Страж разума.  (джен)

За день до того, как Хогвартс-Экспресс покинул Кингс-Кросс без меня и через семь дней после того, как я узнал, что моя мама знала о том, что Петтигрю — УПС, я сидел у себя в гостиной, с блокнотом и шариковой ручкой в руке. После долгой недели, проведенной за исследованием фамилий Трех Графов Магии и пересмотра своей старой теории, я выяснил, что титул Томаса не мог быть новосозданным и, что Дамблдор сознательно лгал об этом Визенгамоту. Впрочем, он не в первый раз лгал, и я сомневался, что это отпугнет Фаджа. Перебрав гору информации, я получил больше вопросов, чем ответов. Тем не менее, я кое-что понял: если мой кузен не вникнет в образ мышления Дамблдора, очень маловероятно, что он сможет грамотно предостеречься от новых ловушек, учитывая, во сколько из них Томас угодил во время последней войны.

Как бы заманчиво ни было, я не стал тратить все свое время на изучение прошлого. Вместо этого я взял несколько книг о деревообрабатывающей и мебельной промышленности, которые Барти оставил на моей тумбочке. Потом переоценил свой проект IOWL и заполнил нужные для декабрьских сессий Wenlock-документы, которые Томас и Барти должны были подписать. Также я поговорил с Дайфи о воспоминаниях, причем надоел ей настолько, что она просто отползла от меня. Попробовал поговорить о них с Хедвигой, но она игнорировала каждое мое слово, ухаживая за моими волосами, напоминая мне назойливую миссис Уизли. Потом я допрашивал Сириуса и записывал все магические упражнения, которым меня обучали Томас с Барти, и даже упражнения по обработке бобов, которых я презирал с такой же страстью, как и Драко Малфоя с Дамблдором. Кстати, мне бы очень хотелось увидеть выражение лица дяди Невилла — Алджи, если бы он «случайно» сжег его хохолок. Этот „мужественный“ человек думает, что имеет полное право бросать своего племянника в окно. Хотя я отвлекся от темы, но между тем нашел даже возможное решение для моего аляповатого вывода.

С логической точки зрения я понял причину, по которой Томас принципиально не экспериментировал дома: все дело в Барти. Но я-то не Барти. После диагноза, что поставил Алекс, мне нужно было как-то отвлечься, чтобы не думать о травмах, которые сократили мою жизнь почти вдвое. Тренировка с превращением коробок из-под обуви в восковую дощечку для письма с острой палочкой была забавной: она не позволяла мне слишком много думать о диагнозе, кроме того это было лучше, чем просто сидеть и набивать свою и так трещащую от избытка информации голову, особенно, если мне не разрешали использовать ее. Мне сейчас как никогда были нужны мои проекты, ибо они — единственное, что удерживало меня в здравом уме.

Я также знал, что Алекс не планировал назначать мне постельный режим для следующего этапа моего лечения, который он перенес со второго сентября на шестнадцатое. Но это не имело особого значения. Он сказал, что категорически запрещает мне подниматься по лестнице в течении как минимум недели после каждой сессии лечения, что уже было проблемой, поскольку я работал над своими проектами не только в школьной комнате, но и в лаборатории зелий, а также в сарае с садом. К счастью, я нашел выход из ситуации. Первой мыслю было подсыпать Томасу в чай не обнаружимое зелье, которое заставит его забыть, что его драгоценная библиотека находится выше моей спальни, и быстро выложить свой план действий. Но я быстро отмел этот безумный вариант и решил, что лучше давить на жалость к бедному сиротке, чем вынашивать идею обмануть крайне параноидального человека, который сперва проклинает, а затем уже спрашивает.

Я нервно взглянул на часы над мантией: без пяти два. Лолли дала мне их через два часа после того, как я позволил ей просмотреть воспоминания Петтигрю и передал ей короткую записку для Томаса. Может быть, я должен был попросить что-то другое, кроме «часов», но я не знал, что еще можно попросить. Воспоминания сказали более чем достаточно.

Глубоко вздохнув, я сосредоточился. Это обещало быть самым трудным разговором в моей жизни, но и самым необходимым. Лолли была права: нам нужно было поговорить, но это не значит, что мне нужно начать разговор с самой сложной темы. Может быть, если бы я предварительно готовился к этому разговору, все было бы не так уж плохо. Я собрал свое мужество и сделал шаг вперед. Расправив плечи я постучал пальцами в дверь.

