вас на меня есть планы, и принимаю это. Но я не хочу убивать людей.

— Тебе придется учиться этого не делать, с учетом того, что до недавнего времени ты вполне спокойно это практиковала. Это займет время...

— Я понимаю. — Бэкс поднялась, скрестив на груди руки.

— Кто будет тебя учить?! У нас все нормально едят!

— Во-первых, это не нормальное питание, это убийство. А во-вторых... Тобиас. Он же научился! И меня научит!

— Ребекка, не сходи c ума... Ладно, я понимаю, да, твои этические принципы вернулись... Некоторые находят другой выход. Охотятся, например, на преступников и маргинальных личностей.

— То есть ты предлагаешь мне практиковать полумеру? — Невинно улыбнулась девушка, и в этот момент окончательно напомнила ту самую Бэкки, с которой я мотался зигзагами по Европе. Тогда она была максимально настоящей? Если так, влюбился, выходило, я все-таки в Бэкс, а не в ее зыбкий искусственный образ. — Спасибо, но это как-то не очень классный вариант.

— Я питаюсь так уже шесть...

— Сотен лет и чувствую себя замечательно! — Кивнула девушка. Точно как Джейн в подобных спорах. — Молодец, я тебя с этим поздравляю, и обязательно вручу тебе медаль в честь этого достижения. Но я не хочу убивать людей. И я не буду этого делать. Ну, как временная мера, да. Но...

— Хорошо, когда мы вернемся домой, обсуди это с Владыкой, ладно? Я не припомню случая, чтобы у нас кто-то яро желал питаться животными, из тех, кто сейчас в клане...

— Все бывает в первый раз.

— Ты невыносима! — Именно это мне пару раз всерьез хотелось сказать еще в ту неделю, но вырвалось только сейчас, когда руки опустились на скрытые плотной кофточкой плечи. — У тебя просто ужасный характер. И, если честно, — уже серьезно закончил я, почти касаясь губами губ девушки. — Я ужасно скучал по твоей болтливости, Бэкс, и по этим спорам. Пообещай мне, что больше не замолчишь... — В глубине души мне невероятно сильно хотелось рассказать ей, как важно было для меня слышать ее голос, возрождавший угасшую было надежду выиграть спор. Как важно было для нас обоих еще пару часов назад просто чтобы она заговорила, и как все еще было важно, чтобы она через пару месяцев смогла-таки спеть. Но рассказать всего этого я по вполне очевидным причинам не мог.

— Вообще никогда? — Ехидно уточнила Ребекка.

— Так надолго. Это были очень, очень-очень гадкие месяцы.

— Не надо было меня в таком состоянии кусать.

— Тогда бы я тебя сожрал по дороге, — хмыкнул я. — И, раз уж мы занялись этим, доведем дело до конца, так? — Оставалось придумать, как проверить певческие способности Бэкки и подтянуть их при необходимости. Но сейчас, после случившегося, это могло подождать. Призрачные шансы и так стали реальнее. — А почему ты все-таки заговорила?

— Я просто сказала то, чего мне когда-то никто не сказал вовремя. — Улыбнулась девушка, с заметной грустью. — То, что я хотела бы сказать себе двадцать лет назад. Тоби или Владыка наверняка говорили тебе, что мне нужно было захотеть, чтобы меня услышали.

— Оба.

— Мне очень хотелось, чтобы меня услышала я. Это, правда, невозможно, но... Как видишь, я снова говорю. Через пару дней тебе захочется, чтобы я снова заткнулась. Тебе ведь в наши пробежки этого так хотелось...

— Это последнее в мире, чего я теперь вообще могу захотеть, — глухо усмехнулся в ответ я. — Если я захочу, чтобы ты замолчала, знай, что я сошел с ума. Вампиры, кстати, по-моему, с него не сходят.

— То есть ты добровольно соглашаешься терпеть мой несносный характер рядом? — обнимая меня за шею, еще более вкрадчиво уточнила девушка. — Я верно понимаю? Деметрий Паглиарини, вы, кажется, мазохист...

— Я люблю тебя. — Этих слов, по крайней мере сейчас, я от себя сам не ожидал, и расширившиеся глаза Бэкс ее шок выдавали не хуже, чем мои — мое недоумение от всего, случившегося в тот день.

— Что?!

— Тебя, именно такую, какая ты есть, с твоими тараканами и капризами. Да, когда мы познакомились, и пока таскались по материку, и к укусу это было не так, но...

— Ты вообще понимаешь, кто я? — Прищурилась Ребекка. — У меня неустойчивая психика...

— Не заметил.

— Я не стала учиться, и всю жизнь торговала цветами.

— Не всю, более того, я тоже университетов не заканчивал.

— У меня дурная наследственность.

— Не имеет значения, ты... Кхм... Возрастные изменения у тебя не произойдут, психические, кстати, тоже.

— Я выскочила замуж за человека, вдвое меня старше, хотя вообще его не любила...

— Бывает.

— Я сидела на транквилизаторах! Чуть не попробовала наркоту!

— И? Во-первых, я это знаю, во-вторых, ты пытаешься меня убедить, что ты ужасная дама, или проверить? — Уточнил я. — Теперь ты на них явно не подсядешь. Это невозможно.

— То есть... — Медленно, не торопясь отвечать, отозвалась девушка, все же заглянув мне в глаза. — Ты серьезно?

— Нет, я шучу. И да, ответа "я тоже" я не требую, мне не двадцать лет, я прекрасно понимаю, что это может быть не так.

— Прозвучит нелепо, после сказанного, но... пожалуй... я тоже. — Слабая улыбка мелькнула на губах и тут же пропала. — Это, кстати, тоже помогло мне заговорить, если ответить на твой вопрос. Ты очень много для меня стал значить за это время. — Особенно с учетом того, мысленно невесело прибавил внутренний голос, что я продолжал "лукавить", не раскрывая того, как все обстояло на деле. Ей не стоило об этом знать и раньше, и теперь, после странного, но вполне в нашем духе прозвучавшего, признания в любви, не стоило еще больше. — И мне хотелось и тобой быть услышанной. И я торжественно обещаю тебе, что так надолго я больше не замолчу. — Верхняя пуговица плотной темной кофточки поддалась пальцам очень легко... И, хотя нам и предстояло еще кое-что восстановить в картине событий, на всякий случай, и кое-что сделать, это все-таки, теперь, действительно могло немного подождать...

"Так надолго я больше не замолчу", обещание, звучавшее утешающе, но даже сейчас напоминавшее о том, что нам еще предстояло добиться того, чтобы она-таки не замолчала на срок куда более долгий. И, желательно, не узнала бы при этом о том, во что я умудрился ввязаться несколько месяцев назад, добиваясь, сам тогда еще не понимая, зачем, для "игрушки" клана права на попытку восстановить утраченное. И какой странной, но в нашей ситуации слишком неоднозначной и зловещей, была в этом пари ставка с моей стороны.