— Войди, — сказал Томас, прежде чем дверь распахнулась. — Подожди перед камином, — приказал он, когда я пересек порог.

Страх, накопившийся у меня в желудке, ледянымы пальцами подкрался к моим рукам. Чувствовалось это в десять раз сильней присутствия дементора, заставляя меня задаться вопросом, неужели я себя настолько сильно накручиваю или мои ощущения вполне реальные. Закрыв глаза, я погрузился в медитацию, вызвав в сознании образ теплого очага и поднял свои окклюментивные щиты. Стремление убежать исчезло, и мои худшие воспоминания остались прочно запертыми за щитами. Когда я удостоверился, что могу держать щиты, не распыляя внимание, открыл глаза.

Я осмотрел комнату в поисках дементора, но его здесь не было. Вместо этого я обнаружил Томаса, что сидел, сгорбившись за маленьким столиком в дальнем конце комнаты, у двери, ведущей в застекленную консерваторию.

Он поднял палец в знак предупреждения и слегка повернулся, перестав загораживать собой висящий над столом маленький обсидиановый обелиск высотой с мою руку. Взмахом своей палочки он активировал руны вокруг его основания. Еще один взмах — и в воздухе над обелиском появились новые руны, а затем они переставились местами.

Очевидно довольный результатом, Томас кивнул.

— Лолли, когда закончишь запись данных, верни это в хранилище и запри там. Используй свою кровь, — сказал он, бросая на меня предостерегающий взгляд.

— Конечно. — Она нацарапала что-то на длинном рулоне пергамента, затем телепортировала обелиск щелчком пальцев. Чувство присутствия дементора тут же исчезло. Она проницательно посмотрела на Томаса. — Я пошлю Нэта с едой, попробуйте что-нибудь съесть. — Когда Томас начал протестовать, она подняла руку. — Я знаю, хозяин. Проведя последние четыре часа с этой штукой, мне тоже не хочется есть, но мы оба использовали много волшебства. Если мы не будем питаться, завтра будем не дееспособны. — Она взглянула на меня. — И вы тоже должны поесть, прежде чем принимать свои дневные зелья, а не после, как вы сделали вчера.

Я покраснел.

— Извини, я забыл.

— Понимаешь, это не должно повториться, — сказала она с приторной улыбкой, которая обещала мне большие проблемы, если я не последую ее указаниям.

— Да, мэм.

— Позовите меня, если понадобится, — сказала она и исчезла.

— Что это было? — выпалил я. — Эти чувства, которые я ощутил рядом с тем обелиском, напомнили мне ту ночь у озера, когда я спасал Сириуса. — Что может вызвать их, кроме дементора?

Томас пересек комнату и опустился в кресло. Он откинул свою голову назад и закрыл глаза.

— Полагаю, — сказал он после короткой медитации, которая длилась несколько минут, — он смертелен для дементоров.

Он шевельнул пальцами. Рулон пергамента, что принесла Лолли, молнией перелетел через комнату и приземлился у него на коленях. Томас развернул его и поманил меня ближе. — Эти руны здесь, — сказал он, указывая на последовательность, которую Лолли скопировала с объекта, — говорят, что это их дело, но ты никогда не должен доверять чему-либо, написанному на волшебном объекте. — Мы волшебники — большие параноики, причем все до единого. Чаще всего надпись представляет собою ловушку, побуждающую тебя использовать объект именно таким образом, который, вероятно, приведет к твоей кончине.

Запомнив эту информацию на будущее, я спросил:

— Вы у Борджина и Беркса учились или делали это во время подготовки для мастерской степени?

Он прочел заклинание Патронуса, и когда серебристый волк свернулся за стулом, успокоился. Большинство людей полагали, что единственным средством лечения от влияния дементора был шоколад, но правильно скастованный Патронус действовал точно так же, если не лучше. По крайней мере, так говорилось в записке, которую я нашел на краю одной из настоящих книг Аластора Муди. Наблюдая за тем, как напряжение уходит из Томаса, пока он протирает ногой волка-патронуса, как будто он был настоящим, я задался вопросом, что лучше: патронус или шоколад. Первый, в конце концов, работал безусловно быстрее.

— Сядь, — сказал Томас, указывая на стул напротив себя. После того, как я сел с записной книжкой у себя на коленях, патронус сместился, и его хвост свернулся вокруг моей лодыжки. Теплота охватила меня. В некотором смысле это ощущение напомнило мне, каково быть защищенным впервые в жизни. — Прошу прощения, — сказал Томас. — Я должен был предупредить тебя, прежде чем подвергать тебя такому испытанию.

Мои глаза сузились, когда я понял скрытый смысл в егословах.

— Зачем ты сделал это?

Он пристально посмотрел на меня.

— Мне нужно было увидеть твою реакцию.

— Вам было любопытно, — обвиняюще сказал я.

— И это тоже. — Мне нужно было знать, думал ли ты над тем, когда нужно использовать Окклюменцию, до или после того, как призвал Патронус.

— Зачем?

— Прежде всего, это означало бы, что ты научился думать, перед тем, как действовать. Это также означает, что ты уверено пользуешься Окклюменцией.

— Но я не так уверен.

Однако Томас покачал головой, печально улыбаясь.

— Твои инстинкты говорят иначе. Ты даже не подумал скастовать Патронус, не так ли?

Я стиснул зубы, разозлившись на всех в тот момент: на себя — за то, что не среагировал так, как было нужно; на Барти — за то, что он приучил меня „сначала изучить заклинание как следует, а потом уже колдовать”; и на Томаса — за этот идиотский тест, который вывел меня из себя.

— Я все еще не понимаю, почему вам нужно знать, как бы я отреагировал, — сказал я.

— Северус Снейп покинул Орден через несколько дней после того, как тебя госпитализировали. — У него бессрочный контракт с Хогвартсом, поэтому он все еще числится профессором Зелеварения, но я потерял своего информатора в стане Дамблдора. Держать Северуса в Хогвартсе важнее, чем в Ордене, Гарри. Мы все еще находимся в состоянии «холодной войны», но это в конечном итоге изменится. Когда это произойдет, любой, кто связан с моими известными последователями, не исключая и тебя, может попасть под удар.

Мои глаза расширились от ужаса. В глубине души я знал, что такая вероятность существует, когда пошел на сделку с Томасом, но искренне считал, что члены ордена Феникса не зайдут так далеко. Они защищали таких людей, как Гермиона. Они не причинят ей вреда, особенно, если я останусь нейтральным.

— Но я же в нейтралитете.

-Ты также мой наследник. Ненависть не меняет твою кровь, Гарри. Выбирая между нами двумя, ты более уязвимая цель, слабое место, которое я все равно не могу себе не позволить. Если этот конфликт обострится, они могут нацелиться на тебя, чтобы добраться до меня. Ты в безопасности под моей Защитой, но твои друзья — нет. Хотя у меня есть серьезные сомнения в твоей дружбе с Невиллом, — я пристально смотрел на него, — я боюсь, что если что-нибудь случится с Гермионой, ты будешь действовать по своему плану.

— И чья это вина? Вы поклялись, что поможете мне, но все, что вы делаете, это заставляете читать книги и слушать лекции. Мне нужно ...

— Исцеление твоего разума может занять годы, ты знал это прежде, чем связываться со мной. Нет легкого пути. Нет таких целительных ритуалов или зелий, которые могли бы обратить вспять все твои травмы. Твои исследования в области Окклюменции прогрессируют с удивительной скоростью для того, кто не учится у мастера-легилимента.

Закатив глаза, я сухо сказал:

— Я живу с мастером-легилиментом. Я должен прогрессировать быстрее.

Томас устало посмотрел на меня, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Магия разума может быть чрезвычайно напряженной для организма. С первого дня ты был магически и умственно готов к более интенсивным занятиям, но мы также должны учитывать твое слабое физическое здоровье. Например, один сердечный приступ может заставить твой прогресс в лечении откатиться назад на месяцы, если не годы. А если будешь загонять себя, это может кончиться летально для тебя. Я хотел дать тебе как можно больше времени, чтобы исцелиться, насколько это возможно. Я также почувствовал, что научить тебя более глубокой ментальной магии было бы легче, если бы мы оба жили комфортно в одном доме. Это одна из причин, которая вынудила меня остаться с тобой в Сент-Мунго, даже после того, как Барти использовал novam vitum. Однако у нас нет так много времени. Я соединил твой разум воедино, но это временное решение, поэтому мы должны повторять процедуру каждые шесть месяцев до тех пор, пока ты полностью не исцелишься. В случае эскалации войны, в чем я твердо уверен, есть шанс, что, если временное соединение осколков твоей личности обратится вспять, я не смогу быть рядом вовремя.

Я чуть не прокусил свой язык. Конечно, противостояние обострится. Дамблдор и Томас давно отказались от мирного разрешения конфликта, и произошло это за несколько лет до моего рождения. Я хотел показать пальцем на зачинщика конфликта и громко прокричать его имя, но не стал. Если бы я потерял контроль над своими эмоциями, Томас никогда не ответил бы на мои вопросы.

— Я показал тебе этот обелиск по двум причинам: во-первых, это позволило мне смоделировать атаку Легилименцией, контролируя твои жизненные показатели. Сердечный ритм и кровяное давление остались в пределах нормы, а это значит, что ты готов к более интенсивным занятиям. В худшем случае здесь могут появиться дементоры, охраняющие периметр. Использование дементоров в качестве персональных охранников — это крайняя мера, которую я не считаю нужным предпринимать, но я предпочел бы быть готовым даже к такой ситуации, чем быть пойманным, не зная последствий.

— Как насчет Барти? — спросил я, внимательно посмотрев на него. Томаса сжал губы в тонкую линию и отвел взгляд. Я округлил глаза от ужаса, когда понял его молчаливый ответ. Если Томасу понадобятся дементоры для охраны своего дома, значит, Томас, скорее всего, серьезно ранен, а Барти уже мертв. Сжав кулаки, я мрачно кивнул. — Я понимаю, вы никогда не отвечали на мои вопросы, — начал говорить я, чтобы отвлечься от горьких мыслей, — но кто сообщил вам, что руны могут лгать?

— Дамблдор, на самом деле. — Когда я приехал в Хогвартс, я стал грязнокровкой Слизерина. Некоторые из моих соседей поверили в обратное, после нескольких демонстраций парсельтанга, но другие ... Они дошли до того, что стали уважать мою силу. Сейчас они даже принимают меня в свой социальный круг, хотя я не скрываю от них свое смешанное происхождение. — Но в начале они меня ненавидели .

— Как Малфой ненавидит Гермиону? — спросил я с любопытством.

— Может быть. — Скажи мне, Гарри, молодой Малфой цепляется к каждому магглорожденному в Хогвартсе или только к ней?

Я хотел выпалить: „конечно, к каждому магглорожденному“, но быстро понял, что это не так. Дин никогда не знал своего отца, но он называет себя магглорожденным.

— Я не видел его с кем-нибудь из других магглорожденных в одиночку, — сказал я, давая себе некоторое пространство для маневра. Это же Малфой! Конечно, он должен цепляться ко всем магглорожденным. Но он этого не делал. — По правде говоря, молодой Малфой слишком ревнив. Еще первогодкой, магглорожденная Гермиона, абсолютный новичок в волшебном мире, била его по успеваемости в каждом предмете. В мизинце у этой девушки больше таланта, чем у Драко Малфоя во всем теле. Она также является могущественной ведьмой. Через несколько десятилетий она будет в состоянии соответствовать мне по мощи заклятий, если я не воспользуюсь парсельтангом. То же самое касается вас. Вы с ней оба особенные, а молодой Малфой — просто посредственность. Его отец, в ошибочной попытке мотивировать мальчика, убедил его, что он выше других по праву крови. И как будто всего этого мало, Гермиона также довольно привлекательна, в то время как большинство девушек из более старых семей, к которым его родители поощряют свататься, мягко говоря, дурнушки.

— Значит, выходит, что Малфой ненавидит Гермиону, потому что она красивая? Это же глупо.

— Я говорю, что он бы ненавидел ее меньше, если бы она была похожа на Паркинсон. Даже если бы она не была магглорожденной, он все равно ненавидел бы ее. Однако магглорожденная лучше него, при этом она даже не полукровка. А что еще хуже, в его глазах, так это то, что она еще и девушка.

— Теперь представь себе, что твоя Гермиона делит комнату в общежитии с четырьмя Малфоями, и у тебя будет схожая с моим первым курсом ситуация. Сначала они презирали меня, но при этом они также оставались слизеринцами. На кануне моего первого Рождества в Хогвартсе один из моих соседей по спальне подарил мне якобы защитный амулет. Мой декан сразу конфисковал его и отдал Дамблдору для анализа. Несколько недель спустя, Дамблдор попросил меня остаться после урока и объяснил, что на самом деле делает амулет. Он защищал всех от меня.

— Значит, тот обелиск фактически не тюрьма для дементоров?

Он облизнул губы.

— Нет, в данном случае, я считаю, что он работает именно так, и в конечном итоге убивает дементоров. Мне нужно сделать хотя бы один такой же и удостовериться, что он работает исправно. Если мне это удастся, я смогу решить несколько проблем.

— Какие именно проблемы?

— Я не должен говорить тебе об этом, Гарри, но полагаю, что знать побольше никому не навредит. Дементоры были созданы для битвы. Они — оружие, которое в настоящее время контролируется министерством. Они могут быть полезными, но не перестают быть от этого чрезвычайно опасными. Если конфликт снова обострится, дементоров буду использовать либо я, либо министерство. Однако независимо от того, чьи приказы они будут выполнять, в конечном итоге дементоры будут освобождены от несения стражи Азкабана и, возможно, их количество увеличится. Но наступит время, когда они должны будут снова вернуться в клетку. Министерство может довольствоваться тем, что ограничивает их Азкабаном, но я не настолько доверяю им.

Нэт появился с подносом, поставил его на стол и исчез. Не вставая с места, Томас вызвал небольшую тарелку с тушеной фасолью на тосте и высокий стакан малинового лимонада. Он отхлебнул напиток и мурлыкнул от удовольствия.

— Как мне недоставало это, — сказал он с улыбкой. — Подумать только, я почти отказал Нэту, когда он попросил разрешения посадить малину. Ешь, пока Лолли не обезглавила нас обоих, чтобы не расстроить своего муженька.

После того, как я забрал себе закуску, сел напротив Томаса и положил тетрадь на пол. Я надкусил тост и отметил, что хлеб свежий, а тушеная фасоль домашняя.

— Итак, что привело тебя сюда, Гарри? Я не против перерыва, но ты обычно не ищешь мою компанию.

Обдумывая, с чего начать разговор, я потягивал малиновый лимонад.

— Я не знал, что лимоны уже созрели, — пробормотал я. Это было глупо. Лимонные деревья при должном уходе дают пригодные в пищу плоды круглый год.

— Это не так, посаженные Нэтом деревья не имеют себе равных и отлично подходят для хранения урожая, но ты вряд ли пришел сюда, чтобы обсуждать со мной лимоны.

Вспомнив, что мне нужна безопасная тема для начала разговора, я призвал свою записную книжку без палочки. На губах Томаса промелькнула улыбка.

— Ты практиковался, — сказал он.

— Чтение о ежедневных бедствиях Невилла на уроках дает мне много стимулов, тренироваться, — сказал я, удаляя сложенные формы IOWL, которые я набивал между страницами своего ноутбука, прежде чем спустился вниз. Их я передал Томасу. — Я уже все обсуждал с Барти, но он сказал, что последнее слово за вами.

Бумага изогнулась, когда он развернул формы. Пока он доедал свой последний кусок тоста и перелистывал бланки, его брови поднималисьвсе выше и выше.

— Четыре экзамены-плюс?* Это амбициозно. — Я проглотил свой протест, когда он поднял руку. — Я видел твой рабочий график, Гарри, как и твои результаты теста. Я считаю, что ты способен сдать эти экзамены и преуспеть. Я просто хочу убедиться, что ты понимаешь, каковы будут последствия. Плюс-экзамены в зельях, чарах и гербологии такие же, как экзамены по химии, физике и биологии, соответственно. Таким образом, они рассматриваются как научные дисциплины. И ты уже знаешь требования к экзаменам-плюс.

Я готовился. Шесть предметов минимум, десять — максимум, в том числе и один экзамен по гуманитарным предметам, точным наукам и языку, а также два экзамена по магическим предметам. Это была очень странная система, в которой экзамен по чарам-плюс считался научным, потому что в него включали физику, но простой экзамен по чарам считался волшебством. Они также переименовали некоторые курсы и изменили другие, пока те не стали почти неузнаваемыми. Например, вместо того, чтобы предлагать экзамен по «Уходу за магическими существами», у них были просто «Магические существа». Экзамен теоретически охватывал все волшебные существа и предполагал необязательный „Уход“ для тех студентов, которые хотели взять IAWL для одного конкретного существа или для больше существ. Они даже не предложили DADA, мой любимый предмет. Вместо этого каждая школа требовала от первого до третьего года базовой магической защиты, которая охватывала оглушители, щиты, чары разоружения, и волшебные существа, такие как боггарт и гриндилоу. Неофициальные дуэльные клубы обеспечивали более продвинутые знания и умения, но для участия в них от учеников, а также от их родителей требовалось подписать магический контракт, в котором любой ученик, по какой-либо причине применивший против другого ученика магию, изученную во время занятий в дуэльном клубе, — неважно, был он пойман или нет, — автоматически исключается. Барти сказал, что Геллерт Гриндельвальд был самым известным волшебником, изгнанным по этому контракту.

— Да, сэр, — ответил я.

— Ты ведь совсем недавно, а точнее, в прошлом месяце, начал изучать физику. Так что сдашь дополнительный экзамен в следующем году.

— Я знаю. — Я сделал паузу и прикусил губу. — Я видел свой учет успеваемости в Хогвартсе, Томас. — Слух о том, что все профессора моей школы думают, что я провалю экзамены, не так уж далек от истины, поскольку Барти ушел из школы. Но Дамблдор выразил надежду, что я потерплю неудачу, как только Моуди перестанет смотреть через мое плечо на мой учет успеваемости. Я знаю, что другие школы действительно не заботит его мнение, или даже большинство моих оценок. Учитывая разницу между разными системами образования и тем, что наше собственное министерство говорит о наших оценках по Зельям и Истории магии, шансы на то, что они сразу отправят меня на экзамены, на практику и собеседование, даже не открывая мой учет успеваемости в Хогвартсе, очень велик. Я могу это сделать, я справлюсь.

— Я знаю, что ты можешь. — Я спрашиваю, рассчитывал ли ты возможные последствия своих действий полностью. — Мадам Амбридж попросила опубликовать в Пророке твои IOWL результаты и, возможно, даже интервью о твоих экзаменах. — Парсельруны и Темные искусства с дополнительной практикой парсельтанга удивят многих.

— Арифмантика-плюс считается моей математикой. Чары-плюс, гербология-плюс и Зелья-плюс, все они относятся к науке. История — это мой единственный гуманитарный предмет, поэтому она мне необходима. Руны считаются отдельным, обособленным, чужим языком. Я мог бы отбросить английскую литературу, которая тоже относится к языку, но думаю, все-таки, стоит взять ее. Трансфигурация — это чистая магия, а магия мне более понятна, когда я знаю, как она взаимодействует с физическим миром. Я знаю, что большинство не все воспринимает ее как науку, но — не я. Я знаю, что тогда у меня будет больше предметов для изучения, но не хочу отказываться ни от одного из моих предметов-плюс. В конечной счете, мне нужен еще один магический предмет: либо Прорицание, либо Темные искусства. Но мне не нужно гадание на кофейной гуще, на чайных листьях или на хрустальном шаре, чтобы узнать об отрицательном результате экзаменов по Прорицанию. Кроме того, на уровне IOWL экзамен по Темным искусствам — просто теория. Это делается в основном из-за того, чтобы ученик не покалечил себя или еще кого-нибудь, используя неизвестные заклинания. Практическая часть — это просто изучение неизвестного заклинания. В прошлом году они учили студентов, как плевком очистить свои ботинки. Годом раньше было, как обрезать волоски в носу. Глупые, безобидные чары.

— Хорошо.

________________________________________

Я нашла в Гугле вот это для экзаменов-плюс.

*https://owltutors.co.uk/prepare-child-4-plus-exam-without-tutor/